ВЗРОСЛЕНИЕ И СОЦИАЛИЗАЦИЯ

Зрелым человек становится не с того момента, когда ему выдали паспорт или разрешили участвовать в голосовании, но лишь после того, как он в со­стоянии принимать на себя ответственность за свои поступки, вести себя в соответствии с теми правилами и нормами, которые разделяются данным обществом. Взрослый отличается от ребенка способностью ориентировать­ся не на свои желания и инстинкты, а на социальные нормы, регулирующие поведение и ожидания (экспектации) людей. Взрослый человек выполня­ет действия, к которым ребенок еще не готов.

Взаимный контроль членов социальной группы основан на их способно­сти реагировать на самих себя, умении посмотреть на себя как бы со сторо­ны, т.е. критически оценить собственную логику действий и видеть ее такой, какой, вероятно, ее видят другие. Логика совместного поведения основана на особой, шестым чувством улавливаемой, способности помещать внешний мир внутрь себя, создавать персонификации «значимых других», приписы­вая им соответствующие мотивы и цели. Подобное качество предполагает манипулирование социальными символами. Такое дифференцированное поведение возможно только в процессе социализации. Неудивительно по­этому, что дети и шизофреники, первые из которых еще не успели включить­ся в социализацию, а вторые стоят вне этого процесса, не способны стать полноценными членами социальной группы.

Новорожденный не может отличить себя от окружающего мира — его взгляд на мир неизбежно эгоцентричен. Главная причина заключается в от­сутствии системы координат, благодаря которой он определяет себя по от­ношению к другим, сохраняя в то же время целостность собственного «Я». Постепенно у него развивается самосознание, которое начинается с опреде­ления границ собственного тела. Хотя «пограничные» ощущения еще очень зыбки.

Известный швейцарский психолог Жан Пиаже отмечал, что для ребенка собственная точка зрения не отличается от точки зрения других. Давно за­мечено, что ребенок говорит о себе в третьем лице, а социальный и физи­ческий миры для него неразличимы. Употребляя категории времени, он путает их: например, признавая себя намного моложе отца, ребенок тем не менее ничуть не сомневается, что отец родился после него. Это интел­лектуальный эгоцентризм, он вызван постоянным преобладанием соб­ственной точки зрения. Пиаже считал, что детская речь эгоцентрична, прежде всего потому, что ребенок говорит лишь «со своей точки зрения»,

и, самое главное, он не пытается стать на точку зрения собеседника. Для него любой встречный — собе­седник. Ребенку важна лишь види­ мость интереса, хотя у него, вероят­но, есть иллюзия, что его слышат и понимают. Он не испытывает желания воздействовать на собеседника и действительно сообщить ему что-либо. Когда ребенок предоставлен сам себе или находится в одиночестве, степень эгоцентризма возрастает. То же самое происходит, когда на ребенка пытаются давить, командовать, не считаться с ним. Напротив, в среде ровесников, где возможны дискуссии и споры, процент эгоцентрической речи снижается. Независимо от сре­ды, коэффициент вербального эгоцентризма уменьшается с возрастом. В 3 года он достигает наибольшей величины: 75% от всей спонтанной речи. От 3 до 6 лет эгоцентрическая речь постепенно убывает, а после 7 лет, по мнению Пиаже, она исчезает²⁷.

Социальный эгоцентризм базируется на неумении выделить свою точку зрения. Именно отсутствие собственной позиции делает юных граждан, впрочем, как и взрослых, открытыми для влияния и принуждения со сторо­ны других людей. Механизмом служит процесс подражания. Подражая об­разцам и манере поведения окружающих, дети тем не менее считают их своими собственными, не умея объективироваться от чужого мнения, «цен­трируя» их на себе, т.е. считая, что они и есть центр мира.

Поворотную точку в процессе социализации обозначил социальный ин-теракционизм. Его представители Дж. Мид и Ч. Кули тонко уловили тот мо­мент, когда маленький человечек, перестав интересоваться только собой, поворачивается лицом к обществу и начинает осваивать социальные роли. Ч. КулииДж. Мид утверждают, что ребенок учится понимать самого себя, когда принимает роль других. Человек воображает, каким он представляет­ся наблюдателю, приписывая ему определенное суждение, и реагирует — с радостью или с обидой — на это предписанное другому суждение. Ребенок осознает других людей как объекты, прежде чем осознает себя в качестве объекта; он пользуется именами других, прежде чем научается своему соб­ственному. Сначала ребенок научается отличать людей от вещей и лишь пос­ле этого способен улавливать разницу между индивидами. Поведение лю­дей для него кажется куда более беспорядочным, чем взаимодействие фи­зических объектов. Один и тот же человек не только по-разному ведет себя

²⁷ Обухова Л.Ф. Детская (возрастная) психология: Учеб. М, 1996.

