Юридическая надстройка и собственно право

В первой главе нашей задачей было исследование социаль­ных истоков права, описание его связей с экономикой, государ­ством, формами общественного сознания. В этом случае вся правовая действительность воспринимается в качестве цельной специфической формы общественных отношений. При рассмот­рении внешних оснований и связей правовых явлений не было ни смысла, ни возможности особо выделять элементы юриди­ческой надстройки и в том числе то, что следует считать соб­ственно правом. Конечно, вскрывая зависимость права от про­изводственных отношений, чаще всего приходится сталкиваться с правовыми отношениями, с правами и обязанностями субъек­тов. Соотношение правовой действительности с государством выдвигает вперед законодательные нормы. Идеологический аспект права обращает прежде всего внимание на правосозна­ние. Многоплановый подход к праву 'необходим и полезен, но сам по себе еще не дает ответа на вопрос: что есть право и какова его сущность? Он лишь подготавливает нас к решению этой коренной проблемы юридической науки, создает для него необходимую предпосылку.

Если право является в первую очередь юридическим выра­жением производственных отношений, то научная материа­листическая теория права должна начинаться с констатации владения как простейшего правоотношения. Но владение в исто­рическом плане оказывается неразвернутой собственностью. Точно так же элементарные правовые связи и отношения (инди­вида, семьи, рода, общины) периода становления классовых формаций не были юридическим правом, развернутой правовой действительностью. Развитие отношений собственности, в основе которого лежало принудительное отчуждение и присвоение чужого овеществленного труда, влечет за собой формирование права эксплуататорских обществ, превратившего факт облада­ния собственностью, присвоения в меру, масштаб деятельности людей, сообразно которому строятся и другие общественные

отношения. Зачатки юридического упрочения господствующего способа производства из области фактических имущественных (вещных) отношений, где нет еще собственно права, превра­щаются в наличное бытие права и разворачиваются в целую юридическую надстройку над экономическим базисом. Этот про­цесс приобретения правовыми явлениями качественной опреде­ленности и относительной самостоятельности происходит тем интенсивнее, чем быстрее экономически господствующие инди­виды осознают свои общеклассовые интересы, конституируют свою силу в виде государства, а волю в качестве государствен­ной воли, придавая ей всеобщность в форме закона. Формиро­вание юридической надстройки означает появление новой раз­новидности духовного усвоения общественного бытия, в том числе и такого его феномена, как право. Несмотря на то, что исторический генезис права в общих чертах ясен, исследование и описание сущности права нельзя считать простым делом.

Проникновение познания в сущность любого предмета иссле­дования всегда вызывает большие трудности. Когда речь идет о праве, анализ его сущности наталкивается на специфическую' .сложность, и состоит она в том, что до сих пор в юридической науке ведутся дебаты—какие правовые явления надо относить к собственно праву? Ответить на этот вопрос не столь просто. Между тем сущность права должна быть, естественно, соотне­сена только с ее непосредственным проявлением, а не со всей юридической надстройкой. Правовая действительность, юриди­ческая надстройка состоят из всей совокупности правовых явле­ний (правосознания, правовых норм, правоотношений, субъек­тивных прав и юридических обязанностей, правопорядка и т. п.). 'Но распространенный термин «правовое явление», который применяется к любому компоненту юридической надстройки, не­идентичен явлению права. Понятие «явление права» соотносится со столь же строгим философским понятием «сущность права». Явление и сущность в своем противоречивом единстве образуют собственно право. Следовательно, требуется с самого начала определить круг правовой действительности, относящейся к соб­ственно праву, а затем уже от его явлений проникнуть в основу, в сущность интересующего нас предмета изучения. По всей вероятности, собственно правом в первом приближении должны считаться те компоненты правовой действительности, которые служат изначальными общезначимыми масштабами социальной деятельности, позволяющими судить о правомерности поведения, решать при споре, кто прав (за кем правда), справедливо нака­зывать виновного в нарушении правопорядка, пользоваться •беспрепятственно социальными возможностями, своим правом и требовать исполнения соответствующих обязанностей. Нет сомнения, что таким масштабом являются правовые нормы. Признание правом общих норм поведения явилось важным эта­пом в развитии советской юридической науки п практики.

Однако можно ли абсолютизировать общие нормы, если извест­но, что они нередко являются в генетическом плане результатом обобщения состоявшихся уже персонифицированных решении, зафиксировавших наличное право субъекта, если в функцио­нальном аспекте ни одна общая норма права не может стать специфически юридическим регулятором поведения, не вопло­тившись в субъективном праве (соответствующих юридических обязанностях), в индивидуализированных масштабах?

Наше юридическое мышление дает следующую картину пра-вообразования и правореализации, 'юридического опосредования общественных отношений. Объективные потребности данного способа производства находят свое выражение в общеклассо­вых интересах господствующих при нем индивидов, в соответ­ствии с которыми формируется их правосознание и вырабаты­вается единая государственная воля, она находит свое выраже­ние в общеобязательных юридических установлениях (законах), защищаемых государством. Общие правовые нормы оказывают воздействие на поведение людей и деятельность организаций, наделяя субъектов общественных отношений соответствующими правами и вытекающими из них юридическими обязанностями, образуя в целом ряде случаев конкретные правоотношения. К числу юридических фактов, влекущих возникновение (измене­ние, прекращение) правоотношений относятся и акты примене­ния норм права, в которых фиксируются права и обязанности субъектов правовых отношений. Реализуя субъективные права, исполняя юридические обязанности, субъекты права практически осуществляют в жизни общества то, что установлено юридиче­скими нормами в качестве возможного (должного) поведения. В условиях режима законности и соответствующего уровня правосознания, а также правовой культуры, реализация объек­тивного права приводит к существованию в стране определен­ного правопорядка, вне которого невозможна нормальная жизнь классового общества, нормальное функционирование данного способа производства в первую очередь. Дальнейшее развитие производительных сил и производственных отношений вызывает новые объективные потребности, они в конечном счете обуслов­ливают изменения в законодательстве, наступает новый цикл правообразования и правореализации и т. д. Такова типичная картина функционирования правовой надстройки развитой клас­совой общественной формации.

Обрисованная выше картина, безупречная в логическом пла­не и отражающая закономерное функционирование правовой действительности, является результатом определенной теорети­ческой абстракции. Исторически она вовсе не всегда выполня­ется, особенно в периоды становления классовых общественно-экономических формаций и в периоды их смены. К тому же даже в развитых формациях действует, и подчас дос1аточно интенсивно, так называемый встречный правообразовательный

процесс, в силу которого сложившаяся в обрисованном порядке система объективного права подчас существенно дополняется судебным (административным) правотворчеством и санкциони­рованными обычаями.

Уже упоминалось в иной связи, что в ранние эпохи станов­ления классового общества правом оказывались сами фактиче­ские отношения, защищавшиеся варварскими способами прямого насилия. В таких случаях установление субъективных прав (юридических обязанностей), конкретных правоотношений пред­шествует формированию общих норм права, выраженных в законе и охраняемых профессионально выделившимся на основе разделения труда правоохранительным аппаратом (судом). Однако и впоследствии имели место исторические периоды, когда в процессе формирования новой общественно-экономической стадии развития образованию новых норм права предшествует государственная защита фактически складываю­щихся общественных отношений.

