Вооруженных конфликтов и гуманитарных проблем

Цели и задачи модуля:

Дать представление о том, как СМИ способны влиять на развитие вооруженных конфликтов; выявить важность позиции, которую занимает журналист по отношению к конфликту, рассмотреть варианты этой позиции; рассмотреть основные принципы и правила, которых необходимо придерживаться журналисту при освещении событий в «горячих точках»; прояснить, в чем заключается суть «эффекта Си-Эн-Эн».

План модуля:

1) Воздействие СМИ на развитие вооруженных конфликтов;

2) Гражданская и профессиональная позиция журналиста;

3) «Правило голого факта»: достоинства и недостатки;

4) Тщательная проверка сведений;

5) Как вызвать стресс у аудитории СМИ?.. А как этого избежать?

6) Освещение гуманитарных проблем, освещение деятельности судов;

7) Эффект «Си-Эн-Эн».

Информационная составляющая играет в современной войне чрезвычайно важную роль.

СМИ могут способствовать разжиганию вооруженного конфликта, совершению геноцида и преступлений против человечности. Так, массовые издания британского лорда прессы Альфреда Хармсворса («Дейли мейл», «Ивнинг ньюс» и др.) сыграли огромную роль в развязывании англо-бурской войны рубежа XIX-XX вв., так же, как публикации в «Нью-Йорк Джорнал», принадлежавшей Уильяму Херсту, подтолкнули американское правительство к началу войны с Испанией. Если вспомнить более современный период – владельцы и сотрудники радиостанции RTLM (Радио и Телевидение Тысячи Холмов) явились главными зачинщиками и подстрекателями геноцида в Руанде в 1994 г. Именно станция RTLM (принадлежавшая родственникам и друзьям президента Хабяриманы) подала сигнал к кровавой расправе над представителями племени тутси и над нерадикально настроенными хуту. Звучали в ее эфире такие призывы: «Вы должны убивать их (тутси)… Беритесь за оружие, которое у вас есть: у кого есть стрелы – берите стрелы, у кого есть копья – берите копья… Мы должны покончить с тутси, стереть их с лица земли… уничтожить эту расу, этих дурных людей…». Призывы сработали. В результате геноцида погибли почти миллион человек.

В то же время, именно СМИ разных стран, рассказавшие всему миру об этих страшных событиях, способствовали созданию международного трибунала по Руанде, который привлек к уголовной ответственности основных виновников геноцида. Публикации Роя Гутмана в газете «Нью-Йорк Ньюсдэй» в августе 1992 г., а затем и материалы других журналистов из разных западных СМИ, описывавшие истязания и убийства содержавшихся в концлагерях боснийских мусульман, привели к уменьшению жестокостей и ускорили создание международного трибунала по бывшей Югославии. Хотя зачастую материалы западных СМИ, посвященные событиям в Югославии, были откровенно тенденциозны, во всех преступлениях обвиняли исключительно сербов (тогда как противники сербов также совершали множество военных преступлений). Подобную позицию СМИ стран Запада, в основном, заняли и при освещении конфликта в Косово в конце 90-х гг. XX в.

От того, какую позицию займут представители СМИ по отношению к вооруженному конфликту, как будут его освещать, в значительной мере зависит исход данного конфликта. Важно, чтобы журналист сам четко решил, какую позицию по отношению к конкретному вооруженному конфликту он занимает. Наверное, можно выделить три основных позиции: 1) непредвзятое и объективное информирование исключительно с гуманистических, общечеловеческих позиций; 2) информирование о событиях, сочетающееся с поддержкой военных усилий своей страны; 3) информирование о событиях, сочетающееся с поддержкой военных усилий противника.

В большинстве современных источников, посвященных освещению вооруженных конфликтов в СМИ, особенно, изданных на Западе или у нас за счет средств «Фонда Сороса» и других зарубежных фондов, поддерживается первая из упомянутых позиций. Чаще всего она подается как единственно правильная. Но это откровенно противоречит современным реалиям. Большинство американских и других западных СМИ во время боевых действий в Югославии, Афганистане, Ираке поддерживали вооруженные силы своих стран, служили средствами массовой информации и пропаганды. Не нужно стесняться называть вещи своими именами, и не нужно стыдиться того, что журналисты порой (в соответствии с духом Третьей Женевской конвенции 1949 г.!) вносят вклад в военные усилия своей страны. Такая позиция также должна признаваться возможной, не противоречащей профессиональной этике. Что касается третьей упомянутой позиции, то есть, по сути дела, идеологической поддержке противника, здесь уже намного сложнее говорить об этичности, моральной допустимости и т.п. Ну, кто станет утверждать, что американский медиамагнат У.Р. Херст поступал этично и нравственно, служа во время второй мировой войны интересам руководства нацистской Германии? Еще в 1934 г. Херст был фактически подкуплен немецкими фашистами. Он заключил сделку с отделом пропаганды гитлеровской партии, согласно которой получал миллион марок в год. За это вознаграждение газеты Херста перед началом второй мировой войны вели систематическую кампанию в пользу умиротворения фашистских государств. Они часто предоставляли свои страницы Муссолини, Герингу и другим фашистским главарям, на все лады воспевали фашистский режим. На всем протяжении войны печать Херста вела ожесточенную кампанию против внешней политики Рузвельта, сопротивлялась укреплению дружественных связей между США и их союзниками.

