НАРКОТИЧЕСКАЯ СУБКУЛЬТУРА: ИСКУССТВО И ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Наркотики имеют близкое отношение к двум противоположным сферам общества — искусству и преступлению. Наркотиком в самом широком смысле считается психоактивное средство, снижающее физическую и умственную активность, притупляющее боль, оказывающее успокаива­ющее и снотворное действие.

Наркотики в основном представлены соединениями природного проис­хождения. Самые распространенные — препараты группы конопли (мари­хуана, гашиш и др.), которые используют более 80% наркоманов. Далее сле­дуют кокаин и опиаты. В нашей стране до начала 1980-х гг. считалось, что употребление наркотиков ограничивается узким кругом представителей преступного мира и других маргинальных личностей. Однако с началом перестройки началосьлавинообразное распространение наркомании во всех без исключения социальных и возрастных группах. По сообщениям отече­ственных СМИ, численность наркоманов в России (начало 2001 г.) оцени­валась от 300 тыс. до 3 млн человек. В настоящее время наркотики изготав­ливаются из различных видов сырья, чаще всего из макового сока. Из него получают опий, героин, морфин, парегорик (камфорная настойка опия) и кодеин¹.

Слабые наркотики, галлюциногены (психоделики, психомиметики) вдох­новляли художников и музыкантов на творческие открытия, сильные нар­котики, в том числе героин и марихуана, напротив, притупляли сознание, позволяя некоторым подросткам совершать злостные деяния. Так и шагает эта удивительная парочка по истории современной культуры, хотя корни наркокультуры уходят в далекое прошлое.

Каждая культура и субкультура получает те наркотики, которые заслужи­ла, считает Д. Рашкофф². Вообще-то корни почти любого крупного культур­ного движения в истории обнаруживаются в химикатах, которые тогда были или отсутствовали. Коноплю стали выращивать не менее 2 тыс. лет назад в

¹ Доброскок В., Петров А. Аграрная база мирового наркопроизводства// Энергия. 2003. № 1. С. 57—60.

² Rushkoff D. Ecstasy: Prescription for Cultural Renaissance // Holland J. Ecstasy: The Complete Guide:
A Comprehensive Look at the Risks and Benefits of MDMA. Inner Traditions International, Ltd., 2001.

Центральной Азии, затем в Китае, Монголии, Индии. Древние кочевники регулярно отправлялись в психоделические трипы, поедая грибы, что выра­стали в навозе скота. Археологические данные указывают на то, что опий употребляли более 3 тыс. лет назад шумеры, позже ассирийцы, потом он стал популярен у греков и римлян, затем попал к арабам.

Испанцы в XVI в. узнали от индейцев о необычных свойствах кокаиново­го кустарника. Они смешивали листья коки с золой и медленно жевали полу­ченный комочек. Жвачка оказывала тонизирующее действие при усталости и притупляла чувство голода. В Европе листья коки появились в XVIIIв. для

приготовления тонизирующего напит­ка. Под влиянием кокаина человек ста­новится чрезмерно разговорчивым, он пребывает в эйфории, чувствует прилив сил, у него поднимается настроение. При регулярном потреблении отмеча­ется развитие бредовых расстройств, опасное агрессивное поведение и на­ступление преждевременной смерти³.

К концу XVIIв. опий приобрел из­вестность в Европе. В XIV—XV вв. ко­фейные зерна, импортированные в Европу из Марокко, породили поси­делки заполночь и ночные грезы ху­дожников, что дало начало Возрожде­нию. Молодые кофеманы от стимули­рующего напитка не спали ночами и углублялись в изучение основ реально­сти. Они считали, что употребление слабых наркотиков обостряет творче­ство и помогает совершать открытия. Сделав скачок в осознании многомер­ности мироустройства, они изобретали все на свете: от систем исчисления до перспективы в живописи. Источники свидетельствуют, что первая мас­совая вспышка наркомании в Европе отмечена после выхода книги Ш. Бод­лера «Исповедь курильщика опиума», сразу завоевавшей популярность.

В конце 1960-х гг. за рубежом, прежде всего в США, стали говорить о психоделической субкультуре, основоположниками которой являлись крупные писатели, философы, антропологи и психологи — Олдас Хаксли, Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, Рамм Дасс и др. Идеологами наркотизма считают К. Кастанеду и Дж. Моррисона. Большинство из них относилось к поколе­нию хиппи, когда молодежь и часть старшего поколения была захвачена волной интереса к эзотерическим и мистическим традициям Древнего Востока, Центральной Америки. Сотни молодых людей отправлялись в Индию и Тибет в поисках откровения о смысле жизни. Десятки восточных «гуру» проповедовали в самой Америке (Махараджи, Ошо). Концерты «пси­ходелической» (псевдомедитативной, зачастую навеянной наркотиками) музыки («Джефферсон Эйрплейн» и др.) собирали тысячи поклонников.

Хиппи не представляли своей жизни без наркотиков и галлюциногенных грибов. Увлекаясь буддийской философией, хиппи узнали это сакральное

³ Доброскок В., Петров А. Аграрная база мирового наркопроизводства // Энергия. 2003. № I. С. 57-60.

средство от монахов, в индийском штате Гоа. Яркие галлюцинации связы­вали с тайным мировоззрением, а грибы с волшебством. В героине и кокаине хиппи обретали творческий импульс для описания ирреального существова­ния в наркотическом сне себя и сообщества себе подобных (У. Берроуз).

Наркотическая субкультура получила бурное развитие в 1960-х гг. с возникновением хиппи

В России идеи хиппи стали известны в кругах студенчества и творческой интеллигенции 1970-1980-х, распространялись через «самиздат», но широ­кую известность получили лишь в 1990-е в связи с изданием их произведе­ний значительными тиражами. В Питере и Москве новомодное увлечение «продвинутой» молодежи появилось в середине 1990-х и продолжается по сей день. Символом психоделической революции стали три развивающих­ся гриба с остроконечными шляпками — мухоморы.

Расцвет западной поп-культуры 1960-х предвосхитил прорывы в тео­рии относительности и квантовой физике. Психоделическая революция возродила древние идеи в новом способе научных открытий. Психологи вроде Тимоти Лири, желая постичь природу ЛСД-транса, обратились к ду­ховным системам Востока — тибетской Книге Мертвых, где писалось о единстве времени и пространства, межзвездных путешествиях. Биологи-философы, такие как Джеймс Лавлок, разработали новые теории, которые приписывают планете свойства саморегулирующейся жизненной формы. Если XVI столетие принесло с собой новые методы изображения художе­ственной перспективы, то в 1970-е появилась голография, которая еще дальше продвинула многомерность наших представлений. Ранняя кибер-культура формировалась в основном людьми, имевшими психоделический опыт. Программисты, фанаты «Грейтфул Дэд» и потребители психодели­ки подчинили себе расцветающие компании Силиконовой долины, кибер-культура переименовалась в движение «киберделики». Ценности психоде-

лической субкультуры 1960-х возродились с подключением ее участников к американской индустрии⁴.

