Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе 11 страница

Касательно неявного отождествления Тары с «миром богов», надо помнить, что космогонические верования кельтов почти совершенно утрачены или, по меньшей мере, «приземлены». В Индии царь был персонификацией Индры, царя богов, и его придворные также имели свои параллели в небесной иерархии. И именно Тара, а не Уснех, больше всего похожа на Небесный Иерусалим христианского Апокалипсиса, четвероугольный, ориентированный на восток, — город, из стен которого изгнаны все грешники, колдуны и адские легионы. Представляется, что Тара изначально символизировала космос богов, противостоящий хаосу демонов. Уснех же, напротив, был местом первозданного единения, где все противопоставления сняты.

Нам неизвестно, существовал ли обычай зажигать костры Халлоуина в самой Таре. Дж. Китинг говорит, что друиды обыкновенно собирались в Тлахтге, в двенадцати милях от Тары, именно в канун Самайна и что главный костер, на котором сжигались приносимые дары, зажигали как раз там. Это была своего рода «прелюдия» к празднику Тары. Китинг утверждает далее, что в эту ночь гасились все очаги Ирландии, и зажечь их снова можно было только от огня Тлахтги. Если это действительно так, значит, источником всех летних огней в Ирландии был Уснех, а зимних — Тлахтга. Данные Китинга относительно функции центра не полностью соответствуют концепции Уснеха как пупа Ирландии. Он рассказывает, что Туатал Техтмар построил в Митечетыре крепости, каждая из которых соответствовала одной из областей Ирландии. Если следовать этой схеме, то Уснех соотносится с Коннахтом, Тара — с Лейнстером, Тайльтиу — с Ульстером, а Тлахтга — с Мунстером.

Достоверность построений Китинга вызывает сомнение у современных исследователей, которые считают смехотворной идею географического соотнесения Тлахтги с Мунстером. Однако существует и мнение, что свидетельство Китинга — не вполне фальшивка. Как известно, Тайльтиу была супругой самого знаменитого короля племени Фир Болг, главы военной аристократии, которая основала в Ирландии королевство, и не удивительно, что центр собраний, носящий ее имя, имеет связь с Ульстером и что именно там находится место погребения знатных уладов. Неудивительно также, что в двух сагах, рассказывающих о встрече пяти братьев с женщиной — персонификацией Власти, эти братья после испытания оказывались именно в Тайльтиу и что большое собрание в Тайльтиу, которое устраивал король Тары, происходило на Лугназад, а как разв это время на острове высадилось племя Фир Болг, и только оно.

Соотнесенность Уснеха с Коннахтом, традиционно жреческой областью, достаточно естественна, тогда как сама Тара находилась в Бреге, которую средневековые авторы (и сам Китинг тоже) считали частью Лейнстера. Персонификацию Власти, с которой короли Тары должны были сочетаться браком, являла собой Медб Летдерг из Лейнстера. Кроме того, если взять камень Фал как символ королевской власти, сердце которой в Тайльтиу, то сексуальный символизм связывает его с третьей функцией — обеспечением плодородия земли и скота. Таким образом, король как воин был связан с Ульстером, но как даритель животворной силы соотносился с Лейнстером.