Было бы неправильно полагать, что любые сдвиги в сторону правосознания и конкретного санкционирования прав участников общественных отношений судебной практикой носят реакцион­ный характер, оказываются произволом. В революционные периоды становления новых общественных формаций, когда еще не успевает сложиться всеобъемлющая новая система объективного права (законодательства), правосознание и осно­ванные на нем судебные акты, признающие те или иные субъек­тивные права (юридические обязанности), конкретные правоот­ношения, могут идти в какой-то мере впереди общих норм права со значительной пользой для социального прогресса и упроче­ния нового типа правопорядка, прокладывая подчас путь новому законодательству.

Напротив, в условиях загнивания классово-антагонистиче­ской формации (например, в эпоху империализма) противопо­ставление сложившейся правовой системе правосознания отжи­вающих классов и социальных группировок, стремящихся удер­жать свою политическую власть и экономическое господство, играет реакционную роль. Столь же реакционным будет в этих случаях противопоставление законодательству—судебной прак­тики, устаревших правовых обычаев, фактических отношений, которые произвольно берутся под защиту бюрократическим аппаратом государства.

Последнее эпизодически имеет место при обострениях клас­совой борьбы в любой период существования антагонистических формаций, но приобретает систематический характер при исто­рическом закате каждой из этих формаций, когда государ­ственная власть уже не может полностью опираться на легаль­ные правовые средства подавления трудящихся масс, что ведет к процессу разложения данного типа законности и право­порядка.

Помимо экстремальных процессов противопоставления объек­тивному праву (общим нормам) юридической практики судеб­ных органов, надо иметь в виду и другое обстоятельство, кото­рое нами было упомянуто. Нельзя забывать и так называемый встречный правообразовательный процесс, который вовсе не оказывает деструктивного влияния на сложившуюся правовую систему (на объективное право), но может, наоборот, активно способствовать восполнению пробелов в действующей системе общих юридических норм. Такой процесс наиболее интенсивен в странах, где официально признан правовой, в первую очередь судебный, прецедент, но фактически имеет место и тогда, когда такого признания нет и судебная практика в принципе как источник права отвергается.

Правотворчество судебных органов часто используется гос­подствующими классами для нарушения и обхода законов, при­нятых органами власти, но в таких случаях речь идет об уже описанном экстремальном процессе противопоставления судеб­ной деятельности закону. При иных обстоятельствах судебный прецедент является и может быть подзаконным источником права, дополняющим нормотворческую деятельность органов государственной власти и управления.

Совершенно ясно, что прецедентное право свидетельствует о том, что субъективные права (юридические обязанности) фор­мируются если не раньше, то во всяком случае одновременно с формированием общей правовой нормы, вытекающей из одно­образной судебной практики и связанной с обобщением персо­нализированных судебных решений по конкретным делам. Коль скоро судебная практика была весьма распространенным источ­ником права в рабовладельческом и феодальном обществе, осталась достаточно важным источником права в буржуазном обществе (особенно в англо-американских системах права), то сам по себе факт одновременного формирования субъективного и объективного права нельзя сбрасывать со счета, когда ведет­ся речь о механизме правообразования и правореализации вообще. Такой вывод тем более основателен, если учесть извест­ные факты, когда даже в условиях социалистического общества, активной законодательной деятельности государства и непри-знанности в принципе судебного правотворчества судебная практика сталкивается с необходимостью известного восполне­ния пробелов в объективном праве и служит серьезным стиму­лом совершенствования правового регулирования.

Так называемый встречный процесс правообразования может быть схематически обрисован следующим образом. Объектив­ные потребности господствующего способа производства ведут к постоянному формированию таких фактических отношений, которые нуждаются в некой форме своего упрочения, опреде­ляют притязания их субъектов и получают первоначальную защиту в конкретных судебных решениях. Подобная поддержка

притязаний и защита лежащих в их основе фактических отно­шений означают формирование субъективного права (юридиче­ских обязанностей, отдельных конкретных правоотношений) одновременно с образованием в ходе единообразной судебной практики общей нормы, объективного права. Нередко в даль­нейшем такая судебная (административная) практика обобща­ется на уровне законодательного закрепления. Термин «встреч­ный» процесс правообразования вовсе не означает, что он идет вразрез с законодательство^ и обязательно ему противопостав­ляется, но подчеркивает, что тут стихийное формирование фак­тических отношений опережает их общеклассовое осознание в общей норме права, отправляется от казуального решения. Если угодно, то встречным его можно назвать лишь примени­тельно к развитому классовому обществу, когда обширна нормотворческая деятельность органов власти и управления, в первую очередь законодательная функция государства. В прошлом обрисованный процесс правообразования был весьма распространен. Не исчез он и теперь, хотя в принципе оказы­вается лишь дополнительным по отношению к прямому нормо-творчеству. Знакомясь с древней историей, мы видим, что в трактовке права учеными нового времени часто происходит смешение обычного неписаного права, а также судебных пре­цедентов с позднейшими кодификациями, в силу чего склады­вается впечатление о достаточно развитой нормотворческой деятельности государства в прошлом. Так, скажем, судебник Хаммурапи XVIII в. до н. э. был, вероятно, всего лишь кодифи­кацией обычного права, так же как значительно позже «Саличе-ская Правда» 'и «Русская Правда». Судебники 1497 и 1550 гг. были уже систематизацией сравнительно развитого русского фео­дального права, 'когда княжеские суды применяли не только обычные нормы, но и немногочисленные акты государственной власти. Следует заметить, что только правовое регулирование государственно-политических и административных отношений с давних времен осуществлялось в первую очередь нормативно-правовыми актами высшей власти—свидетельство тому рефор­мы Сервия Тулия 594 г. до н. э., Великая хартия вольностей XIII века, акт английского парламента 1679 г. и «Билль о правах» 1689 г. К XIX веку на континенте Европы положение резко меняется, о чем свидетельствуют не только Конституция Фран­ции 1791 г. и все последующие французские конституции, но Гражданский кодекс 1804 г., Саксонское гражданское уложение 1863—1865 гг., Германское гражданское уложение 1900 г., Свод законов Российской империи, введенный в действие в 1835 г. Такая практика во многом предопределила и теоретические концепции права европейских буржуазных ученых (за исклю­чением юристов Англии, где вплоть до XX века над статутным правом явно довлело общее право). Впрочем, в XX веке судеб­ный прецедент продолжает существовать во всех буржуазных

странах и остается распространенным в Англии, США, Канаде и Австралии.

