Личность в истории культуры
Культурология взаимодействует с психологией и культурной антропологией, проявляя интерес к человеку в контексте истории, к его творческой судьбе и повседневной жизни, к отношениям к событиям и настроениям эпохи.
Исследования подобного рода находятся на пересечении различных наук: истории и этнографии, литературоведения и искусствознания, философии и педагогики. Особое значение имеют науки, непосредственно связанные с изучением личности: историческая психология, психология творчества, философская и социальная антропология, социология культуры и социология личности.
Можно продолжить их перечисление, ибо сфера гуманитарных наук в той или иной степени ориентирована на исследование личности и времени, личности и культуры.
Это свойство культурных явлений как объекта гуманитарных наук и теоретической рефлексии было названо известным польским социологом Ф. Знанецким «человеческим коэффициентом». Миф, произведение искусства, произнесенное слово, инструмент, кодекс законов, социальная система есть то, что они есть, только как феномены человеческого сознания. Именно оно обладает той творческой силой, которая дает импульс этим созданиям культуры. Вне осознания они лишаются человеческого смысла и значения: картина становится хаотическим нагромождением цветовых пятен, произнесенное слово — сочетанием звуков, инструмент — куском металла.
Вся объективная реальность этих феноменов как объектов человеческого знания, все отношения в мире культуры, все это безвозвратно исчезает, если мы отбрасываем человеческий коэффициент. Если интерпретируем эти феномены не как объекты чьих-либо переживаний или комплексы
чьих-либо сознательных действий, а как «ничейную реальность» по способу, принятому в естественных науках'.
ф. Знанецкий справедливо подчеркивает органичную взаимосвязь культуры и личности, роль антропологического фактора в гуманитарных науках.
Однако нередко можно заметить в некоторых исследованиях истории культуры пренебрежение многообразными человеческими отношениями, сопровождающими любое явление культуры. При таком подходе творческая личность утрачивает самостоятельный смысл и предназначение, становится весьма заурядным «представителем» эпохи.
^ Личность деятеля культуры, судьба и драма жизни, мотивы творчества, внутренние диалоги с самим собой, взлеты признания и боль отчуждения, одиночество и разочарование, финансовые трудности и житейские испытания, жизнестойкость и сила духа — все это образует уникальный рисунок человеческой индивидуальности, столь важный для понимания культуры. .
Вульгарный социологизм проявлялся в стремлении отождествить личность и исторические события эпохи, современником которых она была. Духовное творчество наделялось функцией «иллюстрации» событий, проясняющей их значение. Однако творческая личность не является «зеркалом» событий своего времени, ее взгляды могут совпадать с преобладающими оценками и настроениями, но могут быть и противоположными.
Автономность личности, ее свобода и независимость являются важными условиями творчества. В течение жизни человеку предстоит пройти сложный путь. Он проживает как бы несколько биографий, часто непохожих, будто они принадлежат разным людям. Поэтому столь непросто проникнуть исследователю в духовный смысл жизненных этапов, различных по творческим достижениям и душевной напряженности.
И здесь исследователя подстерегает искушение схематизма, когда предпочтение отдается какой-либо одной линии жизни, а все другие отсекаются как второстепенные.
Все эти рассуждения о схематизме и односторонности важны для того, чтобы еще раз подчеркнуть сложность соединения творчества и повседневной жизни человека. Но без этого история теряет тот
1 Знанецкий Ф. Мемуары как объект исследования // Социологические исследования. 1989. № 1. С. 107.
реальный контур, который необходим для понимания явлений культуры.
Биография как «археология знания»
Интерес к истории идей, произведений, открытий органично связан с историей личности ученого, деятеля культуры. Проникновение в творческую лабораторию, воссоздание стиля и образа жизни, выявление круга общения занятие такое же увлекательное, как и изучение результатов творческой деятельности.
Только в этом случае в центре внимания исследователя находится личность во всем многообразии ее связей и отношений. Можно надеяться, что такой подход значительно расширит горизонты культурологического анализа.
Известный литературовед, культуролог Ю. М. Лотман отмечал:
...Самые общие исследования исторических процессов и самое конкрет-» иое описание мыслей, чувств и судеб человеческой единицы не высшее и низшее звенья постижения прошлого, а два плеча одного рычага, невозможные друг без друга и равные по значению1.