Согласно диншенхас, Тлахтга, ассоциирующаяся с Мунстером, обязана своим именем Тлахтге, дочери Муг Рута из Западного Мунстера, «которая вместе со своим отцом обучилась тайной премудрости мира». Именно к ней «церковная традиция питала особую ненависть, какой не испытывала, пожалуй, ни к одной другой кельтской богине и легендарной героине». Другой колдуньей из Мунстера, тесно связанной с Халлоуином, была Монгфинд, дочь Фидаха из Мунстера, жена короля Эохайда Мугмедона и злая мачеха Ньяля Девять Заложников. Она умерла в канун Самайна, приняв яд, который сама же приготовила для своего брата-короля. Праздник Самайн в народе иногда называли «Праздником Монгфинд», потому что, «пока была она жива, было у нее много власти и была она ведьмой, вот поэтому в канун Самайна и обращаются к ней женщины и чернь со своими просьбами». Все это согласуется с тем, что мы говорили выше о традиционной соотнесенности Мунстера с рабами, ведьмами и демонами. Канун Самайна — ночь, когда все эти нечестивые создания вырываются на свободу, и вполне логично, что главный костер Самайна, который, как теперь говорят, зажигали, чтобы «спалить ведьм», должен был находиться в месте, символизирующем Мунстер. Более того, Тлахтгу можно приравнять к третьему, дополнительному огню из древнеиндийских жертвенных обрядов — тому, от которого зажигали восточный огонь, соотнесенный нами с Тарой. Именно на этом третьем огне сжигали подношения предкам, причем имя его и местоположение связаны с югом. Он защищал жертву, приносимую на восточном огне, от злых сил, угрожающих с юга.

То, что Китинг связывает Тлахтгу с праздником Тары соответствует средневековым свидетельствам о трёх главных праздниках года в Ирландии — в Уснехе, в Тайльтиу и в Таре. Сакральные ритуалы — прерогатива представителей первых трех функции, поэтому естественно, что Тлахтга, представляющая Мунстер, и соответственно, четвертую функцию, не должна обладать независимым статусом, необходимым для проведения в ней ежегодного четвертого праздника. Тот факт, что собрания в Уснехе и в Тайльтиу, т.е. в местах, ассоциируемых с половиной Конна, маркировали летние праздники, Бельтан и Лугназад, тогда как сакрализованные пункты, отмечающие зимние праздники, располагались в южной половине острова, подсказывают что север ассоциировался с летом, юг же — с зимой, и в свете этого уместно вспомнить что именно зимой простой люд должен был оказывать знати гостеприимство. В древней Индии север означал день, а юг — ночь, север — мужское, юг — женское, весна и лето при этом соотносились соответственно со жречеством и военной знатью, а сезон дождей — с простым народом. Однако мы не располагаем данными о существовании анологичной систематизации в кельтских странах, и инверсии, о которых мы говорили выше, лишают гипотетические построения всякого смысла. Близость сверхъестественного элемента ночью и зимой предполагает корреляцию этих двух периодов, а равно и юга с Иным миром. Опять-таки Иной мир изображается как страна вечного лета, особенно когда на земле царит зима.

Учитывая несовпадения между двухчастной и четырехчастной концепциями срединной области и ее центров, остается лишь повторить, что сосуществование противоречивых космологических систем характерно не только для кельтской традиции.

Столицы областей Ирландии имеют с центром много общих черт. Почти все они располагались на естественных холмах или хотя бы на искусственных насыпях. И все были местами погребения, что роднит их, скорее, с нашими церквами, нежели с дворцами. Подобно церквам, они посвящались памяти их основателей, которые, как обычно считалось, были в них погребены. Применительно к ирландской традиции уместно говорить не столько об основателях, сколько об основательницах, поскольку в основном это были женщины. В центре страны такой женщиной-покровительницей оказывается в Уснехе — Эриу, в Таре — Tea, в Тайльтиу — Тайльтиу, а в Тлахтге — колдунья Тлахтга. Сама Эмайн Маха, столица Ульстера была основана богиней войны Махой, Наас был местом погребения Наас, жены Луга в то время как Круахан столица Коннахта по преданию назван так в честь Круахи, служанки сопровождавшей Этайн когда та была похищена Мидиром из Племени богини Дану. Имена и подвиги женщин фигурируют также в повестях о менее известных местах, таких, как Кармун в Лейнстере, о котором ниже мы поговорим подробнее. А пока, продолжая аналогию с церквами, можно сказать, что большинство ирландских центров были своего рода «храмами богинь», подобно религиозным центрам поздней Галлии.

