Захватнические действия Италии и Германии 30 страница

Договор был заключен на десять лет.

Согласие Советского правительства на договор с Германией представляло собой вынужденный, однако совершенно необходимый шаг в создавшейся обстановке. Советское руководство не скрывало того, что побудило его к этому.

К. Е. Ворошилов заявил представителям печати: «Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий»{939}. Если бы Советское правительство продолжало отклонять германские предложения, оно подвергло бы страну смертельному риску.

Возможность того, что в германском руководстве возобладает мнение начать мировую войну с нападения на СССР через Польшу или совместно с нею, отнюдь не была исключена. [283] Заключение советско-германского договора о ненападении радикально изменило международную обстановку. Обнажился глубокий раскол в капиталистическом мире.

Подписание советско-германского договора сорвало все планы правящих кругов западных держав за счет СССР разрешить внутренние противоречия империалистической системы. Эти планы вырабатывались годами, и политика западных держав считала их осуществление своей важнейшей задачей. Поэтому не удивительно, что подписание договора между СССР и Германией задело за живое реакционеров-мюнхенцев, понявших крушение самых сокровенных надежд на взаимное ослабление опаснейшего империалистического конкурента и ненавистной им страны социализма. Один из руководителей Коммунистической партии Великобритании — Р. Датт писал впоследствии, что советско-германский пакт о ненападении «взорвал мюнхенский фронт»{940} и сторонники этого фронта пришли в ярость.

Враги Советского Союза дошли до исступления, изображая реальные факты в совершенно искаженном виде. Одна из цюрихских газет поместила статью, название которой не оставляет сомнений в ее содержании: «Гитлер на службе Коминтерна»{941}. Американская «Балтимор сан» открыто сокрушалась по поводу того, что советско-германский договор расходится с целями «антикоминтерновского пакта» и ставит под угрозу фашистский «дранг нах Остен»{942}.

О полном отрыве от реальной почвы свидетельствовали официозные комментарии польских газет и радио. Варшавское радио заявило: «Естественно, что заключение договора не окажет никакого влияния на решение Польшей вопросов европейской политики. Польша никогда не имела желания к какому-либо сотрудничеству с Россией и повторяет свое неизменное «нет!». Она считает, что Советы не могут быть подходящим партнером в европейской политике. Заключение пакта подтверждает тезис польской внешней политики: на востоке Европа кончается Польшей. Все это укрепляет престиж Польши»{943}. Далее радио Варшавы клялось в том, что Польша ориентируется на Запад и всегда будет ему верна. А до нападения на Польшу оставались считанные дни...

Время не смягчило остроты идеологической борьбы вокруг советско-германского договора. В буржуазном мире есть люди, которые, погрязнув в болоте фальсификации, продолжают распространять небылицы о договоре и целях Советского Союза. Вопреки фактам они изображают дело так, будто этот договор не служил интересам мира. Пеструю шеренгу клеветников ныне возглавляют лица, попавшие в ее ряды далеко не случайно. Разве можно считать случайными выпады против советско-германского договора о ненападении Ф. Штрауса — лидера реваншистских и милитаристских сил ФРГ? 24 февраля 1972 г. с трибуны бундестага он говорил, что такой договор не мог быть полезным, так как якобы не обеспечивал безопасности для обеих сторон{944}.

Американский профессиональный антисоветчик Л. Фишер дошел до пределов клеветы, изображая всю историю Советской России как путь «от мира к войне». Говоря о договоре, он называет его «свадьбой», а Советский Союз и Германию «молодоженами, вступившими в брак»{945}. Английский историк Батлер, одно время игравший в объективность, утверждает, будто договор «сыграл решающую роль в развязывании войны, которая, по твердому [284] убеждению коммунистов, могла быть использована в целях осуществления их революционной стратегии»{946}. Этот клеветник игнорирует тот факт, что советско-германский договор был заключен для мира. Характерно, что ни один из авторов, распространяющих клевету о советско-германском договоре, не предпринял ни малейшей попытки чем-то обосновать свои голословные утверждения, рассчитанные на доверчивых обывателей.

Западногерманский историк Е. Еккель в одном из журналов ФРГ опубликовал текст якобы найденной им «записи» речи И. Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., в которой содержится призыв к организации войны «между Германией и англо-французским блоком»{947}. Фальсификация очень грубая. Достаточно сказать, что Сталину приписаны такие обороты речи и обращения, которые он никогда не употреблял. Кроме того, в этот субботний день, 19 августа 1939 г., заседания Политбюро вообще не было.

