РИТОРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ И СВОЕОБРАЗИЕ РУССКОГО ЛОГОСА

1. ГНОСЕОЛОГИЯ РИТОРИКИ. СВЯЗЬ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ РОЛИ РИТОРИКИ

Займемся теперь диалогом "Федр". Он представляет для нас интерес потому, что предметом речи в нем служит не только любовь, но и красноречие. В самом деле, разговор Сократа и юноши Федра посвящен выяснению истины о природе любви и об отношениях любящего и любимого.

Но не только на эту тему идет беседа: мудрец и его юный приятель выясняют также, как нужно размышлять и говорить о любви, и не только о ней, но и о любом другом предмете. Потому диалоги и можно рассматривать прямо как краткий "учебник риторики", "краткое руководство к красноречию". По сути дела именно в этом диалоге закладываются те основы, те традиции мысли и речи, которые до сих пор определяют облик европейской и особенно русской речемыслительной культуры.

Существенно заметить, что диалог "Горгий" — это настоящий агон, борьба противников, так и не приводящая к согласию между ними (каждая из спорящих сторон остается при своем: когда Сократ спрашивает Калликла, что тот вынес из спора, молодой аристократ упрямо отвечает: "Понял: надо угождать" — нечто прямо противоположное тезису Сократа о том, что речь должна быть правдивой и искренней, а не ублажать слушателя). Диалог "Федр", напротив, скорее дружеская беседа ученика и учителя, где оба в совместном обсуждении приходят к новому знанию — знанию о сущности и законах риторики и любви.

Если диалог "Горгий" прежде всего посвящен риторической и жизненной этике в их тесной взаимосвязи, то в

20

"Федре" на первом плане для нас — гносеология и эстетика риторики.

Рассмотрим сперва гносеологические основания риторики, опираясь на текст диалога.

Именно риторика, как очевидно из размышлений Сократа о красноречии, предлагает думающему человеку важнейшие общие познавательные модели.

Что это за модели? Это способы мыслить о любом предмете и, рассуждая, говорить о нем. Эти способы мыслить и говорить отражают основные законы человеческого познания, т. е. являются не только формами речи, но в первую очередь — формами мысли о предмете. В риторике эти способы, эти модели получили название топы, топосы (от греч. topos — место). На ментальной карте речи они образуют главные смысловые позиции. В совокупности топы, или "общие места", составляют стройную систему, называемую топикой речи.

То, что формы мысли и формы речи едины, роднит риторику и диалектику. Ведь и само слово диалектика (от dialegomai — беседую) означает прежде всего умение вести беседу, беседовать, или, как мы видели в предыдущей лекции, находить истину в споре. Что же делает человека диалектиком? Это сочетание двух способностей.

Первая — находить общее для разных явлений (предметов), возводить частное к общему, восходить от вида к роду. При этом необходимо умение давать определения предметам речи и мысли, чтобы речь приобрела ясность.

Вот как говорит об этой способности Сократ: "...Охватив все общим взглядом, возводить к единой идее разрозненные явления, чтобы, определив каждое из них, сделать ясным предмет нашего поучения" — вот первая из способностей, которые в совокупности делают человека диалектиком. Эта деятельность получила впоследствии название индукции.

Вторая же способность — это "наоборот, умение разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни один член, как дурные повара". Это умение отражает противоположный ход мысли — от общего к частному. Он был позднее назван дедукцией.

В риторике процесс "поднятия" мыслью от вида к роду

21

и спуска от рода к видам, разновидностям составляет содержание риторического топа "род и вид", "разновидности". На основании этой мыслительной и речевой работы строится определение предмета речи и мысли: начиная с Сократа определение дается через ближайший род и видовое отличие.

Процесс объединения отдельных частей в единое целое и, наоборот, разделения предмета на составные части в риторике называется топом "целое и части". Эти противоположные процессы (или смысловые модели) позднее были названы анализом и синтезом.

Итак, обе рассмотренные "пары": 1) восхождение от вида к роду и нисхождение от рода к виду и 2) разделение на части и объединение частей предмета речемысли в одно целое, а также 3) определение — составляют и основу деятельности ритора-говорящего, что отражается в риторических топах (род и вид, разновидности, часть и целое, определение), а вместе с тем они же служат содержанием работы философа-диалектика.