Если Херсту можно дать достаточно однозначную оценку, в ряде других случаев, особенно, если речь идет об освещении внутренних вооруженных конфликтов, подобную оценку действиям журналистов нередко бывает дать сложно. Служили ли, например, телекомпания НТВ и газета «Московский комсомолец» во время чеченской войны 1994-1996 гг. интересам боевиков, или стремились освещать события с общечеловеческих гуманистических позиций, просто допуская порой некоторые «перекосы» в силу объективных причин (таких, как препятствия, чинимые журналистам федеральным командованием)? Хочется верить, что побуждения большинства представителей СМИ были действительно благие, и что на их деятельности никак не сказалось то обстоятельство, что Дудаев тратил миллионы долларов на подкуп журналистов (веские доказательства этого приводятся в книге А. Михайлова «Чеченское колесо. Генерал ФСБ свидетельствует» (М., 2002.) и ряде других источников). Известный журналист Михаил Леонтьев на одном семинаре высказывал точку зрения, что «никаких чеченских денег не понадобилось», что «российскую журналистику, демократическую, использовали на халяву…Подействовали все демократические стереотипы – «вот полицейский режим, мародеры, насильники»…».

В любом случае, быть подкупленным – одно, а освещать конфликт в соответствии со своими убеждениями – совсем другое.

Порой объективные обстоятельства, такие, как жесткие условия аккредитации представителей прессы, установленные военным командованием, делают затруднительным освещение конфликта именно с тех позиций, которые обусловлены профессиональной культурой и совестью журналиста. Так, возможности для объективного, непредвзятого освещения войны в Ираке в 2003 г. для представителей СМИ были в большинстве случаев сильно ограничены американским военным командованием. В выпуске новостей по «Первому каналу» 23 марта 2003 г. российская журналистка продемонстрировала аккредитационное удостоверение, дающее право работать в расположении американских частей, и сказала, что оно «выдается в обмен на то, что журналисты не будут показывать ничего недозволенного и высказывать версии, расходящиеся с официальными версиями американских военных властей».

Впрочем, во время войны в Ираке в 2003 г. командованию США не удалось взять под свой полный контроль информацию о развитии конфликта. Прежде всего, из-за того, что значительная часть населения земли получала сведения о ходе войны из репортажей телеканала «Аль-Джазира» и ряда других влиятельных арабских СМИ. Катарский телеканал «Аль-Джазира», представителям которого удавалось получать достоверную информацию, несмотря на установленные вооруженными силами США жесткие ограничения для работы журналистов, составил серьезнейшую конкуренцию ведущим западным службам новостей. Многие кадры, впервые показанные этим каналом (например, американские пленные и погибшие солдаты коалиции) впоследствии обошли весь мир, в том числе и российские СМИ. И, хотя американские военные обвиняли «Аль-Джазиру» в тенденциозности, есть все основания утверждать, что эта телекомпания освещала события более объективно, чем американские СМИ.

Во время войны в Персидском заливе 1990-1991 гг. столь влиятельных арабских телеканалов, как «Аль-Джазира», еще не было. И война изображалась во всем мире почти без жертв, а СМИ стали фактически проводником PR-политики Пентагона (главным таким «проводником» стала телекомпания «Си-Эн-Эн», которая «сделала себе имя» на войне в Заливе). Поэтому большинство исследователей сходятся во мнении, что во время операции в Персидском заливе военным руководством США был взят реванш за Вьетнам, войну, проигранную, как считают многие американские военные, по вине все тех же СМИ (чего стоила одна только фотография горящего от напалма вьетнамского ребенка, обошедшая многие американские СМИ!).