Другая часть буржуазных историков более трезво оценивает договор. Даже в сугубо враждебной Советскому Союзу книге американского профессора Р. Россера подчеркивается, что Советский Союз пошел на заключение договора о ненападении с Германией только после того, как все его попытки договориться о союзе с западными державами потерпели неудачу из-за их нежелания предотвратить агрессию со стороны гитлеровской Германии{948}. Французский историк Шерер отмечает, что если Мюнхен предоставлял Германии «свободу рук» на Востоке, то при создавшемся положении «германо-советский пакт был всего лишь естественным ответом на ту политику попустительства (немецко-фашистской агрессии. — Ред.) на Востоке, которую английское и французское правительства стали проводить сразу же после Мюнхена»{949}. Западногерманский историк Никиш считает, что «жизненные интересы СССР требовали взорвать англогерманские попытки сговора против самого существования Советского Союза столь основательно и окончательно, чтобы этого заговора можно было более не опасаться. Конечно, советско-германский пакт о ненападении был смелым, даже рискованным шагом. Однако положение в мире было столь запутанным, что именно в этом договоре заключалось спасение Советской России»{950}.

Буржуазная реакция, извращая смысл и цели советско-германского договора, сразу же после его заключения предприняла повсеместный поход против коммунистических партий. Для них возникли определенные трудности, тем более что заключение договора явилось неожиданностью. Но коммунисты в большинстве случаев проявили высокую политическую зрелость и дали совершенно правильную оценку договору, его смыслу и значению.

На отсутствие какого-либо замешательства или потери классового сознания указал даже составленный гестапо обзор «Деятельность мирового коммунизма после заключения советско-германского договора». В этом обзоре отмечалось, что Коминтерн и коммунистические партии после заключения договора отнюдь не изменили своей политики, более того, они призвали к усилению борьбы против империалистических агрессоров, за мир и свободу народов. В обзоре отмечалось, что международное коммунистическое движение, несмотря на все усилия германских секретных служб и их подрывную деятельность, сохраняет [285] организованность и боеспособность, а его влияние в массах отнюдь не ослабевает. Авторы обзора со злобой писали о том, что коммунистические партии, оценивая договор, подчеркивают значение СССР как «отечества мирового социализма»{951}.

Центральный Комитет Коммунистической партии Германии 25 августа 1939 г. принял «Обращение о советско-германском договоре», в котором говорилось: «Немецкий народ приветствует пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией потому, что он хочет мира и видит в этом пакте успешный мирный шаг со стороны Советского Союза. Он приветствует этот пакт, как являющийся, в отличие от союза Гитлера с Муссолини и японскими милитаристами, не орудием войны и империалистического насилия над другими народами, а пактом с целью сохранения мира между Германией и Советским Союзом»{952}.

Обращение ЦК КПГ могло дойти до немецких антифашистов-подпольщиков лишь спустя значительное время. Однако активисты партии, воспитанные на ее героических традициях, проявляли высокоразвитое классовое сознание{953}.

Уже 25 — 26 августа были распространены нелегальные листовки, в которых давалась меткая и прозорливая оценка советско-германского договора. В одной из таких листовок, подписанной «Южногерманский немецкий народный фронт», говорилось: «Фашистские лжецы полностью извращают сущность пакта о ненападении. Они ставят факты с ног на голову... Внешняя политика Советского Союза есть последовательная политика мира, политика, направленная на обуздание фашистских поджигателей войны, политика, отвечающая интересам трудящихся всего мира... Эта политика не претерпела никаких изменений. Советский Союз был и остается верен этой политике... Советский Союз преподнес Чемберлену и Даладье суровый урок. Он положил конец их планам, направленным против СССР... Заключением пакта о ненападении он... доказал свои чувства дружбы к немецкому народу. Если все страны станут действовать так же, как Советский Союз, то Гитлер, этот тиран немецкого народа, будет задавлен миром. Долг самого немецкого народа — действиями внутри страны не дать Гитлеру развязать войну!»{954}

Характеризуя политику Советского государства, авторы листовки напоминали о той бескорыстной помощи, которую оно оказывало и предлагало жертвам фашистской агрессии — народам Испании, Китая, Монгольской Народной Республики, о его готовности выполнить союзнические обязательства в отношении Чехословакии. Основываясь на фактах, немецкие коммунисты делали вывод: «В последовательной миролюбивой политике Советского Союза, в его готовности прийти на помощь всем жертвам агрессии и борющимся за свою независимость народам ничего не изменилось»{955}.