Прямым порождением психоделической субкультуры считается нынешняя рейв-культура. Тысячи людей в США и Западной Европе собираются на заб­рошенных складах или в полях, танцуя до зари под пульсацию «эйсид-хауса». В Сан-Франциско рейв задумывался как аналог знаменитых «кислотных те­стов» Кена Кизи и «Веселых Проказников». Музыка, свет и обстановка иде­ально извлекают и подпитывают измененные состояния сознания. «Ритм — ровно 120 ударов в минуту, частота сердцебиения зародыша, ритм, который

использовали южноамериканские ша­маны, вводя племена в транс. Танцуя вместе, без заданных па, даже без парт­неров, рейверы пытались слиться с групповым сознанием на уровне, како­го никогда прежде не испытывали. За­дача рейва — испытать реальность за рамками самости. Рейверы стремились к сознанию группового организма. Вдохновленные голограммами и фрак­талами, они жаждали создать динами­ческую систему, где каждый элемент способен уловить сущность целого»⁵.

Эйфория достигала кульминации при помощи «экстази», который боль­шинство рейверов называли просто «Э». Как и алкоголь, Экстази служил социальным любрикантом, подавлял комплексы и катализировал ощущение почти племенного родства. Его упот­ребление считалось крайне полезным в группе из нескольких тысяч незнакомцев, которые стремились слиться с коллективным сознанием во время рейв-тусовки. Экстази уничтожает ком­плексы, мешающие самовыражению. Юноши, давно подавлявшие в себе женские черты, ощущают неодолимый порыв выразить свое женское нача­ло. Некоторые экспериментировали с гомосексуализмом, но большинство искали не столько сексуальной самоидентификации, сколько уничтожения чересчур жестких и мешающих сближению социальных ролей. Люди так увлечены приятием друг друга, что забывают о себе. Потому-то под экстази почти никто не стремится к сексуальным победам или повышению своего социального статуса. Экстази уничтожил комплексы, вызвал порыв к сопе­реживанию и возвысил людей до нового уровня социального единения⁶.

У психоделической романтики есть поклонники и среди живописцев. Так, в 2001 г. во Флориде проходила выставка американского художника

⁴ Holland J. Ecstasy: The Complete Guide: A Comprehensive Look at the Risks and Benefits of MDMA.
Inner Traditions International, Ltd., 2001.

⁵ Рашкофф Д. Э. Рецепт на культурное возрождение // Русский Журнал. 2003.06.25 (www.russ.ru).

⁶ Rushkoff D. Ecstasy: Prescription for Cultural Renaissance // Holland J. Ecstasy: The Complete Guide:
A Comprehensive Look at the Risks and Benefits of MDMA. Inner Traditions International, Ltd., 2001.

Фреда Томазелли. Художник, получивший известность благодаря живопис­ным абстрактным композициям и фантастическим пейзажам, посвятил свои многоцветные полотна различным аспектам поиска удовольствий в амери­канской культуре. С начала 1980-х гг. Томазелли исследует тему утопии в психоделической субкультуре, используя при этом в своих работах акрил и элементы фотоколлажа, а также включая в них изображения пилюль, гал­люциногенных растений и лекарственных трав. В своих последних произ­ведениях художник демонстрирует интерес к «топографической» концеп­ции, размышляя о местоположении объекта в мире, будь то диаграммы эхо-сигнала или схемы пригородов.

В книгах и фильмах о годах граждан­ской войны и нэпа, в песнях и народном фольклоре тех лет нередки образы нар­команов-кокаинистов. В дальнейшем они почти полностью исчезли как из искусства, так и народного творчества. И дело тут не только в окрепшей цен­зуре. Первое послереволюционное де­сятилетие стало уникальным периодом в многовековой истории нашего Оте­чества: наркотики в те годы потребля­лись населением в большей степени, чем алкоголь. Октябрьская революция 1917 г. изменила тип отечественного наркомана. Если раньше кокаином пользовались в основном лишь дамы полусвета, высшее офицерство и сто­личная богема, то теперь к наркотикам как определенному «символу роско­ши» стремились приобщиться и народные массы. Через три месяца после прихода к власти большевиков Народный комиссариат внутренних дел кон­статировал: «Появились целые шайки спекулянтов, распространяющих ко­каин, и сейчас редкая проститутка не отравляет себя им. Кокаин распрост­ранился в последнее время и среди слоев городского пролетариата»⁷.

Его с наслаждением потребляли рабочие, мелкие совслужащие, красно­армейцы и революционные матросы. В годы гражданской войны в Москве и Петрограде маленькие кулечки с наркотиками стали продаваться в обыч­ных чайных. Среди наркоманов встречались также пристрастившиеся к эфиру, обладающему сильным галлюциногенным эффектом. Люди, имев­шие непосредственный доступ к медикаментам и шприцам, кололись мор­фием. Существовали и подпольные опиумокурильни.

С началом нэпа в условиях свободы торговли кокаин получил особое рас­пространение, завоевав в народе массу прозвищ: «марафет», «антрацит», «ню-хара», «кикер», «кокс», «белая фея»... В советскую Россию он поступал из-за рубежа контрабандным путем. Торговали им обычно мальчишки на рынках с папиросных лотков (иногда жульничая и добавляя в порошок аспирин, мел или соду). «Нюхнуть марафету» можно было не только в домашних условиях, но и прямо на улице — с бумажки, ладони, ногтя. На Цветном бульваре, по-

⁷ Левина Н. В социализм — под кайфом // Аргументы и факты. 1995. № 40.

чти в самом центре Москвы, в 1922—1923 гг. под открытым небом проходили сборища юных поклонников кокаинового кайфа. «Марафет» был в большой чести в местах постоянных скоплений беспризорников. С середины 1920-х гг. к кокаину шаг за шагом стали приобщаться молодые люди из семей интелли­генции, рабочая молодежь. Ситуация становилась критической. Год за годом, месяц за месяцем белый порошок завоевывал все новых и новых привержен­цев. На поставках и продаже наркотиков расцветали подпольные сообщества⁸. Побороть народную страсть к наркотикам запретами и постановления­ми не удалось. Это удалось сделать при помощи другого массового увлече­ния — водки. В 1925 г. в продаже появилась дешевая и легкодоступная вод­ка, прозванная в народе «рыковкой» — в честь тогдашнего председателя СНК А.И. Рыкова. Бутылку емкостью 0,1 л называли «пионером», четвер­тинку — «комсомольцем», поллитровку — «партийцем». Потребление «ры-ковки» неуклонно росло. Водка многим постепенно заменяла кокаин, дос­тавать который становилось все труднее. Огромные средства, ранее обслу­живавшие нелегальный рынок наркотиков, теперь стали переходить под государственный контроль. Историки отмечают: на рубеже 1930-х гг. про­изошел поворот от наркотизации общества к его алкоголизации.

Неизвестно, кто из них приносит больше вреда человеку

Преступление и наркотики, как показывает современная статистика, тес­но взаимосвязаны. Наркотики часто выполняют функцию причины, а пре­ступление — роль следствия в едином криминальном действе. В данном слу­чае термин «криминальная субкультура» мы будем понимать достаточно широко, включая в него и девиантную субкультуру. Такой подход — пусть даже и временный, поскольку понятия криминала и девиации не совпада­ют и не являются синонимами, — потребовался потому, что специалисты до

⁸ Левина Н. В социализм — под кайфом // Аргументы и факты. 1995. № 40.

конца не решили, куда зачислять употребление наркотиков — к преступле­нию или отклонению. В некоторых европейских странах, там, где слабые наркотики продаются легально, их употребление даже не считается девиант-ностью. Напротив, в странах Юго-Восточной Азии, в частности, на Таиланде и в Китае за употребление и распространение наркотиков может грозить смертная казнь.

