РЕЧЬ НА 3-й КОНФЕРЕНЦИИ ПО ДОШКОЛЬНОМУ ВОСПИТАНИЮ

Товарищи, позвольте прежде всего приветствовать вас. Товарищи, последнее время меня чрезвычайно занимает один вопрос. Мы очень много говорим о профпригодности, о повышении производительности труда, о подготовке умелых работников во всех областях труда. И вот, товарищи, когда внимательно присмотришься к тому, какие требования предъявляет наука в отношении работников различных профессий, то видишь, что есть такие требования, которые общи для очень многих профессий. Например, для целого ряда профессий требуется хорошо развитая зрительная память, для очень многих профессий требуется хороший слух и т. д. Наличие тех или иных способностей определяет, насколько рабочий может быть квалифицирован в своей профессии, насколько он может научиться хорошо работать в данной области труда. И вот когда смотришь на те качества, которые требуются от рабочих, то невольно напрашивается мысль: а что наша школа, наша единая трудовая школа, что она дает, чтобы воспитать в ребятах эти способности, чтобы дать им эту зрительную память, чтобы дать им знание формы, знание цветов, умение координировать несколько трудовых процессов? Что мы даем? Надо сказать, что, когда мы подходим к этому вопросу, мы должны признать, что в этом отношении наша школа дает чрезвычайно мало. Но, если мы посмотрим на то, как развиваются те или другие способности у ребенка, очень часто считается, что все у ребенка прирожденно, что все развивается как-то в нем стихийно, а между тем если мы понаблюдаем, как развивается та или другая способность, то мы видим, что решающим является сплошь и рядом какое-нибудь переживание раннего детства. Пришлось ребенку в раннем детстве играть с какими-нибудь кирпичиками различной формы, и вот у него пробуждается интерес к форме, он сравнивает одну форму с другой, и потом в окружающей жизни он точно так же везде ищет эти же формы, и мало-помалу мы видим, как в нем развивается данная способность, которой нет у других детей. Или мы видим, как ребенок играет с маленькими солдатиками; мать очень озабочена, не разовьются ли в нем милитаристические инстинкты, а ребенок занят совсем другим – как скомбинировать, как поставить их в ряды, и, смотришь, у ребенка развилось то, что называется математической способностью, – умение комбинировать числа.

И вот надо, чтобы тот материал, который ребенок в раннем детстве получает, от которого он имеет впечатление, не был бы случайным.

Я, конечно, в области дошкольного воспитания не специалистка и к нашим педологам с этим вопросом неоднократно обращалась, говоря о том, что необходимо установить с раннего детства, какой именно материал надо давать, какую игрушку надо давать ребятам, чтобы пробуждать в них те или другие способности, побуждать к тем или другим восприятиям. Я думаю, что вопрос этот, вероятно, возникнет на вашей конференции.

Я считаю, что в настоящее время, конечно, мы не можем говорить еще о гармонически развитой личности, но мы вполне можем сказать, что наша школа и наши дошкольные учреждения должны поставить себе задачу выработать человека, максимально приспособленного к труду. Это один вопрос, который мне хотелось поставить перед конференцией.

Другой вопрос – это вопрос о том, каковы впечатления детства. Воспринимает ли ребенок только очень элементарные вещи, или воспринимает он вещи и очень сложные по своему социальному значению. Я думаю, что те товарищи, которые помнят свое раннее детство, знают, что в раннем детстве часто воспринимаются весьма сложные явления социального характера. Мне вспоминается одно переживание моего детства. Как-то мы с матерью жили летом, гостили, как в старину говорили, у одной помещицы, где моя мать раньше была гувернанткой. Я играла с крестьянскими ребятами и страшно ненавидела эту помещицу, потому что она ребят выгоняла из сада и всячески бранила. Уезжали мы от помещицы зимой, ехали по санному пути, и наш ямщик наехал в деревне на крестьянские дровни с пустым гробом, и у меня осталась в памяти сцена, как ямщика избили в кровь. Вся деревня кричала о том, какая сволочь помещики и что нас надо спустить в прорубь. Эта картина осталась у меня на всю жизнь в памяти. Мне было тогда лет пять. Тогда никакого представления о классовой розни, о столкновении классовых интересов у меня не могло быть, но эта картина настолько сильно врезалась мне в память, что потом она неоднократно возвращалась. И я думаю, что впоследствии она облегчила мне понимание марксизма, что это было одно из тех впечатлений, которые оставляют печать на всю жизнь.