Чем больше законодательство отстает от динамики обще­ственных отношении и новых потребностей общества, тем шире оказывается судебное правотворчество, наиболее ясно свидетель­ствующее о том, что общие правовые нормы в генетическом плане связаны с фактически складывающимися отношениями и обобщенными решениями по конкретным делам. Впрочем, об этом же говорят и все менее встречающиеся в нашу эпоху факты государственного санкционирования обычаев, отражаю­щих фактически складывающиеся отношения. В данном случае мы далеки от положительной оценки прецедентного и обычного права, даже когда оно не развивается в противоречии с законо­дательством (иными нормативно-правовыми актами государ­ства), потому что и то и другое исключает активно-творческую роль правового регулирования, юридически закрепляя лишь то, что уже сложилось в общественных отношениях. Но дело не в оценке, которая, кстати, не может быть для всех фактов однозначной и зависит от определенных исторических условий, а в том, что отмеченный выше встречный процесс правообразо-вания реально существует и, несмотря на все свои недочеты, оказывается в целом необходимым условием стихийного под­держания правовых систем на уровне объективных потребностей господствующего способа производства. Иначе говоря, как бы мы ни относились к этому встречному процессу, он действует.

Последнее означает, что представления о том, что субъек­тивное право непременно следует за объективным правом в аспекте всей истории юридической формы оказываются не­адекватными, не учитывают встречного правообразовательного процесса как в его экстремальном выражении в периоды рево­люционных преобразований общественных формаций, так и в более спокойных условиях стихийного влияния социальной основы на правовые системы, когда этот встречный процесс носит дополнительный характер, но все же неизменно действует с большей или меньшей силой.

Отменяет ли сказанное обрисованную в начале изложения этой темы картину правообразования и правореализации, пред­полагающую установление субъективного права на основе объективного права? Ни в какой мере, ибо эта картина типична и закономерна для функционирования развитой и совершенной правовой системы, особенно современного общества. Это более всего подтверждает социализм, при котором создаются предпо­сылки активного и научно обоснованного правотворчества орга­нов государственной власти, в наибольшей степени способного выражать назревшие объективные потребности и волю народа.

Можно считать достоверным, что существует вместе с тем и встречный правообразовательный процесс, схему которого мы также обрисовали. На это было бы неправильно закрывать

глаза. Этот встречный процесс предполагает одновременное образование субъективного и объективного права. Если он носит дополнительный характер, то не подрывает авторитета общих норм права и престижа закона, по существу своему восполняет пробелы в правовой системе страны. Лишь в исто­рические периоды становления новых общественно-экономиче­ских формаций или, напротив, упадка и загнивания старых формаций встречный правообразовательный процесс может терять дополнительный характер, отражать становление нового типа права или разрушение старой юридической формы. Верная общая картина функционирующей правовой надстройкой полу­чается при наложении на прямой правообразовательный процесс встречного правообразования. Однако и этого мало. При бли­жайшем рассмотрении правового регулирования выясняется, что его нельзя осуществлять вне воплощения общих юридических норм в субъективное право (в юридические обязанности). Тут мы встречаемся еще с одной закономерностью, нарушение кото­рой разрушает процесс реализации общих норм, исключает правопорядок, разрывает связь юридических законов с социаль­ной деятельностью, с общественными отношениями. Объективное право без субъективного права не срабатывает. Если это так, в чем нет сомнений, то оказывается, что сведение собственно права только к системе юридических норм является лишь неко­торым следствием их абсолютизации, не отражающей ,их диалек­тического единства с системой прав субъектов общественной деятельности.

Верным является не только то, что субъективное право, мера (масштаб) поведения конкретного участника общественных отно­шений получают определенность и оформляются полностью как юридическое право только благодаря фиксации в нормах права (общих масштабах), но и то, что эти правовые нормы могут осуществлять специфически юридическое регулирование, только воплощаясь в субъективных правах (юридических обязан­ностях).

Уместно заметить, что в диалектическом единстве объектив­ного и субъективного права отражается, помимо всего прочего, способность юридического воздействия не просто опираться на государственное принуждение и обязательные приказы власти, но и подключать к обеспечению правопорядка всех управомо-ченных лиц, поскольку использование ими своих субъективных прав всегда зависит от соответствующего исполнения юридиче­ских обязанностей (другими лицами и самими). В этом плане субъективное право оказывается в значительной степени консти­туирующим и активизирующим фактором выполнения юридиче­ских обязанностей. Эта тонкость правового регулирования весь­ма существенна, и без нее трудно понять особенность права. Политически ясно, что чем шире социальная база государствен­ной власти, тем действеннее срабатывает этот механизм,

в котором субъективное право оказывается в первую очередь персонифицированным правом требования обязанного поведения. Узость социальной базы, отрыв государства от населения, реак­ционная роль господствующего класса приводят к тому, что в отношениях власти-подчинения все права сосредоточиваются в руках незначительной группы должностных лиц, в то время как населению остаются почти одни только обязанности, испол­нения которых требуют управомоченные агенты власти. Так или иначе, но недостаточность одного лишь объективного права для регулирования общественных отношений и заключается, в част­ности, в том, что общие предписания должного поведения до возникновения субъективного права еще не подкреплены правом соответствующих лиц требовать от обязанных соответствую­щего поведения. В дальнейшем на этом вопросе придется оста­новиться подробнее.

К сказанному пока добавим лишь то, что субъективное право не только персонифицированная, но и в определенном аспекте общезначимая мера поведения, признанная и потому гаранти­рованная государством, и что самые глубокие корни субъектив­ного права, как и юридического закона, уходят в объективные потребности господствующего способа производства и обмена. Государственная власть в общем и целом не может только по произволу властвующих одарять правами и свободами своих подданных, как и не должна своевольно лишать граждан их жизненно важных прав. И если при власти имущих это проис­ходит, то в конечном итоге источником субъективных прав все же оказывается экономическая необходимость, так или иначе пробивающая себе дорогу. Государство при помощи закона и суда юридически закрепляет меру гарантированной свободы, притязания на нее людей, социальных групп, классов, народа, соответственно интересам тех, кто осуществляет при данных отношениях господство, а потому и выражает потребность этого типа производственных отношений.

Все отмеченное свидетельствует о том, что субъективное право не является «побочным продуктом» объективного права, как потому, что может возникать одновременно с последним, так и потому, что без субъективного права немыслимо законо­дательное регулирование общественных отношений. Это совсем не слабые доводы в пользу того, что собственно правом надо считать объективное и субъективное право в их единстве.

Буржуазной юриспруденции никогда не удавалось верно решить вопрос о соотношении объективного и субъективного права. В борьбе против феодального деспотизма идеологи рево­люционной в прошлом буржуазии выдвинули идею естественных прав человека, которая, помимо прочего, возвеличила субъек­тивное право, поставив его не только над позитивным законо­дательством, но и над самой государственной властью. Однако в дальнейшем, придя к власти, буржуазия на первый план

выдвигает закон, объективное право. Известно, что в эпоху империализма падает не только престиж буржуазного закона, ко и субъективное право все чаще объявляется лишь искус­ственной юридической конструкцией, дополняющей юридические обязанности.