Таким образом, наркотики лежат посредине двух субкультур — крими­нальной (преступной) и девиантной. Однако учитывая разрушительные со­циальные последствия этого зла для общества, целесообразно относить упот­ребление и сбыт наркотиков к элементам преступной субкультуры. В ней соединены оба начала — стихийная девиантность (приобретение наркоти­ков с рук на рынке или около школы) и организованная (законспирирован­ная и хорошо охраняемая система производства и сеть сбыта наркотиков). Потребители наркотиков, если они не совершили преступления, выступа­ют представителями девиантной субкультуры, а производители и распрост­ранители наркотиков, совершающие уголовно наказуемое деяние, суть пред­ставители самой настоящей преступной субкультуры.

НАРКОМАНИЯ — (от греч пагке — помрачение сознания и mania — страсть) — патологическое влечение к употреблению наркотических средств. При их систематическом употреблении возникает привыка­ние, сопряженное с возникновением состояния абстиненции, представ­ляющей собой плохое самочувствие при отсутствии наркотических веществ. При постоянном приеме наркотиков происходит деградация личности, характеризующаяся интеллектуальным и эмоциональным оскудением, утратой всех интересов, не связанных с наркотиками. Наиболее распространенный вид наркомании — хронический алкого­лизм. В качестве особых видов существуют морфинизм, опиофагии, гашишизм, пристрастие к героину.

Термины «преступная», «криминальная» и «уголовная» в отношении к субкультуре употребляются в литературе чаще всего как синонимы и обыч­но указывают на категорию взрослого мужского населения как носителей этой субкультуры. Поскольку наркотиками в большинстве своем увлекаются либо просто пробуют молодые люди и подростки, то по отношению к ним правильнее употреблять другие характеристики — девиантная и делинквен-тная субкультура. Однако такая сложная терминологическая нюансировка в отечественной литературе не применяется, а потому термин «криминаль­ная (преступная) субкультура» используется в своем широком значении, охватывая как взрослых, так и подростков, совершающих деяния, которые могут быть подвергнуты уголовному наказанию.

Криминальная субкультура — это культура целенаправленного наруше­ния господствующих социальных порядков и идеологии. Как показал А.Я. Флиер, в ней множество специализаций: воровство, убийство, хулиган­ство, проституция, нищенство, мошенничество, национальный экстремизм, терроризм, революционное подполье, нелегитимное сектантство, еретиче­ство, преступления на сексуальной почве, алкоголизм, наркомания и далее по всем статьям уголовного кодекса, а также перечням форм психических отклонений, социальной неадекватности. Криминальная субкультура суще­ствовала всегда и уже выработала свои особые институты воспроизводства:

воровские притоны, места заключения, публичные дома, революционное подполье, тоталитарные секты и др.⁹

Преступную субкультуру можно определить как «стиль индивидуально­го или группового поведения, обусловленный неформальными нормами, правилами поведения, идеями, мнениями, оценками и суждениями, кото­рые находятся в противоречии с правовой культурой или культурой согла­сия с законом»¹⁰. Термин «преступная субкультура» не определяет характер самой субкультуры, а лишь указывает на ее источник. Носителями преступ­ной субкультуры являются сообщества профессиональных преступников и отдельные их члены как ретрансляторы элементов данной субкультуры.

При этом большинство исследователей выделяют такие ее элементы:

1. Символически-знаковая система. Кроме языка (жаргона) сюда входят татуировки, а также преступный фольклор.

2. Регулятивные элементы культуры. К ним относятся ценности, нормы и санкции, которые являются производными от своей первоосновы — жест­кой иерархии отношений между представителями преступного мира.

3. Сложные образцы поведения, та­кие как обычаи, традиции, обряды, ри­туалы".

Носителями криминальной суб­культуры — во всех обществах и во все исторические эпохи выступали пред­ставители низших классов, своего рода социальные изгои. Она существует в профессионально-технических учили­ щах и даже в общеобразовательной школе, где есть авторитеты и «изгои»; в армии и военном училище, где рас­пространена «дедовщина»; на предприятии и стройке, где работает много бывших осужденных; на дискотеке и в казино, где завсегдатаями или по крайней мере частыми гостями являются преступные элементы.

Но удивительно другое: далеко не весь низший класс, который во многих странах, в том числе принадлежащих к Третьему миру, разделяет ценности преступного мира. Криминальная субкультура — это всегда культура мень­шинства, но меньшинства агрессивного, малограмотного и не нашедшего себя в этой жизни. Если можно так выразиться, носители такой субкультуры — это плебействующее ядро низшего класса, основная часть которого может быть ориентирована на те самые ценности, что и представители других классов, а именно идеалы семьи, ценности успеха и карьеры, здоровья и благополучия. Хотя носители преступной субкультуры проживают в тех же районах города, что и весь низший класс (включая сюда и рабочий класс), он вовсе не обязан разделять с ними одинаковые идеалы и цели. Да и не может этого делать, по­скольку сам страдает от бандитов в наибольшей степени. Бытовая преступ­ность, воровство, мошенничество, убийства, как свидетельствует статистика,

⁹ Флиер А.Я. Массовая культура и ее социальные функции // Общественные науки и современность.
1998. №6. С. 140.

¹⁰ Криминология: Словарь. СПб., 1999. С. ПО.

" Якуба Е.А. Социология: Учеб. пособие. Харьков, 1996; Долгова А.И. Социально-психологические аспекты преступности несовершеннолетних. М., 1981.

происходят в подавляющем большинстве в бедных районах, а не загородных особняках или престижных кварталах.

Криминальная субкультура — неотъемлемый компонент устойчивого про­тивоправного поведения. Субкультура уголовной среды, включающая нефор­мальные виды поведения, установки, особый язык (жаргон), манеры, песни, татуировки, свойственное ей отношение к закону, выполняет те же функции, что и культура, однако является ее антиподом. Чем строже режим содержа­ния преступников в зоне, тем ярче выражена криминальная субкультура. Та же закономерность действует и на свободе: чем жестче формы социального контроля и оперативнее работают правоохранительные органы, тем более гиб­кой становится субкультура профессиональных преступников.

В литературе можно обнаружить немало концепций, объясняющих сущ­ность и причины вовлечения молодежи в криминальную и наркотическую субкультуру. Социальные психологи связывают склонность к девиантному поведению с особенностями подросткового возраста, высокой агрессивно­стью и склонностью к риску. В других теоретических ориентациях форми­рование молодежных субкультур и механизмы включения в них рассматри­ваются через призму социализации. Социологические исследования пока­зывают компенсаторный характер девиантного поведения. В первую очередь это касается употребления наркотиков, которые восполняют нехватку об­щения, внимания со стороны близких, эмоционального тепла, разнообраз­ных впечатлений, а также снимают стрессы, фобии различного вида. Моло­дым людям остро не хватает ярких впечатлений; серость, обыденность бы­тия, лишенная положительных эмоций и удовольствий, подталкивает некоторых из них к употреблению наркотических и токсических веществ. Употребление наркотиков можно рассматривать как складывающуюся мо­лодежную субкультуру, овеянную ореолом таинственности, выполняющую функцию бегства от реальных проблем, трудностей, неустроенности в мир миражей и иллюзий. Причем, у многих категорий молодежи нет недостатка в свободном времени. Коммерциализация досуговой сферы не позволяет многим молодым людям проводить свободное время интересно и с пользой для здоровья (физического и духовного)¹².