В конце августа 1939 г. берлинские коммунисты распространили листовку «Рабочие, сограждане, солдаты! Население Берлина!». В ней, в частности, говорилось: «Договор о ненападении между Советским Союзом и гитлеровским правительством — это исключительно важный вклад Советского Союза в дело сохранения мира. Советское правительство заключило этот договор потому, что западные державы отвергли коллективную безопасность. Мудрая миролюбивая политика Советского Союза сорвала планы французских и английских реакционеров и в то же время [286] привела к краху «антикоминтерновский пакт»{956}. ...Но опасность войны сохранится до тех пор, пока существует разбойничий германский империализм и фашистская диктатура». Коммунисты призывали население Берлина к борьбе за мир. «При всех обстоятельствах наш лозунг в дни войны, как и в дни мира, гласит: долой Гитлера и поджигателей войны»{957}. В заключение в листовке указывалось, что свободная демократическая Германия после свержения Гитлера заключит прочный боевой союз с Советским Союзом.

Французская коммунистическая партия 25 августа в своей газете «Юманите» и сообщении для печати, сделанном в тот же день парламентской группой коммунистов, совершенно точно определила смысл и значение советско-германского договора. В сообщении для печати, зачитанном М. Торезом, подчеркивалась патриотическая позиция французских коммунистов. В нем говорилось: «Если Гитлер, несмотря ни на что, развяжет войну, то пусть он знает, что перед ним встанет единый народ Франции с коммунистами в первом ряду в защиту безопасности страны, свободы и независимости народов»{958}.

Следует отметить, что многие коммунистические партии предупреждали трудящихся своих стран, что договор Германии с Советским Союзом не исключает возможности вероломства с ее стороны.

Эти оценки коммунистов были совершенно правильными. Подписав договор с Советским Союзом, гитлеровские главари не собирались его соблюдать.

Договор серьезно повлиял и на обстановку на Дальнем Востоке. В течение лета 1939 г. Германия и Италия вели переговоры с Японией о заключении тройственного военного пакта. Возможно, что нападение Японии в районе реки Халхин-Гол находилось в непосредственной связи с этими переговорами. Однако, когда Германия поставила перед СССР вопрос о заключении договора, она не сочла нужным информировать об этом своего японского союзника. Слухи о возможных изменениях в советско-германских отношениях дошли до Токио, и посол Осима получил указание выяснить их обоснованность. Сначала был предпринят зондаж в германском министерстве иностранных дел, чиновники которого в один голос заверяли японских дипломатов, что подобные предположения не отвечают действительности. Это дало основание Осиме сообщить своему правительству, что Германия ни в коем случае не заключит пакт с Россией{959}.

Только поздно вечером 21 августа японскому посольству в Берлине было сообщено по телефону о предполагаемом заключении советско-германского договора. Встревоженный Осима в полночный час явился в министерство, где был принят Вейцзекером. Гитлеровский дипломат успокоил японского посла. «Наше соглашение с Россией, — говорил он, — начинает новую стратегию и поставит Германию в такое положение, при котором она сможет установить период спокойствия в отношениях между Японией и Россией. Так как для Японии, как и для Германии, Англия является врагом № 1, соглашение, достигнутое с Москвой, будет в интересах обоих народов».

24 августа временный поверенный в делах СССР в Японии телеграфировал в Москву: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь... Газеты начинают, пока осторожно, обсуждать возможность заключения такого же пакта [287] Японии с СССР»{960}. Многие газеты поместили корреспонденции из Берлина, комментировавшие разъяснение Вейцзекера. Содержание его беседы с японским послом быстро сделалось достоянием печати, что явилось преднамеренным шагом германской дипломатии.

Японское правительство, взбешенное вероломством своих союзников, 25 августа приняло решение заявить Германии протест по поводу заключения договора с СССР, оценивая его как аннулирование переговоров о новом военном пакте трех держав. В протесте подчеркивалось, что правительство Японии «рассматривает недавно заключенный пакт о ненападении между германским правительством и правительством Союза Советских Социалистических Республик как противоречащий секретному договору, приложенному к антикоминтерновскому пакту».