В большинстве случаев женщины-основательницы, вроде Кессар, которая первой прибыла в Ирландию, жили недолго и умирали безвременно. Так у Тальтиу разорвалось сердце, когда она расчищала долину, получившую впоследсгвии ее имя, Кармун умерла в изгнании от тоски, и «смерть явилась к ней в облике весьма непотребном». Маха умерла, подарив жизнь двум близнецам, после того как ее, беременную, заставили соревноваться в беге с конями короля. Талахтга была похищена тремя сыновьями Симона Мага, но сумела впоследствии убежать от них, на холме, который носит теперь ее имя, она произвела на свет тройню и умерла, и там, где было найдено ее тело, позднее построили крепость. У ирландцев до сих пор бытует поверье, что тем, кто умер жестокой и насильственной смертью, нет покоя и в могиле, а во многих регионах мира люди особенно боятся покойниц, умерших во время родов, и их могил. Кельты разделяли этот страх, о чем свидетельствует тот факт, что таких покойниц даже запрещалось хоронить на кладбищах, основанных некоторыми кельтскими святыми. Подобные соображения сближали места, о которых у нас идет речь, с миром сверхъестественного, священного, придавая особую значимость словам и ритуальным действиям, там совершаемым.

Собрания, сходные с торжественными ассамблеями, происходившими в крупных центрах Мита, устраивались и в столицах других областей и в ряде других, меньших центров Ирландии, и, судя по их известным датам, проводились они в священные дни. Народные обычаи, связанные с Самайном, Бельтаном и Лугназадом, являются, таким образом, упрощенными версиями ритуала, который обеспечивал благополучие обществу в целом и в давние времена требовал непременного присутствия королей, придворных и представителей всех других классов. Пренебрежение этими собраниями было чревато ужасными последствиями «Тот из уладов, кто в канун праздника не придет в Эмайн Маху, теряет разум, и уже на следующий день быть ему погребенным в могиле, под кургаом и могильной плитой». В одной средневековой рукописи сохранились стихи, описывающие такое собрание, а именно собрание в Кармуне, которое происходило в честь праздника Лугназад. Сопоставление со скудными свидетельствами об иных собраниях позволяет сделать вывод, что все они происходили примерно одинаково. Устраивая в день Лугназада большой пир, лейнстерцы верили, что обеспечивают себе богатый урожай и обилие молока и будут избавлены от вторжений, что суд будет праведным, в домах воцарится благоденствие, земля подарит богатые плоды, а в реках, озерах и заливах не переведется рыба

Если пренебречь этим пиром,

Придут недуги, слабость и ранняя седина,

Король лишится радости и силы,

Гостеприимства и искренности.

Подобно древним грекам, которые заключали перемирие на время Олимпийских и иных игр, ирландцы также прекращали междоусобные войны на время своих ежегодных празднеств. Не случайно Самайн назывался «днем мира между людьми Ирландии, когда ни один человек не должен испытывать к другому ненависти или вражды» Аналогичным образом на время Лугназада в Кармуне были запрещены распри, похищения, разводы, требования уплаты долга и т. д., а нарушения запрета сурово карались.

Тот, кто преступит закон королей,

Как предписано на века,

Не будет процветать в своем племени,

Но умрет за смертный свой грех.

Праздник был возвращением к началу начал. И в первую очередь — воспоминанием и воссозданием мифологического события, которому данное место было обязано своей святостью. Это были поминки по покойной героине, связанной с данным местом, и скачки и разного рода иные состязания представляли собой поминальные игры

Туда пришли, чтоб восславить ее красоту

И впервые оплакать ее, —

Племя богини пришло в светлую долину к востоку,

И было то первое собрание в Кармуне.