Начало исследований молодежных субкультур связывается с традиция­ми городской этнографии. Оформление собственно научного подхода со своей методологией включенного наблюдения относится к 1920-м гг., ког­да группа социологов и криминологов из Чикаго начала собирать данные о подростковых уличных бандах и различных девиантных группах.

Социологи Чикагской школы видели причину возникновения группиро­вок и включения в них подростков в неблагополучии среды, негативном влиянии социального окружения, не оставляющего возможности для нор­мальной социализации. Источником преступной субкультуры по их воззре­ниям являются бедняцкие кварталы и негритянские трущобы, а транзитную функцию выполняют безработные взрослые и маргинальные подростки. Много внимания представители Чикагской школы уделяли проблемам мо­тивации и социализации криминального поведения. Самые известные со­циологические работы по изучению группировок — «Группировка» Трашера («The Gang»), «Уличная жизнь» В.Уэйта («Street Corner Society»).

¹² Журавлева Л.А. Факторы и условия наркотизации молодежи // Социс. 2000. № 6. С. 43-47.

Сформировавшаяся в ее недрах теория культурной трансмиссии утвер­ждает, что в беднейших кварталах города — зонах социальной дезорганизо­ванное™ — преступление является культурной нормой, а не культурным отклонением. И эта норма передается от поколения к поколению как часть процесса социализации молодых людей. Чикаго 1920—1930-х гг., прославив­шийся криминальными войнами и мафиозными разборками, послужил со­циологам эмпирическим полигоном, на котором они могли проверить на прочность свои теоретические постулаты, в том числе утверждение о том, что бандиты, достигшие успеха и процветания, выполняют по отношению

к подрастающему поколению функ­цию ролевой модели. Для того чтобы она была воспринята и социализирова­на, ей нужно было обладать двумя не­обходимыми чертами — подавать мо­лодежи поведение взрослых преступ­ников как достигающее успеха и как культурно приемлемое (нормализо­ванное, естественное).

Классик структурного функциона­лизма Р. Мертон интерпретировал кри­минальное поведение как следствие разрыва между притязаниями личности и возможностями их реализации в том социальном пространстве, в котором живут молодые люди. Преступность — это результат блокированного доступа к социальным наградам, материальным ценностям (образование, власть и до­ход) и культурным ценностям (статус и престиж). Субкультуры девиантны не в своих результатах, а в тех смыслах и значениях, которые подростки в них вкладывают.

Он утверждал, что социальная структура состоит из двух основополага­ющих элементов. Первый — это цели, намерения и интересы, которые оп­ределяются данной культурой. Второй — социально одобряемые способы достижения этих целей. Тип социального поведения определяется согласием либо расхождением между целями и средствами. Источник девиантной суб­культуры он видел в среде рабочего класса.

Развивая его мысли, Р. Клаурд и Л. Один¹³ доказали, что причина деви-антности кроется в огромном социальном давлении, которое оказывают обстоятельства на рабочую молодежь, ограничивая ее жизненные шансы выбраться в люди (восходящая мобильность) законными путями. Они объяс­нили, что при таком социальном прессинге у рабочих — как ответ на стес­ненные жизненные условия — формируется три типа субкультуры: 1) кри­минальная; 2) конфликтная; 3) ретритистская {retreatist subculture).

Криминальная субкультура формируется в городских районах, где давно сложилась устойчивая криминогенная обстановка, созданная взрослыми

¹³ Cloward R. Illegitimate means, anomie and deviant behavior //American sociological rev. 1959. Vol. 24(2), P. 164-176; Cloward R., Ohlin L. Delinquency and opportunity. N.Y., I960.

преступниками. Они выполняют функцию наставников, обучая молодежь приемам своей работы. Структуры организованной преступности выступа­ют своего рода подготовительными курсами для рабочей молодежи, где она проходит социализацию и получает необходимые знания для вступления на путь преступности. Успешно сдавая «экзамены» взрослым ворам, подрост­ки продвигаются вверх по криминальной карьере. Преступность здесь пре­вращена в разновидность бизнеса, а молодежь знает, зачем она приобщает­ся к этому миру.

Конфликтная субкультура формируется в менее криминогенных районах, где нет сложившейся системы организованной преступности и профессио­нальных бандитов, у которых можно было бы учиться преступному бизнесу. Став взрослыми, подростки не обяза­тельно выйдут на тропу криминальной войны, но конфликты с окружающими людьми и обществом в целом им гаран­тированы. Все зависит от того, в чем они увидят для себя выход агрессивных эмоций. В мало криминализирован­ных районах постоянно происходят стычки между подростковыми бандами за престиж и передел сфер влияния, но они не ориентированы на большие деньги и бизнес. Скорее уличные вой­ны выполняют функцию отдушины для избыточной энергии или служат каналом личного самоутверждения. Делинквентность здесь вытесняет преступность.

Наконец, ъретритистской субкультуре подростки не сталкиваются с уго­ловниками, поскольку их нет, а выход своим наклонностям они находят в наркотиках либо пьянстве. Девиантность вытесняет делинквентность и пре­ступность. Ретритизм понимается как бегство от действительности в мир иллюзий и фантазий, порождаемых наркотиками. Угрозу для окружающих представляют отдельные наркоманы, которые в поисках денег обманывают или нападают на прохожих.

Итак, для криминальной субкультуры главным поведенческим призна­ком выступает участие подростков в преступлениях, для конфликтной суб­культуры — участие в насилии и вандализме, для ретритистской субкульту­ры — потребление наркотиков и алкоголизм.

Видный американский социолог А. Коэн, ученик Р. Мертона, в своих ис­следованиях показал, что преступления группировок были по существу неути­литарными, они были деструктивными — как по отношению к отдельным людям, так и нормам и совершались из соображений престижа, а также для подтверждения идентификации с группой. Девиантная субкультура распро­странена среди бедняков, неквалифицированных работников, не имеющих шансов соревноваться за богатство и успех законными путями. Они органи­зуют банды, где находят признание и удовлетворение. Ее истоки кроются так­же в расхождении между полученными из культуры надеждами и ограничен­ными возможностями добиться успеха. Она формируется в трущобах больших

городов. Факторами, которые поощряют развитие такой субкультуры, по А. Козну, выступают: классовые различия, родительские практики воспита­ния и ожидания относительно будущего своих детей, школьные стандарты и качество обучения. В 1955 г. он обнаружил, что питательной средой подрост­ковой делинквентности выступает классовая дифференциация общества, не­адекватные жизненные старты для молодежи из высшего, среднего и низше­го классов¹⁴. Молодых делинквентов поставляет, как правило, низший класс, а преобладающей формой их организации являются подростковые банды. Де-линквентный подросток — подросток, совершивший такой поступок, за ко­торый взрослый нес бы уголовную ответственность.

