Демосфен, Полководец Афинский 1 страница

Во время войны Архидама, по смерти Перикла, Афины имели и других способных полководцев; но так как тогда полководцы по большей части не были народными ораторами, а народные ораторы не были полководцами, то война не велась уже более, как при Перикле, по твердому, последовательному плану. Самыми замечательными полководцами в то время были Формион и Демосфен, которого в отличие от жившего позже великого оратора Демосфена обозначали прозванием «полководец». Формион, сын Азопия, решительный, суровый воин старого закала, простого, безупречного нрава, играл рядом с Периклом значительную роль уже в Самосскую войну, а в начале Пелопоннесской войны после долгой осады принудил сдаться отпавшую Потидею (429). О блестящей борьбе его в Коринфском заливе, в этом же году, мы сообщим ниже, говоря о Бразиде. Демосфен, сын Алкисфена, без сомнения, должен быть признан самым замечательным полководцем за время между Периклом и Алкивиадом. Это был человек с предприимчивым духом, не знавшим покоя, блестящей храбрости, смелый и решительный, полный присутствия духа в опасности, ловкий во всех военных хитростях, в умении пользоваться местностью, в расположении засад, в нападении на неприятеля врасплох. После первого своего несчастья в Этолиион научился осторожности. Никто не мог начертать и выполнить более обширного военного плана, как он; он первый умел искусно воспользоваться легковооруженной пехотой. При этом характер его был чист и достоин уважения, свободен от эгоизма и своекорыстия; не обращая внимания на почести, не завидуя своим сотоварищам по службе, он заботился только о том, чтобы способствовать благу отечества. Политические интриги были противны его открытой натуре. Нет ничего удивительного в том, что войска с любовью и доверием были привязаны к нему и полные мужества и уверенности следовали за ним на какую угодно опасность. При своем замечательном полководческом таланте он не мог, однако, добиться последовательного ведения войны, и это зависело от того, что он не был, подобно Периклу, государственным человеком и оратором. Не раз все, что приобретал он на поле битвы, утрачивалось снова по безрассудству домашних демагогов.

В первый раз Демосфен выступает в 426 году. В это время он плыл с флотом из 30 кораблей около Пелопоннеса к западному берегу Греции, чтобы в соединении с навпактийскими мессинцами, также акарнянами и серифянами, уничтожить коринфское могущество в западных частях Греции и снова образовать для афинян, посредством союза с тамошними народами, жившими внутри страны, более значительную сухопутную силу. Он сознавал, что Афины с одними своими гражданами не в состоянии будут держаться на суше. В угождение акарнянам Демосфен вместе с ними и другими союзниками напал, прежде всего, на союзную с Коринфом и враждебную акарнянам Левкаду, опустошил остров и вогнал левкадцев в их город. Акарняне требовали, чтобы город тотчас же был осажден, но Демосфен не имел никакой охоты стоять на одном месте; он надеялся на больший успех в открытом поле. Предложение жителей Навпакта воевать с этолянами, утеснявшими их, возбудило в пылком духе Демосфена величественный план. Он надеялся быстрым нападением покорить этолян, рассеянных на большом пространстве и живших в открытых деревнях, и оттуда и союзе с дружественными локрийцами озольскими и фокейцами напасть с запада на Виотию и разрушить Фивы.

Демосфен слишком мало знал трудности войны в Этолии; он думал, что с небольшим войском скоро можно будет покорить народ, не сплоченный в одно целое. Акарняне не имели никакой охоты следовать за ним, потому что он не исполнил их желания относительно осады Левкады. Вследствие этого Демосфен, имея при себе только 300 афинян и подкрепляемый навпактийцами, отрядом кефаллинийцев и закинфян, двинулся из земли озольских локрийцев в область этолийскую, не дожидаясь локрийцев, которые не были еще достаточно вооружены. Они должны были встретиться с ним позже с другой стороны, в средине этолийской земли. После того как он быстро взял несколько местечек и проник до Эгитиена, на 80 стадий от моря, для него начались бедствия. Этоляне, получив известие о вторжении неприятеля, сошлись со всех сторон, даже из отдаленных мест; легковооруженные и ловкие в быстром натиске и отступлении, они нападали с копьями с гор на тяжеловооруженных гоплитов то здесь, то там, тогда как эти последние вовсе не могли вредить им. Тут почувствовалась нужда в помощи локрийцев, которые, будучи вооружены одинаково с этолянами, могли легче противостать им. Пока у стрелков Демосфена еще были стрелы, можно было делать отпор натиску этолян; но когда стрел оказалось недостаточно, и предводитель стрелков пал, они начали быстро отступать, и отступление скоро превратилось в беспорядочное бегство. Проводники войска были убиты, и оно очутилось в непроходимых стремнинах, болотах и лесах, которые вокруг были зажжены преследовавшими этолянами. Войско было совершенно рассеянно. Потеряв 120 афинских гоплитов и много союзников, Демосфен прибыл к флоту. Когда корабли и остаток войска отплыли обратно в Афины, он остался в Навпакте, потому что боялся гнева афинян.