Реконструкция жизни личности — своеобразный труд воскрешения давно прошедшего, что растворилось во времени, ушло в небытие. «Отпечатки» той жизни сохраняются в виде писем, дневников, записных книжек, автобиографических повествований, личных документов, пометкок в книгах, конспектов и черновых набросков, воспоминаний современников. Но они представляют собой лишь разрозненные фрагменты прошлой жизни, и чтобы понять их значение, надо их оживить, определить правильное «местоположение» каждой детали, воскресить душевный мир личности.
Ю. М. Лотман справедливо называет труд по реконструкции жизни личности «археологией культуры». «Биограф по мозаичным осколкам воссоздает рисунок ушедшей жизни и сохраняет ее для потомков. И вот под его руками разрозненные фрагменты, лишенные жизни и смысла, обретают цельность, наполняются мыслью и мы вдруг слышим пульс того, кто давно уже ушел из жизни, физически рассеявшись в биосфере, а духовно влившись каплей в поток культуры»2.
Биограф как археолог культуры, стремится максимально приблизиться к подлинности жизни, чтобы обнаружить тот внутренний мир, который был присущ человеку. Поэтому столь важно сочетание тща-
1 Лотман Ю. М. Карамзин. СПб., 1997. С. 13.
2 Там же. С. 12.
тельного анализа и интуиции, воображения и сотворчества в биографической реконструкции.
Французский философ Г. Башляр назвал это направление исторического исследования «палеонтологией исчезнувшего духа». Подобное исследование не предполагает анализа творчества и не напоминает обычной биографической справки в виде перечня основных дат и событий, столь привычных в научной и популярной литературе. Это больше похоже на «биографию души», воспроизведение поисков и тревог, признаний и скрытых душевных травм, заблуждений и разочарований, философской мудрости н житейской непрактичности.
► Обращение к проблеме личности в истории культуры способствует разработке особого раздела в культурологии, который может быть назван исторической персонологией.
На международной конференции, Посвященной проблемам изучения роли просвещенной личности в российской истории, была отмечена продуктивность персоналистического подхода к анализу Золотого века русской культуры1. Вклад таких знаменитых родов, как Воронцовы, Щербатовы, Шуваловы, Голицыны, в создание просвещенной России трудно переоценить. Значительна роль в развитии образования преподавателей учебных заведений, иностранцев на российской службе, ученого монашества, городского купечества, а впоследствии и земской интеллигенции.
Однако чаще всего исследователи отмечают общую заслугу этих социальных групп, но не менее важно выявить роль выдающихся личностей, истинных «подвижников» и энтузиастов, своеобразных «пассионариев», могучая и добрая энергия которых способствовала развитию просвещения в России.
Историческая персонология является частью исторической культурологии, но ее предметное поле определяется исследованием личности и культуры, особенностями индивидуальности, созданием философской биографии ученого, художника. Она использует биографический метод для реконструкции жизни личности.
Особое значение имеет «биографика» как отрасль исторического знания. Она исследует онтологию биографии, ее историческую эволюцию, основные понятия и процедуру жизнеописания, структуру коммуникативных сообщений, степень достоверности фактов, грани-
1 Артемьева Т. В., Микешин М. И. Сюжеты исторической персонологии // Философский век: Альманах. СПб., 1997. Вып. 2.
цы реконструкции мира личности, значение семиотики поведения, возможности понимания индивидуальности.
А. Л. Валевский выделяет следующие разделы биографики:
1) исследование феноменологической структуры знания об индивидуальности;
2) указание возможностей и компетенции этого знания;
3) основные понятия и процедуры биографической реконструкции;
4) пути и средства получения достоверного знания;
5) определение особенностей герменевтических ситуаций, составляющих биографический опыт1.
Несмотря на то что биографический жанр достаточно популярен, для исследователя возникает немало теоретических вопросов относительно идентичности биографических фактов, специфики биографической традиции письма, соотношения достоверности и вымысла, научности и художественности.
Биографический жанр в истории мировой, и особенно европейской, культуры имеет давнюю традицию. Биография как текст возникает на основе письменности, но этому предшествует так называемая «протобиография» в виде устных преданий о жизни богов и героев, былин и сказаний. Этот первичный слой постоянно воспроизводится в истории культуры и даже может восприниматься как идеальная модель жизнеописания.