Напрашивается сравнение с чеченским конфликтом. По мнению многих исследователей, первую чеченскую кампанию (1994-1996 гг.) Россия проиграла из-за проигрыша в информационной войне. Основной поток информации о боевых действиях на Северном Кавказе и в мировых, и в российских СМИ, был благоприятен для чеченских «повстанцев», и шел именно с их стороны. Так, в среднем чеченская тематика занимала в программах НТВ от 10 до 18 минут в одном информационном выпуске (в «Вестях» - 3-7 минут). 80% всех видеосъемок непосредственных боевых действий велось со стороны чеченских боевиков (в «Вестях» - 60%). Оставшиеся 20 % НТВ делило между съемками разрушений, приписываемых обычно армии и интервью с местными жителями-чеченцами, страдающими от войны.

В результате такого освещения конфликта служащие федеральных войск не ощущали моральной поддержки со стороны российского населения, а это влияло на боевой дух армии и т.д. Как выразился известный режиссер, депутат Государственной Думы Станислав Говорухин, солдаты оказались между двух огней: спереди по ним стреляли боевики, а сзади – журналисты.

Вторую чеченскую войну российские военные, в целом, выиграли. И не последнюю роль в этом сыграла победа идеологическая, которой удалось добиться благодаря активной и достаточно продуманной работе со средствами массовой информации. Основная информация о боевых действиях в Чечне шла уже со стороны федеральных сил(по крайней мере, в российских СМИ).

Применительно к чеченскому конфликту, к войне на территории бывшей Югославии и многим другим войнам журналистов часто обвиняли в том, что они виновны в обострении межнациональных отношений. Действительно, в районах вооруженных конфликтов люди особенно трепетно относятся к каждому печатному или прозвучавшему в эфире слову, и малейшее искажение, не говоря уже об оскорбительном тоне, может способствовать эскалации напряженности и насилия. Понятно, какая громадная ответственность ложится на журналиста, освещающего события в «горячей точке»!

В 1999 г. на одном из семинаров в Ставрополе местные журналисты сказали, что как только группа представителей федеральных СМИ побывает в Дагестане или на границе Дагестана с Чечней, сразу возникает напряженность в отношениях. Секретарь Союза журналистов России Л.А. Речицкий сказал по этому поводу следующее: «При освещении журналистами межнациональных конфликтов должно действовать одно золотое правило – правило голого факта. Если вы не хотите создать очаг напряженности, и если вы в том числе не хотите подставить себя, свою жизнь под угрозу, вы должны сообщать факт без комментариев.Если у вас появилось желание прокомментировать факт, то вы обязательно должны выслушать и одну, и вторую стороны.Вы обязательно должны дать комментарий, взгляд на событие, на факт с двух сторон, ни в коем случае не ущемляя права ни одной из них». Подобное мнение высказывали и некоторые журналисты, работавшие в «горячих точках».

Безусловно, «правило голого факта» во многих случаях может быть наиболее приемлемым для корреспондента, работающего в «горячей точке». Следование этому правилу позволит не нагнетать напряженность в зоне конфликта, в значительной мере обезопасит журналиста от преследований и покушений на его жизнь и, помимо всего прочего, позволит журналисту освещать события более-менее объективно, несмотря на ограничения, установленные военными для представителей СМИ. (Хотя и подбор «голых фактов» может быть тенденциозен).

Конечно, «правило голого факта» подходит, в основном для репортеров, а не для военных обозревателей или очеркистов. При написании, например, статьи или очерка обычно просто невозможно воздерживаться от личных оценок и комментариев. Но, учитывая огромное воздействие журналистских публикаций на события в «горячих точках», ясно, что для написания аналитических материалов о развитии вооруженного конфликта, нужно обладать большим профессионализмом, взвешивать каждое слово. Особо осторожно нужно подходить к анализу исторической подоплеки межэтнических, межнациональных конфликтов. Лучше всего, по мере возможности, вообще не затрагивать ее в публикациях. Одна неосторожная фраза может разжечь конфликт с новой силой. К тому же, историческая подоплека событий обычно бывает столь сложна и запутанна, что разобраться в ней трудно даже профессиональным историкам. А «выдергивать» какие-то события из общего контекста непрофессионально. Например, некоторые российские СМИ во время первой чеченской кампании представляли дело так, словно чеченцы имеют моральное право убивать русских – «агрессоров, оккупантов» и т.д., вспоминали депортацию чеченцев в 1944 г. Другие СМИ, в свою очередь, напоминали о многочисленных «северокавказских легионах», воевавших на стороне Гитлера… Все это «пережевывание» исторических событий можно продолжать почти бесконечно, приводя все новые и новые факты в подтверждение своей позиции. Результатом подобной «полемики» обычно является эскалация напряженности и обострение межнациональных отношений. Вообще, зацикливание на вопросах «Кто виноват?» и «Почему это произошло?» усиливает чувство безысходности, вины или ненависти. Это ориентирует на прошлое и заставляет вновь и вновь думать о том, «что было бы, если бы…», а не о том, как жить дальше.