Поэт старается воскресить память о сотнях собраний, происходивших после первого посвящения, и следующие три четверостишия подобно христианскому Benedicite (Благословляйте) как бы призывают вселенную и все ее творения

Небо, земля, солнце, луна и море

Плоды земли и морских глубин,

Рты, уши, глаза и иные чувства,

Ноги, руки, языки воинов,

Кони, мечи, боевые колесницы,

Копья, щиты и лица мужей,

Роса, плоды, блеск на листах,

День и ночь, прилив и отлив —

Гости Банбы, свободные от долгой тоски,

Принесли все это [в залог],

Дабы прекращались споры и ссоры

В этот день, наступающий раз в три года.

Здесь, перед лицом короля, знати и простого народа всё мифологическое и историческое прошлое нации оживало благодаря искусству шанахи (рассказчика).

Несть числа рассказам о Финне и его воинах,

О разрушениях, угоне скота сватовстве,

О письменах на Камнях и деревянных табличках,

О поношениях и острых насмешках.

Там слышны были поговорки, мудрые изречения

И истинные наставления Фитала,

Темные строки песен диншенхас,

Наставления Кайрпре и Кормака.

Великий праздник Тары и другие праздники,

Собрание в Эмайн и другие собрания —

Все описано тут, без слов лжи,

Все разделы, совершенные в Ирландии.

Здесь рассказ об изобильном хозяйстве Тары,

О дворах всех областей Ирландии,

О славных женах, об искусных воинах, о распрях,

О гостеприимных домах, запретах, вторжениях.

Завет о десяти частях, что установлен Катайром,

принимающим сотни,

Одесную — красавец-отпрыск царственный видом —

Назначает каждому положенные обязанности

Так, чтобы все об этом услышали.

Смерти и убийства, музыки звуки,

Мудрость великого племени,

Его королевская родословная — благословенны

в Брегмаге

Сила его и победы в битвах.

Эта поэтическая декламация явно носила характер креативного обряда, призванного восстановить основы традиции в начале нового временного витка и тем вновь укрепить общественный порядок. Строки о том, что каждому были указаны «положенные обязанности», согласуются с тщательным соблюдением законов в Таре и с тем, что на собрании в Тайльтиу участники занимали места в строгой зависимости «от своего ранга». Таким образом, собрания не только подтверждали существующий статус кво, но при необходимости устанавливали и новые cтaтycы. Так, например, прием кандидатов в воинство фениев происходил во время собраний в Уснехе, Таре и Тайльтиу. Там устраивались скачки и состязания колесниц, которые также определяли новые приоритеты, а на собраниях в Кармуне поэты, волынщики, скрипачи, барабанщики, флейтисты, трубачи и глашатаи демонстрировали перед королем свое искусство, и он воздавал всякому искусству должные почести. Соревнования, которые в наши дни устраивают во время айстедвода (ежегодного фестиваля валлийских бардов в Уэльсе), «собраний кланов», спортивных и артистических зрелищ и ярмарок, являются, безусловно, реликтами подобных древних ритуалов.

Однако следует обратить внимание, что свидетельства касательно законодательной и законоисполнительной функции ирландских собраний несколько противоречивы. Так, о празднике Тары говорится: «Есть и такая причина, по которой установлен был этот праздник: законы, принятые всею Ирландией, далее, в промежутке от этого собрания до следующего, в конце года, никто нарушать не смеет, а того, кто случайно их преступит, люди Ирландии объявляли вне закона». Известно, что в историческое время все законы и уставы в Ирландии провозглашались с холмов местных собраний, более того, провозглашение закона с холма Тинвальд поныне остается особенностью праздничного церемониалана острове Мэн. Проведение диспутов — единственная цель собраний друидов Галлии, судя по сообщениям Юлия Цезаря, а один из раннеирландских текстов свидетельствует, что на празднике Тары короли Ирландии «улаживали дела Ирландии на семь лет, так что до истечения этого срока обязанности, требования и поправки не подлежали обсуждению; обсуждение происходило лишь через семь лет на таком жепразднике...». Аналогичным образом устанавливались законы и обсуждались налоги в Кармуне.