В античной культуре стали классикой «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Исследователи полагают, что впервые термин «биография» был дан в предисловии к переводу этого произведения в XVII в. Дж. Драйденом. Принято считать, что биография означает воссоздание истории жизни человека, каким он был в действительности.
Средневековье обогатило этот жанр, создав жития святых, летописи, исповеди. В Новое время становятся популярными исторические романы, дневники, диалоги в письмах.
В XX в. происходит небывалый прежде «обвал» биографической литературы: энциклопедии, справочники, хроники, словари «Кто есть кто», автобиографии, мемуары пользуются широким спросом. Серии изданий «Жизнь замечательных людей», «История в лицах» и многие другие привлекают читателей. Известные писатели
1 Валевский А. Л. Биографика как дисциплина гуманитарного цикла // Лица. Биографический альманах. М.; СПб., 1995. № 6. С. 33.
С. Цвейг, А. Моруа, Ю. Тынянов, В. Вересаев обращаются к биографическому жанру. Психоаналитические эссе предлагают объяснения истоков и мотивов творчества, исследуя скрытые переживания личности.
В 1990-е гг. были опубликованы мемуары деятелей культуры русского зарубежья. Изданы автобиографии и воспоминания А. Н. Бе-нуа, Н. Н. Берберовой, А. Н. Вертинского, 3. Н. Гиппиус, М. В. Добу-жинского, Н. И. Ильиной, М. Ф. Кшесинской, И. Г. Одоевцевой, ф. И. Шаляпина и многих других.
Они донесли до нас эхо Серебряного века, трагизм судьбы изгнанников, их преданность русской культуре, жизненные драмы и духовный облик. Исследователям еще предстоит освоить эти необычайно интересные повествования.
В традиции русской духовной культуры особое место занимали письма, дневники, воспоминания. Считалось важным почти ежедневно записывать свои впечатления о событиях и встречах, анализировать поступки и отношения с друзьями и знакомыми, размышлять о прочитанных книгах. Эпистолярное наследие многих деятелей культуры многотомно, переписка обстоятельна. Письма хранили в личных архивах как драгоценные свидетельства прошедшей жизни, передавали потомкам.
Письма, записные книжки, дневники иногда называют «второй литературой», необходимой для более глубокого понимания жизни и творчества, личных контактов и взаимоотношений. Они вносят яркие краски в общую палитру жизнеописания, в них оживают люди и эпохи, возникает ощущение ритма времени. Восхищение и заблуждение, досада и горечь, прозрение и поддержка, разочарование и дружеская привязанность, долги и расчеты, ожидание и нетерпение, злость и предательство, добро и милосердие, одиночество и поражение, успех и преклонение — все это обретает в «очень личных» документах достаточно четкие контуры. Подобное духовное наследие бесценно. Оно спасает ушедшую жизнь от забвения, сохраняет ее для последующих поколений. Достоинство этих документальных свидетельств заключается также в том, что они не рассчитаны на посторонних или на будущую публикацию. Они интересны как «штрихи к портрету», уникальные подробности жизни и творчества.
Данная духовная традиция впоследствии была почта полностью утрачена. Исчезли в огне войн и репрессий семейные архивы, упоминания о некоторых родственниках и знакомых было опасным, письма стали редкими и однотипными.
Но многовековая традиция имеет внутренние жизненные силы для возрождения, стали появляться воспоминания современных деятелей культуры, науки, политики, бизнеса.
В них отразилось стремление представить свою жизнь в прошлом и настоящем, в отражениях множества «зеркал», высказать отношение к происходившим событиям.
Возрождение интереса к жизнеописаниям определяет необходимость обоснования теоретического подхода в использовании биографического метода. Вульгарный социологизм требовал освещения этапов трудовой деятельности, политических взглядов. Они были «лакмусовой бумажкой» в оценке жизни и творчества личности. Биографии нередко превращались в легенду, где анализ жизни подменялся мифом. Описание жизни освобождалось от реальных конфликтов, и вместо них возникали вымышленные трудности, всегда успешно преодолеваемые. Одни факты отодвигались в тень, другие получали завышенную оценку. В подписях к групповым снимкам упоминались. лишь «дозволенные цензурой».
Опубликованные биографии создавали иллюзорное, а порой и просто ложное представление о жизни. В них было много умолчаний, «белых пятен».
Биографы канонизировали личность, устраняя из описания все неудачи, депрессии, смятение. Создавался «мраморный двойник», лишь отдаленно напоминающий реального человека.