Нужно отметить, что сила воздействия на массовое сознание репортажа, где подчеркнуто отстраненно повествуется о текущих событиях, как правило, оказывается больше, чем влияние остро публицистического, наполненного комментариями, журналистского выступления. Так, в 1992 г. всю Россию потряс сюжет о кровавых событиях в Приднестровье, показанный 19 июня в программе «Время». Журналист Сергей Фатеев только фиксировал происходящее, не акцентируя личных чувств, не высказывая оценок. Вереница огромных рефрижераторов вдоль сельской дороги. Пробуждающая приятные воспоминания эмблема «Молдплодоовощ» на каждой машине. Журналист открывает задние двери фургона: рефрижератор полон трупов. Второй фургон: гора трупов. Третий… Затем - тираспольское кладбище. Похороны местных ребят. Бесконечная череда родственниц в черных платках и платьях. Женское горе… Страна пережила шок. Немедленно был отправлен в отставку твердивший о «принципиальном невмешательстве» командующий приднестровской армией, назначен новый командующий – генерал Лебедь. Начались переговоры, война остановилась.

Что касается принципа давать комментарий, взгляд на событие, «с двух сторон, ни в коем случае не ущемляя права ни одной из них» - звучит, конечно, красиво. Во многих случаях, очевидно, следует поступать именно так. Но всегда ли это приемлемо? Действительно ли люди, захватывающие в заложники мирных жителей, как это делали Шамиль Басаев и Салман Радуев, заслуживают того, чтобы давать в эфире свои комментарии? Предоставление таким людям слова может противоречить не только нормам профессиональной этики, но и законодательству. Так, например, согласно закону РФ «О средствах массовой информации» не допускается использование СМИ для призывов к насильственному изменению конституционного строя и целостности государства. А подобные призывы из уст полевых командиров постоянно звучали с телеэкранов во время первой чеченской войны.

Давая ли «голые факты», сопровождая ли их какими-то комментариями, журналистам необходимо, конечно же, проверять информацию. И при работе в зоне вооруженного конфликта тщательность проверки фактов еще более важна, чем в обычной мирной обстановке: слишком серьезными последствиями чревато даже невольное искажение событий.

Опытные журналисты, работавшие в «горячих точках», советуют полностью верить только тому, что видел своими глазами. Дело в том, что в ходе любого вооруженного конфликта как с одной, так и с другой воюющей стороны, рождается много легенд и мифов. Они необходимы воюющим для морального оправдания своих действий, для поднятия боевого духа. На войне десятки человек могут рассказать журналисту одну и ту же историю. Но не исключено, на самом деле все было иначе. Даже если эти люди сами искренне верят в правдивость своих слов.

Особо популярен миф о страшных и изощренных зверствах противника. А распространение информации об издевательстве противника над мирным населением, о массовых убийствах гражданских лиц, является одним из самых мощных аргументов во всех информационных войнах. Неудивительно, что воюющие стороны зачастую сознательно стараются использовать СМИ для распространения мифов. Представителям НАТО было бы невозможно осуществить вооруженное вторжение в Югославию в конце 90-х гг., если бы руководители Пентагона и Североатлантического альянса не раздули с помощью западных СМИ миф «о зверствах сербов». На ежедневных брифингах руководства НАТО и правительства США говорилось о массовых убийствах мирных жителей в Косово (при этом информация о преступлениях, совершаемых боевиками «Армии освобождения Косово», замалчивалась). Общественное мнение стран Запада оказалось настроено соответствующим образом. Началась военная операция НАТО против Югославии, хотя ни Совет безопасности ООН, ни учредительные документы НАТО не предоставляли юридического обоснования этой агрессии. В книге «Военные преступления. Это надо знать всем». (М., 2001), изданной при поддержке «Фонда Сороса», содержатся примеры того, как западные исследователи стараются оправдать военную операцию в Югославии, говоря о том, что «непрекращающееся избиение гражданских лиц в Косово порождало политический моральный императивдействовать», хотя при этом признаются, что «достоверно установить, что же на самом деле творилось в Косово, было невозможно», и что «вопрос о подлинном числе гражданских лиц, убитых в ходе сербских эксцессов, остается спорным» (С. 235).

Опытные журналисты советуют не слишком доверять даже фотоснимкам. Ведь это может оказаться «постановочная съемка» или даже фотомонтаж. Известен случай, когда западный журналист посетил сербский лагерь для интернированных лиц, долго искал там колючую проволоку, в конце концов, нашел на окне барака, и сфотографировал одного интернированного (самого худого) изнутри барака, когда тот находился снаружи. Потом эту фотографию «измученного узника за колючей проволокой» перепечатали многие западные газеты.