Но из того, что мы воспринимаем в детстве часто очень сложные социальные явления, мне кажется, совершенно не вытекает то, что мы должны с ребятами вести разговоры на эти темы. Было бы большой ошибкой, если бы с ребенком пяти лет начать рассуждать о классовой розни и т. д. Это значило бы притупить интерес к этому вопросу.

И вот, когда видишь, как малые ребята поют всякие песни насчет раввинов, попов и т. д., иногда начинает являться сомнение – правильна ли такая постановка и не надо ли подходить с большой осторожностью, чтобы не притупить впечатлений жизни?

Я, конечно, всячески стою за то, чтобы ребенок воспринимал из жизни как можно больше впечатлений, но мне кажется, что мы пойдем по более правильному пути, если мы создадим в наших детских садах предпосылки для того, чтобы ребенок позднее мог правильно переварить этот материал. Например, если нам удастся в детских садах создать такую атмосферу, что ребята будут чувствовать там себя прекрасно, то у них будет масса воспоминаний, связанных с этим детским садом. Если мы сумеем так организовать жизнь детского сада, что ребята будут уметь достаточно дружно всякую маленькую задачу свою детскую сообща разрешать, если будет товарищеская атмосфера у ребят, если они к каждому вопросу сумеют подходить с точки зрения общего интереса, я думаю, что мы создадим предпосылки для того, чтобы в будущем эти впечатления детства ребята правильно переварили, подошли к ним именно с общественной точки зрения. Вот это второй вопрос, который меня интересует.

И третий вопрос – это такой. Я перечитывала как раз вчера отчеты наших инспекторов, обследовавших большие города – Иваново-Вознесенск, Мотовилиху, Канавино и ряд других городов, и вот все инспектора единогласно отмечают, что работницы в этих рабочих центрах достаточным образом сагитированы и прекрасно понимают все значение дошкольного воспитания. Но, с другой стороны, бюджетное положение таково, что имеется, например, в Иваново-Вознесенске на 72О0О рабочих два с половиной детских сада. В Мотовилихе имеется на 30 000 рабочих только два детских сада, в Канавине на 22 000 – один детский сад, и в то же время громадное тяготение работниц к открытию детских садов. Это с одной стороны, а с другой стороны, полная беспомощность местного бюджета перед разрешением этого вопроса. И вот, товарищи, мне кажется, что конференции надо бы обдумать,- что можно сделать в этом отношении, а на местах надо бы обдумать этот вопрос вместе с рабочими и работницами. Мне кажется, что единственный выход, единственный путь – это объединение рабочих для этой цели, для устройства хотя бы детских садов-примитивов, самых элементарных. Но когда мы видим такое положение, что на 72 000 рабочих имеется только два детских сада и в то же время у работниц есть страстное желание иметь эти детские сады, что вполне понятно, так как это желание развивается путем агитации, которая ведется и ОНО и Отделом работниц, то приходится сказать, что выход есть такой: необходимо кооперирование рабочих и в этой области, как в целом ряде других; необходимо, чтобы рабочие поняли, что выход не в том, чтобы приходить в ОНО и настоятельно поодиночке требовать там, чтобы его ребенка приняли в детский сад, которого нет, и из этих требований ничего не выходит, а необходимо, чтобы рабочие сумели как-то объединиться, сумели поближе стать к этому детскому саду и общими усилиями создать ту сеть детских садов, которая необходима для того, чтобы ребята могли быть вырваны из тех часто ужасных домашних условий, в которых они живут. Квартирные условия в таком центре, как например Иваново-Вознесенск, чрезвычайно тяжелы, и поэтому положение ребят там чрезвычайно тяжелое. Необходимо найти выход. Я думаю, что те товарищи, которые работают на местах, сумеют лучше обсудить этот вопрос и найти более детальный, более подробный выход из этого. Я могу говорить только в общих чертах: необходимо объединение, необходимо кооперирование, а как это объединение проводить, как его организовывать – это, конечно, лучше знаете вы, работники на местах. И на эту тему, может быть, не раз придется нам разговаривать на ряде конференций с рабочими и работницами, у которых так велика тяга к детскому саду.