Другой крайностью биографического жанра было чрезмерное увлечение бытовыми подробностями, перечисление измен и связей, ссор и конфликтов, долгов и финансовых претензий. Великий человек изображался обычным, таким «как все». Это намеренно снижало публичное представление о гениальной личности, давало возможность предъявлять к ней требования, относиться снисходительно к творчеству, порицать поведение. Факты обыденной жизни приобретали самодостаточную ценность, вытесняя интерес к творчеству.
Идеологические рамки всегда приводили к созданию мифов, ничего общего не имеющих с реальной жизнью. Так возникали многочисленные варианты «псевдобиографии», которые неоднократно переписывались в зависимости от интересов заказчика и идеологических требований.
Все это способствовало распространению скептического отношения к биографическому жанру как вымышленной истории жизни. Биография автора — это «след на песке», писал М. Фуко. От прикосновения этот след не просто деформируется, но исчезает. Поэтому
напрасны усилия биографа, который пытается зафиксировать жизнь человека. Реальны лишь продукты творчества, их и надо изучать.
Еще более категорично высказался Р. Барт, констатируя «смерть автора», жизнь которого не только банальна и лишена значительных событий, но и полностью отстранена от его творчества.
Обращение к описанию жизненных коллизий лишь удаляет от понимания творчества. А. Гулыга, автор философской биографии И. Канта, писал:
Внешняя жизнь Канта текла размеренно и однообразно... Этого не скажешь о жизни внутренней, о жизни его духа. Здесь происходили удивительные свершенья. Рождались дерзновенные идеи, крепли, вступали в единоборство с другими, гибли или мужали в борьбе... Мысль жила напряженно и драматически... У Канта нет иной биографии, кроме истории его учения... Самые волнующие события в ней — мысли1.
Казалось бы, после такого признания биограф должен полностью сосредоточиться лишь на изложении философского учения Канта. Но это означало бы разрыв между личностью и творчеством. Достоинство данной книги А. Гулыги заключается в том, что за внешней неприметностью повседневной жизни он находит источник внутренних переживаний и размышлений великого философа.
В поле зрения биографа попадают отношения И. Канта к друзьям и близким, университету и коллегам, Кенигсбергу и родной природе. К обычным представлениям о его педантизме и пунктуальности добавляются новые черты: общительность, галантность, доброжелательность к людям, чувство юмора. Они дают возможность более полно представить гуманизм его философской, антропологической системы.
Трудность биографического исследования состоит также в необходимости восстановления исторической справедливости, разрушения ложных обвинений, критики легенд и мифов, схематических упрощений, модернизаций. Ситуации подобного рода неоднократно возникали в истории культуры.
Э. Ю. Соловьев, рассматривая биографический анализ как вид исторического философского исследования, представил типологию различных жизнеописаний.
• Во-первых, рассмотрение жизни мыслителя как лаборатории мысли. Все события и черты характера рассматриваются как дополняющие его учение.
Гулыга А. И. Кант. М, 1977. С. 5.
• Во-вторых, в описании жизни приоритет отдается реализации главного дела, борьбе за общественное признание новой мировоззренческой концепции.
• В-третьих, биография интересна как первое социально значимое и прижизненное воплощение идеи на практике, которое вызывает чувство гордости и удовлетворения.
• В-четвертых, в фокусе внимания оказывается тот синтез различных форм духовной деятельности, который характеризует уникальность творчества.
Читая жизнеописание великого мыслителя, мы видим, что становление мировоззренческой идеи несводимо к ее «изобретению» или «изготовлению». Идея не просто должна быть «выделана», но еще и выстрадана своим субъективным носителем. В той или иной форме преодолено крушение иллюзий, разочарование, раскаяние и другие страдательные творческие акты1.
В центре внимания биографа оказывается социальная и культурная ситуация, в которой раскрывается жизнь человека. Биографические исследования XX в. находились под сильным влиянием герменевтики и психоанализа. Исторические обстоятельства являются своеобразной «жизненной декорацией», на фоне которой действует личность. Для биографа важно понять, как складывается индивидуальность, и дать возможное истолкование самореализации в творчестве.