в различных обстоятельствах, но и противоречит сам себе. Поэтому подхо­дить к человеческому поведению с теми же требованиями, допустим, логи­ческой непротиворечивости, что и к миру природных явлений, неправомер­но. В этом и кроется тайна искусства общения и коллективного взаимодей­ствия.

Обучение ролям начинается в детстве, когда ребенок еще только приме­ривает к себе всевозможные маски, то ли играя в дочки-матери, то ли изоб­ражая из себя неустрашимого воина в «войнушке». Пока это еще маски и не более. Гораздо позже, когда повзрослевшие чада получат от общества первые настоящие статусы, маски превратятся в социальные роли, из игрового эле­мента они станут элементом разделения общественного труда. Девушки вый­дут замуж и уже не понарошку станут матерями, а юношей призовут в армию, где бесстрашие нередко является условием выживания в экстремальной си­туации.

А пока, в эпоху счастливого детства, игровое обучение происходит во взаимодействии со «значимыми другими»,которые не только исподволь

воспитывают нас, но и прощают те ошибки, которые не прощает нам взрослая жизнь. Ребенок целиком находится в среде тех, кого Дж. Мид называл «значимыми другими», т.е. людей, составляющих непосред­ственный круг общения, социальные установки которых оказывают решающее воздействие на формирование нашего представления о себе.

Другие люди — продавцы, участковые, учителя, таксисты и т.д. — в тот момент являются «незначимыми другими». На них ребенок смотрит, но не видит их. Не видит социальным взором, ибо те, кто впоследствии, быть мо­жет, станут его социализаторами, сейчас выполняют роль статистов. С них ребенок, что называется, «не снимает кружева», им не подражает, их не слу­шается. Любое замечание постороннего человека моментально пресекает­ся первичным социализатором — бабушкой, матерью или отцом. И правиль­но — «набегания ролей» в тот период быть не должно. Не надо вмешиваться не в свои дела. Вот почему, стремясь воздействовать на ребенка, посторон­ние люди обращаются к родителям, которые только и могут урезонить свое чадо.

Приблизительно до 10 лет ребенок социально глух к незначимым дру­гим. Начиная приблизительно с 10—12 лет, полагает Дж. Мид, формиру­ется понятие «обобщенного другого».Человечек приглядывается к дальне­му миру неблизких людей, сравнивает их с родными и близкими, начина­ет делать выводы и обобщать, подмечая некоторые закономерности в поведении, присущие всем людям. Причем происходит все это без види­мого усилия мысли, но как бы интуитивно, бессознательно. Дж. Мид ут­верждает, что к 10 годам подрастающее существо теряет интерес к подра­жательным играм типа дочки-матери и войны. Его больше привлекают состязательные игры, где уже окрепший организм — физический и соци­альный — пробует проявить себя в конкуренции с другими, узнать, на что он годен в сравнении с другими. Сравнение и соревновательность — важ­нейшие показатели того, что человек вступил на почву реальных, а не иг-

ровых, социальных отношений. В тот период дети приобщаются и к нор­мативной культуре. Да еще как! Мальчишки играют в футбол, не только соревнуясь между с собой в силе и ловкости, не приведенные в действие механизмом достижительной мотивации, но ревниво наблюдая друг за другом, дабы тот не нарушил правила игры. Бывает, до хрипоты или дра­ки они спорят о том, попал соперник в офсайд или сыграл рукой. Став взрослыми, они, разумеется, уже иначе станут выяснять свои отношения. Но в те годы идет не выяснение взаимных упреков или обид. Происходит нечто куда более важное. Юное существо таким способом выясняет, на­сколько верно он понимает общепринятые нормы, и с жаром отстаивает свое видение, свою интерпретацию правил. Он еще только-только их ос­воил, а потому категоричен в суждениях, готов насмерть отстаивать свою правоту и невосприимчив к критике. Ничего подобного у него не будет в

зрелом возрасте, когда мы научимся быть терпимыми к точке зрения дру­гих людей и способными гибко ме­нять свою позицию, признавать соб­ ственные ошибки. Но на ранних эта­пах социализации для человека не существует ошибок: я всегда прав — можно прочитать на лице обиженного человечка. И он действительно прав, поскольку у него лишь одна модель мира, одна версия социальной нормы. Позже, когда их появится несколько, будет из чего выбирать, мож­но будет сравнивать, оценивать альтернативы, только тогда появится ощу­щение и понимание ошибочности собственного вывода.