Конечно, вследствие неудачи Демосфена дела афинян на западе пришли в затруднительное положение. Этолийцы примкнули к пелопоннесцам и просили через посольство в Спарту о присылке войска для нападения на Навпакт. Спартанцы осенью того же года прислали под предводительством Эврилоха войско из 3000 союзников, которое, соединившись с этолийцами, двинулось на Навпакт. Но Демосфен спас город; он взял у афинян 1000 гоплитов и, заняв ими Навпакт, принудил Эврилоха к отступлению. После этого жители Амвракии, колонии и союзницы коринфской, склонили Эврилоха зимой напасть с ними на амфилохийский Аргос, у Амвракийского залива. Аргивяне призвали на помощь Демосфена вместе с афинским флотом из 20 кораблей, крейсировавшим у берегов Пелопоннеса; все войско акарнян также явилось для прикрытия города. Демосфен принял начальство над всеми собравшимися войсками и посредством умно поставленной засады разбил наголову значительно сильнейшее войско Эврилоха, амвракийцев и их союзников. Сам Эврилох остался на поле битвы. Только пелопоннесцам Демосфен дозволил отступить свободно, чтобы поселить недоверие между ними и их союзниками. Когда же остальные попытались уйти вместе с пелопоннесцами, он нанес им снова значительное поражение. Вскоре после первой битвы Демосфен напал на войско амвракийцев, которое шло из города на помощь своим против Аргоса, не зная еще ничего о несчастной битве; заняв дорогу и счастливо распределив свои силы, он нанес ему такое поражение, что уцелели лишь немногие. Если бы акарняне и амфилохийцы хотели следовать за Демосфеном, то теперь было бы легко овладеть Амвракией; но они не желали этого, боясь, что афиняне, заняв город, могут сделаться опасными соседями для них. После таких подвигов Демосфен безбоязненно мог возвратиться в Афины.

Когда в следующем, 425 году отправили флот в Сицилию под предводительством Евримедонта и Софокла, чтобы помочь леонтинцам против Сиракуз, Демосфен добровольно присоединился к экспедиции, и афиняне дали ему полномочие распоряжаться флотом, если он захочет предпринять что-нибудь на берегах Пелопоннеса. Когда они на пути приблизились к Пилосу в Мессиши, Демосфен потребовал, чтобы войска высадились здесь; при этом он имел в виду заложить крепость на месте оставленного Пилоса, вся окрестность которого была необитаема. Предводители хотели ехать дальше и сказали, что будет слишком много дела, если захотят строить крепость на каждом пустом месте и на каждом необитаемом мысе; они не понимали, какое превосходное положение представляет Пилос, как пункт для нападения против Спарты. Место это лежало в земле спартанцев, кругом него жили порабощенные мессинцы, которых можно было привлечь к себе; оно укреплено было уже самой природой и имело превосходную гавань, которая давала афинянам хорошую стоянку для кораблей. Предводители должны были согласиться против воли, потому что буря принудила их высадиться, и так как волнение сделало море на долгое время неудобным для плавания, то солдаты от долгого бездействия начали укреплять скалистые вершины. Железных инструментов для обтесывания камней у них не было, и поэтому они выбирали только лучшие камни и складывали, как они приходились друг к другу; глину для связи камней носили на спине, поддерживая руками. Они торопились работать сколько могли, чтобы укрепить места самые слабые, прежде чем застигнет их неприятель; в большей части пунктов местность была уже от природы так укреплена, что не нуждалась в стене. В 6 дней укрепление было готово. После этого Эвримедонт оставил Демосфена с пятью кораблями в Пилосе и с остальным флотом поехал далее в Керкиру и Сицилию.