В психоаналитической концепции особое значение придается самоанализу, комплексам, травмам, изменяющим мотивацию поступков. Аномалии становятся источником творчества, и биограф призван раскрыть их внутренний смысл. Таковы очерки 3. Фрейда о Леонардо да Винчи, Э. Эриксона о Лютере и Ганди. Было бы неверным ограничивать биографический анализ лишь одним подходом, отвергая другие как ограниченные. Каждый подход вносит свой вклад в понимание сложного и таинственного мира творческой индивидуальности.
Портретная галерея деятелей культуры является необходимым дополнением и важной частью духовной жизни общества.
Все творческие произведения рождаются из глубины личного бытия, зависят от эмоционального и интеллектуального состояния человека. Именно поэтому при анализе творчества широко используется понятие «проецированная биография», когда произведения буквально насыщены личными впечатлениями, событиями, встреча-
1 Соловьев Э. Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования // Вопросы философии. 1987. № 9. С. 138.
ми писателя. Такой поиск осуществил Б. Носик, автор книги «Мир и дар Набокова». Проникновение в глубины творчества необычайно увлекательно, ибо биограф становится невольным свидетелем и соучастником жизни автора, вступает с ним в диалог.
Лауреат Нобелевской премии по литературе, известный политический деятель У. Черчиль, автор удивительно тонких и точных психологических портретов «Выдающиеся современники»1, придавал особое значение личности в истории. Талант способен дать импульс развитию культуры, изменить характер ценностей общества, совершить поворот в отношении к людям и событиям. Личность — фермент культуры, благодаря которому происходят позитивные или негативные процессы. В этом смысле личность — «великий негатив», провокатор истории. В очерке о Троцком он характеризует его как человека «с лицом разъяренной рыси», кровавого позера и честолюбца, мечтавшего о лаврах советского Наполеона. О революционере Б. Савинкове он пишет как о загадочной и зловещей натуре «вечного» конспиратора, безжалостного, бесстрашного, одинокого.
Биографические исследования дают возможность на основе жизненных фактов, поступков, черт характера представить «лицо Зла», вызвать к нему негативное отношение.
Жанр автобиографии непосредственно и наиболее полно выражает индивидуальность, ибо в ней главную роль играет сам автор. Здесь важно не только перечислить в хронологическом порядке основные и второстепенные события собственной жизни, но и увидеть себя в зеркале отражений других людей, раскрыть глубинный смысл своих поступков и проанализировать их последствия.
Автобиография — ценный опыт самопознания. Однако важно иметь в виду, что в этом жанре человек волен быть откровенным лишь до определенной степени, причем планку дозволенной искренности он устанавливает сам. В автобиографии человек открыт взору читателя, но «обнажен» лишь в тех пределах, которые сам считает возможными. Он искренен, но способен обойти стороной неприятные моменты и события жизни, умолчать о тайнах, которые ему известны; высказывать весьма субъективное мнение о людях; быть излишне эмоциональным в своих симпатиях и антипатиях.
Но такова и реальная жизнь личности. Поэтому автобиография как исторический документ признается специалистами с определенными оговорками, ибо в ней автор допускает неточности. Тем не ме-
Темпест Р. Черчиль как писатель / Звезда. 1995. № 11. С. 114.
нее именно автобиография максимально приближает нас к духовному миру личности, его уникальности и неповторимости.
Автор трехтомной «Истории автобиографии» немецкий ученый Г. Миш считает, что этот жанр литературного творчества доносит до нас подлинное «поэтическое одушевление» пишущего и поэтому должен восприниматься с благоговением, исключающим критику.
В определенном смысле биографии должны соответствовать тому, как человек представляет свою жизнь.
Русский» философ Н. А. Бердяев написал книгу «Самопознание. Опыт философской автобиографии»1, в которой он воспроизводит историю духа и самосознания.
В ней воспоминания о событиях и людях чередуются с философскими размышлениями об активности памяти, воскрешающей из небытия светлые и темные периоды жизни:
Тайна личности, ее единственности, никому не понятна до конца. Личность человеческая более таинственна, чем мир. Она и есть целый мир.» Человек — микрокосм и заключает в себе все2.
Именно поэтому опыт самопознания в автобиографии столь бесценен, ибо никто другой не в состоянии описать историю собственной жизни со всеми взлетами и падениями, восторгом признания и горечью разочарования.