Подросток на улице — легкая добыча криминальных группировок

Ведущая идея Коэна заключается в том, что молодые люди не становятся антисоциальными после включения в группировку. Туда приходят именно антисоциально ориентированные подростки для поддержания (институциа-лизации) своих антисоциальных норм и ценностей. А. Коэн утверждал, что у групп подростков одного и того же возраста, но по-разному ориентирован­ных, существуют значительные отличия в представлении о статусе и крите­риях его достижения. Для «послушных учеников из среднего класса» — это «образование, квалификация, уважение, замужество, признание заслуг со стороны значимых взрослых, а в их лице — общества в целом». Для «мальчи­шек из подворотни» — «моментальное удовольствие, грубость, жестокость, высокий уровень риска и волнения, ценности, которые не сулят каких-либо похвал со стороны взрослых и общественно значимого признания».

¹⁴ Cohen А.К. Delinquent Boys: the culture of the gang. Glencoe, IL, 1955.

Наряду с А. Коэном значительный вклад в изучение делинквентных, или асоциальных субкультур внес американский криминолог У. Миллер¹⁵. Тео­рия субкультур говорит, что у преступников складывается своя особая асо­циальная субкультура, т.е. своя мораль, своя система ценностей и норм, про­тивостоящая ценностям общества, в которой само преступление является морально оправданным. У. Миллер считал, что асоциальная субкультура чаще развивается в низших слоях общества. Ее ценности и установки воз­никают в результате иммиграции из других стран, внутренней миграции из сельской местности в город, перемещения из одной социальной группы в

другую, когда мигрант не может (или не хочет) быстро освоить ценности но­вой среды. Субкультура развивается постольку, поскольку существует про­блема адаптации (приспособления) к другой культуре, но это приспособле­ние носит конфликтный характер. То есть возникновение субкультуры обусловливается потребностью в адапта­ции к непривычной среде, а ее носителями являются маргиналы — лица, утерявшие (или сознательно отказавшиеся) старую культуру, но не сумев­шие (или нежелающие) усвоить новую. Маргинальная позиция складыва­ется, когда подростки начинают чувствовать свою незначительность, по­скольку у них отсутствуют возможности для реализации своих потребностей в самоуважении и самоидентификации. Таким образом, подростки не спе­циально выбирают девиантный путь, они просто выбирают некий путь, позволяющий им самореализоваться, добиться хотя бы какого-то призна­ния и этим путем часто оказывается девиантная ассоциация.

Однако сторонники теории стигматизации (от греч. stigma — клеймо, пятно) опровергали тезис о том, что девиантное поведение есть некая пси­хологическая предрасположенность отдельных индивидов. Основополож­никами этого подхода считаются американские социологи Э. Лемерт и Г. Беккер. Данное направление базируется на двух допущениях. Согласно первому из них, большинство индивидов постоянно нарушают некоторые социальные нормы. Однако при этом они не считают себя девиантами, их действия остаются незамеченными другими людьми. Такой тип поведения получил название первичной девиации. Согласно второму положению этой те­ории, девиантным в собственном смысле становится поведение, определя­емое как таковое другими членами общества. Говард Беккер¹⁶ был убежден, что отклонение существует только в сознании наблюдателя, подобно тому как красота — плод эстетического восприятия. Самого по себе девиантного действия в природе не существует. Оно — плод наших оценок и конструи­рования. Молодые люди и их сообщества становятся девиантными, когда им приклеивают обидный ярлык преступника (преступного). Артикуляция негативного обозначения оказывается решающим для завершения процес­са их идентификации с девиантной группой. Изучая процесс потребления марихуаны, Г. Беккер пришел к выводу, что он разворачивается по восхо-

¹⁵ Miller W.B. Lower Class Culture as a Generating Milieu of Gang Delinquency//J. of Social Issues. 1958.
Vol. 14. P. 5-19.

¹⁶ Becker H.S. Outsiders: Studies in the Sociology of Deviance. N.Y., 1963.

дящей линии, проходя ряд этапов и ступеней, с каждой их которых зависи­мость от наркотика становится все более зловещей.

Этот феномен он назвал моделью развивающейся карьеры (developmental career model). На первом этапе возникает любопытство и желание попробо­вать зелье. На последующих ступенях эксперимент плавно перетекает в практику употребления, а оборачивается все привыканием и устойчивой зависимостью от наркотика. На каждом следующем этапе происходят не­обратимые изменения в установках, мировосприятии и поведении челове­ка. Если кдевиантной карьере подростка подталкивают жизненные обсто­ятельства, то вклад в продвижение по лестнице, ведущей вниз, в равной мере вносят как личностные черты, так и объективная ситуация.

На базе первоначальной модели сформировалась концепция кримина­льной карьеры: первичное (иногда слу­чайное) преступление — наказание, вто­ричное преступление — более тяжкое наказание, более серьезное преступ­ление — еще более тяжкое наказание и т.д. Возникает порочный круг, двига­ясь по которому, люди, совершающие преступления, наносят вред себе и ок­ружающим.

В советские времена отечественные социологи были уверены, что преступ­ная и наркотическая субкультура — это родимые пятна капитализма и социалистический строй они ни вкоей мере затронуть не могут. Так оно и было до тех пор, пока существовал этот самый строй. Однако в 1990-е гг. в нашем обществе произошли кардинальные из­менения. Не избежала их и сфера молодежно-подростковой субкультуры. В России и за рубежом увлечение сильными наркотиками (ЛСД, героин, экстази и др.) стало частью молодежной субкультуры. В России в течение длительного времени не наблюдалось сколько-нибудь существенного роста этой патологии: в 1965 г. насчитывалось 10,0 тыс. зарегистрированных боль­ных наркоманией, в 1975 г. — 14,8 тыс., в 1985 г. — 14,5 тыс. С 1985 г. уже на­блюдается значительный рост их числа. По официальным данным, количе­ство больных наркоманией в России за последнее десятилетие возросло бо­лее чем в 9 раз. Каждый третий подросток в России хотя бы раз в жизни пробовал наркотики. По состоянию на 2003 г. в наркологических учреждени­ях страны зарегистрировано около 400 тыс. больных, при этом количество по­требляющих наркотики исчисляется миллионами. Но реальное число потре­бителей наркотиков в России превышает эти показатели в 5—8 раз. В нарко­логических диспансерах с диагнозом «наркомания» лечится 335,6 тыс. человек.

Ныне в России существует свыше 950 наркогруппировок, контролирую­щих этот преступный рынок. Более 330 из них сформированы по этниче­скому признаку, располагают широкими, в том числе родственными связя­ми вне России. Ими организованы стабильные и защищенные каналы для

поставок крупных партий наркотических средств. Отмечаются случаи при­влечения наркодилерами к своей противоправной деятельности сотрудни­ков правоохранительных органов и властных структур. При их участии за­частую прикрываются каналы поставок, добывается упреждающая инфор­мация, вырабатываются системы защиты.

В 2003 г. в России насчитывалось около 6,5 млн человек, с различной ча­стотой потребляющих наркотики. Таковы данные мониторинга, проведен­ного центром социологических исследований Минобразования. Около 60% наркоманов — дети и молодежь в возрасте от 11 до 24 лет. К 2014 г. число

наркоманов в России может составить 35—37 млн человек. Наряду с потребле­нием наркотических средств интен­сивно растут масштабы приобщения детей и молодежи к потреблению психо­активных веществ, таких как табачные изделия (более 50% молодежи) и алко­гольные напитки (80%). С 1997 г. сред­ний возраст начала потребления табач­ных изделий снизился на 3,5 года и на данный момент составляет 11,5 лет, ал­когольных напитков — на 2,5 года (13 лет), наркотических средств на 3,5 го­да (14 лет). В 11 лет каждый второй зна­ет о наркотических веществах, в 13 лет — уже две трети. К 16 годам доля информированных о наркотиках приближается к 80%. Совокупные расхо­ды детей и молодежи на табачные изделия, алкогольные напитки и нарко­тические средства ежегодно составляют почти 7 млрд долл., из них прибли­зительно 2,5 млрд долл. — на приобретение наркотических средств. При этом на антинаркотические мероприятия в России ежегодно тратится не более 90 млн долл., включая борьбу с наркопреступностью, лечение и про­филактику¹⁷.