В изменениях отношения буржуазной теории и практики к субъективному праву, к его соотношению с законом и юриди­ческими обязанностями хорошо прослеживается ход классовой борьбы в период становления, упрочения и загнивания капита­лизма. В целом можно утверждать, что идеологи буржуазного строя абсолютизировали либо субъективное, либо объективное право, и в любом случае их соотношение отождествляли со связью юридических норм и правоотношений, рассматривая последние как единственную область юридических обязанностей и правомочий. Советская теория права вскрыла диалектику взаимодействия правовых норм и прав субъектов общественных отношений, их социально-классовое содержание, однако многие вопросы в этой части еще остаются спорными.

В описании диалектической связи объективного и субъектив­ного права значительную роль сыграли работы А. А. Пионтков-

•ского,' в которых он решительно, хотя и несколько односторон­не, выступал против сведения права к одним лишь юридическим

•нормам, считал необходимым включение в понятие и определе­ние права правовых отношений. Отождествляя многоаспектный подход к исследованию правовых явлений с проблемой сущности .собственно права, еще дальше пошли некоторые другие теоре­тики социалистического права, полагая, что правом являются правоотношения, юридические нормы и правосознание.² Можно думать, что, с методологической точки зрения, причиной тепе­решних стремлений объединить в одном понятии права нормы и отношения лежит ошибочная формализация правоотношений, трактуемых как связь прав и обязанностей, лишенная собствен­ного социального-деятельного содержания, а также неверное представление о том, что вне правоотношений нет юридических обязанностей и прав, что субъективное право является только элементом правоотношений. Между тем в последние годы полу­чено достаточно строгое доказательство того, что непосредствен­ным содержанием правоотношения является деятельность их субъектов, что субъективное право выходит за рамки правоот­ношений. Выясняется, что признание правом объективного и субъективного права не обязательно влечет за собой вывод о включении в собственно право юридических общественных отношений. К тому же логика не допускает соединения в одном

' См. напр.: Пионтковскии А. А. К вопросу о взаимоотношении объективного и субъективного права.— «Советское государство и право», 1958, № 5.

'Миколенко Я. Ф. Право и его формы.— «Советское государство и право», 1965, №7; Сабо И. Основы теории права. М., 1974.

определении права описания его на атрибутивном и институцио­нальном уровне. Каждый из них предполагает свое определение,. лишь субстанциональный уровень рассмотрения права, предпо­лагающий формулировку его сущности, может дать синтезиро­ванное определение, но для этого находят полное основание права, о чем речь пойдет в следующем параграфе.

В последние годы советская общая теория и отраслевые юридические дисциплины больше внимания уделяют изучению содержания правоотношений как разновидности общественных отношений, связанных с взаимодействием их субъектов. Так, например, Р. О. Халфина тщательно исследует реальное пове­дение участников правоотношений.³ К сожалению, в книге Р. О. Халфиной права и обязанности субъектов продолжают трактоваться в качестве содержания (непосредственного) право­вых отношений, в силу чего их традиционная формализация полностью не устраняется и субъективное право вне правоотно­шений не мыслится. Тогда остается и прежняя альтернатива по вопросу понятия права: кто не считает правом юридические отношения, тому приходится считать правом одни только общие нормы, объективное право. Но тогда происходит в конечном итоге некоторая абсолютизация общих правовых установлении, что столь же малоприемлемо, как и доказательство не суще­ствующего в жизни приоритета субъективного права. Только закрепление прав субъектов в общих юридических нормах озна­чает полное оформление субъективного права. Без объективного права нет сформировавшихся юридических обязанностей и пра­вомочий! Особое значение приобретают законодательные нормы в социалистическом обществе благодаря активной правотвор-ческой деятельности государства. Нет лишь оснований экстрапо­лировать это на все эпохи и страны. Вместе с тем при всей значимости в правовом регулировании норм права, никогда нельзя упускать того, что общие нормы могут быть реализованы только через соответствующие права и юридические обязан­ности. Неоднократное упоминание такого положения диктуется особой значимостью для состояния законности и правопорядка фактической возможности использования предоставленных прав и обеспечения четкого выполнения юридических обязанностей. Самый лучший юридический закон имеет весьма ничтожную социальную ценность, если он не может найти своей реализации в общественных отношениях.

Вывод из всего изложенного один — ни в теории, ни на прак­тике нельзя противопоставлять объективное и субъективное право, их соответствие закономерно и обеспечивает нормальное функционирование юридической формы, общественных отно­шений.

³ Х а л ф и и а Р. О. Общее учение о правоотношении. М.» 1974.

В заключение несколько замечаний по поводу регулятивной роли правосознания и актов применения права. Никто не дол­жен сомневаться в регулятивном значении правосознания (обще­ственного и индивидуального).

Однако в отличие от собственного права любые формы правового сознания не могут обретать сами по себе свойства общезначимого масштаба поведения, обеспеченного государ­ством. Даже тогда, когда правосознание революционного класса, только пришедшего к власти, практически оказывается в ка­кой-то период источником права из-за отсутствия нового законодательства или его неполноты, оно (правосознание) счи­тается общезначимым, специфически юридическим регулятором, масштабом поведения лишь настолько, насколько находит свое воплощение в субъективном и объективном праве, которое фор­мируется в судебной (административной) практике в результате единообразного решения конкретных дел. Известны факты, когда источниками права оказывались труды тех или иных вид­ных для своего времени юристов, но их положения считались общепризнанными нормами лишь в той мере, в какой воспроиз­водились в судебной практике, создававшей право наряду с законодательством. В целом же правосознание является непре­менной предпосылкой правотворчества и применения права. В этом смысле от него, конечно, всегда непосредственно зависит объективное и субъективное право, а также их реализация. Характер и уровень правосознания населения, а также долж­ностных лиц государственного аппарата существенно влияют, как и их правовая культура, на состояние в стране законности и правопорядка.

Акты применения права играют исключительно важную роль в реализации общих юридических норм, о чем еще будет идти речь в разделе об осуществлении права. Но можно ли их счи­тать собственно правом? Надо полагать, что нет. Отрицательный ответ относится не только к судебным (административным) актам, основанным на уже существующих общих нормах. Даже судебные решения, которые в силу действия прецедента стано­вятся официальным источником права, нет оснований считать собственно правом—это лишь форма его выражения. Собствен­но право нельзя сводить к его источнику. Это обстоятельство не является лишь юридической тонкостью, оно имеет и принци­пиальное значение. Из него следует, что даже для стран, где развит правовой прецедент, отдельный акт суда по конкретному делу не может считаться правом. Последнее по существу дела содержится лишь в соответствующей единообразной судебной практике. Следовательно, английский юрист, утверждающий, что право—это то, что решает суд,⁴ будет неправ, хотя в Англии

⁴ Д ж е н к с Э. Английское право. М., 1974, с. 32.

85.

'судебная практика является источником права. Объективное и субъективное право не содержится в каком-то одном судебном акте, а формируется лишь многими такими актами.