Философская автобиография вносит ценный вклад в развитие теории личности, создавая представление о механизмах действия памяти, процессах воспроизведения и забывания прошлого, поиска смысла жизни и творчества. Несомненный интерес имеют размышления об экзистенциальных состояниях человека: о свободе и бунтарстве, одиночестве и общении, уверенности и сомнении, тоске и радости, времени и вечности, любви и эросе.
Дневники Л. Ю. Бердяевой3, недавно опубликованные в России, являются документальными свидетельствами о повседневной жизни семьи. Мы узнаем о трудностях и лишениях, круге общения, обсуждениях лекций об истории русской культуры, прочитанных Н. А. Бердяевым в Религиозно-философской академии в Париже. Дневники зафиксировали период с 1934 по 1945 г., необычайно насыщенный историческими событиями. Соединение философских размышлений, дневниковых записей и эпистолярного наследия создает целостное представление о жизни и творческих исканиях мыслителя.
1 Бердяев Н. А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М., 1991.
2 Там же. С. 26.
3 Бердяева Л. Ю. Дневники / Звезда. 1995. № 10-11.
Следует отметить еще один тип автобиографического повествования. Речь идет о книге Н. Н. Берберовой «Курсив мой. Автобиография». Она автор собрания сочинений, среди которых — «Чайковский», «Бородин», «Железная женщина», «Люди и ложи» и др. Изучение ее творчества еще только начинается в России, хотя за рубежом оно широко известно. В ней счастливо сочетались женственность и мудрость, очарование и талант, энергия и наблюдательность.
Н. Н. Берберова уехала за границу вместе с поэтом В. Ф. Ходасевичем в 1922 г. и только в 1989 г. посетила Россию вновь. Долгие годы она жила в Париже, работала в редакциях газет, встречалась со многими деятелями русской культуры: Н. Бердяевым, И. Буниным, К. Бальмонтом, М. Горьким, Г. Ивановым, Б. Зайцевым, П. Милюковым. В составленном ею справочнике к автобиографическому сочинению упоминается свыше 300 имен, а в алфавитном указателе — более 800.
Н. Н. Берберова (1901-1993) прожила долгую и насыщенную событиями жизнь. Она хорошо знала изнутри трудности русской эмиграции, невзгоды и нищету, соперничество идружбу, признание и разочарование. Всю жизнь она с любовью вспоминала о России, писала свои книги на русском языке. В Ленинграде в блокаду в 1942 г. умерли ее родители, но узнала она об этом трагическом событии лишь в 1961 г. Связь с Россией очень точно выражают строки из ее стихотворения:
Я говорю: я не в изгнанья,
Я не ищу других путей.
Я не в изгнаньи, я — в посланьи,
Легко мне жить среди людей1.
Берберова считала «Курсив мой» своей главной книгой, исповедью и опытом самопознания. В ней она описала встречи и расставания, занятия и увлечения, размышления и сомнения. Замысел книги состоит в том, чтобы через познание себя обрести душевное равновесие и уверенность. «Я живу, — пишет Н. Берберова, — в невероятной, в неописуемой роскоши вопросов и ответов моего времени, которые мне близки и которые ощущаю, как свои собственные».
Жизнь — могучий импульс всех перемен. Постоянно меняются наши требования и возможности, сдвигаются страсти ипотребности, честолюбие и самоутверждение. Эти перемены не должны огорчать, ибо в них проявляется безграничная пластичность человека.
Берберова Н. Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1996. С. 33.
Берберова всегда ценила в себе женственность:
Я никогда не страдала, что родилась женщиной. Не ощущала как недостаток ни в работе, ни в своих отношениях с мужчинами или женщинами, ни когда писала. Но женственность считала своим украшением, боясь ее утраты. Была физическая выносливость, эмоциональная сила, денежная независимость, успех, инициатива и свобода в любви и дружбе, умение выбирать. Но было также подчинение мужчине с радостью, ожидание совета, благодарность за помощь и поддержку1.
Эти признания ценны своей искренностью и обращены ко многим женщинам, перед которыми возникают подобные вопросы.
Берберова никогда не сожалела о пережитом и не хотела жить в другое время:
Мой век, с которым я родилась и старею, единственно возможный для меня век. Ужасы и бедствия моего века помогли мне: революция освободила, изгнание закалило, война протолкнула в иное измерение. Все шло впрок, ибо заряд энергии, который ощущается как волны тепла, и есть сама жизнь2.