Вот те немногие вопросы, которые в последнее время особенно настоятельно как-то выдвигаются жизнью и о которых мне хотелось сказать пару слов конференции. А затем позвольте пожелать вам всякого успеха в работе.

1926 г.

О ДОШКОЛЬНОМ ВОСПИТАНИИ В ДЕРЕВНЕ (ДОКЛАД НА 3-Й КОНФЕРЕНЦИИ ПО ДОШКОЛЬНОМУ ВОСПИТАНИЮ)

Интерес к дошкольному делу во всей стране сейчас пробужден чрезвычайно большой, и хотя полагается говорить мне о работе в деревне, но я не могу не поделиться с вами тем, что рассказывали инспектора Наркомпроса о том, как среди работниц пробудился интерес к дошкольному делу и какая громадная потребность выросла в детских садах. Я не буду долго занимать вашего внимания и приведу один пример. В числе городов, которые обследовались, был город Кронштадт, и вот там на собрании парусниц и работниц инспекторам было подано 98 записок с требованием открытия детского сада. Это показывает ту громадную жажду, которая пробудилась сейчас в рабочих слоях к делу дошкольного воспитания, интерес, потребность в детских садах. Но то же самое, хотя, может быть, это и не так глубоко идет, мы наблюдаем и в деревне.

Несомненно, значительная часть деревни уже относится к детским садам совсем по-другому. Особенно вот те опыты прошлого года, которые были произведены, они пробудили точно также и в среде крестьянства интерес к дошкольному делу, понимание того, какое громадное значение имеет общественное воспитание ребят дошкольного возраста.

В письмах, которые мне приходится получать по-прежнему по вопросу о яслях, площадках и детских садах, этот вопрос выдвигается на первый план. В этом отношении вообще надо сказать, что деревня наша страшно пробудилась. Мне приходилось говорить с женволорганизаторами, избачками, и они рассказывали мне о том, как зашевелилась сейчас деревня. Интересны были сообщения избачки из Курской губернии. Она рассказывала, как крестьяне напирали на них всячески, чтобы они устроили курсы пастухов. Мотивировка была такая: нельзя теперь с коровами обращаться по-старому. Корова требует нового обращения. И они требовали непременно, чтобы после окончания курсов пастухам было выдано свидетельство, чтобы всякий знал, что он может соответствовать и умеет с коровой обращаться по-новому.

Сейчас страшная жажда к знанию наблюдается в деревне. Приходится, например, наблюдать такой факт: избачи за несколько месяцев, за полгода стали грамотными. Как это ни странно, но характерно то, что идущие от определенного слоя, от избачей, письма из деревни стали заметно грамотными. И я думаю, это относится не к одним избачам. Деревня усиленно учится. И вот, конечно, на этом фоне интерес к дошкольнику чрезвычайно возрастает. Он особенно остро стоит в деревне благодаря тому, что бытовые условия, условия культурного развития делают то, что деревенские ребята находятся часто в таком положении, что мать не знает, как им помочь. У меня перед глазами стоит одна давняя картина, как мать стоит над своим ревущим ребенком со слезами на глазах и говорит: «Темные мы, ничего мы не знаем, как быть». Я думаю, что это повторяется постоянно и что у крестьянки ощущение, что вот мы темные, не знаем ничего, не знаем, как своему ребенку помочь, – это сознание у крестьянки чрезвычайно сильно. И поэтому крестьянка ценит в детском саду и то, что детский сад не только на это короткое время – в летнее время – помогает ее ребенку, но также и то, что через детский сад, через детскую площадку она узнаёт, как нужно по-новому обращаться с ребенком, как нужно рационально растить ребенка.