В то время, когда до спартанцев дошла весть об укреплении Пилоса, у них был праздник, помешавший им тотчас же выступить в поход. При том же войско их под предводительством царя Агиса было в Аттике. Лишь только Агис узнал об этом, как со всевозможной поспешностью пошел назад; спартанцы и их ближайшие соседи тотчас же выступили для освобождения Пилоса, приказав также двинуться туда всем своим союзникам в Пелопоннесе и 60 кораблям, стоявшим у Керкиры. Между тем Демосфен, пока пелопоннесский флот был еще в пути, послал один корабль к Эвримедонту, а другой к афинскому флоту, стоявшему у Закинфа, с просьбой спешить к нему, так как крепость находится в опасности. Лишь только пришел пелопоннесский флот, как спартанцы сделали приготовления к нападению на крепость с суши и с моря, в надежде скоро овладеть плохо укрепленным местом. Они заградили гавань, чтоб афинский флот не мог в ней расположиться. Перед Пилосской гаванью тянулся остров Сфактерия на протяжении почти 15 стадий, так что гавань имела два входа; северный, против Пилоса, был так узок, что по нему могли пройти только два корабля рядом, южный был довольно широк для 8–9 кораблей. Самый остров порос лесом и был совершенно недоступен. Эти-то проходы спартанцы хотели заградить, сомкнув корабли передними частями один к другому, а остров они заняли отрядом гоплитов, выбранных по жребию.

Демосфен, увидев, что спартанцы хотят напасть на него с суши и с моря, принял против них свои меры. Корабли, находившиеся при нем, он вытащил на землю близ укрепления, и оградил их палисадом. Матросов он вооружил, как мог лучше, щитами, большей частью из ивовых прутьев, и оружием, полученным от прибывшего мессинского корсара. На этом корабле было 40 гоплитов, которых Демосфен употребил в дело наравне с прочими. Затем большую часть своих людей, вооруженных и невооруженных, он поставил на укреплении со стороны суши, чтобы дать отпор нападающим, а сам с 60 избранными гоплитами и несколькими легковооруженными стрелками отправился на берег, где форт был укреплен менее всего и где он ожидал главного нападения неприятелей, хотя берег был очень крут и скалист. Едва успел он ободрить свои войска краткой речью, как неприятель уже сделал нападение с кораблей, между тем, как сухопутное войско двинулось на крепость с другой стороны. 43 корабля, разделенные на небольшие отряды, нападали попеременно. Афиняне оказывали мужественное сопротивление. Бразид, бывший при флоте в качестве триирарха, начальника триремы, увидев, что триирархи и кормчие боятся опасных берегов и берегут свои корабли, закричал им, что было бы странно, если бы они, щадя кусок дерева, захотели оставить неприятеля на Лакедемонской земли, что они должны сделать высадку, хотя бы корабли разбились на щепки, — и сам изо всей силы пустился на своем корабле к берегу. Он вступил в битву на мосту из судов, но получил от афинян столько ударов, что, изнемогая от ран, упал на переднюю часть корабля, а щит его свалился в воду. Когда щит приплыл к земле, афиняне взяли его и употребили впоследствии при сооружении трофея. Целый этот день и часть следующего продолжалась жестокая битва, но афиняне не уступили и высадка не состоялась.

Когда на третий день спартанцы послали корабль в Азину за деревом для приготовления осадных машин, из Закинфа прибыли 44 афинских корабля, которые взяли на борт часть людей, оставленных гарнизоном в Навпакте. Увидев, что вся твердая земля кругом и остров Сфактерия густо покрыты воинами в латах, а гавань наполнена кораблями, они задумались, куда им сделать высадку. Она провели ночь у небольшого острова Проты, лежавшего неподалеку. На следующий день они стали в боевом порядке, ожидая, что неприятель выйдет к ним навстречу в открытое море, в противном же случае они хотели напасть сами. Неприятель оставался в гавани, которую он, к несчастью, не загородил, как намерен был сделать сначала; он спокойно занимался на земле посадкой людей на корабли, чтобы сразиться с афинянами, в случае если те нападут, в самой гавани, достаточно просторной для этого. Афиняне, действительно, устремились обоими входами и напали на корабли, стоявшие против них в гавани в полном вооружении, обратили их в бегство, множество их них повредили, а пять захватили, в том числе один с полным экипажем. Затем дошла очередь до кораблей, находившихся у берега и еще принимавших экипаж. Афиняне наносили им жестокие удары и некоторые из них увели, привязав к своим кораблям, но без народа, потому что экипаж успел вовремя соскочить. Лакедемоняне с берега, в полном вооружении сходя в самое море, крепко держали корабли, стараясь привлечь их опять к себе; они дрались с отчаянием, опасаясь, что их отряд на острове будет отрезан вследствие потери кораблей. После жаркой схватки в продолжение некоторого времени, сражающиеся разошлись с большими потерями. Лакедемоняне удержали остаток своих пустых кораблей, афиняне же окружили теперь своим победоносным флотом остров Сфактерия и отрезали находившийся на нем отряд спартанцев. Его составляли под предводительством Епитада 420 по большей части знатных спартанцев, кроме илотов, которых они имели при себе. Лакедемоняне на материке вместе с союзниками, подошедшими к ним со всех сторон, оставались у Пилоса.