Таким образом, советско-германский договор обнажил и обострил империалистические противоречия между Японией и Германией. Уверенность японского правительства, которое, основываясь на антисоветской политике гитлеровской Германии, считало наиболее вероятным ее нападение на СССР в 1939 г., оказалась несостоятельной. Авантюра у Халхин-Гола была им предпринята в ожидании такого нападения. Правительству, взявшему курс на реванш, после заключения советско-германского договора пришлось уйти в отставку. При этом им было опубликовано следующее заявление: «В Европе создалась сложная и неожиданная ситуация. В связи с этими изменениями правительство отказалось от проведения разработанной им политики; необходимо установить новую политику, основанную на новых установках»{961}.

Об ухудшении японо-германских отношений и своей отставке правительство Японии сочло необходимым через своего посла в Вашингтоне Хориноуци предварительно информировать государственного секретаря США{962}. Аналогичная информация была направлена и правительству Великобритании.

Советско-германский договор о ненападении не только окончательно разрушил мюнхенский фронт в Европе, но в сочетании с поражением Японии на Халхин-Голе воспрепятствовал совместному японо-германскому нападению на СССР и серьезно повлиял на стратегические планы японского правительства. «Краткая история японской дипломатии за 100 лет» отмечала, что «правительство решило спешно вооружить армию современным оружием. С другой стороны, оно решило изменить направление продвижения. Теперь стали планировать наступление в южном направлении»{963}.

Официозное издание умалчивает о том, что японское правительство приняло еще одно решение — дезинформировать США. и Англию относительно своих дальнейших планов. Основываясь на полученных им от японских кругов сообщениях, американский поверенный в делах в Японии сообщал в Вашингтон: по мнению руководящих кругов Японии, «Германия со всей определенностью показала, что доверять ей нельзя, и поэтому Японии следует попытаться восстановить добрые отношения с демократическими странами»{964}. Подобным заверениям охотно верили в Вашингтоне и Лондоне.

В исторической перспективе значение советско-германского договора раскрывается в еще большей мере. Благодаря ему Советский Союз выиграл то, что в тот момент было исключительно важно, — время. Хотя его было [288] не так уж много — всего 22 месяца, но оно было использовано для укрепления обороны Советского Союза, которому впоследствии пришлось вынести главную тяжесть войны с гитлеровской Германией и ее сателлитами. Опираясь на договор, Советский Союз приостановил движение немецко-фашистской военной машины на восток и вынес свои рубежи обороны на запад, что сыграло немаловажную роль, когда гитлеровцы вторглись в пределы СССР.

Советско-германский договор способствовал серьезному изменению в международно-политической обстановке. Мюнхенский фронт оказался расколотым, сговор Англии и Франции с Германией — затрудненным до крайности. В противовес возникла другая возможность: создание в будущем антифашистской коалиции народов и правительств. Этот важный факт отмечал М. Торез, писавший, что соглашение СССР и Германии прорвало «фронт капиталистических государств, угрожавший Советскому Союзу. Оно привело в дальнейшем к изоляции фашистских государств; оно подготовило создание коалиции демократических государств, к которой Советский Союз до этого тщетно призывал, чтобы избежать катастрофы»{965}.

Договор нанес сокрушительный удар заранее подготовленной пропагандистской версии гитлеровцев объявить нападение на СССР «превентивной войной» против большевистской опасности. Подобная версия, предназначенная не столько для внутреннего употребления, сколько для внешнего, была сфабрикована в первые годы фашистского режима в Германии. В феврале 1936 г., воспользовавшись услугами французского журналиста Б. Жувенеля, Гитлер призывал страны Западной Европы к примирению в связи с опасностью «со стороны России»{966}. В августе 1936 г. в меморандуме «Об экономической подготовке к войне» руководители рейха заявили, что «Германия всегда будет рассматриваться как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска»{967}. Наконец, даже в январе 1939 г. заместитель Гитлера по нацистской партии М. Борман в строго секретном распоряжении настоятельно требовал, чтобы не только внутри Германии, но и за ее пределами вся пропаганда убеждала в необходимости принятия «превентивных мер» против большевистской опасности. Теперь, с заключением договора, гитлеровцы принялись уверять, что о «превентивной войне» против СССР они никогда и не помышляли.

Никакой камуфляж агрессоров не мог ввести в заблуждение Коммунистическую партию и правительство Советского Союза. Добросовестно соблюдая и намереваясь соблюдать в дальнейшем свои обязательства по договору с Германией, СССР не ослаблял бдительности и боевой готовности, укрепляя дело мира. Коммунистическая партия и Советское правительство предупреждали народ, что полагаться только на договор не приходится. Использовав империалистические противоречия, они вывели страну из-под нависавшего над ней удара. В то же время партия и правительство учитывали и возможное вероломство со стороны гитлеровской клики.