С другой стороны, стихи о собрании в Кармуне особенно подчеркивают, что на это время необходимо прекратитьвсе распри и взимание долгов, описание собрания в Тайльтиу гласит, что в эти дни под запретом были не только «распри и грабежи, ссоры, раздоры и похищения», но и «тяжбы о собственности, судебные преследования, обсуждение законов, побеги и взятие под стражу». Наиболее вероятным представляется следующее объяснение: все упоминания о запретах на конфликты относятся к начальному этапу собрания, который символизирует завершение годового цикла и его дел. Как в доме, куда пришла смерть, принято останавливать все часы в знак явления мира, где время не существует, так и на священных этапах собрания, когда в памяти народа оживало наследие предков, профанное время с его распрями и ссорами останавливалось. И, как мы можем заключить, именно объединяющее умонастроение способствовало улаживанию разногласий и признанию закона. Пройдя очищение от распрей и укрепившись в традиции, общество могло вновь начать свою жизнь.

Глава 8. Пять вершин

Уэльс в отличие от Ирландии представляет собой полуостров, часть более крупного острова. Он был оккупирован римлянами, потом завоеван саксами, покорен норманнами и, наконец, уже во времена Тюдоров окончательно присоединен к Англии. Поэтому найти в его устройстве реликты некой идеальной географической модели было бы весьма сложно. Однако мы имеем дело не с чистой географией, а с концептуальной схемой, которая встречалась не только у кельтских народов и могла быть приложена к любойтерритории, рассматриваемой как единое целое. У нас нет достаточно достоверных свидетельств о том, как именно была разделена Британия до римского завоевания, однако известно, что римляне делили ее на «Верхнюю Британию» и «Нижнюю Британию», причем каждая из этих областей делилась еще на четыре провинции, поделенные в свою очередь на пять округов каждая. Слова же Эссекс, Суссекс, Уэссекс и Мидлсекс напоминают о том, что и в мире саксов существовала данная модель.

Легенда о Бруте рассказывает о первом вторжении на остров Британия. Согласно «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, Брут, выходец из Трои, родился от инцестуальной связи. Мать его умерла при родах, и ему было суждено убить собственного отца. Отправившись в Британию, он встретил по дороге четыре колена потомков других троянских изгнанников, во главе которых стоял некто Кориней, муж доблестный и отважный. Следуя пророчеству, Брут и Коринеи вместе со своими людьми достигли берегов Британии и окончательно обосновались на острове, где жили немногочисленные гиганты. Брут построил себе город в районе современного Лондона и поделил остров между своими людьми. Коринеи выбрал для себя область Корнуолл, «потому что гиганты здесь были в таком изобилии, как ни в одной другой области острова», а когда двадцать четыре года спустя Брут умер, его владения были распределены между тремя его сыновьями: первый взял себе Англию, второй — Уэльс, а третий — Шотландию. Этих трех сыновей Брута можно, пожалуй, сравнить с тремя родами Немеда, причем, продолжая это сравнение, Коринея, сражающегося с гигантами, можно сопоставить с Партолоном, который первым начал войну с фоморами. Гальфрид возводит название Каерлуд, валлийское название Лондона, к имени короля Ллюда, который первым построил стены вокруг этого поселения. Этот же Ллюд, согласно одному из валлийских преданий, измерил всю Британию вдоль и поперек и пришел к выводу, что центральная точка острова находится в Оксфорде.

Миля и восьмерых его сыновей можно сравнить с Кунедой и восемью его сыновьями, которые якобы завоевали Уэльс и осели там в начале V в н.э. Тибион, старший сын Кунеды, как и Донн, старший сын Миля, умер незадолго перед тем, как вся семья переселилась в Уэльс и, но в валлийской истории сын умершего, Мейрион, занял место отца (подобно тому, как Лугайд, сын умершего Ита, тоже занял место своего отца). Кунеда считается основателем династии северного Гвинеда, а его сыновья и внук — основателями династий в других областях северного Уэльса, за исключением сына, чье имя сохранилось в названии Кередигион (Церетикаун), что в графстве Кардиган.