Среди преступников, вовлеченных в незаконный оборот наркотиков, ²/₃ составляют лица от 18 до 30 лет, такое же количество лиц, совершивших эти преступления, нигде не работали и не учились. В последнее время активно проявляют себя в контрабанде наркотиков организованные, хорошо закон­спирированные преступные группы с международными связями, ведущую роль в которых играют выходцы из государств Центральной Азии.

Местные власти стараются отвлечь молодежь от пагубных привычек, организуют летние праздники, открывают Интернет-кафе, создают телефо­ны доверия и социальные службы, но все напрасно. Основные потребители наркотиков не ходят по кафе, а проводят свободное время на улицах. Успе­хи в борьбе с наркоманией пока еще очень скромные.

Интересные данные о механизмах наркотизации молодежи получены Е. Лукьяновой¹⁸ в ходе проведенного в 1999—2000 гг. под ее руководством исследования 15—17-летних подростков трех регионов Поволжья: Ульянов-

¹⁷ ИД «Коммерсантъ». 2003.05.19.

¹⁸ Лукьянова Е. «Айдате прикольнемся» или «пойдем с нами, и тебе все будет пофиг» (проблема вклю­
чения наркотиков в подростковые культуры) // (http://region.ulsu.ru).

ской и Самарской областей и республики Татарстан". Первый из обнаружен­ных социологами факт — обыденность, будничность общения подростков с наркотиками. Получить их не составляет никакого труда. Они повсюду: «Там, где я живу, — рассказывает респондент из г. Ульяновска, — наркотики можно взять, не отходя от своего подъезда, в любую сторону пойди, везде можно найти и взять все, что тебе надо». Респонденты отмечали, что жить в данном городе (районе, улице, дворе) и не попробовать наркотики — про­сто невозможно. Приобщаются все — помоложе и постарше, победнее и побогаче, девочки и мальчики. Наркотики принимают ребята из «элитных»

кварталов и с окраин, имеющие кри­минальные заработки и вполне зако­нопослушные. Опасным для них явля­ется лишь регулярное использование наркотиков. Большинство опрошен­ных подростков придерживается того мнения, что попробовать разок-другой можно, а приобщаться к ним навсегда не следует.

В ходе исследования были выделены две группы подростков, различающиеся своим отношением к наркотикам. Пер­вая группа — «приколисты», считающие наркотики новым видом развлечений, отдыха, к этой же группе принадлежат и те, кто соглашается их попробовать из-за боязни быть осмеянным в компании. Вторая группа — «пофигисты», ценящие наркотики за возможность «забыться» в трудной жизненной ситуации. Эти груп­пы представляют два различных спосо­ба включения наркотиков в жизнь под­ростков. В литературе утверждается, что компания сверстников является веду­щим фактором приобщения подростков к наркотикам.

Как оказалось, приобщение к нар­котикам происходит прежде всего в дворовой компании подростков 15—17 лет. Некогда это были невинные, отчасти даже светские, клубы по интересам. В 1990-е гг. они превратились в филиалы молодежных криминальных группировок и бригад, ценности и нормы поведения которых они активно перенимают. Дворовая компания взяла на себя функции социального контроля за употреблением наркотиков, поощряя разовые эксперименты с ними и наказывая за их регулярное использование.

¹⁹ Основные методы исследования — интервью, фокус-группы и сочинения в школах. Проведено 34 глубинных интервью с подростками, которые хотя бы раз в жизни пробовали наркотики; в выбор­ку вошли школьники, учащиеся профтехучилищ и уже работающие ребята, личный доход кото­рых колеблется от 50 до 2 000 рублей в месяц.

Б7

По рассказам ребят, в детстве их компании были небольшие — 3—5 че­ловек, которые именовались «друзьями». К 15 годам круг знакомств расши­рился: малые группы объединялись в крупные тусовки по 20—30 человек. С возрастом меняются не только размеры, но и требования приема в ком­панию. Если в детстве обязательным условием была дружба, то в 15-17 лет, чтобы войти в компанию достаточно «знать хотя бы одного человека». Про­стота приема изменяет ее структуру. Все делятся на «друзей» и «знакомых»: «Многих в компании я не знаю хорошо вообще — что это за человек, откуда он, сколько ему лет, где он учится. Просто знакомый... так пришел с нами,

кто-то его знает, он пришел с нами го­ворить. Теперь ты здороваешься с ним и все... и, конечно, есть еще друзья»²⁰. По данным социологических иссле­дований, проведенных в Кировском районе г. Екатеринбурга (N= 750,1995) Л.А. Журавлевой, на вопрос о типич­ных занятиях в свободное время 19% опрошенных подростков ответили: «Иногда выпиваем с приятелями», а 7% отметили, что употребляют нарко­тики. На контрольный вопрос «Что Вас привлекает в Вашей компании?» 14% респондентов указали: «Возможность выпить и поймать "кайф"». Изучая мо­тивы первого употребления наркотика, мы получили ответы: нечем было за­няться, для того, чтобы заполнить до­суг, было скучно, друзья предложили²¹. Для многих подростков характерно неумение получать удовлетворение от повседневной работы, достигнутой цели, победы над собой²². Не секрет, что употребление наркотиков сопро­вождается беспорядочными сексуальными контактами юношей и девушек, обедняет их в эмоциональной и интимной сферах.

С большой компанией интересней «пойти в клуб», «зависнуть в подъезде» или «поехать на природу». Употребление спиртных напитков и эксперимен­тирования с наркотиками также происходит именно в них. Подростки впер­вые пробуют спиртные напитки и наркотики по предложению «знакомых», а не «друзей», которые отговаривают или не одобряют подобные поступки. В свое время П. Бергер и Т. Лукман отмечали, что для усвоения некоторых ви­дов социального знания людям требуется большая, чем обычно, степень ано­нимности в общении²³. Для российских подростков существуют две соци­альные сети — небольшая референтная группа друзей и довольно широкий круг знакомых. Чаще всего они пробуют наркотики по инициативе знакомых,

²⁰ Лукьянова Е. «Айдате прикольнемся» или «пойдем с нами, и тебе все будет пофиг» (проблема вклю­
чения наркотиков в подростковые культуры) // (http://region.ulsu.ru).

²¹ Журавлева Л.А. Факторы и условия наркотизации молодежи // Социс. 2000. № 6. С. 43-47.

²² Зборовский Г.Е. и др. Молодежь района: социальные проблемы и пути их решения. Екатеринбург.
1996. С. 141-142.

²³ См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

а не друзей. На помощь друзей ребята надеются при отказе от наркотиков. Они уверены, что друзья «никогда не дадут сесть на иглу»²⁴.