Я хотела бы, товарищи, обратить внимание на один слой. Я не знаю, достаточно ли во время прений подчеркивался вопрос о той важности, которую имеют детские сады и детские площадки для кустарей. Сейчас кустарное производство развивается. Конечно, часть кустарных промыслов развивается на новой базе, но часть идет так, как шла раньше. Мы видим громадный, длинный рабочий день, мы видим работу по светелкам в тяжелых гигиенических условиях, и нужно отдать себе отчет в том, что представляет кустарная работа у себя на дому, в избе, что она означает для ребенка.

Она означает то, что матери ни на минуту нельзя оторваться от работы, потому что в кустарном промысле работа чрезвычайно напряженная, которая не дает возможности делать передышку. Мы должны отдать себе отчет в том, что кустарный промысел проводится в страшно тяжелых гигиенических условиях, и вот хотя на время вырвать ребят из этой обстановки, дать им возможность как-то организованно, на воздухе, в лучших условиях провести время – эта задача имеет чрезвычайно большое значение. Это одна сторона дела.

И вот, товарищи, я бы хотела обратить ваше внимание на то, о чем вы, вероятно, здесь много говорили, но что надо еще подчеркнуть, ибо это имеет колоссальное значение. Я бы хотела остановиться на вопросе об организации инициативы населения. Кажется, я в своем приветственном слове уже об этом говорила, как мы еще мало привыкли внимательно относиться к местной инициативе. Здесь у нас остались еще старые привычки: и в области школьного дела, и в области дошкольного дела мы часто подходим с готовыми схемами, с готовыми взглядами и совершенно не умеем ценить инициативу масс.

Конечно, такой подход совершенно не соответствует тому, что мы называем ленинизмом. Ленинизм предполагает учет всех местных условий, гибкость, умение работать вместе с массами, понимать эту массу, выражать то, что масса сознаёт. Когда на собраниях говорят об этом, когда на торжественных вечерах говорят о необходимости умения работать с массами, о необходимости умения прислушиваться к голосу масс и выражать то, что масса сознает, то это кажется всем само собой понятным. А когда на практике приходится сталкиваться с таким вопросом, как учет желаний, мнений, инициативы масс, то тут мы сплошь и рядом поступаем крайне бюрократически.

Я, кажется, говорила о том, что происходит у нас с сетью, как при построении сети всеобщего обучения часто только формально мы заслушиваем мнение масс, а по существу дела не считаемся с ней. И как в результате получается то, что громадные усилия крестьянства на постройку какой-нибудь школы-халупы совершенно не учитываются, и считается, что вот-де какие крестьяне, не догадались хорошую школу построить, а построили какую-то халупу. И выход видят только один – запретить строить такие школы, вместо того чтобы пойти крестьянам на помощь, чтобы всячески поддержать их, – вместо этого подходят как-то совершенно с другой точки зрения, с той точки зрения, с которой привыкли подходить в старые времена. Наша партия выдвинула лозунг борьбы с бюрократизмом и, конечно, и в области народного образования этого бюрократизма больше чем достаточно. Поэтому и в этой области нужно пробивать дорогу для того, чтобы была дана достаточно просторная инициатива массам.

Но мало пробудить инициативу. Самое важное – организовать эту инициативу. И вот мне думается, что в области дошкольного образования могли бы большую роль сыграть договорные детские сады. Я не знаю, ставился ли у вас здесь этот вопрос или нет. Сейчас как раз время поднять эту кампанию о договорных детских садах. Договорность в области школы натыкается на такое затруднение: там необходимо обеспечить учителю содержание на целый год, и отделы народного образования обыкновенно выдвигают такое условие: вот вы построили школу, хотите иметь учителя – пожалуйста, внесите жалованье учителю вперед за год. Крестьяне этого сделать обыкновенно не могут, и поэтому школа пустует. Я думаю, что в области летних площадок тут гораздо меньше препятствий. И сейчас крестьянство, которое в прошлом году убедилось в пользе площадок, по крайней мере известная часть передового крестьянства, может пойти на это. Тут нужно только нащупать правильные формы. Бояться сейчас зависимости руководительницы-дошкольницы от крестьянства не приходится. Там, где сознают, что нужен детский сад, обыкновенно никто уже и не предложит, чтобы детей учили иначе, а не так, как это делают руководители, к этому, «приставленные».

Сейчас и в деревне есть общественные организации: есть кресткомы, есть партийные ячейки, есть комсомол, есть делегатки, есть та организованная часть населения, которая, конечно, сумеет охранить детский сад от реакционного давления крестьянства на школу, которого боялись в прежние времена. Я думаю, что эта опасность ни в малой мере не угрожает, что можно найти такие формы договоренности, которые способствовали бы широкому развитию дела дошкольного образования, с одной стороны, и которые, с другой стороны, открыли бы этому делу в дальнейшем широкие перспективы. Надо отдать себе отчет в том, что кооперация в настоящее время всячески старается снизить свои накладные расходы, и поэтому рассчитывать на большую помощь не придется. Поэтому чрезвычайно важно найти и другие формы – формы организации этой инициативы населения. Я думаю, что это вопрос чрезвычайно важный, в который упирается дело дошкольного воспитания и в городе, и в деревне.

Несколько слов о дошкольной работе среди нацменов. Наше поколение, поколение стариков, было свидетелем того, как при царизме национальные меньшинства всячески угнетались. Владимир Ильич, в частности, придавал громадное значение делу братского сближения с нацменьшинствами. Он чрезвычайно волновался каждый раз, когда кто-нибудь из партийных работников обнаруживал недостаточное внимание к этому вопросу.

И действительно, если мы оглянемся на пережитое время, на время царизма, то мы увидим, что в эти времена нацменьшинства были в чрезвычайно тяжелом положении. И теперь приходится поправлять дело веков.

Нужно с особым вниманием относиться к налаживанию работы среди этих национальностей, которые были поставлены в невозможность нормально развиваться. В нашей партии есть одна очень хорошая традиция, а именно: начинают приступать к работе, начинают работать с массами – выступают не с отвлеченными лозунгами, а исходя из конкретных требований, из того, что близко рабочему, что близко и понятно крестьянину, что близко и понятно работнице и крестьянке. Так, мы начинали работу среди рабочих масс с кипятка, начинали с длинного рабочего дня, со штрафов, со всех тех вопросов, которые волновали рабочих. Среди крестьянства агитация началась с земли, со всего того, что особенно близко волновало крестьянина. И сейчас, конечно, эту традицию партии нужно всячески поддерживать. И если мы хотим, чтобы женщина нацменьшинств, которая стояла при царизме в худших условиях, чем остальные работницы и крестьянки, – чтобы она могла полностью развернуть свои силы, чтобы она полностью была вовлечена в общественную работу, необходимо начать с того, что ей особенно близко. А что близко работнице и крестьянке, как не ее ребенок, с которым ей приходится постоянно иметь дело, о котором у нее болит душа и забота и внимание к которому ей особенно понятны и особенно задевают и будят ее мысль?

И последнее, на чем я хотела бы остановиться, – это на том громадном значении, которое имеет дошкольное дело в общем культурном подъеме страны, – тут [наблюдается] новый подход; и даже и в том случае, когда внешняя пропаганда, которая ведется работниками дошкольного воспитания иногда и неудачно, она, несомненно, забрасывает глубокие корни.

Мне вспоминается рассказ одной рабфаковки, которая рассказывала о приезде к ним работницы по дошкольному воспитанию, которая хотела агитировать крестьянок на устройство детской площадки, а бабы пошушукались и решили: «Это она нас хочет отбить от наших мужей». И решили, что надо от греха поскорее разойтись. И вот эта рабфаковка рассказывает, как ей жалко было эту девицу, которая приехала. У нее, говорит она, слезы в глазах стояли, а как подойти к крестьянкам – она не сумела. И вот, кажется, площадка не вышла. Как будто бы ничего не вышло из этой агитации, но слова этой дошкольницы запали в сердце этой самой рабфаковки, и она, во-первых, употребила все усилия на то, чтобы добиться того, чтобы учиться, а во-вторых, одна из мыслей, которая ее особенно занимает, что ей, которая умеет говорить с крестьянками, ей нужно поставить эту пропаганду дошкольного воспитания по-настоящему. Таким образом, учесть то, что дало то или другое выступление, которое часто может казаться очень неудачным, не всегда можно, потому что разъедутся бабы, а что они подумают, что решат на следующий год – это учесть трудно. Но надо сказать, что идея дошкольного воспитания идет все глубже и глубже и захватывает новые слои, которые пару лет тому назад об этом вопросе, может быть, и не думали. Конечно, вся эта работа и несет с собой новый быт.

Вот когда в 1919 г. мне пришлось ездить с агитационным пароходом «Красная звезда», мы заехали в какое-то село, и что же: приходит женщина и заявляет, что она хочет через меня подать прошение Ленину. О чем? На своего сына пяти лет, который ее не слушается и ходит в детский сад. Она настолько волнуется, что видно, как появление этого детского сада в их селе составляло какое-то событие, которое перевернуло все ее представления, и уже через своего собственного сына она почувствовала себя бессильной, она поняла, что есть какая-то общественность, которая ценнее ее материнского влияния, которое хочет идти вразрез этой общественности. Мне кажется, этот факт довольно показателен для того, чтобы оценить, какое огромное влияние имеет детский сад. Но лучше всего это оценивается самими делегатками, самими крестьянками, которые так много говорят сейчас о детских садах. Более глубокое расширение этой пропаганды теперь, мне кажется, обеспечено. В прежние времена, когда мы начинали работать с рабочими, то обыкновенно у тех групп интеллигенции, которые работали, были затруднения в том, что они не находили общего языка с широкими массами. Но когда они через кружки рабочих сумели подойти к этой массе, когда пропагандистами идей марксизма стали сами рабочие, то идеи марксизма стали распространяться с необычайной широтой. Конечно, то же можно сказать и о нашем небольшом уголке просветительной работы, о работе среди крестьянок, о работе по дошкольному воспитанию. Теперь уже в лице делегаток, в лице целого ряда крестьянок, которые на себе почувствовали все значение детского сада в деле изменения быта, мы уже имеем пропагандистов, и тут надо только дальше и дальше вести свою линию, надо сплотиться, чтобы при тех трудных условиях, которые существуют, как можно шире охватить массу и действительно сделать дошкольное воспитание общественным.

Собравшаяся здесь аудитория свидетельствует о том, что кадр работников в этом направлении есть, что закваска основная есть и что дело это стоит прочно. Рассказы и доклады о том, что делалось и что делается на местах, показывают, что дело это стоит уже на прочной базе и что через пару лет мы будем слушать тут еще более оптимистические доклады. Будем надеяться, что достигнем того, к чему стремимся.

1926 г.

ОБ ОХРАНЕ ДЕТСТВА

Как-то мы обсуждали во внешкольной подсекции научно-педагогической секции ГУСа вопрос о работе пионеров среди неорганизованных ребят. Начали перечислять: надо сделать то-то и то-то, позаботиться о том-то и том-то. И вышло, что на плечи детишек мы хотим навалить непомерную тяжесть. Все пришли единогласно к тому заключению, что тяжести этой ребятам не поднять. Они могут лишь помогать этой работе, но не брать всю ее на себя.

О какой работе идет речь?

Кто заботится о материальной помощи детворе? СПОН, школа, собес, госстрах?

Когда стали обсуждать этот вопрос, то выяснилось, что никто толком, систематически, а не случайно, об этом не заботится. Есть еще забота о детях членов профсоюзов, о школьниках, но кто заботится о детях городской и деревенской бедноты, родители которых ни в каких профсоюзах не состоят, и о тех ребятах, которые ни в какую школу не ходят, матери которых торгуют семечками или своим телом, ходят в случайную поденку, отцы которых не могут попасть в профсоюзы, не могут найти работы? Кто заботится о детворе, которая ютится на не допустимой ни для кого жилой площади, которая ютится в подвалах, дни проводит по лестницам и где придется, которая глядит, где бы стащить корку, и не ходит в школу, потому что нет ни обувки, ни одежды? Это не беспризорные; у них есть родители, но это дети, требующие заботы. Кто систематически заботится о них?

Кто устраивает для них столовки, дает им возможность глотнуть молока, поесть горячего?

Кто заботится об устройстве для этих ребят дневного пристанища, клуба? Кто заботится о том, чтобы летом эти ребята могли играть на воздухе, ездить по воскресеньям за город, ездить на недельку – другую в деревню?

Кто заботится о помещении этих ребят в школу, о том, чтобы они не росли безграмотными?

Кто мешает тому, чтобы ребят били, спаивали и т. п.?

Кто заботится о приискании ребятам посильной работы, с одной стороны, и о том, чтобы их не эксплуатировали?

Кто?

Разные ведомства.

Чтобы был толк, необходимо, чтобы стержневая работа велась в одном определенном ведомстве, чтобы это ведомство за эту работу было ответственно. Другие ведомства, конечно, не должны, не могут бросать работы по охране детства, а, напротив, должны крепить ее, опираясь на стержневую работу основного ведомства.

Какое ведомство должно взять на себя заботу о детях? Если забота о раннем младенчестве падает на Наркомздрав, то забота о детях дошкольного и школьного возраста должна падать на Наркомпрос.

У СПОНа есть больное детище – беспризорные, забота о них поглощает все его силы. Это вполне естественно. Иначе быть не может. Само собой, что охрана детства тесно связана со СПОНом. Охрана детства – это предупреждение беспризорности, это профилактика беспризорности. Но забота о беспризорных и охрана детства не совпадают. Охрана детства – это основная задача, задача более широкая. СПОН – это лишь часть охраны детства. Охрана детства может значительно ослабить беспризорность, но не в этом только ее задача.

Задача охраны детства не может быть разрешена ни в какой мере, если она не будет опираться на широкую общественность. Украина показала пример, как это делается. Там в некоторых частях образцово поставлена работа обществ «Друг детей» и «Червонный Хрест». Опыт Украины должен быть тщательно изучен. Мы тщательно изучали опыт буржуазных стран, чтобы взять из него то, что нам полезно, нужно. Тем более должны мы изучить опыт нашей братской республики в таком важном деле, как охрана детства.

Надо спешить с налаживанием этого дела. Приближается лето, когда особо много можно сделать для охраны детства, когда упорно надо готовиться к зиме.

Устройство площадок, массовые поездки ребят за город на несколько дней, вывоз слабых ребят на вольный воздух, организация игр, площадок, открытие садов для ребят, организация купания и т. п. – за все это надо браться.

Надо подготовляться к зимней кампании, гораздо более трудной, по снабжению ребят одеждой и обувью для посещения школы, по устройству школьных завтраков, по подкармливанию слабых и пр. и пр.

Нужно устройство повсюду пунктов охраны детства, где работали бы друзья детей вместе с делегатками, с комсомолом, с пионерами, куда можно было бы приходить за справкой, за советом, приходить со своей инициативой. Конечно, надо охранять эти пункты по охране детства от бюрократизма, формализма, канцелярщины. Это должны быть пункты по живой помощи, по живому содействию всякому начинанию в этом деле.

На это дело особенно охотно пойдут широкие слои работниц, молодежь, дети.

И если соответствующий орган Наркомпроса сумеет опереться на широкую общественность, работа эта может получить широкий размах.

Эта работа необходима в городе, еще более нужна она в деревне.

На ячейку «Друг детей» должен опираться комитет крестьянской взаимопомощи в своей заботе о детях, на эту ячейку должны опираться школа, пионеры.

Дети – наше будущее. Широкое развитие работы по охране детства – это кусочек строительства новой жизни, кусочек строительства социализма.

1926 г.