Узнав, что спартанцы на Сфактерии окружены, лакедемоняне послали в Пилос людей, стоящих во главе правления, чтобы они на месте сообразили, что следует предпринять. Посланные, чтобы спасти своих, заключили с Демосфеном перемирие на следующих условиях. «Лакедемоняне выдадут афинянам в Пилосе свои корабли, которые употреблялись ими в морском сражении, со всеми другими, какие у них есть, и не будут предпринимать никаких неприязненных действий ни на суше, ни на море. За это афиняне позволять спартанцам провозить на остров необходимые жизненные припасы, не более, впрочем, как на один день каждый раз, и притом с тем, чтобы это происходило на глазах у них — афинян. Афиняне по-прежнему будут стеречь остров, но не должны ни делать высадки, ни предпринимать вообще каких бы то ни было неприязненных мер ни на суше, ни на море. Если та или другая сторона поступит вопреки договору, то он тотчас же считается уничтоженным; а должен он оставаться в силе до тех пор, пока посланные из Лакедемона, отправленные для заключения мира в Афины, не возвратятся назад. Тогда афиняне отдадут корабли в том состоянии, в каком их приняли».

Лакедемонские посланники предложили в Афинах мир и требовали выдачи их людей на Сфактерии. В Афинах в народном собрании господствовал в то время пресловутый Клеон, сын Клеэнета, наследовавший от отца кожевенный завод, на котором работали рабы, и поэтому обыкновенно называемый Клеоном кожевником. Это был человек грубый, необразованный, но одаренный природным красноречием и обладавший значительной долей наглости и бесстыдства, натура низкая, но пользовавшаяся любовью и уважением у народа, потому что он льстил его слабостям и стоял на одинаковой с ним ступени образования. Своим громким голосом он оглушал всех; своими площадными телодвижениями на ораторской кафедре, своими лживыми, бесстыдными обвинениями он запугивал людей другого направления, людей умеренных, так что в течение нескольких лет он играл первую роль в народном собрании. Уже в 427 году он склонил афинян к необдуманной жестокости против отпавших митиленцев; он провел в народном собрании резолюцию, чтобы все митиленцы были казнены. Когда же афиняне стали раскаиваться в этом решении и на следующий день собрались вновь для нового обсуждения вопроса, он своей яростной речью довел дело до того, что все-таки 1000 митиленцов были казнены. На этот раз, когда спартанцы просили о мире, он склонил афинян предъявить чрезмерные требования, так что посланные отправились обратно, не сделав ничего. С их прибытием в Пилос перемирие кончилось, и лакедемоняне требовали свои корабли обратно, но афиняне отказали в этом, так как, по их словам, лакедемоняне различными способами нарушали договор. Таким образом, война возобновилась с новым ожесточением.

Афиняне распорядились, чтобы два корабля друг против друга постоянно крейсировали около острова, а ночью, если море было спокойно, они располагались вокруг него со всеми кораблями, чтобы отрезанные спартанцы не ушли и не получали бы никаких припасов. Пелопоннесцы делали частые нападения с суши на крепость и вместе с тем ожидали удобного случая спасти своих на острове. Но с обеих сторон не шли далее этого, так что осада Сфактерии тянулась целое лето. Несмотря на самый строгий караул, лакедемоняне постоянно умели снабжать своих осажденных съестными припасами; они назначали большую сумму в награду и давали илотам свободу, если судно ночью со съестными припасами приставало к острову или если илот, таща за собой мех, наполненный съестными припасами, плывя и ныряя, переправлялся на остров. Афинское войско находилось в дурном состоянии; съестные припасы доставать для него было трудно, воды для питья было мало, да и та была дурна, для стоянки не было удобного места. В Афины приходили частые вести, что дела при Пилосе находятся в неблагоприятном положении, войско терпит нужду и томится продолжительностью осады. Следовало опасаться, чтобы дело не затянулось до зимы; тогда спартанцам будет легко вырвать из рук афинян их добычу, так как афиняне в зимние непогоды не всегда будут в состоянии содержать надлежащую стражу. В Афинах начали уже роптать на Клеона за то, что он был виновником неудачи мирных переговоров со Спартой.