Любопытно, что отношение к табакокурению, как установила Е. Лукья­нова, совершенно иное. Ребята первый раз пробовали курить в детстве в компании близких друзей, а само курение являлось их «маленьким секре­том», о котором запрещалось говорить знакомым. На друзей рассчитывают и девочки, и мальчики. Однако если мальчики ждут от своих друзей реши­тельных действий, например, «приковать наручниками к батарее» или «не пускать никуда из квартиры», то девочки чаще всего прибегают к угрозам разорвать дружбу.

Выяснилось, что мальчики предпочитают придерживаться одной компа­нии на протяжении длительного времени, а девочки могут входить сразу в несколько компаний, и опыт общения в них бывает не очень продолжитель­ным. В результате они гораздо лучше, чем мальчики, осведомлены о том, кто в их дворе принимает наркотики и «плотно сидят на игле». Следовательно, для девочек общение в дворовых компаниях является большим фактором риска, чем для мальчиков.

Наличие свободного времени часто тратится на позлю «кайфа~ в компания* себе подобных

Риск кроется и в другом: если на мальчиков девочки повлиять не могут, то девочек заразить наркотиками могут как те, так и другие. Подруги, име­ющие опыт употребления наркотиков, влияют значительно сильнее на де­вочек, чем мальчики. Девочки, рассказывая о своих экспериментах с нар-

²⁴ Лукьянова Е. «Айдате прикольнемся» или «пойдем с нами, и тебе все будет пофиг» (проблема вклю­чения наркотиков в подростковые культуры) // (http://region.ulsu.ru).

Э69

котиками, непременно упоминали о какой-нибудь своей знакомой или под­руге, до них уже попробовавшей наркотики. Таким образом, они старались объяснить свое поведение примером подруг. Мальчики, наоборот, пытались доказать, что они самостоятельно принимали решение употреблять им нар­котики или нет.

Криминализация дворовых компаний увеличивает риск их наркотиза­ции. Хотя насильно никого не принуждают пробовать наркотик, приобще­ние происходит опосредованно — через систему социальных норм и правил поведения, позаимствованных из более жесткой, чем подростковая субкуль­тура. Дворовые компании, судя по материалам интервью, переняли боль­шинство норм и ценностей молодежных криминальных группировок и бри­гад, в которых всегда было терпимое отношение к разовым употреблениям наркотиков. У ребят такое общение принято называть «общением по пацан-ским правилам» или «общением по понятиям».

Важнейшая социальная норма — распределение ролей в дворовой ком­пании согласно возрасту. Самые старшие ребята пользуются авторитетом и уважением. В обязанность старших входит решение конфликтов и ссор на «дворовых стрелках». На младших «никто не обращает внимание», их глав­ное правило — подчиняться старшим. В дворовой компании обычно стар­шие предлагают наркотики всей компании. Ребята находят это вполне нор­мальным, поскольку у «старших есть деньги» и они «хоть что-то знают, зна­ют как разводить дозу или что-то раскурить». Влияние старших чаще всего сводится к ссылкам на свой личный опыт употребления наркотиков, поэтому важно выяснить, какое потребление с точки зрения периодичности и видов наркотиков старшие считают нормальным, так как именно их отношение во многом задает характер и темпы наркотизации дворовой компании.

Исследователи обычно связывают конформное употребление наркоти­ков в компаниях со стремлением подростков быть принятым в группу, само­утвердиться в ней, укрепить свой статус, т.е. получить некое социальное вознаграждение. В дворовых компаниях, образовавшихся по принципу груп­пировок, становится значимым и обратный мотив — избежать наказания. Некоторые респонденты рассказывали Е. Лукьяновой о том, что в их ком­паниях считается обязательным попробовать наркотики, иначе «ты будешь, грубо так не пацан... если не испытаешь в этой жизни все». Разовые упот­ребления наркотиков воспринимаются как своеобразная защита от компа­нии: «Ты скажешь, что уже пробовал, но тебе это не понравилось, то это нормально, никто к тебе не пристанет. Это твое право попробовать, но не принимать... иначе тебе потом прибьют». В то же время наказываются регу­лярные употребления сильных наркотиков: «Вообще, сейчас наркоманов никто не уважает... в компании сразу становится отношение хуже, мы ста­раемся с такими не иметь дела». Следовательно, можно предположить, что сегодня для многих подростков 15—17 лет дворовая компания взяла на себя функции социального контроля за употреблением наркотиков, успев рань­ше, чем «взрослое общество», сформировать свои нормы поведения по от­ношению к ним²⁵. Анализ норм дворовых компаний указывает на то, что большинство из них направленно на выработку конформных установок

²⁵ Лукьянова Е. «Айдате прикольнемся» или «пойдем с нами, и тебе все будет пофиг» (проблема вклю­чения наркотиков в подростковые культуры) (http://region.ulsu.ru).

поведения: ребятам в таких компаниях легче быть такими, какими их про­сят быть друзья.

Следующее правило — «все за одного». У подростков принято делиться не только сигаретами, но и пивом, жевательной резинкой, едой. В дворовых компаниях презирают тех, кто не соблюдает это правило. В компании обыч­но не осуждают тех ребят, у кого нет денег на наркотики, и они на равных участвуют в их употреблении. Еще одна опасность правила «все за одного» заключается в том, что оно предполагает ответную благодарность за угоще­ние. В компаниях, в которых наркотиками «балуются» время от времени,

не требуется благодарить снова имен­но ими, это могут быть сигареты, пиво, водка, билеты в клуб или на дискотеку. Там же, где принимают наркотики бо­лее или менее постоянно, ожидается, что в следующий раз их будут доставать те, кого сегодня угощают.

Наконец, согласно еще одному пра­вилу, подростки разделяют всех своих сверстников на «правильных пацанов» («пацанов по понятиям») и «лохов». Для ребят «лох» является одним из наи­более серьезных оскорблений. В их представлениях «лохи» не способны на смелые поступки, в том числе и на употребление наркотиков. Поэтому для таких подростков безопаснее попро­бовать наркотик, чем прослыть «лохом».

В дворовых компаниях мальчики не требуют от девочек жесткого соблю­дения их норм. Девочки нередко даже критикуют мальчиков за их действия. Однако мальчики обычно не привлекают их к каким-то своим совместным делам, считая их сугубо мужскими. К числу «своих дел» мальчики относят криминальные или полукриминальные виды заработков, решение спорных вопросов «на стрелках» и т.п. Однако девочки стремятся между собой вос­создать недоступные им мужские практики. Мальчики из дворовых компа­ний обычно достают деньги, вымогая («отжимая») их у своих сверстников или ребят помладше. Девочки отдельно от мальчиков «тоже деньги трясут в основном с девчонок». Мальчики предпочитают разбираться со своими про­блемами на так называемых «стрелках», где приглашенные старшие реша­ют, кто прав. Тот, кого признали виновным, должен «деньги заплатить, либо собрать еще одну стрелку, на которой тебя побьют»²⁶. Девочки также при­бегают к такому способу решения проблем.

В свое время Анджелла МакРобби, изучавшая роль девочек в различных английских субкультурах, назвала их практики «существующими, но невиди­мыми»²⁷. По наблюдениям Е. Лукьяновой, учителя и милиция скорее запо­дозрят мальчиков, чем девочек. Их опыт знакомства с наркотиками более разнообразен, чем у мальчиков. Они соглашаются попробовать наркотики в

²⁶ Лукьянова Е. «Айдате прикольнемся» или «пойдем с нами, и тебе все будет пофиг» (проблема вклю­
чения наркотиков в подростковые культуры) (http://region.ulsu.ru).