Сущность, содержание и формы права

После того как выяснено, что под правом надо понимать не всю юридическую надстройку, а лишь объективное и субъек­тивное право, можно перейти к исследованию сущности этих явлений, к раскрытию их основы, под которой философы пони­мают наиболее глубокий момент сущности.⁵ Принципиальный подход к познанию сущности предметов и явлений сформулиро­ван марксизмом-ленинизмом. Он состоит прежде всего в утверж­дении, что явления и их сущность никогда не совпадают, хотя сущность всегда так или иначе проявляется и потому может быть выяснена.⁶ В. И. Ленин писал и о том, что «мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т. д... В собственном смысле диалектика есть изучение проти­воречия в самой сущности предметов: не только явления прехо­дящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также».⁷ Одновременно В. И. Ленин подчер­кивает, что сущность и закон понятия однопорядковые, что явления лежат на поверхности, более изменчивы, не так «плот­но» держатся, несущественное «не так „крепко сидит", как „сущность"».⁸

Приведенные ленинские положения широко известны, надо лишь обратить внимание на то, что: а) сущности бывают разно­го уровня; б) сущности заключают в себе противоречия;

•в) они наиболее устойчивы, составляют основу явлений и пред­метов, но все же развиваются, текучи. Каким же образом происходит процесс познания? Первоначально есть лишь воз­можность обнаружить основу (момент сущности) только в ее внешних проявлениях, т. е. в объективном и субъективном праве. На этом этапе познания она отождествляется с обосно­ванным и потому является формальной, ограниченной, тавто-логичной. Собственно говоря, подобный этап познания мы уже реализовали, установив, что правом надо считать не всю юри­дическую форму, а лишь объективное и субъективное право. В философском смысле такое утверждение тавтологично, а до раскрытия глубинной сущности еще далеко. Следующим этапом оказывается выявление реальных связей права с явлениями,

⁵Шeптyлин А. П. Система категорий диалектики. М 1967 ,с. 298—807.

⁶ См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. I, с. 343 к ч. II, •с. 384; Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 227.

⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 227.

⁸ См. там же, с. 136, 138, 11.6.

которые его определяют. Реальными основаниями права явля­ются различные социальные факторы политического, нравствен­ного и экономического характера. Эти факторы были в их связях с правом описаны в первой главе. Каждое из реальных оснований дает возможность сформулировать известное опреде­ление права. Так, учитывая обусловленность права экономикой,. можно сказать, что оно есть юридическое выражение производ­ственных отношений (атрибутивный уровень восприятия явле­ний). Взаимодействие между правом и государством дает повод, для институционального подхода к юридической форме и тре­бует определения права как системы юридических норм, защи­щенных организованным принуждением со стороны государ­ственного аппарата. Могут быть и иные подобные определения, Однако необходимо все же найти полное основание права (его сущность) и тогда появится возможность понять его на суб­станциональном уровне, дать определение, которое включит формулу сущности права и проявления ее вовне. Множество реальных оснований приводятся к единому основанию (полно­му), которое содержит их в снятом виде и объясняет вс& важнейшие свойства права как такового. Достигается это при. помощи главной идеи, выражающей самое существенное в природе юридической формы, в процессе изучаемого предмета. Главная идея марксизма по поводу права состоит в признаний его материально детерминированной классово-волевой природы. Формула сущности права, т. е. полного основания юридического феномена, выведена в «Манифестве Коммунистической партии».⁹ Сущность права—это возведенная в закон и материальна обусловленная воля господствующих классов (господствующая воля).

Возведение в закон господствующей воли означает, что она. предстает как общезначимая и обязательная мера поведения (деятельности), как наивысший и непререкаемый масштаб пра­вомерных человеческих поступков, взятый под охрану госу­дарством.

Возведение в закон господствующей воли противопоставляет эту волю любому произволу и случаю, делает правопорядок независимым от волеизъявления отдельных лиц, даже относя­щихся к правящему классу. Так же, как нет основания для смешения научного понятия диктатуры класса с диктаторским политическим режимом единоличной власти (или элиты), так нельзя полагать, что возведение в закон государства любого-произвольного веления диктатора превращает таковое в право. Право—это всегда выражение воли классов, народа, господ­ствующих при данной системе производственных отношений' и потому так или иначе выражающих объективные потребности господствующего способа производства. Речь идет именно

* См.: Маркс К. иЭнгельс Ф. Соч., т. 4, с. 443.

о господствующей воле, а не о воле одного лица или незначи­тельной группы лиц, не считающейся с материально обуслов­ленными интересами класса или всего народа, поскольку в по­добной индивидуальной или групповой воле заложен по сути дела произвол. Тот или иной отдельный нормативный акт может санкционировать произвол, но правом он стать не может.

Возведенная в закон господствующая воля является сущ­ностью права первого порядка. Для понимания специфических свойств самого права она имеет решающее значение, и потому мы будем ею оперировать впредь во всех необходимых случаях, в том числе и при будущей попытке дать определение понятия права, а также при характеристике ее проявлений в объектив­ном и субъективном праве. Нам надо будет также показать, что такое понимание сущности права вполне относится не только к праву как системе общеобязательных норм, но и к субъектив­ному праву. Однако до этого важно пояснить, почему возведен­ная в закон воля господствующего класса может считаться лишь сущностью права первого порядка. Дело в том, что возведенная в закон воля господствующих классов требует в свою очередь своего изучения, выявления ее генетического основания. Раскрыв противоречия, заложенные в сущности первого порядка, мы имеем возможность вскрыть их основание и тем самым перейти к более глубокому пониманию права, к его сущности второго порядка, которая уже расположена за рамками самого права. Подчеркнув, что содержание воли в праве определяется мате­риальными условиями жизни господствующего класса, К. Маркс и Ф. Энгельс показали путь к дальнейшему углублению науч­ного познания права в том же «Манифесте Коммунистической партии», не говоря уже о многих других хорошо известных марксистских положениях о юридической форме экономических отношений.

Интересный анализ сущности права в историческом плане осуществлен Л. И. Спиридоновым ¹⁰. Однако по поводу этой и аналогичных попыток надо заметить следующее. Проникая за рамки юридической формы, нельзя забывать, что она имеет свое непосредственное содержание, которое невозможно игнори­ровать или сводить к фактическим отношениям собственности и обмена, являющихся лишь генетическим основанием объектив­ного и субъективного права, но не самим правом цивилизованно­го общества. Применяя при таких исследованиях Марксов метод восхождения от абстрактного к конкретному, приходится пом­нить и предостережение К. Маркса о том, что «метод восхожде­ния от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспро­изводит его как духовно конкретное. Однако это ни в коем

¹⁰ Спиридонов Л. И. Социальное развитие и право. Л,, 1978.

случае не есть процесс возникновения самого конкретного».¹¹ Известно, что это замечание было направлено в свое врем» против гегелевского метода и поставило его «с головы на ноги».

В чем заключается противоречие, заложенное в сущности права первого порядка, раскрыв которое можно выявить более глубокое основание права, лежащее в сфере материальных отношений?