В Уэльсе, как, впрочем, и в Ирландии, Франции, Англии, Германии, Египте, Израиле и Индии, традиционно принято деление на северную и южную части, а не на восточную и западную. Мы уже говорили, что, когда Эремон иЭбер поделили меж собой Ирландию, на севере оказалось два горных хребта, а на юге — только один, и традиция гласит, что Эремон разделил северную часть острова со своим другим братом, Иром, Эбер же безраздельно владел Югом. Отношение севера к югу в пропорции 2:1 упоминается и в еще одной ирландской повести, где рассказывается о нападении отрядов подвластного местного населения на ирландцев. В результате учиненной ими кровавой резни погибло много благородных ирландцев, и лишь трем беременным женщинам удалось бежать от них в Альбан (Шотландию). Там произвели они на свет трех сыновей, которые затем вернулись в Ирландию и отстояли свое право владеть этой страной. Это были предки Конна (эпоним Коннахта), Арайде (Ульстера) и Эогана Мора (Мунстера). Во Второй ветви валлийских эпических сказаний мабиногион содержится рассказ о том, как жители Северного Уэльса учинили в Ирландии аналогичную резню, после чего на всем острове осталось лишь пять беременных женщин. Они также в свою очередь дали жизнь пятерым сыновьям, которые, достигнув зрелого возраста, вступили в брак с матерями друг друга. Отсюда и появились в Ирландии пять родов и соответственно пять областей — «пятин».

Конн из Коннахта, Арайде из Ульстера и Эоган Мор из Мунстера изображены как «три свободнорожденных предка Ирландии», и их можно сравнить с «тремя королевскими родами Уэльса», упоминаемыми в рукописях позднего средневековья. Эти «три рода» соотносятся с династиями Гвинеда и Поуиса — на Севере, и Дехеубарта — на Юге. Гиральд Камбрийский приписывает такое деление страны трем сыновьям Родри Маура, жившего в IX в, что также подтверждается данными Законов. В XI в к этим трем династиям присоединяются еще две, что в совокупности дает «пять королевских родов». Как принято считать, родоначальником первого из этих дополнительных «родов» был властелин Гламоргана. О втором, по имени Элистан Глодрид, достоверных исторических сведении нет, известно лишь, что его королевство находилось где-то на востоке Центрального Уэльса — «между реками Уай и Северн». Совпадение пятичастного деления Уэльса и выделения пяти «пятин» в Ирландии вряд ли можно назвать случайным.

Структура средневековых епископатов Уэльса свидетельствует об ином, видимо, более древнем, четырехчастном делении страны Бангор (на северо-западе), Сент-Асаф (на северо-востоке), Лландав (на юго-востоке) и епископат Св. Давида (на юго-западе). В самом центре Уэльса, в точке, где сходятся северо-западная, северо-восточная, юго-западная и юго-восточная области и, соответственно, все четыре епископата, находится гора Пумлумон (в переводе с валлийского — «пять вершин»), на склонах которой берут начало реки Уай и Северн. Подобно знаменитому Камню Раздела, лежащему на вершине холма Уснех в Ирландии и подобно пятивершинной мировой горе древнекитайских преданий, гора Пумлумон символизирует собой идею Целого. К западу от ее вершины лежит область, называемая Первед («серединная»), а старинная кафедральная церковь Лланбадан Фаур, находящаяся в этом приходе, считается центром пятого епископата. К юго-востоку от горы Пумлумон, в пятой области «междуУаем и Северном», лежит район, называемый Гуртеирнион, буквально — «Земля Гуртеирна (Вортигерна)», легендарного правителя Британии времен вторжения саксов. Само его имя, как отмечено д-ром Н.К. Чэдвик, является валлийским эквивалентом ирландского термина ard n («верховный король») и, «возможно, изначально представляло собой не имя собственное, а титул — gwrtheyrn)». И если Пумлумон имеет сходство с Уснехом, то немногие сведения о Гуртейрнионе позволяют сопоставить его с королевской Брегой в Ирландии.