Но даже если журналист точно знает, что сведения верны, – значит ли это, что он может со спокойной душой использовать их в публикации или репортаже? Какое воздействие окажет эта информация на аудиторию? Если применительно к освещению событий мирной жизни еще можно вести дискуссии, должен ли журналист задумываться о последствиях своих публикаций, то в случае освещения вооруженного конфликта журналист, безусловно, должен задумываться о последствиях. Корреспондент «Уральского рабочего» Владимир Рубцов описывал в газете не все, что увидел на чеченской войне. О самых душераздирающих картинах он не упоминал, так как они вызвали бы массовый стресс. Российское общество к тому времени и так находилось в состоянии стресса и апатии, многие люди испытывали ощущение безнадежности и утраты веры во все. Чувства эти нагнетались средствами массовой информации, прежде всего телевидением, которое обладает наибольшими возможностями воздействия. Телевизионные новости были просто переполнены изуродованными трупами российских солдат, сценами насилия, слезами и криками солдатских матерей…

Президент телекомпании НТВ Игорь Малашенко рассуждал: «Мы прекрасно знали, что к «синхронам» людей, которые непосредственно вовлечены в кровавый конфликт, надо относиться очень осторожно, потому что это очень эмоционально заряженные выступления, часто несущие не так много информации, но создающие колоссальное эмоциональное напряжение. Какой уровень насилия показывать на телеэкране? Как показывать жертвы конфликта? Трупы так показывать? С одной стороны, этого нельзя не демонстрировать, особенно когда это превращается в чудовищную проблему, когда тела жертв лежат на улицах Грозного неделями, с другой стороны, мы прекрасно понимаем, что это ведет к некоторому одеревенению нашей аудитории, когда публика становится настолько бесчувственной, что каждую новую долю насилия она воспринимает все спокойнее». (Журналисты на чеченской войне… М., 1995, С. 211).

Психологи считают, что наиболее стрессогенными для аудитории СМИ являются такие действия журналистов:

-Съемка человека «врасплох» в момент горя и отчаяния;

-Показ человека в ситуации унижения, оскорбляющего его человеческое достоинство;

-Демонстрация пыток, морального и физического издевательства;

-Прямое или косвенное оправдание действий агрессора, явившихся причиной страдания жертвы;

-Показ торжества и безнаказанности агрессора (конкретного лица или целой большой группы);

-Предоставление слова бандитам (это косвенно «легализует» их действия);

-Призывы к коллективному покаянию и искуплению.

Следует отметить, что все это в больших масштабах присутствовало при освещении в СМИ событий чеченской войны 1994-1996 гг.

Негативный эффект травматических событий значительно снижается, если в информации присутствуют:

-Конструктивное представление проблемы как решаемой;

-Четкие нравственные ориентиры;

-Вера в будущее;

-Положительная оценка достойного поведения участников события;

-Универсальные ценности (благодарность, забота, любовь, творчество, честь, мужество);

-Примеры стойкости и мужества людей, попавших в экстремальные обстоятельства.

Именно с таких позиций освещались, например, события второй мировой войны в СССР и странах-союзницах. Если бы дело обстояло иначе – возможно, итог войны был бы иным. О том, какое внимание в США уделялось формированию благоприятного психологического климата, говорит хотя бы такой факт: первая разрешенная к публикации фотография убитых американских солдат появилась только в 1943 г. в журнале «Лайф» (США вступили во вторую мировую войну еще в декабре 1941 г.). На этом фотоснимке изображены достаточно «умиротворенные» трупы, их лица совершенно не видны. Это – погибшие герои, а не жалкие изуродованные останки…

Освещение вооруженного конфликта способно вызвать стресс не только у аудитории СМИ (а это могут быть сотни тысяч человек!), но и у самого журналиста, и у тех людей, с которыми он общается, у которых берет интервью.

Поэтому нужно соблюдать элементарные нормы психологической корректности при общении с жертвами конфликта, заботиться об их психологическом благополучии.

Вскоре после штурма Грозного в 1996 г. в одну из школ города пришли журналисты и попросили детей нарисовать «самое страшное» (представители СМИ нередко прибегают к подобным приемам, чтобы узнать, что думают и чувствуют дети), потом собрали рисунки и ушли. А дети остались один на один со своими переживаниями. Возникла «вторичная травматизация», потребовавшая специальной психотерапевтической помощи, на этот раз по вине журналистов.