²⁷ См.: МсRobbie A. Feminism and Youth Culture. From Jackie to Just Seventeen. London, 1991.

большой дворовой компании, с двумя-тремя подругами у себя дома или на­едине со своим любимым человеком. Таким образом, у девочек труднее оп­ределить пределы их включенности в употребление наркотиков. Другая отли­чительная черта девочек — скрытый характер многих практик, в особенности касающихся покупки наркотиков. Это приводит к возникновению у девочек мотивации поиска наркотиков, почти не свойственной для мальчиков в этом возрасте. Следовательно, особенности девичьих практик таковы, что делают даже разовые употребления наркотиков целенаправленными.

Вызывает тревогу и то обстоятель­ство, что роль малой группы — знако­мых и друзей — в приобщении к нарко­тикам остается решающим фактором и на более поздних этапах социализа­ции — уже на студенческой скамье. Так, поданным исследования Л. А. Жу­равлевой²⁸, у 49% опрошенных студен­тов (половины контингента) есть дру­зья, употребляющие наркотики. При­чем речь в анкете шла не просто о знакомых, а о самых близких друзьях, с которыми молодые люди общаются наиболее интенсивно. Причем у 76% из них — таких друзей несколько, у 18% — один человек и у 6% — большинство. 39% опрошенных считают, что первое употребление наркотиков происходит с друзьями и в компании. Из полученных данных следует, что более половины из ближайшего окружения студентов принимают наркотики достаточно регулярно (систематически, ежедневно и еженедельно) и возможность перехода от психологической за­висимости к физической весьма вероятна. В случае физической зависимо­сти («ломки») наркоману становится выгодным (психологически и эконо­мически) вовлечение друзей в этот процесс, следовательно, возрастает риск заболевания и у остальных. Ответы на другой вопрос позволили выяснить, что 82% респондентов твердо убеждены в том, что непосредственное влия­ние на употребление наркотиков оказывает «улица» и компания; 80% счи­тают, что студенты обращаются к наркотикам, когда что-то не ладится в се­мье и в связи с непониманием со стороны взрослых; около 40% утвержда­ют, что употреблять наркотики «просто модно»; пятая часть студентов выделяют как причину потребления наркотических веществ посещение дискотек; 16% ответивших думают, что наркотики создают вокруг себя не­кий «круг по интересам», в котором реализуется неумение общаться, нахо­дясь вне состояния эйфории.

При ответе на открытый вопрос респонденты описывали сопутствующие ситуации мотивы первичного употребления наркотиков: «давление» со сто­роны сверстников (чтобы не быть «белой вороной»), алкогольное опьянение, желание снять стресс, забыть неприятности, ради интереса, ради заполнения досуга, назло взрослым, для поднятия настроения. Более половины опрошен­ных (65%) утверждают, что студенты впервые пробуют наркотики на вечерин­ках, когда собирается близкий круг знакомых, и на дискотеках, когда присут-

²⁸ Журавлева Л.А. Факторы и условия наркотизации молодежи // Социс. 2000. № 6. С. 43-47.

ствует много незнакомых людей. Из интервью с одним из студентов выясни­лась технология вовлечения новичков вданный процесс. «На дискотеке ко мне подошли незнакомые люди и предложили бесплатно попробовать наркотик. «Иначе "кайфа" не получишь, — сказали они. — Когда я отказался, они ска­зали, что все наши (приятели респондента) уже попробовали, и если я отка­жусь, они не будут меня уважать»²⁹. Исследование Л.А. Журавлевой подтвер­дило гипотезу о связи девиантного поведения с системой ценностей, высту­пающей ориентиром как группового поведения студентов в целом, так и каждого студента в отдельности.

Клубы и дискотеки — наиболее популярные места первого «знакомства» с наркотиками

В последнее время возникла самостоятельная разновидность наркотиче­ской субкультуры — «клубная наркомания»: именно в ночных клубах моло­дежь обычно узнает о новых наркотиках и пробует их. По данным столич­ного УБНОНа, с начала 2002 г. в столичных клубах изъято: героин — 14 г (140 доз), кокаин — 4 г (16 доз), марихуана — 88 г (880 доз), гашиш — 3 г (12 доз), экстази и другие амфетамины — 73 г (292 дозы).

Наркотики органично вписываются в концепцию наслаждения. По сво­ей биохимической природе, способности вызывать высокоинтенсивные ощущения удовольствия, наслаждения, они являются идеальным предметом гедонистической активности. Специалисты доказали, что гедонистическое сознание в определенной мере присуще всем детям и подросткам в силу воз­растных особенностей их психологического развития. Вместе с тем они ука­зывают на растущее влияние гедонистического мировоззрения в среде мо­лодежи, распространение иллюзии возможности легкой жизни без усилий

²⁹ Журавлева Л.А. Факторы и условия наркотизации молодежи // Социс. 2000. № 6. С. 43-47.

и трудов. Нынешние тинейджеры не помнят времена, когда их родители жили в бедности, они воспринимают высокий уровень жизни как должное. Взрослые дети живут, почти не соприкасаясь с родителями. Они приходят и уходят, когда им вздумается.

Наркоманы и алкоголики становятся все моложе и моложе. На молодеж­ных сборищах, когда подростки накачиваются пивом и нарушают ночной покой мирных граждан, можно встретить и 12-летних детей. Тинейджеры прекрасно знают все места, где продаются наркотики. Не исключено, что некоторые дети приторговывают ими прямо в школах. Мало кто приходит на дискотеку без марочки с кислотой или нежно-кремовой таблетки экстази.

Таким образом, употребление психоактивных веществ может выступать как ритуал приобщения к субкультуре, способ идентификации, достижения аутентичности, формой протеста по отношению к остальной культуре.

СУБКУЛЬТУРА МАФИИ

Подробное рассмотрение в томе В «Фундаментальной социологии» де­структивных функций международной мафии, истории ее возникновения и принципов социальной организации оставляет вне поля зрения ее суб­культурную составляющую. К ее анализу мы приступим в настоящем томе, обратив особое внимание на традиции, обычаи, ритуалы, ценности и нормы поведения людей, которых относят к мафиозо. В мафии, как справедливо полагает А.Н. Олейник, следует видеть не столько формальную организацию, сколько образ жизни, совокупность ценностей и норм поведения. Как показывает итальянский ученый Дж. Чиаво, мафия — это ментальная привычка, особое состояние созна­ния. В первую очередь она отражает идею, и лишь затем уже четко ор­ганизованный институт¹. Дж. Чиаво и Д. Гамбетта³, проведя кросскуль-турный анализ, пришли к выводу о том, что мафию невозможно экспор­тировать, она порождается местными условиями. Понятие «мафия» стало метафорой деформированного состояния об­щества периода экономических реформ 1990-х гг. Складывается впе­чатление, что мафия никогда не исчезала из нашей жизни. Мы именуем мафией все, что мешает нам жить, прячется от закона, над чем бессильна власть и над чем бессильно само общество. Создается впечатление, что идея мафии становится или уже стала частью национальной идеи и ор­ганической составляющей российской культуры. Так что такое субкуль­тура мафии и какова ее социальная организация?