Взросление и социализация

Представление о том, что такое человек, мы вырабатываем, глядя на реакции других. Смысл унижения мы постигаем в ситуациях, когда нас или наших близких обижают, когда вместе с ними переживаем те же са­мые чувства, например желание отомстить обидчику. Именно сопережи-

ваемые чувства придают ценность нашим поступкам: мы ставим себя на место других и понимаем, как горько им переносить неудачу, обиду или несправедливость. Умение ставить себя на место другого — это начало процесса принятия социальной роли и первый шаг к «обобщенному дру­гому». Не усвоив первое и не освоив второе, говорить о социализации бесполезно.

У «обобщенного другого», чтобы вы знали, голос общественного мне­ния. Услышать его, значит подняться по лестнице социализации на одну-две ступеньки вверх. Этим голосом подростку говорят, что можно, а что нельзя делать, что такое добро и бесстрашие, а что такое трусость или предательство.

СТАРОСТЬ

Старение населения стало важнейшим демографическим признаком XX в. Улучшение качества жизни и успехи медицины увеличивают ожида­емую продолжительность жизни. В результате численность людей старших возрастов будет расти во всем мире. В развитых индустриальных странах лица старше 65 лет в 1900 г. составляли 4—6%. К 1950 г. их численность воз­росла почти в 4 раза, а удельный вес — до 8—10% населения. К 1980 г. число лиц в возрасте от 65 лет и старше удвоилось. Предполагается, что к 2000 г. эта возрастная категория будет насчитывать до 15—18%, а к 2050 г. — 20% и более. Общая численность престарелых в мире вырастет с 487 млн в 1990-м до 612 млн в 2000 и 1,2 млрд в 2025 г.

Процесс постарения населения в развитых и развивающихся странах про­ходит по-разному. В первых, в частности в США, удельный вес стариков, достигнув значительного уровня, начал снижаться. Во вторых он продол­жает расти и остановится лишь по достижении обществом более высокой ступени индустриального развития.

Конкретный возраст, в том числе пожилой, определяет пригодность или непригодность к выполнению социальных ролей и видов деятельности. С вы­ходом на пенсию завершается активный период социализации, сокращается количество активно используемых социальных статусов и ролей. Пожилой человек перестал выполнять главнейшую функцию — быть производителем материальных ценностей.

Вместе с тем переход от зрелости к старости раскрывает новые соци­альные возможности и роли. Пожилые люди выступают партнерами, конку­рентами или противниками других возрастных групп на рынке труда, в сис­теме социализации и образования, в ведении домашнего хозяйства и в меж­личностном общении. Правда, во всех этих сферах их роль минимальна: на работе пожилых увольняют в числе первых, а принимают на работу в числе последних; по ведению домашнего хозяйства им оставляют простейшие функции (подмести пол, сходить в магазин), а принципиальные вопросы молодые оставляют за собой; проводить эффективное образование и соци­ализацию в современном обществе пожилые не могут потому, что их зна­ния по сравнению с молодежью быстро устаревают, а взгляды и манеры часто признаются архаичными.

Переход из фазы зрелости в фазу старости касается изменений трудово­го статуса, содержания работы, мотивации и отношения к жизни, а также отношения к работе как источнику доходов и морального удовлетворения, трудоспособности, круга общения и самооценки.

Специалисты обнаружили закономерность: с возрастом снижается спо­собность людей адаптироваться к социальным изменениям. Чем старше че­ловек, тем больше он неудовлетворен различными сторонами жизни. Пси­хологи отмечают: старики становятся ворчливее, раздраженнее и угрюмее.

Но известно и другое: с возрастом че­ловек больше дорожит жизнью и це­нит каждый лишний ее день.

Ощущение приближения старости и чувство бесперспективности возни­ кают потому, что у стариков теряется то, что свойственно другим возраст­ным группам, а именно — наличие жизненных планов. Жизненный план — идеализированная картина предстоящей жизни, стержнем которой служит предполагаемая траектория социальной карьеры и сумма возможных дос­тижений.

Врезка