"Я, Федр, и сам большой любитель такого подразделения на части и сведения в одно целое, — говорит Сократ, — благодаря ему я могу говорить и мыслить. И если я в ком-нибудь замечаю природную способность охватывать взглядом и единое и множественное, я гоняюсь "следом за ним по пятам, как за богом". К тем, кто умеет это делать, я обращаюсь до сих пор, а правильно или нет, — бог ведает — называя их "диалектиками".

Пример применения этих двух способностей, делающих человека диалектиком и составляющих сущность диалектики, дает сам Сократ, анализируя в диалоге "Федр" собственное рассуждение о любви.

В начале этой речи о любви философ дает ей определение, т. е. пользуется смысловой моделью, которая в риторике описана и изучается как топ "определение", потом подразделяет предмет на разновидности, оценивает их, делает вывод:

"Сократ. Мы утверждали, что любовь есть некое исступление. Не так ли?

Федр. Да.

Сократ. А исступление бывает двух видов: один — следствие человеческих заболеваний, другой же возни-

кает тогда, когда боги отклоняют нас от всего, что обычно принято.

Фе др. Конечно.

Сократ. Божественную исступленность, исходящую от четырех богов, мы разделили на четыре вида: вдохновенное прорицание мы возвели к Аполлону, посвящение в таинства — к Дионису, творческую исступленность — к Музам, четвертый же вид — к Афродите и Эроту. Мы утверждали, что любовное исступление всех лучше... Прибавив не столь уж неубедительное рассуждение, мы с должным благоговением... прославили... владыку Эрота...".

В определении любви философ "восходит" от вида — собственно любви — к роду — исступлению, т. е. определение дается так, как это требуется по правилам риторики и философии — через ближайший род и видовое отличие. Затем следует выделение разновидностей любви как божественного исступления, оценка (сравнение) этих разновидностей и выбор лучшей.

Таким образом, сам ход философского рассуждения о предмете мысли и речи предстает в диалоге как последовательность важнейших риторических общих мест, топов: определение, род и вид, свойства и оценка разновидностей и др.

Итак, риторика и диалектика теснейшим образом связаны и по своей сущности, и по своим средствам. Можно сказать, что риторика так относится к философии, как речь относится к мысли. Риторика описывает, фиксирует, а затем предоставляет в распоряжение мыслящего и говорящего человека необходимые смысловые, познавательные модели — модели мысли и речи. В этом и состоит ее гносеологическое, познавательное значение.

Остановимся теперь на жизненном и конкретно-социальном значении риторики как дисциплины. Упрощая процесс мысли, делая способы рассуждения достоянием каждого, кто получил риторическое образование, риторика делает философствование достоянием массы. В исследовании А. Б. Ковельмана (см. предыдущую лекцию) показано, как этот процесс воздействия риторического образования на массы происходил в птолемеевском Египте и к каким последствиям привел. В это время (II в. н. э.)

наступил период так называемой "второй софистики". "Именно вторая софистика с ее... всепроникающей риторикой учила массы мыслить абстрактно, осознавать общественную структуру и социальные противоречия. Народ Египта и в предшествующие эпохи служил объектом немыслимого угнетения , страдал от социальных бедствий. Но лишь теперь он начинает говорить об этих бедствиях, остро переживать несчастья, обвинять виновников", — пишет А. Б. Ковельман. Все это потому, что "произошло усвоение массами мыслительного аппарата античной цивилизации. Риторика сыграла огромную роль в вульгаризации античной культуры, в доведении ее до широких масс. Платон и Аристотель "в натуре" не годились для этих целей. Сложные построения, силлогизмы не могли заинтересовать сельских писцов. Риторика предлагала нечто иное — "общие места", штампы, ходячие истины, броские лозунги... Риторика, как и христианство, упрощала мыслительный процесс". И далее: усвоение мыслительной культуры широкими массами подрывало сами основы старого порядка. Риторическая культура мысли позволяла массам анализировать мир — внешний и внутренний. "В этих условиях и стали возможны массовые рассуждения о мире, человеке, справедливости, равенстве, неравенстве, карьере — обо всем том, что прежде даровалось сверху и не обсуждалось".