Возрождение России неразрывно связано с духовной традицией личной причастности к историческим событиям. Биография всегда выражает определенное мировосприятие, упорядочивание собственного опыта и его представление читателю. В ней утверждается идея личностной автономии в истории культуры, правомерность индивидуального почерка в описании и восприятии явлений и событий личной и общественной жизни.
Модели биографических исследований
Корпус биографического знания постоянно пополняется. К нему относятся автобиографии в различных формах, биографические повествования, дневники, письма, архивы, личные документы, записные книжки, генеалогии, фотографии, рукописи, портреты, шаржи, эпиграммы. Эти материалы имеют различный «удельный вес» в реконструкции жизненного пути личности, самопознании и идентификации.
Существует несколько моделей биографического исследования.
• Хронологическая модель — наиболее упрощенная схема воспроизведения жизненного пути от рождения к смерти. Она состоит в виде перечня дат. Здесь возможен поиск для уточнения некото-
1 Берберова Н. Н. Курсив мой. Автобиография. С. 505. - Там же. С. 33.
рых событий. Иногда эта схема задается анкетой,фиксирующей основные и социально значимые факты.
Функциональная модель сосредоточивает внимание на тех этапах, в которых реализуется основной вид профессиональной деятельности.
Психологическая модель ставит в центр исследования мотивы поступков, описание намерений, сомнений, поиски принятия решений, влияние друзей и знакомых. Психоаналитические эссе, выяснение детских страхов и переживаний, скрытых комплексов, опыта самопознания и самореализации типичны для этого жанра. Социологическая модель представляет типичные обстоятельства, определяющие жизненный путь людей в зависимости от их принадлежности к различным социальным группам. Судьба личности отражает исторические события эпохи. Войны и миграции, коллективизация и индустриализация, политические репрессии и нарушения прав человека, демократизация и реформы прошли сквозь биографии огромного числа людей. Об этом свидетельствуют личные документы, анкеты, письма. Обработка массовых биографических материалов производится с помощью статистики, контент-анализа и других социологических методов. В результате индивидуальное в жизни личности приобретает значение типичного, становится показателем социальных процессов. В социологии применяется когортный анализ, который дает возможность описать типичную структуру жизненного пути целых социальных групп и поколений. В когорту включаются исследователем те группы, которые подобраны по определенным признакам. Это могут быть участники событий, представители субкультур, этнических, религиозных, миграционных общностей. Их объединяет общность судьбы, совпадающие в основном обстоятельства жизни, нормы и ценности.
Изучение личных документов, воспоминаний позволяет реконструировать духовный мир в единстве индивидуальных и социально типических свойств. Социологическая модель биографического исследования является способом измерения изменений в общественном мнении, динамики ценностных предпочтений, уровня образования и культуры поколений.
Культурологическая модель биографического исследования сосредоточивает внимание на жизненном пути личности в социокультурном контексте. Культура становится посредником в ис-
толковании образа индивидуальности, особенностей творчества, степени влияния повседневности на реальную жизнь, значения культурной семантики событий, отношений, норм и ценностей. Культура создает границы отбора фактов, документов для биографической реконструкции и интерпретации. Культура определяет ориентиры в оценке жизненного успеха, популярности биографии, выдвигает образец для подражания.
• Массовая культура всеми средствами поддерживает интерес к придворным интригам, подробностям интимной жизни, скандальным происшествиям в жизни политических лидеров и звезд эстрады. Жизнеописания кремлевских лидеров, их жен и детей, истории провинциалов и их вхождение во власть, многообещающие разоблачения — вся эта литература наводнила книжный рынок. Получили массовое распространение версии и мифы, легенды и псевдобиографии. Возникла особая профессия создателя образа — имиджмейкера, услуги которого востребованы в избирательных кампаниях, шоу-бизнесе. Несмотря на многочисленность этой продукции, она пока не стала предметом научного изучения. Вполне очевидно, что она оказывает влияние на духовную жизнь современников, создавая эталоны, эмблемы и символы эпохи.
Но было бы неверным считать, что этим ограничивается культурологическая модель биографического исследования.
Реальная человеческая жизнь многомерна и крайне противоречива. Каждый тип культуры вырабатывает свои модели «людей с биографиями», ибо каждая культура создает тип человека, чье поведение полностью предопределено системой культурных кодов, и человека, обладающего определенной свободой выбора своей модели поведения1.