Лишь только Клеон заметил это, как стал утверждать перед народным собранием, что люди, распространяющие такие известия о Пилосе, говорят ложь. Те, на кого он таким образом бросал подозрения, предложили, чтобы афиняне, если не верят им, послали уполномоченных, которые бы могли убедиться во всем собственными глазами; и афиняне выбрали для этого самого Клеона с Феагеном. Но Клеон не имел охоты принять на себя такое поручение, которое его самого могло уличить во лжи; он говорил, что дело идет не о полномочии и бесполезной трате времени, что, если они считают известия верными, то следует с флотом напасть на отряд на остров; что легко было бы захватить отряд, если бы у полководцев хватало духа; что если бы он имел команду, то скоро управился бы с этим делом. Такие речи были направлены против Никия, который, как глава аристократической партии, был врагом его и в то время носил звание стратига. Между тем как Клеон все еще продолжал браниться, Никий сказал, что он и его товарищи (стратига) были бы очень довольны, если бы Клеон принял должность предводителя и привел к концу это дело. Клеон, думая, что это шутка, изъявил свою готовность; но лишь только он заметил, что Никий говорит совершенно серьезно, как стал отказываться, говоря, что не он, а Никий состоит в должности стратига. Но Никий не выпускал его из рук и публично отказывался от должности полководца; афиняне, которым приятно было замешательство хвастуна, вместе с Никием приступали к нему все сильнее, восклицая, что Никий обязан уступить, а Клеон должен идти на корабль. Итак, Клеон не мог отказаться от своего слова и должен был наконец согласиться. Скоро возвратилась к нему прежняя дерзость, и он уверял, что в 20 дней или приведет спартанцев со Сфактерии пленными в Афины, или умертвит их там. Афиняне громко смеялись над этим хвастовством и более разумные между ними были уверены, по крайней мере, в одном из двух: или они освободятся от Клеона, или увидят спартанцев побежденными.

Клеон, испросив полномочие выбрать себе в товарищи Демосфена, о котором он знал, что тот был за взятие острова приступом, отправился в Пилос, как мог скорее, с отрядом лемносских и имвросских вспомогательных войск, бывших тогда в Афинах. В Пилосе он нашел, что войска, утомленные продолжительной осадой, были настроены благоприятно в пользу взятия острова штурмом, и Демосфен составил уже план нападения, которое теперь было легче и удобоисполнимое, так как осажденные по неосмотрительности сожгли большую часть леса па острове. Клеон и Демосфен послали сначала герольда к пелопоннесцам, находившимся на материке, советуя им уговорить своих на острове к сдаче и обещая, что их будут содержать в легком заключении, пока не состоится окончательный мир. Когда на это последовал отказ, они подождали еще день и на следующий выступили в море, посадив в течение ночи всех тяжеловооруженных на небольшое число кораблей. Почти перед рассветом с 800 гоплитов высадились они на обеих сторонах острова и по уговору пошли на первый сторожевой пост острова, состоявший почти из 300 человек. Большая часть спартанского войска под предводительством Епитада занимала середину острова, меньший отряд стоял на северном конце острова, против Пилоса, в небольшом укреплении, выстроенном здесь еще в прежнее время.

