Их (людей) охватила (?) жалость к той, чья жизнь кончилась

Аксиологические приоритеты архаики исходят из описанных выше представлений. Само «вертикальное» конструирование бытия уже аксиологично: «верх» важнее «низа», он – «единичен» и уникален, тогда как «низ» состоит из множества единиц, каждая из которых обладает гораздо меньшей ценностью, чем единица «верха». Аксиологично и представление о времени. Так, прошлое в глазах древнего человека ценнее настоящего и еще в большей степени – будущего. В самом деле, прошлое – уже состоялось, осуществилось как непреложный ход бытия, оно – есть и поэтому несет в себе статус законосообразности.

В языках древних народов слова «древний» и «хороший» - почти синонимы, т.к. древность – гарантия добротности. Пример прошлого постоянно перед глазами, и человек движется вперед, будучи обращен лицом - к прошлому, спиной – к будущему. Любопытно, что в аккадском языке понятие «прошлое» передается выражением um pani, буквально означавшим «дни лица, переда»[10].

Будущее – вовсе не богатство возможностей, из которых можно реализовать в принципе любую (как оно открывается современному человеку); будущее – это то, что обязано воплотиться и стать прошлым. Будущее – это несостоявшееся прошлое. Однако оно неизвестно человеку, и его можно не столько предвидеть, сколько угадывать. Гадание как единственный способ прозреть грядущее – одна из наиболее ярких характеристик архаической культуры. Вместе с тем будущее не фатально, а главное – сомнительно, поскольку неправомерные действия человека могут привести к искажению «облика» будущего, нарушить его законосообразность. Именно поэтому статус будущего неизмеримо ниже статуса прошлого. «Светлое прошлое и сомнительное будущее» – таково воззрение архаического человека, метко охарактеризованное современным исследователем[11].

А. Генис также отмечает, что архаический человек мог свободно обходиться «без будущего»: «Когда миссионеры открыли школы в Австралии, выяснилось, что труднее всего аборигенам давалась западная концепция времени. Охотники и собиратели, они не знали земледелия и животноводства. Поскольку аборигенам не приходилось ждать урожая или приплода, они не интересовались будущим»[12].

Культуры древности были обращены в прошлое, а не в будущее, в отличие от современных культур. «Максима этого сознания - чем древнее, тем подлиннее, а значит и лучше», поэтому «традиционные культуры.... были устремлены не к сияющим вершинам будущего», а «обращены в спокойные долины прошлого, где проторенные предыдущими поколениями дороги вели к неизменному образу жизни»[13].

Тип традиционной культуры утверждается также и вследствие доминирующего в культурной общности механизма дописьменного наследования культуры. Письменность уже существовала, но главным способом в осуществлении культурной преемственности выступала устная традиция. Незыблемый порядок вещей и сформировавшаяся система устойчивых ценностей передавались из поколения в поколение с помощью таких устных форм, как фольклор, мифология, обычаи, конкретно-практические навыки и умения.

Итак, история человеческих цивилизаций начиналась как история традиционных культур. Приблизительно с эпохи античности европейские цивилизации постепенно отходят от этого типа, в то время как восточные до сего времени носят характер традиционных.

Этап мировой истории, на который приходится существование архаических цивилизаций, немецкий философ Карл Ясперс в своей историософской концепции обозначил как «доосевое время».

В противовес концепции «исторических циклов» Шпенглера и Тойнби, Ясперс настаивал на единстве мирового исторического процесса, считая, что человечество связано не только общностью своего происхождения, но и общностью «духовного пути».

Полемизируя с материалистическим толкованием истории, предложенным марксизмом, ученый отрицает приоритет экономических факторов в развитии общества и видит преимущественное значение для человечества факторов духовных. Начало же мировой истории он усматривает в «пробуждении духа» у народов древности, т.е. в появлении у них единой напряженной духовной жизни.

До этого момента, по мнению К. Ясперса, человечество жило замкнутыми и разрозненными локальными общностями, и события, совершавшиеся в это время, не носили «характера исторических решений человека». Сознанию этих народов чужда рефлексия, «этим великим культурам неведом еще тот духовный переворот, который мы определили как осевое время, создавшее тип нового, современного нам человека»[14]. Иными словами, человечество не имело еще единой духовной основы, а его история – единой, стратегической линии, «оси». Рубеж между «доосевой» и «осевой» историей человечества проходит, согласно Ясперсу, по I тыс. до н.э., когда древние народы, охваченные осевыми процессами, отделились от народов, «не знавших прорыва». К первым он относит китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков; ко вторым – египтян и вавилонян, хотя культуры последних находятся в состоянии расцвета и в осевое время. В стороне от оси мировой истории оказались и великие американские доколумбовые цивилизации Мексики и Перу, которым «также недостает того, что еще до них дало нам осевое время», и поэтому «они исчезли при одном только возникновении западной, выросшей из осевого времени культуры».