Противоречие состоит в том, что воля господствующих при данных производственных отношениях индивидов оказывается конституированной в качестве общеобязательного масштаба поведения для всего населения страны, масштаба, который представлен благодаря государству как волеизъявление и инте­рес всего общества. Иначе говоря, потребности и интересы меньшинства обращены ко всем, принимая форму общественных. потребностей и общественных интересов. Именно поэтому под. юридической оболочкой скрывается не только противоречие между господствующим и угнетенным классами, но и неизбежное при частной собственности и общественном разделении труда противоречие между интересом личности и обществом. Проти­воречие, заложенное в самой сущности права первого порядка». носит во всех формациях, связанных с частной собственностью^ антагонистический характер и потому в принципе может разре­шаться только в процессе революций, а в пределах одной фор­мации частично преодолевается благодаря государственному принуждению, на которое опирается воля господствующих инди­видов. Лишь после социалистической революции, ликвидации частной собственности и эксплуататорских классов создаются условия, при которых исчезает антагонистический характер про­тиворечия сущности права, но само противоречие в видоизме­ненном виде продолжает существовать, поскольку еще нег полного совпадения общенародной воли с волей каждого инди­вида, сохраняется грань между общественным и личным интере­сом, существенное различие между общественными и личными, потребностями (сохраняется имущественное неравенство). Пол­ное и окончательное преодоление противоречия, заложенного в сущности права, произойдет на высшей фазе коммунизма, но тогда исчезнет и необходимость государственной охраны обще­значимых масштабов поведения, т. е. отпадет необходимость и в самой юридической форме.

Раскрыв противоречивый характер самой сущности права,, мы проникаем в социальное содержание объективного и субъек­тивного права, сталкиваемся с притязаниями (личности, клас­сов, народа), лежащими в их основе интересами и потребностя­ми, которые так или иначе выражают объективные по­требности господствующего способа производства, распределе­ния и обмена. По отношению к ним воля в праве, общезначимые

"МарксК.иЭнгельсФ. Соч., т. 12, с. 727.

89-

масштабы, государственное обеспечение, нравственные цен­ности и общественное сознание представляют лишь формальный момент.

Юридические, политические, этические, идеологические фор­мы имеют своей основой материальные отношения. Сущностью права второго порядка оказываются притязания индивидов и классов на юридическое и политическое признание их интере­сов, которые диктуются многими обстоятельствами, но в первую очередь объективными потребностями производства и обмена, существующего в условиях общественного разделения труда и экономического неравенства (неспособности при данном уров­не развития производительных сил обеспечить каждого по его нормальным потребностям). Притязания на удовлетворение определенных жизненных интересов превращаются в право лишь при известных условиях, среди которых непременным является их соответствие потребностям господствующих классов и того способа производства, с которым они связаны. В праве находят признание и те притязания, которые диктуются необходимостью сохранения самой формы общности людей, поддержания со­циальной организованности, вне чего не может существовать никакой способ производства. Право, как и государство, выпол­няет задачи, связанные с общими делами людей и с контролем над отклоняющимся поведением, с предотвращением асоциаль­ных проявлений. Наконец, в праве (субъективном и объектив­ном) могут закрепляться притязания, отражающие в какой-то степени интересы классовых противников, которым во имя сохранения своего экономического и политического господства при накале классовой борьбы идут на уступки господствующие социальные силы. Воля в праве может быть результатом ком­промисса между классами, что ярче всего проявляется в меж­дународно-правовых отношениях.

От сущности права второго порядка познание может углуб­ляться к сущности третьего порядка. Для чего исследуются основания притязаний, коренящиеся в системе господствующих производственных отношений. Для этого приходится вскрывать противоречивость сущности права, но уже сущности второго порядка, т. е. притязания. Заключенное в притязаниях противо­речие состоит, очевидно, в том, что каждого члена общества нельзя удовлетворить по потребности. Тут речь уже идет о фактических отношениях производства и обмена как таковых.

По всей видимости, в Марксовом «Капитале» мы находим положения о праве, которые в значительной мере относятся к анализу, находящемуся на уровне сущности права второго и особенно третьего порядка. Эти положения ни в коей мере нельзя противопоставлять высказываниям основоположников марксизма о классово-волевой природе права, они их допол­няют, развивают и углубляют.

SO

Именно в сфере производственных отношений, в частности;

в области обмена товарами осуществляется постоянное воспро­изводство экономической основы права, именно тут зарождаются-его важнейшие свойства и качества. Поскольку К. Маркс ана­лизирует капиталистические производственные отношения, oil констатирует объективную значимость отношений товаровла­дельцев, права которых формально равны и обеспечивают им:

свободу владения, распоряжения вещью, вне которой нет товар­ных отношений. Правовые отношения являются тут лишь юри­дической формой, закрепляющей фактические отношения» обусловленные данным способом производства. Права субъек­тов (свобода, равенство) предстают как «естественные» права человека, как юридически санкционированные «естественные». притязания личности, которые на самом деле не вытекают из. естественной природы человека, а связаны с его социальной. природой, с общественными отношениями. Жизненно важные притязания индивидов и классов оказываются обусловленными. фактическими отношениями, которые так или иначе должны, быть защищены организованным принуждением. Марксизм пока­зал, что в притязаниях на собственность заключено при капи­тализме противоречие между имущими и неимущими классами,, коренящееся в буржуазном способе производства, распределе­ния, обмена и потребления. Этот способ производства основан на частной собственности и эксплуатации, на постоянно вос­создаваемых экономических отношениях, имеющих для этого. общества .всеобщее значение, вне зависимости от того, успела ли их закрепить юридическая форма. Общезначимость и устой­чивость материальных отношений таятся в их соответствии до­стигнутому уровню развития 'производительных сил и характеру общественного разделения труда.

Таким образом, в самой глубинной основе юридической фор­мы образуются фактические экономические отношения, харак­теризующиеся автономией и формальным равенством сторон, требующие правового признания и закрепления. Эти отношения имеют вещное (материальное) содержание и волевое выраже­ние. Последнее представляет собой прообраз правоотношений,, формирование которых назрело, но завершится только офици­альным их признанием государства в законе. Важно, что содер­жание будущих правовых связей и отношений уже дано, наме­чена их форма (объем прав и обязанностей, равное и автоном­ное'положение сторон). Фактические экономические отношения будут непременно осознаны господствующим классом, начнут закрепляться в индивидуальном, а потом и 'в общем порядке, в законодательных правовых нормах государственной волей, которая лишь в иллюзии может считаться суверенной, а на самом деле зависит в конечном счете от фактических отноше­ний, воспроизводит так или нчяче реально сложившуюся

L.. ^

модель будущих правоотношений, сама определяется в конце концов развитием производительных сил и отношений обмена ¹².

Фактические отношения собственности в их вещном содер­жании и волевом опосредовании, объективно нуждающиеся в юридической форме закрепления и несущие в себе ее буду­щие важные свойства, составляют основание (сущность) права третьего порядка. Потому К. Маркс и мог говорить в своем «Предисловии» о том, что отношения собственности являются юридическим выражением производственных отношений (это положение уже приводилось и анализировалось 'в первой гла­ве). Отношения собственности—основание всех основ права, и лежат они, конечно, за пределами его непосредственного содержания. К отношениям собственности 'сводить право нель­зя, но игнорировать эти отношения при анализе юридической формы невозможно.