В заключение к обсуждению проблемы воздействия риторики, ее гносеологического аппарата на социальную жизнь, заметим, что в нашей стране сейчас, как и в Египте времен Птолемеев, Наступила эпоха, "когда философствуют на площади и проповедуют с крыш". Точнее, у нас философствуют и проповедуют на площадях и на кухнях, в газетах, по радио и по телевизору. В такие эпохи возвращение риторики с ее доступными каждому средствами речи и мысли, с ее несколько вульгарными, простыми, но общепонятными и легко усваиваемыми смысловыми моделями — топами — вполне закономерно. Посмотрим, что будет, если риторика как учебная дисциплина у нас займет то место, которое принадлежало ей ранее.

2. ДИАЛОГ ПЛАТОНА "ФЕДР"КАК ПЕРВОЕ "РУКОВОДСТВО

К КРАСНОРЕЧИЮ", СУЩЕСТВЕННОЕ ДЛЯ ФОРМИРОВАНИЯ

РУССКОЙ СЛОВЕСНОЙ КУЛЬТУРЫ

Диалог "Федр" занимает особое положение в античном риторическом наследии еще и потому, что его можно считать первым диалектическим и диалогическим "учебником риторики": ведь в нем содержится тот комплекс риторических идей, который был разработан, правда, с заметными изменениями, Аристотелем в его трактате "Риторика" и который составляет концептуальную основу этого трактата.

Действительно, в "Федре" содержатся и определение красноречия как особой деятельности и предмета изучения, и образцы речей, и их анализ, и основы эстетики речи, и основы риторического канона — этапов изобретения и расположения, и, наконец, основы учения о речевой ситуации.

Докажем это.

1. Сократ определяет красноречие как "некое умение увлечь души словами, причем не только на суде или на других общественных собраниях, но и в частной жизни".

Собеседников в этом диалоге занимает и проблема подлинного и ложного красноречия, как и в диалоге "Горгий", и, соответственно, вопрос о настоящей цели риторики. Эта цель — истина, о чем само красноречие заявляет в диалоге. Сократ здесь использует прием, позже названный в риторике "sermocinacio" — вымышленную оратором речь, которую он вкладывает в уста своего "героя", в данном случае — красноречия: "Никого, кто не знает истины, я не принуждаю учиться говорить, напротив, если мой совет что-нибудь значит, пусть лишь обладающий истиной приступает затем ко мне. Я притязаю вот на что: даже знающий истину не найдет помимо меня средства искусно убеждать".

И далее: "Подлинного искусства речи... нельзя достигнуть, не познав истины, да и впредь будет невозможно". Итак, убеждение с помощью истины ив истинном — вот цель подлинного красноречия.

2. В диалоге приводятся и внимательно разбираются три целостных риторических произведения — три об -

25

разца речей о любви. По традиции, в последующие эпохи любой риторический трактат учебного назначения включает образцы речей и их риторический анализ. Так и у Ломоносова, и у Кошанского. Но в "Федре" образцы даются не только положительные, идеальные, но и отрицательные, причем с критическим разбором.

Первый образец, подвергающийся Сократом критике, — речь софиста Лисия, полный текст которой принес с собой юноша Федр, чтобы показать Сократу. Главный тезис этой речи — любящий и его чувство вредны любимому. Эта речь используется Сократом для того, чтобы служить неким "антипримером" — плохим как с точки зрения риторической, так и с точки зрения философской, поскольку тезис неверен, не соответствует той "истине о любви", которую Сократ ищет вместе с Федром в диалоге и находит.

Второй образец — речь Сократа о любви с тем же тезисом, что речь Лисия, однако верно построенная и потому действенная.

Третий образец, действительно "образцовый", — вторая речь Сократа о любви, с тезисом, противоположным тезису Лисия, т. е. выражающая, с точки зрения Сократа, истину о любви и построенная так, как должно.

Итак, имеем три речи о любви для анализа: первая — с неверным тезисом и риторически несовершенная, вторая — с ложным тезисом, но риторически правильная, третья — открывающая истину о предмете, т. е. любви, и к тому же риторически безупречная. Анализ этих речей и лежит в основе всех обобщений о риторике и красноречии, которые содержатся в диалоге.

3. "Учебник риторики", диалог "Федр", содержит общие положения об эстетике красноречия, но более детализированные и специальные, чем диалог "Горгий", в котором эстетические требования к речи преломлялись через призму этических категорий.

В "Федре" утверждается, что порядок в речи проявляется прежде всего в ее структуре.

Во-первых, необходимо наличие в речи четко структурированных, отдельных частей.

Во-вторых, части эти должны быть расположены в определенном порядке.