Многие биографии остаются лишь достоянием семейных архивов, а чаще всего вообще исчезают бесследно. Развитие биографического жанра будет способствовать проявлению большего интереса к генеалогии, закреплению в текстах истории конкретной человеческой жизни. Ведь жизнь каждого человека столь же многообразна и неповторима, как Вселенная.
Как утверждает Л. Б. Шамшин,
биография является материалом для построения историко-культурной персонологии (культурной типологии личности, соответствующей типо-
1 Лотман Ю. М. Литературная биография в историко-культурном контексте // Ученые записки Тартуского университета. Тарту, 1986. С. 106.
догии культурных образований) и для стилистических исследований разного масштаба1.
Биографическая реконструкция включает в себя целый комплекс методологических принципов, систему категорий, методические приемы и процедуры получения информации, этические нормы и запреты, язык повествования и изображения индивидуальности персонажа, опору на документ и ограниченную возможность вымысла, высказываемого в форме предположения.
В биографии представлена не только индивидуальность деятеля культуры во всей противоречивости его натуры, характера и жизненных коллизий, но и описана культурно-историческая ситуация, современником которой он был. Здесь также действуют этические предписания, осуждающие произвол, тенденциозность, модернизацию.
Биографическое портретирование — это своеобразное «удвоение» реальности, в создании которой используется целая система семиотических средств, символов, знаков, условностей для наглядного изображения и реконструкции образа. Как писал немецкий философ XX в. Х.-Г. Гадамер (1900-2002), изображение — это «прирост наглядности бытия»2. В этом отношении биографика использует достижения и методы искусствознания для создания портрета в живописи, скульптуре, театре, фотографии. Иногда этот образ прочно закрепляется в сознании, приобретает свойства идентичности, тождественности. Американский теоретик Л. Эдель писал, что биография есть искусство портретирования.
Поэтому так важны язык биографического повествования, выразительность, образность, колорит, интонация, символическая насыщенность и доступность для понимания. Герменевтика дает смысловые ориентиры истолкования личности в контексте культуры, определяет ситуацию диалога.
«Мы ставим чужой культуре новые вопросы, какие она сама себе не ставила, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины», — писал М. М. Бахтин3.
Это суждение позволяет сделать вывод о перспективности развития жанра биографии как способа познания другой индивидуальности и иных культур. Расширяется культурный репертуар биографиче-
Шамшин Л. Б. Биография // Культурология. XX век. Словарь. СПб., 1997. С. 61.
2 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1989. С. 181.
3 Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.. 1986. С. 128.
ских повествований, в него органично вписываются разнообразные сценарии жизни и формы самовыражения.
Под этим внешним слоем обнаруживается реальная ткань культурной эпохи, драматические ситуации, меняющие облик истории. Биографическое сознание обусловлено культурой. В нем проявляются и закрепляются представления о жизненном успехе и способе реализации своих возможностей, о степени открытости индивидуального мира личности, о формах портретирования и изображения, о документальных источниках и надежности информации. Биография приоткрывает тайну творчества и вдохновения, воскрешая историю души.
Как отмечает О. Кривцун,
...жизненный путь художника, все расставленные на его пути ловушки и способы уклонения от них характеризуют не только витальную силу индивидуальности, но и саму почву культуры, породившей этот выбор, это поведение, эту драму, это творчество. Из взаимодействия витальности и. ментальности складывается конкретный рисунок жизни, судьба таланта корректируется незримой логикой культуры1.
Энергетика социального сдвига в культуре всегда отражается в способе самосознания личности, в настойчивом стремлении зафиксировать свое отношение к новой реальности. Именно поэтому в период социальных реформ возникает «обвал» множества произведений биографического жанра. Это создается Образ эпохи.
В истории культуры отмечена тенденция постоянного расширения репертуара воспоминаний, появления новых сценариев описания жизни и творчества. Мемуары становятся предметом научного анализа2. Воспоминания и письма восстанавливают облик эпохи, особенности отношений и переживаний, трудности и радости, творческую атмосферу и ее влияние на личность.
1 Кривцун О. Эстетика. М., 1998. С. 143.
2 Головина Т. И. Мемуары как источник культурологического исследования. СПб., 1998; Минц С. Мемуары и российское дворянство. СПб., 1998.
Раздел II
Дата добавления: 2016-07-09; просмотров: 1470;