* * *

Неустанные усилия Советского Союза, направленные на создание системы коллективной безопасности, всемерную поддержку фронта мира и предотвращение второй мировой войны, составляют одну из ярких страниц в истории социалистического государства. [289]

Даже многие буржуазные историки, стоящие на почве объективных фактов, с полным основанием признают, что в обстановке 1939 г. подписание советско-германского договора было разумным и оправданным шагом Советского Союза, позволившим ему «избежать в тот момент войны не только с Германией, но и с Японией»{968}. Правомерность подписания этого договора признают и некоторые авторы, отнюдь не симпатизирующие Советской стране{969}.

ЦК ВКП(б) и Советское правительство, проявляя мудрую осторожность, шаг за шагом расстраивали антисоветские планы международного империализма. Советская страна избежала вероломно подготовленной для нее ловушки, была выведена из-под удара объединенных сил агрессоров на определенное время, которое советский народ использовал для укрепления своего экономического и оборонного могущества. Для СССР и свободолюбивых сил это был важный выигрыш, а для их противников — явный проигрыш. [290]

Часть третья. Две капиталистические группировки накануне войны

Глава восьмая. Внутреннее положение в странах двух капиталистических группировок

1. Страны фашистского блока накануне войны

Летом 1939 г. внутренняя обстановка в Германии, Италии и Японии характеризовалась прежде всего стремлением их правящих кругов всесторонне подготовить свои страны к большой войне.

В Германиик требованиям ведения агрессивной войны была приспособлена вся правительственная система. Первостепенную роль в ней играл имперский кабинет, возглавляемый фюрером нацистской партии рейхсканцлером Гитлером. Непосредственное руководство мобилизационными мероприятиями осуществлял созданный еще в 1933 г. специальный тайный государственный аппарат, позднее преобразованный в имперский совет обороны (военный кабинет). Его председателем являлся Гитлер, заместителем — Геринг, в качестве членов в совет входили начальник имперской канцелярии, председатель рабочего комитета этого совета, генеральные уполномоченные по имперской администрации и военной экономике, министры иностранных дел, внутренних дел, финансов, просвещения и пропаганды, председатель Рейхсбанка, а также главнокомандующие видами вооруженных сил, еще в 1936 г. возведенные в ранг министров и получившие право участвовать в заседаниях правительства.

Геринг так характеризовал значение и роль имперского совета обороны в подготовке войны: «Совет обороны империи является решающей корпорацией в империи по вопросам подготовки к войне... Заседания совета обороны созываются для принятия самых важных решений»{970}. Подготовкой материалов для заседаний и обеспечением выполнения принятых решений занимался специальный рабочий комитет во главе с Кейтелем. 30 августа 1939 г., за два дня до начала войны, был опубликован декрет об учреждении совета министров по обороне империи. Новый военный кабинет, созданный на базе прежних учреждений, являлся важнейшим государственным органом, осуществлявшим руководство страной в условиях войны. В качестве постоянных членов в него вошли Геринг (председатель), Гесс (министр без портфеля), Функ (министр экономики), Фрик (министр внутренних дел), Ламмерс (начальник имперской канцелярии) и Кейтель (начальник штаба верховного командования вооруженных сил). Декретом от 1 сентября 1939 г. были учреждены должности комиссаров обороны рейха, на них возлагалось обеспечение координации действий военных и гражданских властей в масштабе округов{971}. Этими [293] декретами завершилась перестройка государственного аппарата в интересах подготовки страны к агрессивной войне.

Главным звеном в системе фашистской диктатуры была национал-социалистская партия. Организационно она строилась следующим образом: округ (Gau) — район (Kreis) — местная группа (Ortsgruppe) — ячейка (Zelle) — квартал (Block). Члены нацистской партии, стоявшие во главе этих структурных единиц, а также занимавшие ответственные посты в имперском партийном руководстве, назывались политическими руководителями. Все они приносили присягу фюреру по следующей формуле: «Я клянусь Адольфу Гитлеру в нерушимой верности. Я клянусь беспрекословно подчиняться ему и тем лицам, которых он поставит надо мной».