Передовой пост был захвачен быстрым набегом и все, кто был здесь, перебиты. С началом дня вышли на землю и остальные войска афинян, в числе их 800 стрелков и столько же легковооруженных. Последних Демосфен разделил на небольшие отряды, по 200 человек, и занял ими все возвышенности на острове кругом главного лагеря неприятелей. Лишь только Епитад со своими тяжело вооруженными спартанцами двинулся на афинских гоплитов, чтобы вступить с ними в рукопашный бой, как эти легкие войска начали осыпать его со всех сторон стрелами, дротиками, камнями, так что положение его сделалось очень затруднительно. Если же он обращал свое оружие против того или другого из легких отрядов, то тот легко отступал и продолжал с ним бой издали. Епитад таким образом никак не мог принудить неприятеля к бою на близком расстоянии, к какому были приноровлены его войска. Когда легкие войска заметили, что тяжелые спартанцы, бросаясь туда и сюда, понапрасну утомили себя и уже стали ослабевать, они стали смелее, нападали на них толпами с громкими криками и осыпали стрелами, камнями и дротиками. За криками нападающих спартанцы не слышали команды, густая туча пепла от недавно сгоревшего леса поднялась от земли вследствие суматохи и засыпала им глаза; они смутились и не знали, как спастись. Наконец, когда много из них было переранено, они примкнули плотно друг к другу, и направились к северному укреплению, где стоял другой отряд. Стрелки преследовали их с криками и немало умертвили. Большая часть, однако, ушла в укрепление. Здесь они защищались с упорством. Благодаря характеру местности, к берегу окруженному крутыми скалами, афиняне никак не могли зайти им в тыл и должны были идти на них с фронта, чтобы сбить их с позиции. Здесь произошла жаркая схватка; она продолжалась большую часть дня и не привела ни к какому результату, между тем как войска сильно потерпели от жажды и зноя. Наконец, предводитель мессинского отряда явился к Клеону и Демосфену и вызвался, если ему дадут часть стрелков и легковооруженных, найти дорогу через скалы, чтобы напасть на неприятеля в тылу. С данными ему людьми из одного потаенного места, где неприятель не мог его видеть, он вскарабкался по скалам на одну возвышенность в тылу неприятеля. Места эти неприятель считал неприступными и потому не занял их. Когда спартанцы внезапно увидели мессинцев в тылу у себя, они пришли в сильное замешательство и отчаялись в спасении, потому что они теперь были окружены с двух сторон, и афиняне уже овладели всходами к их позиции. Притом же от голода и изнурения они едва в состоянии были держать оружие.

Когда Клеон и Демосфен увидели, что, если бой продолжится, то неприятели будут все истреблены, они остановили сражение и через герольда потребовали сдачи. Большая часть, лишь только услышала эти слова, побросала щиты и махала руками в знак того, что они принимают предложение. Тотчас заключено было перемирие и предводители сошлись для переговоров. У спартанцев начальником был Стифон, после того как пал Епитад, а за ним и другой предводитель, Иппагрет. Стифон просил позволения послать герольда к лакедемонянам на материке с вопросом, как им поступить. Этого афиняне не разрешили, но сами позвали герольдов с материка. Третий герольд принес наконец решение: «Лакедемоняне говорят, что вы можете сами принять относительно себя какое угодно решение, но только не делайте ничего такого, что бы навлекло на вас позор». Спартанцы тотчас же передали свое оружие и самих себя афинянам. Их было всего 292 человека, в том числе 120 спартанских граждан; остальные были убиты. Афиняне потеряли не много людей. Семьдесят два дня находились спартанцы в осаде на Сфактерии.

Демосфен и Клеон соорудили победный памятник, выдали лакедемонянам их мертвых для погребения и затем возвратились со своими пленными в Афины. Клеон исполнил свое обещание: в 20 дней он привел в Афины пленниками спартанцев, о которых никогда не слыхали, чтобы они позволили взять себя с оружием в руках. Конечно, победа была заслугой не его, а Демосфена; но он один присваивал себе всю славу успеха. Он с торжеством ввел пленных в город и при всяком случае величался своим подвигом, состоявшим в том, что он, как говорит комик Аристофан, для своего господина, старика Дима (народа), испек пирог, приготовленный Демосфеном.

Афиняне содержали пленных спартанцев в строгом заключении и объявили им, что при первом нападении пелопоннесцев на Аттику они будут казнены. В Пилосе оставлен был гарнизон из мессинцев, которые оттуда делали набеги на страну, наносили много вреда спартанцам и привлекали к себе недовольных илотов. С этого времени лакедемоняне посылали к афинянам одно посольство за другим с просьбой о мире, имея в виду освободить своих пленников, принадлежавших по большей части к знатным домам; притом для них война и вообще была невыгодна. После того как Демосфен занятием Пилоса блестящим образом показал, какую выгоду доставляет обладание твердым пунктом в неприятельской земле, афиняне под предводительством Никия заняли еще остров Киферу и город Мефону на арголийском берегу. Но такое счастье увлекло афинян, которых войнолюбивый Клеон морочил самыми прекрасными надеждами, до таких безмерных требований, что мир не мог состояться.

Летом 424 года Демосфен со своим товарищем Иппократом попытался овладеть городом Мегарой, но появление Бразида помешало этому, гавань же Мегары, Нисэю, он подчинил, однако, своей власти.

Вскоре за тем он с 40 кораблями отправился в Навпакт и собрал войско из акарнян и других союзников в надежде овладеть виотийским городом Сифы у Коринфского залива. Дело шло об исполнении великого плана против Виотии, задуманного, вероятно, Демосфеном. По соглашению с демократической партией Виотии, Демосфен хотел вторгнуться в Виотию с запада, между тем как Иппократ должен был сделать нападение с востока. Надеялись занятием твердых пунктов на восток и на запад стеснить Фивы точно так же, как это сделано было со Спартой. Но предприятие Демосфена не удалось вследствие измены одного союзного Виотийского демократа, а Иппократ, после занятия и укрепления им Дедиена в Виотии (святилища Аполлона), потерпел близ этого места от виотийцев совершенное поражение, причем и сам погиб.

В следующем году Демосфен имел мало случаев оказать своему отечеству полезные услуги. Лишь в 413 году мы видим его снова деятельным, когда он вместе с Никием ведет флот в Сиракузы на помощь. Об его судьбе в Сицилии и несчастной смерти мы сообщим ниже, говоря о Никии.

Бразид Спартанский

Бразид, сын Теллида, был самым замечательным полководцем в это время со стороны лакедемонян. За мужество и блестящую храбрость его называют Ахиллом Пелопоннесской войны. Это была душа геройская, великая, открытая, проникнутая мыслью о величии своего родного города, которому он посвящал все свои силы, возбуждая доверие как в друге, так и в неприятеле, и составляя предмет удивления для целой Греции. Вместе со спартанской храбростью он обладал большой осторожностью и духом предприимчивости, выходившим далеко за пределы горизонта боязливо эгоистической политики Спарты. Первый его подвиг, о котором мы знаем, был примером смелой решительности. Когда в 431 году афиняне осадили Лакедемонский город Мефону, Бразид, стоявший поблизости с отрядом, прорвался с сотней гоплитов сквозь неприятельский лагерь и бросился в город, защищаемый небольшим гарнизоном. Этим он спас город и удостоился чести первый в эту войну получить публичную похвалу в Спарте.

С того времени он пользовался чрезвычайным доверием своего родного города. Правительство посылало его, как доверенного человека, в помощь таким полководцам, которые обнаруживали мало ловкости и искусства. Так, в 429 году он был дан в советники Книму, который со своим флотом имел поручение в соединении с флотом коринфским и другими союзниками действовать в Коринфском заливе против афинянина Формиона. Формион еще до прибытия спартанцев со своими 20 кораблями разбил наголову 47 кораблей пелопоннесских в устье Коринфского залива, так что остаток их должен был удалиться в Килдину, гавань Элиды. Здесь примкнули к ним спартанские корабли, так что весь флот состоял из 77 кораблей. Они напали на небольшую эскадру Формиона и нанесли ему поражение, но и в бегстве Формион с оставшимися у него 11 кораблями разбил 20 кораблей пелопоннесских, которые его преследовали. Прежде чем пелопоннесский флот, удалившийся в Коринф, разошелся, Бразид и Кним с наступлением весны предприняли смелый набег на Пирей, афинскую гавань. Они высадили экипаж 40 кораблей у Коринфа на землю, приказали каждому матросу взять с собой свое весло, подушку и ремень и повели их как можно скорее через Исфм в Нисэю, мегарскую гавань; здесь они с возможной быстротой ночью стащили в море 40 кораблей и поплыли к Пирею, который не имел гарнизона и не был загражден. Но дорогой войско внезапно потеряло мужество: предприятие Бразида казалось солдатам слишком дерзким: Он должен был удовольствоваться нападением на Саламин и опустошением этого острова. Но в Афинах нападение неприятеля на ближайшие окрестности возбудило неописуемый ужас. Уже думали, что враг овладел городом Саламином, что он ворвался в Пирей, спешили со всем войском в Пирей, в Саламин и нигде не находили неприятеля. С приближением афинских кораблей Бразид с добычей отплыл в Нисэю, откуда опять ушел в Исфм. С того времени афиняне стали лучше охранять свою гавань.