На заре зарождения права владение и отношения собствен­ности, защищенные и закрепленные варварским насилием, пря­мым принуждением, становились правом, и это обстоятельство подчеркивали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии». Но все дело 'в том, что это было только зачатком права, пра­вом в его самом первоначальном состоянии, это было право, не развернутое до его сущности первого порядка.

Тут надо обратить внимание на то, что познание права, осуществляемое 'как переход от его сущности первого порядка к сущности права второго, а потом и третьего порядка, оказы­вается по своему направлению противоположным реальному генезису и развитию права. Но именно появление при капита­лизме развернутой юридической формы и позволило понять в полной 'мере его действительную сущность всех или по край­ней мере трех отмеченных порядков. Поэтому, взяв за основу, за клеточку правовой действительности фактическое отношение собственников, нельзя на этом останавливаться, важно пока­зать, в каком виде притязания лиц, участвующих в обмене результатами производства, проявляются в специфике юриди­ческой формы, которая к тому же в дальнейшем охватывает не только имущественные, но и многие иные общественные отно­шения, в том числе и политические отношения власти-подчине­ния, закрепляя государственную власть в руках экономически господствующих классов.

Отправным пунктом исследования является познание сущ­ности права первого порядка, которая в снятом виде включает сущность второго и третьего порядка.

Если это так, то, признавая правом фактические отношения, защищенные организованным принуждением, мы ведем речь о неразвитой юридической форме. Искусственно проецируя неразвитую юридическую форму на современную правовую

¹² См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 310.

реальность, можно грубо исказить действительные качества права. Игнорирование сущности права первого порядка в юри­дической науке недопустимо, ибо снимает вопрос о специфике права—главном объекте ее теоретического поиска. Но нужно ли юриспруденции заниматься анализом сущности права вто­рого и третьего порядка? Быть может, предоставить возмож­ность заниматься этим 'вопросом философии и политэкономии? Нет, глубинный анализ сущности права не бесполезен; помимо того, что он раскрывает значение экономики, потребностей, инте­ресов и притязания в формировании права, что в общем для юристов-марксистов тривиально, нетрудно заметить, что такой подход позволяет показать, что абстрактная юридическая фор­ма (законодательство, общие правовые нормы) лишь фикси­рует, защищает, способствует развитию фактических отношений, которые существуют 'всегда в индивидуально-конкретном виде. По отношению к фактическим экономическим отношениям госу­дарственная политика, законодательство, правовые нормы име­ют генетически вторичный, производный характер.

Право не порождается принудительной силой государства, политическим насилием, не имеет своим конечным источником юридический закон. Напротив, сам закон и политика порож­дены гражданским обществом, т. е. в первую очередь совокуп­ностью господствующих производственных отношений, потреб­ностью производства и обмена.

Формирование объективного права генетически связано с притязаниями субъектов экономических отношений. Поэтому с методологической точки зрения вполне объяснимо, что эле­менты 'волюнтаризма в понимании права чаще всего влекут, помимо прочего, недостаточное внимание к субъективному пра­ву, ибо сводят право к законодательству государства, против чего неоднократно выступали К. Маркс и Ф. Энгельс. Раскры­тие сущности права второго и третьего порядка подтверждает, что высказанное ранее предположение о том, что собственно право охватывает не только объективное право, но и права субъектов общественных отношений, является правильным. Однако совмещается ли с таким пониманием права его сущ­ность первого порядка? Ответ на этот вопрос имеет огромное значение, ибо только сущность права первого порядка непосред­ственно предопределяет его специфику, связана с особенностя­ми юридической формы—с ее общезначимостью, норма­тивностью и государственной охраной, классово-волевой природой.

Ответ на этот вопрос тем важнее, чем менее, с чисто внеш­ней стороны, убедительно утверждение, что возведенная в закон воля господствующих классов может быть основой (главным моментом сущности) субъективного права как наличного права субъекта общественных отношений, связанного с его собствен­ными притязаниями, с его волей и интересом, со свободой

действий лица. И тут мы сталкиваемся с тем, что обыденное восприятие обманчиво...

Да, возведенная в закон воля господствующих классов (гос­подствующая воля) является основой не только объективного. но и субъективного права. Сомнения в верности такого вывода будут, видимо, рассеяны, если вспомнить, что сущность права первого порядка еще не затрагивает деятельность субъекта и лежит в плоскости юридического гарантирования свободы дей­ствий, признанных государством притязаний участника факти­ческих отношений.

Конечно, возведенная в закон господствующая воля (сущ­ность права первого порядка—в дальнейшем мы не будем каж­дый раз оговаривать, что это сущность 'первого, а не иного порядка) выражается по-разному 'в объективном и в субъектив­ном праве, но ведь если каждое из явлений не тождественно' сущности, то и определенные проявления одной и той же сущ­ности не тождественны между собой.

В объективном траве господствующая воля, будучи возве­дена в закон, проявляется в общезначимых, обязательных,. защищенных государством нормах общего характера, пред­ставляющих масштаб типичных отношений. В субъективном праве такая воля проявляется в общезначимых и обязательных, защищенных государством нормах персонифицированного характера, оказывающихся масштабом поведения конкретных субъектов типичных отношений в соответствующих условиях. Во втором случае масштаб деятельности жестко привязан к субъек­ту, но он тоже общезначим, с ним обязаны считаться, он защи­щен. В обоих случаях проявления воли в праве речь идет об общеобязательном масштабе деятельности людей, но характер масштаба и его общеобязательности различен. Общеобязатель­ность объективного права состоит в том, что каждый должен соблюдать его нормы. Общеобязательность субъективного права заключается в юридической обязанности каждого воздержи­ваться от нарушения меры возможного 'поведения конкретного управомоченного лица и его обязанности считаться с рамками:

предоставленного права. В объективном и субъективном праве содержится масштаб, мера поведения (а не само поведение). И то и другое нормативно. Но в первом случае имеет место общая норма, а во втором норма индивидуализирована — это нормативность особого свойства. В объективном праве содер­жатся нормы возможного и должного 'поведения абстрактного характера. В субъективном—индивидуализированная норма-возможного поведения, предполагающая право управомоченно­го требовать исполнения обязанности. В общей норме волеизъ­явление господствующих классов отделено от воли субъектов,. которые будут ее проводить в жизнь, и потому это лишь объек­тивная сторона явления сущности права. В субъективном праве сущность права представлена субъективной стороной своего

проявления—тут господствующая воля связана с индивидуаль­ной волей, выражена 'как мера волеизъявления тех, кто будет проводить ее в жизнь собственными действиями и требования­ми к обязанным лицам. Сущность права такова, что не может проявиться лишь в объективном праве, фиксирующем господ­ство воли в общей форме и абстрактно. Воля господствующих классов будет действенна лишь в том случае, когда она найдет воплощение в правах тех субъектов, 'которые имеют возмож­ность заставить обязанных лиц подчиняться юридическим нормам.

Итак, не только в объективном, но и в субъективном праве можно обнаружить меру поведения, общезначимый масштаб деятельности, формальную определенность, нормативность, общеобязательность, государственную охрану, волю господст­вующих классов. Иначе говоря, можно обнаружить сущность собственно права — возведенную в закон (т. е. представленную как общезначимый и обязательный масштаб деятельности, охра­няемый государством) волю господствующих классов, содер­жание которой в конечном счете предопределено экономикой.

Объективное и субъективное право—коррелятивные прояв­ления 'сущности права. Объективное право без субъективного теряет свою специфически юридическую регулятивную функцию, в то же время субъективное право без объективного теряет или, точнее, не приобретает специфически юридическую обще­значимость. При отсутствии одного из коррелятов имеет место лишь одностороннее и потому неполноценное выражение сущ­ности права.

Могут л'и практически иметь место подобные аномалии? Да, конечно, необходимая и закономерная связь между объектив­ным и субъективным правом может оказаться в силу тех или иных социальных причин нарушенной. Если подобное наруше­ние достаточно устойчиво и принимает органический характер, то происходит существенный сбой в нормальном и действенном юридическом регламентировании определенных отношений. При этом не исключается даже известная деформация самой сущ­ности правового установления, и оно может перестать быть выражением возведенной в закон воли господствующих классов, хотя чисто формально юридическая норма или зафиксирован­ное в индивидуальном государственном акте субъективное пра­во остаются. Так 'перестает быть собственно правом устаревшая юридическая норма, не воплощающаяся в правах и обязан­ностях участников общественных отношений. Так перестает быть собственно правом и не нашедшее в объективном праве своего подтверждения, признанное при каких-то обстоятельст­вах правомочием соответствующее притязание субъекта.

Могут иметь место аномалии и другого характера. Совер­шенно не исключено, что в том или ином нормативном акте государственного органа не выражена воля господствующих

классов, детерминированная объективными потребностями дан­ного способа производства, а вместо нее в том, что только кажется правом, объективируется волеизъявление тех или иных лиц, наделенных властными полномочиями или фактически властвующих в государстве, но при этом не представляющих ни общеклассовых интересов, ни потребностей экономического развития страны. Подобное нередко встречается при реакцион­ных и антидемократических режимах, особенно в периоды упадка классово-антагонистических формации. Конечно, эксплу­ататорские типы государства знают прогрессивное и реакцион­ное право, но тут речь идет о том, что закон санкционирует произвол и не выражает никакого права.

Тем не менее в историческом плане фальсификация право­вой формы преходяща, неустойчива, представляет наносное явление и не может, конечно, отменить принципиальный вывод о сущности 'права. Напротив, понимание действительной сущ­ности, основы права является теоретическим орудием борьбы с любыми фальсификациями права на практике и в идеологии. Выявив сущность права, марксизм-ленинизм выступает не толь­ко за ликвидацию буржуазного права, представляющего возве­денную в закон волю имущего меньшинства — класса, осу­ществляющего капиталистическую эксплуатацию трудящихся, но и выступает против произвола, чинимого бюрократическим аппаратом империалистического государства, вне зависимости от того, прикрывается ли он фальсифицированной правовой формой или открыто нарушает правопорядок и законность. Если ликвидация буржуазного типа права и замена его новым, социалистическим правом может быть осуществлена только в ходе социально-политической революции, которая приводит к установлению новой общественной формации, ее первой фазы—социализма, то борьба против произвола и беззаконий, фальсификации правовой формы может и должна проводиться на базе общедемократического движения различных слоев населения капиталистических стран; возглавляемая коммуни­стами, такая борьба является одной из форм подготовки к со­циалистической революции.

Общее понимание сущности права как возведенной в закон воли господствующего класса требует соответствующей конкре­тизации. Истории известно несколько этапов развития классо­вого общества, соответственно можно выделить и несколько исто­рических типов права, каждый из которых обусловлен опреде­ленным типом господствующих производственных отношений. Речь идет о рабовладельческом, феодальном, буржуазном типе права и, наконец, о праве социалистического общества. Социа­листическое право коренным образом отлично от 'предшеству­ющих типов права и служит коммунистическому преобразова­нию общества, носит антиэксплуататорский характер, призвано выражать волю народа и защищать его завоевания. Сравнитель-

но с иными, это самый новый, недавно возникший и развиваю­щийся тип права. Марксистская типология права основана на объективном классификационном признаке— господствующем способе производства классового общества. В пределах одного и того же типа 'права классовая характеристика его сущности остается неизменной. Понятие исторического типа права помо­гает ответить на вопрос, воля какого именно класса возведена или должна возводиться в закон, 'составлять основу действую­щего права. Истинный ответ на этот вопрос можно найти лишь в результате анализа производственных отношений и лежащих в обл,асти экономики объективных закономерностей.

Однако каждый исторический тип права характеризуется не только классово определенной сущностью, которая зависит от того, чья господствующая воля возводится в закон. Исто­рический тип права имеет свое содержание и свойственную ему форму. Ведь сущность охватывает лишь особо постоянное, глав­ное содержание и наиболее важные черты внутренней формы. Поэтому более полная картина исторического типа права всег­да связана с раскрытием не только его сущности (первого, вто­рого, третьего порядка), но и с выявлением его достаточно мобильного непосредственного содержания, его внутренней и внешней формы. Не имея возможности заняться подробным описанием содержания и форм каждого исторического типа пра­ва, ограничимся лишь принципиальными соображениями по этому поводу, позволяющими ответить хотя бы на вопрос: что есть содержание и форма права вообще?

Если экономическое развитие рассматривать как содержа­ние общественной жизни, то вся правовая действительность, в том числе и собственно право, является одной из форм этого материального содержания. В этом смысле В. И. Ленин писал, что производственные отношения облекаются политико-юриди­ческими формами ¹³. В таком аспекте верно говорить о право­вой форме экономики.'

Понятие правовой (юридической) формы нельзя смешивать с понятием формы права как структуры и выражения его непо­средственного содержания. С философской позиции, понятие правовой формы экономики (иных фактических отношений) показывает, что право в качестве своеобразной надстройки обусловлено производственными отношениями, вытекающими из них потребностями, интересами и притязаниями, что оно имеет глубокое основание в материальных условиях жизни общества, в которых коренится его сущность второго, третьего и т. д. порядка. Отрыв .права от его социально-экономического содер­жания, будь то объективное или субъективное право, ведет в конечном счете к идеалистическому пониманию юридических явлений, к волюнтаризму в теории и на практике, к субъекти-

I⁹ См.: Л е н и к В. И Полн собр. йоч., т. 1, с. 429

визму. Важно, что право связано со своей экономической осно­вой «двумя цепями» — прямым и встречным правообразова-тельным процессом. Наряду с пониманием права как юридиче­ской формы экономики обязательно признавать непосредствен­ное идеологическое, духовное содержание этой формы, основу которой составляет возведенная в закон воля господствующего класса. Общеклассовая и всякая другая воля является по отношению к материальным условиям жизни общества фор­мальным моментом, ее содержание в конечном счете экономи­чески детерминировано, а в праве выражено в виде норм пове­дения.

В объективном праве речь ид