В-третьих, части должны быть соразмерны одна другой и соразмерны целому.

Наконец, в-четвертых, части должны быть симметричны друг другу, как соразмерны и симметричны части человеческого тела, если оно прекрасно: "Всякая речь должна быть составлена словно живое существо: у ней должно быть тело с головой и ногами, а туловище и конечности должны подходить друг к другу и соответствовать целому".

Итак, прекрасная речь есть речь гармоничная. Она становится таковой, приобретает свойства эстетического предмета, если в ней действуют и проявляются категории порядка, меры, соразмерности, симметрии. В русской речевой культуре и русском риторическом идеале порядок (гармония) в речи фиксируются словами лад, строй.

Для того чтобы лучше разобраться в этих вопросах, можно обратиться к первой книге "Истории античной эстетики" А. Ф. Лосева — тому "Софисты. Сократ. Платон" и прочитать там об общеэстетических категориях порядка, меры, симметрии, ритма на с. 374 — 404, имея в виду проявления этих категорий в эстетике речи и речевого поведения и опираясь для этого на текст платоновского "Федра".

4. В этом диалоге закладываются основы античного риторического канона, его важнейших этапов — изобретения и расположения.

- О том, как в диалоге осмысливаются и применяются риторические общие места — топы, а таким образом и формируется этап риторического канона изобретение, мы сказали выше, в связи с проблемой гносеологической роли риторики. Но в тексте "Федра" есть и вполне определенные положения, касающиеся второго этапа канона — расположения, диспозиции.

"По-моему, сперва, в самом начале речи, должно быть вступление, — говорит Сократ. — А на втором месте — изложение и за ним — свидетельства, на третьем месте — доказательства, на четвертом — выводы".

Опираясь на уже сложившиеся риторические традиции, Сократ подробно описывает этап расположения, формируя вместе с тем и структуру рассуждения —

хрии, изучавшейся, кстати сказать, в российской гимназии в курсе риторики и в новое, и в новейшее время. Эта структура образуется и приобретает устойчивость, стабильность в процессе сократовских бесед с учениками, друзьями и противниками-софистами, отраженных не только в тексте "Федра", но и других платоновских диалогах.

5. Воспроизводя идеи своего учителя Сократа, фиксируя их, Платон до Аристотеля с его "Риторикой" разрабатывает основы учения о речевой ситуации, составившего концептуальную базу современных лингвистических дисциплин — коллоквиалистики и лингвопрагматики.

Речевая ситуация — это та сцена, где развертывается драма словесной жизни человека, и сами участники этой драмы. Сейчас в речевой ситуации выделяют следующие элементы: партнеры-участники и отношения между ними, т. е. говорящий и слушатель (адресат), или аудитор и я , предмет речи —то, о чем говорят, а также важные для речевого общения обстоятельства: место, время, условия. Как мы сейчас увидим, современная лингвистика в этом недалеко ушла от мыслей Сократа.

"Лучше рассмотрим при ярком свете, когда и как воздействует красноречие своим искусством" — так ставит Сократ вопрос, ответ на который и составляет это учение.

Вот и основы для ответа: "Поскольку сила речи заключается в воздействии на душу, тому, кто собирается стать оратором, необходимо знать, сколько видов имеет душа: их столько-то и столько-то, они такие-то и такие-то, поэтому слушатели бывают такими-то и такими-то. Когда это должным образом разобрано, тогда устанавливается, что есть столько-то и столько-то видов речей и каждый из них такой-то. Кто достаточно все это продумал, тот станет наблюдать, как это осуществляется и применяется в действительности... Когда же он будет способен определять, какими речами какого человека можно убедить, тогда при встрече с таким человеком он сразу может распознать его... Сообразив все это, он должен учесть время, когда ему удобнее говорить, а когда и воздержаться. Все изученные виды

речей... ему надо применять вовремя и кстати, только тогда и никак иначе его искусство будет прекрасно и совершенно". Специально идет в диалоге и разговор о говорящем, точнее об образе говорящего.

"Людям тех времен, — иронизирует Сократ, — ведь они были не так умны, как вы теперь, — довольно было, по их простоте, слушать дуб или скалу, лишь бы только те говорили правду. А для тебя, наверное, важно, кто говорит и откуда он, ведь ты не смотришь только на то, так ли все на самом деле или иначе", — подшучивает философ над юношей Федром.