В своем исследовании живых диалектов ирландскогоязыка О'Рахилли приходит к выводу, «что исторически правомерно говорить о наличии в Ирландии двух основных диалектов — северного и южного — и что каждый из них (особенно северный), в свою очередь, распадается на два малых диалекта». В Уэльсе лингвисты также выделяют два основных диалекта — северный и южный, причем внутри каждого обнаруживаются черты, свидетельствующие о более тонком разделе между Гвинедом и Поуисом, атакже Гламорганом и Диведом.

В «Четырех ветвях мабиноги» доминируют три группы персонажей, две — с Севера страны и одна — с Юга, хотя в одном из эпизодов появляется и четвертая группа — а именно Тейрнон и его жена, живущие на юго-востоке. Дети Дон — мудрецы, обладающие сверхъестественными знаниями и умениями, валлийский эквивалент Племени богини Дану, — живут в Гвинеде. Дети Лира, которые фигурируют во Второй ветви мабиноги, единственной, где присутствует дух воинской доблести, присущей Ульстерскому циклу, также живут в Гвинеде, однако данные современной топонимики соотносят их, скорее, с Поуисом, где происходит и действие большинства героических поэм Лливарха Хена. В тексте «Мабиногион», особенно там, где речь идет о северных родах, повествуется о бурных страстях и трагических смертях, о вечном счастье и безвременной гибели. Что касается южного рода Уэльса, рода Пуилла, то мы встречаемся с рассказами о покорности, сдержанности и терпеливом упорстве, противостоянии тайным силам Аннувна, Иного мира, с одной стороны, и враждебным искусникам — с другой. Сын Пуйлла, Придери, обнаружив, что его одурачил Гвидион сын Дон, идет войной на Гвинед и, подобно Мугу и Эберу в Ирландии, терпит поражение и гибнет.

Имя короля Артура в той или иной степени соотносится с многими областями Британии, но в валлийской традиции его двор обычно локализуется или в Корнуолле, или в юго-восточной части Уэльса. В труде Ненния имя Артура фигурирует в рассказах о местах, связанных с районом Буелта (Билта) и Эркинга (Эрхенфилд), в нынешнем графстве Херефорд. В ранней валлийской поэме «Добыча Аннувна» он прямо ассоциируется с правителями Диведа, а в повести о Кулухе и Олуэн его огромные охотничьи угодья находятся в Южном Уэльсе. Таким образом, установить точную «географию» легенд об Артуре так же трудно, каки сказать, где располагался королевский дом и двор знаменитого Финна.

Фиг. 13. Карта Уэльса

Подобно Мунстеру, Дивед в той или иной форме смыкается с Иным миром, что, в частности, отражают рассказы о некоем мистическом королевстве либо непосредственно внутри его границ, либо где-то неподалеку. В Первой ветви мабиноги правитель Диведа Пуйлл во время охоты одного за другим теряет всех своих спутников и сталкивается лицом к лицу с Арауном, королем Аннувна, хотя и не узнает его. По просьбе Арауна они меняются обликами сроком на год и один день, королевство Аннувн становится для Пуйлла неожиданным открытием, при том что до Диведа, видимо, рукой подать. После этого Пуйлл получает титул Властителя Аннувна, и между правителями завязывается крепкая дружба, предполагающая обмен дарами; в частности, из Аннувна Пуйлл получает чудесных свиней. В других повестях Придери сын Пуйлла предстает как свинопас своего приемного отца Пендарана Диведа и как один из трех знаменитых свинопасов острова Британия. В одной ирландской повести видение, явленное некоему свинопасу, чудесным образом предвещает приход Конала Корка в Кашел и его воцарение в Мунстере. Свинопас получил свободу для себя лично и для своих детей, он же провозгласил короля, и тот одарил его одеждой со своего плеча. Родичи этого свинопаса (Мускрайге), которые первыми оказали Коналу гостеприимство, тоже получили свободу. Короче говоря, мы опять сталкиваемся со своеобразным противоречием: с одной стороны, свиньи принадлежат по сути своей к Иному миру, пасти их — занятие презренное, подстать лишь рабу, но при этом наследник Диведа — свинопас, а в Мунстере свинопасы — свободные люди, тесно связанные с королевской властью. Противоречивость Диведа проявляется и в другом, ведь не только его простодушный правитель, известный как Властитель Аннувна, но и Манауидан, соотносимый с богом Мананнаном, «внешним» верховным королем Туата Де Дананн, изображается «простым, нечванливым владыкой», который занимается охотой и сельским хозяйством и с удовольствием овладевает ремеслами.

У западного побережья Диведа находится остров Гвалес, который в «Мабиногион» назван «последним пристанищем в пути» тех семерых, что пережили кровавую битвув Ирландии и отправились на родину, чтобы похоронить голову Брана. Надо ли говорить, что этот валлийский остров вызывает в памяти знаменитый ирландский «Дом Донна» — остров смерти. У побережья Диведа расположена также чудесная страна, называемая Плант Рис Дувн, что, вероятно, является искажением древневаллийского Plant yr Is-ddwfn или Plant Rhi Is-dwfn (букв:. «Дети короля Иного мира»). Там обитает волшебное племя, которое способно сделать невидимой свою землю, за исключением одной тропы, на земле Диведа

Говоря о разделе Уэльса на три области — Гвинед, Поуис и южную область — между сыновьями Родри Маура, Гиральд Камбрийский отмечает, что Юг был отдан Каделлу «с благословения всех людей и всех его братьев. И хотя область эта была намного большей по размеру, она, тем не менее, считалась наихудшей», поскольку местное дворянство (uchelwyr), «многочисленное в этой области», имело обычай восставать против своих господ. Ассоциация бунта с югом явно не чисто ирландская особенность. При каждом королевском дворе в Северном Уэльсе было пять должностных лиц, из которых пятый был официальным судьей, а в Южном — только по четыре с множеством судей, а именно собственников земель. Множество собственников земель свидетельствует о демократической третьей функции.

В одной недатированной поэме, опубликованной Археологическим обществом Уэльса, даны характеристики разных районов Уэльса. Обрисованная картина довольно расплывчата, однако следует отметить, что к характеристикам Гвинеда относятся хвастливые речи, скромные (?) люди и большие замыслы, а к характеристикам Англси — высокородные мудрые люди и святые реликвии. В Поуисе, как говорится далее, живут храбрые мужи, которые без колебания вступают в битву, они же гостеприимно встречают поэтов. В Гламоргане обитают мужи добрые, жены величавые, и много там скупцов и богачей. Что касается Диведа, то его население названо рабским. Кстати говоря, устав, который в начале XVI в. определял подготовку, поведение и привилегии поэтов, был, как принято считать, составлен Грифидом ап Кинаном, предком королевского рода Гвинеда. С другой стороны, в поэме XII в., рассказывающей о привилегиях людей Поуиса, подчеркивается их аристократизм и воинская доблесть. Сами же привилегии давали освобождение от некоторых обязанностей перед королем, как, например, от предоставления лесных угодий для королевской охоты и от содержания придворных дам во время путешествий короля по стране, с другой стороны, привилегии обеспечивали людям Поуиса право первыми вступать в битву, быть в авангарде войска и оборонять тыл в случае отступления. Традиционные качества, связанные с Гламорганом, — это щедрость, учтивость и веселье.