Нацистская партия руководила целым рядом организаций, являвшихся ее частью: штурмовые (СА) и охранные (СС) отряды, национал-социалистский союз автомобилистов, гитлеровская молодежь, национал-социалистские союзы немецких студентов и немецких доцентов, национал-социалистское общество женщин. Кроме того, к фашистской партии примыкали такие организации, как национал-социалистские союзы (немецких врачей, работников юстиции, учителей, немецкой техники), национал-социалистское народное вспомоществование, национал-социалистское обеспечение жертв войны, имперский союз немецких служащих, немецкий рабочий фронт. По заявлению Гитлера, к концу 1937 г. нацистская партия вместе с примыкавшими к ней организациями насчитывала до 25 млн. человек{972}. Гитлер провозгласил, что образцом организационного построения партии должна служить армия с ее «принципом абсолютного повиновения и абсолютного авторитета»{973}. Поэтому нацистская партия культивировала не только в своих рядах, но и во всех сферах жизни рейха строжайшую иерархию и безусловное подчинение вышестоящим лицам и инстанциям. Особую роль играл преступный корпус политических руководителей этой партии — рейхслейтеры, гаулейтеры, крейслейтеры, ортсгруппенлейтеры, целленлейтеры, блоклейтеры, — насчитывавший до 600 тыс. человек{974}, а также необычайно раздутый государственный аппарат.

Нацисты захватили в свои руки все ключевые посты в государственном аппарате и, опираясь на подчиненные им массовые организации, непосредственно руководили всей подготовкой тотальной войны. Немецкий народ, словно щупальцами гигантского спрута, был опутан террористической системой фашизма (гестапо и т. и.), которая представляла собой сложный и всеобъемлющий механизм, направленный на превращение всей нации в послушное орудие германского монополистического капитала.

Наряду с максимальным приспособлением к нуждам планируемой войны всего политического аппарата проводилась соответствующая реорганизация руководства экономикой, что вело к ускорению развития государственно-монополистического капитализма, укреплению связей нацистской партии с монополиями, возрастанию роли ведущих концернов в определении внутренней и внешней политики страны.

Официальное издание «Der Vier jahresplan» следующим образом характеризовало задачи предвоенной мобилизации экономики Германии: «Нацеливание всей работы и жизни 80 млн. человек на войну, регулирование потребления продуктов и основных товаров, переключение всех фабрик и заводов на службу одной цели, распределение сырья и решение большого количества других вопросов»{975}. В марте 1938 г. газета [294] «Deutscher Volkswirt» подчеркивала, что в процессе выполнения программы экономической подготовки к войне все тщательно продумывалось и организовывалось, «ничто не было предоставлено судьбе»{976}.

Для каждой стратегически важной отрасли экономики, охватываемой четырехлетним планом, принятым в 1936 г., были учреждены посты чрезвычайных уполномоченных. Летом 1938 г. Геринг заявил, что основная задача плана заключается в «подготовке германской экономики в течение ближайших четырех лет к тотальной войне. Чрезвычайный уполномоченный по четырехлетнему плану имеет неограниченные полномочия...»{977}. В декабре 1938 г. 87 представителей монополий (руководители военно-экономических камер, генеральных контор немецких калийных синдикатов, рурских химических концернов, саарские шахтовладельцы и т. и.) были назначены военно-экономическими фюрерами.

Германские монополисты принимали непосредственное участие в разработке военно-экономических мобилизационных планов. Так, Краух, один из управляющих концерна «ИГ Фарбениндустри», по поручению Геринга разработал план ускоренной мобилизации, названный впоследствии «планом Крауха». В отчете управления военной экономики и вооружений верховного командования вооруженных сил (ОКБ) говорилось: «Выполнение плана поручалось управлению Крауха и ОКБ. Тесное сотрудничество между этими ведомствами обеспечивалось специальным планирующим комитетом и персоналом»{978}. Вообще роль концерна «ИГ Фарбениндустри» в планировании, подготовке и мобилизации экономики Германии для нужд агрессивной войны, а также его влияние на политику фашистского правительства были настолько велики, что ему, по свидетельству министра вооружения А. Шпеера, был «предоставлен правительственный статус» и концерн часто называли «государством в государстве»{979}. Милитаризация экономики обеспечивала немецким монополиям огромные прибыли. Так, доходы «ИГ Фарбениндустри» от производства вооружения с 1932 по 1939 г. возросли с 48 млн. до 363 млн. марок{980}.

Особое внимание уделялось развитию тяжелой промышленности, являвшейся фундаментом всей военной экономики. С 1932 по 1939 г. производство средств производства в Германии почти утроилось{981}.

Развитие тяжелой промышленности Германии в 1937 — 1939 гг. (в границах 1937 г.){982}