Итак, вырисовывается структура речевой ситуации:адресат и типы адресатов, сама речь и виды речей, соответствующие типам адресата, говорящий и его образ в восприятии адресата, время и другие существенные условия речи — вот ее основные элементы.

Приведем общий вывод из рассуждений о красноречии в диалоге "Федр" — вывод, который важен для нас еще и потому, что его можно считать обобщенным представлением риторического идеала Сократа в платоновских диалогах: "Прежде всего надо познать истину о любом предмете, о котором говоришь или пишешь, научиться определять все соответственно с ней, дав определение, надо опять-таки уметь подразделять все на виды, пока не дойдешь до неделимого. Точно так же надо рассматривать природу души и, определив, какой вид речи соответствует каждой натуре, так и строить и располагать свою речь, то есть к сложной душе обращаться со сложными, охватывающими все лады речами, а к простой душе — с речами простыми. Без этого невозможно... ни выбрать род речи, ни научить или убедить кого-нибудь, — впрочем, это видно из всего, что мы только что говорили".

Именно этот риторический идеал, в котором истина и мысль главенствуют как основные принципы речи, в котором добро и правда не менее важны и в котором красота речи понимается как ее гармония и порядок, — этот идеал речи унаследован и полностью воспринят русской словесной культурой.

3. ДИАЛОГИ ПЛАТОНА И ОСОБЕННОСТИ РУССКОГО ЛОГОСА

Мы, как и Сократ в "Федре", тоже надеемся, что из всего, что мы только что говорили, очевидно, какую громадную роль в становлении европейской культуры речи и мысли имеют те диалоги Платона, на кратком анализе которых мы позволили себе остановиться, и насколько актуальны для современной риторики эти античные источники.

Риторический идеал, выработанный Сократом, отраженный Платоном в диалогах, воспринятый и развитый Аристотелем в его "Риторике", можно описать как иерархию трех основных элементов: мысль-истина, благо-добро, красотагармония .

Но этот же риторический идеал, этот же "образ прекрасной речи", который присутствует в сознании каждого мастера-творца такой речи, определяет и основы отечественной, русской словесной культуры: сравните определение риторики и ее целей у Кошанского, хвалу подлинно прекрасной речи у А. Ф. Лосева, приведенные нами в начале лекции 1, — и вы убедитесь, что и там является та же триада, и так же понятая: мысль — добро — красота.

Интересно также, что тот удивительный "культ слова", о котором свидетельствует А. Ф. Лосев, обращаясь к истокам риторики у греков, отмечает и Василий Белов в книге "Лад", говоря о русской крестьянской культуре: "Что значило для народной жизни слово вообще? Слово приравнивалось нашими предками к самой жизни. Слово порождало и объясняло жизнь, оно было для крестьянина хранителем памяти и залогом бесконечности будущего. Покажется ли удивительным при таких условиях возникновение культа слова, существующего в деревнях и в наше время? Умение хорошо, то есть образно, умно и тактично говорить в какой-то степени было мерилом даже социально-общественного положения, причиной уважения и почтительности. Для мелких и злых людей такое умение являлось предметом зависти. Красивая, образная речь не может быть глупой речью".

Особенно заметна эта преемственность культур при обращении к анализу значения слова логос у Платона: "Самое главное — это то, что в этом термине отождест-

вляется все мыслительное и все словесное, так что логос" в этом смысле означает и понятие, и суждение, и умозаключение, и доказательство, и науку, с бесчисленными промежуточными значениями, а с другой стороны, и слово, и речь, язык, словесное построение и вообще все, относящееся к словесной области. На европейской почве это является единственным и замечательным отождествлением мышления и языка..." (Лосев А. Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. — М., 1969). Это же единство слова и мысли видим мы и в русском риторическом идеале, восходящем к платоновской традиции.

Приведем в связи с вопросом о месте Платона в русской культуре, в частности, в культуре словесной, мнение проф. Б. П. Вышеславцева из его речи памяти В. В. Соловьева, сказанной в Париже в 1926 г.: "Во всей мировой философии Платон является единственным в своем роде соединением трех потенций духа: диалектического гения, поэтического таланта и мистической одаренности. В этом сочетании даров Соловьев конгениален Платону. Более того, Платону конгениальна русская душа: тому доказательством является Достоевский с его трагическим гением, диалектическим талантом и мистическими озарениями".

II. ЛОГОСФЕРА КУЛЬТУРЫ: