Цам же. С. 51.4 Тамже.

р».

Правовые основы взаимосвязи... 197

Основное назначение этих субъектов, которые многими теоре­тиками признаются элементами гражданского общества, не просто оказание воздействия на государственную власть и подчинение ей, но выработка, причем в полном объеме, политического курса. Дру­гими словами, основная идея сторонников теории гражданского об­щества от Ж.-Ж. Руссо и до Ю. Хабермаса состоит ни много ни мало в том, что именно свободные ассоциации, представляющие общест­во (в идеале — любой желающий) определяют с помощью процедур дискурса направление развития общества (и не просто стратегию, но и конкретные детали). При этом на долю государства, которое не отвергается, но объем которого достаточно сужается, остается лишь выполнение (проведение) этого курса.

Очевидно, сегодня можно вести речь о генезисе идеи граждан­ского общества, а не о ее осуществлении. К модели гражданского общества гораздо ближе полисное устройство античности, при кото­ром наиболее важные решения принимались эклессией (народным собранием), все должностные лица избирались и были подотчетны народу (свободным гражданам), но при этом индивид был тотально подчинен политическому целому — полису.⁵ То, что сегодня поли­тику определяют не народные массы, а весьма ограниченные группы лиц, понимали (и доказывали неизбежность этого) сторонники эли-тизма в начале XX в. — Г. Моска, В. Парето, М. Вебер и др. В конце XX в. к аналогичным выводам пришел крупнейший американский политолог Р. Даль. Он достаточно убедительно показал, что сегодня не существует чисто демократических политических режимов, а в лучшем случае можно говорить о наличии полиархии, при которой народ не управляет, а лишь имеет некоторые возможности контро­лировать государственную власть.

Таким образом, развитие западного общества приводит к его обособлению от государства и формированию идеи гражданского общества, в котором свободные ассоциации вырабатывают и кон­

⁵ Поэтому субъективных прав там фактически не было, а существовали одни обя­занности, так как правомочия всегда предполагают возможность отказаться от них, а в условиях, когда от каждого зависела судьба социума — это непозволительная роскошь.

⁶ Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии. 1994. № 3;

см. также: Ковлер А. И. Кризис демократии? Демократия на рубеже XXI века. М., 1997.

198 Гражданское общество: истоки и современность

тролируют политический курс. Однако эта концепция не только да­лека от своего воплощения на практике, но и утопична, по крайней мере, в современных условиях.

Такое категоричное заявление нуждается в аргументации. Во-первых, с общим ростом образования увеличивается количество лиц, некомпетентных во многих жизненно важных сферах управле­ния. Это парадоксальное следствие продолжающейся дифференциа­ции знания (и образования). А чем больше узких специалистов, — тем меньше остальное население разбирается в этой проблеме. Во-вторых, усложнение мирового социума как такового (вследствие роста техники, населения и т. д.) и его отношений с внешней средой во второй половине XX в. привело к осознанию хрупкости нашего мира, пределов его экспоненциального развития и возможности са­моуничтожения. Отсюда вытекают дополнительные требования к принятию управленческих решений. Эти решения должны быть очень осторожными, взвешенными, дабы они не привели к необра­тимым последствиям. Понятно, что их должны принимать специа­листы (непременно под контролем общества). Таким образом, «ку­харка» сегодня не может управлять государством, хотя может и должна контролировать процесс управления. Специалисты должны иметь кредит доверия на принятие решений в критических ситуаци­ях. При этом надо отдавать себе отчет в том, что такие решения не всегда оптимальны, но всегда связаны с большим риском. Все это, в свою очередь, подтверждает высказанный ранее тезис о том, что на­селение сегодня не в состоянии самостоятельно вырабатывать эф­фективный политический курс, а значит, заявления о существовании реального гражданского общества несколько преувеличены.

И тем не менее не будем отбрасывать те позитивные тенденции, которые можно обнаружить в концепции гражданского общества. Во-первых, — это развитие инициативы населения в области выра­ботки политики. Сегодня активность народных масс является соци­альным заказом (точнее — политическими ожиданиями, обращен­ными к государству). Во-вторых, эта доктрина акцентирует внимание на чрезвычайно актуальной проблеме разграничения и одновременно единства (т. е. диалектического сосуществования, диалога) отношений общества и государства. В-третьих, она призы­вает к совершенствованию правового регулирования (опосредова-ния) отношений общество — государство. В-четвертых, это мало

Правовые основы взаимосвязи...

разработанная, но одна из наиболее животрепещущих сегодня про­блем — контроль общества за государственной властью и ответст­венность государства. Перспективы гражданского общества — это концептуальная разработка указанных вопросов и технологии ее претворения в практической жизни.

Прежде чем вести речь о правовом регулировании примени­тельно к гражданскому обществу — в определенном смысле к вир­туальной реальности, о которой можно размышлять лишь гипотети­чески, как о тенденции — необходимо хотя бы в общих чертах рассмотреть проблему правового регулирования как таковую. В большинстве случаев в отечественной теории права правовое регу­лирование рассматривается сквозь призму процесса управления. При этом явно или неявно сторонники темы «Механизм правового регулирования» исходят из того, что право — разновидность средств управления. Право в таком случае предстает как внешний регулятор поведения, наделенный, ко всему прочему, принудитель­ной силой. Схема рассуждений позитивистски ориентированных сторонников социальной (правовой) инженерии, среди которых по­четное место занимает американский юрист социолог Р. Паунд, вы­глядит следующим образом. В любом обществе всегда существует огромное количество нерешенных проблем. Одна из них актуализи­руется и осознается государственной властью как не терпящая отла­гательства. Как же ее решить? По мнению социологического инст­рументализма, с помощью юридических средств. Тем самым проблема переходит в «правовое поле», как модно нынче говорить, и облекается в соответствующую юридическую форму (например, закрепляется в конституции как очередное право человека, в органи­зационные и процессуальные нормы, в соответствии с которыми создается новый государственный орган и учреждаются процедуры его взаимоотношений с населением; в уголовном кодексе как новый вид запрета и санкции при распространении какого-либо ранее не встречавшегося общественно опасного деяния). Таким образом, проблема трансформируется в норму права. Последняя, в свою оче­редь, осуществляется либо в правоотношениях, либо вне правоот­ношений (в формах соблюдения, исполнения или использования права, которые могут протекать и вне правоотношений). Конечная стадия — новое состояние правопорядка, в котором, как предпола-

200 Гражданское общество: истоки и современность

гается «социальными инженерами», исходная проблема будет ре­шена.

Такой подход к правовому регулированию, как представляется, сопряжен с несколькими свойственными юридическому позитивиз­му заблуждениями. Во-первых, авторы этой точки зрения исходят из того, что проблему открывает государственная власть и она же пе­реводит ее в норму права. Во-вторых, что такая внешняя по отноше­нию к населению норма права сама собой реализуется в правоотно­шениях. При этом предполагается, что граждане четко знают требуемое (запрещенное, рекомендованное) нормой права поведе­ние, осознают, что правомерное поведение гораздо более выгодно, чем противоправное (рационально калькулируя возможные послед­ствия — наказание), и сознательно выбирают именно такой способ поведения. Третье заблуждение, более общего порядка, состоит в вере, не подкрепленной никакими опытными данными, о возможно­сти изменить социальный мир юридическими средствами.

Гораздо более реалистичными представляются несколько иные ответы на вопросы, поставленные выше. Прежде всего, выработка (институционализация) правовых норм — действительных регуля­торов поведения человека, а не принятие законов, многие из кото­рых остаются на бумаге, зависит в гораздо большей степени от насе­ления, чем от органов государственной власти. Как это происходит, будет показано ниже. Заблуждение о знании законодательства насе­лением развеял еще в начале XX в. австрийский юрист Е. Эрлих. Изучая на территории Буковины (входившей в то время в состав Ав­стро-Венгрии) сельскохозяйственные договоры, брачные контракты, ведя опрос населения о действенности норм австрийского ГК (одно­го из совершенных в техническом смысле на тот период), он пришел к выводу, что лишь около трети предписаний закона применяется в практической жизни.⁷ Эта же тенденция подтверждается и более поздними исследованиями, например, в криминологии. Так, оказы­вается, что большинство преступников при совершении обществен­но опасных деяний не задумываются о грозящем им наказании, а значит, рационально не анализируют возможные последствия своего

⁷ Ehrlich E. Grundlegung der Soziologie des Rechts. Mtinchen; Leipzig, 1913. S. 297.

Правовые основы взаимосвязи... 201

поведения.⁸ Известный норвежский криминолог И. Анденес в этой связи недвусмысленно заявляет, что измерить угрозу наказания не­возможно, поэтому вычислить влияние знания уголовного законода­тельства (в данном случае) на поведение индивида не представляет­ся возможным.⁹

В общем и целом рациональность права, как и рациональность (разумность, осознанность) практических действий весьма ограни­чена. Это доказывается в том числе пределами научного разума.¹⁰ Поэтому можно согласиться с Л. И. Спиридоновым, что человечест­во до сих пор развивается методом проб и ошибок, так как единст­венный способ формирования социальных институтов (и правовых в том числе) — естественно-историческое развитие, осуществляемое объективно, независимо от сознания отдельных индивидов.

Таким образом, правовое регулирование как разновидность внешне-рационального процесса не выдерживает критики. Гораздо более адекватной представляется модель, опирающаяся на ранее вы­сказанные общетеоретические установки, конкретизируемые с точки зрения современной социальной феноменологии. Правовое регули­рование (шире — правопорядок как предпосылка, сам процесс пра­вового воздействия на общественные отношения и результат такого воздействия) с этих позиций начинается с элементарного акта экс-тернализации— проявления активности человека как такового. В результате производится изменение в окружающем мире, а внешняя активность человека объективируется в какой-либо форме. Таким образом, продукт человеческой активности отрывается от своего создателя и может стать общезначимым всеобщим достоянием. И экстернализация, и объективация могут быть юридически значимы­ми, если отвечают критерию общезначимости и общобязательности, т. е. объективно служат целостности социума.

⁸ Зелинский А. Ф. Рецидив преступлений (структура, связи, прогнозирование). Харьков, 1980. С. 44; Ной И. С. Сущность и функции уголовного наказания в Со­ветском государстве. Саратов, 1973. С. 153.

⁹ Анденес И. Наказание и предупреждение преступлений. М., 1979. С. 142 и др.

¹⁰ Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994; Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986 и др. работы постпозитивистов. " Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986. С. 84. ¹² По этому вопросу мы придерживаемся позиции Л. И. Спиридонова. См.: Спири-доновЛ. И. 1) Социальное развитие и право. Л., 1973; 2) Теория государства и пра­ва. Курс лекций. СПб., 1995.

Гражданское общество: истоки и современность

В большинстве случаев экстернализация и, соответственно, объ­ективация, протекают в форме традиции, когда воспроизводится ка­кой-либо образец поведения (в данном случае — правового поведе­ния, т. е. воспроизводится, транслируется норма права). Однако достаточно часто встречается и такая форма, как инновация, когда либо от субъекта исходит предложение по изменению существую­щего положения дел, либо он сам (в допускаемых рамках) совершает действия, не согласующиеся с общепринятыми, т. е. демонстрирует новый способ поведения. При определенных условиях это нововве­дение может стать новой нормой права. Рассмотрим подробнее ме­ханизм нормогенеза.

Прежде всего, необходимо выяснить, кто является субъектом инновации. Проблема заключается в том, что в принципе это может быть любой человек, но не факт, что его предложение действитель­но станет новой нормой права. Даже если таким субъектом будет глава государства, это не означает, что большинство населения «с радостью» воспримет его инновационный указ и сразу бросится его исполнять (соблюдать, использовать). Очень часто многие разумные (по мнению представителей государственной власти) проекты оста­ются нереализованными вследствие нежелания населения (обвиняе­мого в косности и тому подобных «пороках»)им следовать.

Как автор проекта, так и (как ни парадоксально это прозвучит) реципиент, т. е. адресат — широкие народные массы. Поэтому нор-могенез включает в себя две стадии или два уровня. Первая стадия — выработка, условно говоря, «проекта закона» — предложения нового варианта поведения. Причем такое предложение может исхо­дить как «сверху», так и «снизу», как от представителей государст­венной власти (вместе с рабочей группой, в которую входят экспер­ты-ученые или практики) при внесении законопроекта в законодательный орган государственной власти, так и от референт­ной группы (личности), не связанной с государственной властью, когда «вдруг» появляется новый способ поведения. Внесение инно­вационного проекта «сверху» гораздо более привычно и само по се­бе достаточно подробно разработано в литературе.¹³ Гораздо менее

¹³ Проблема скорее в том, насколько проект отвечает реалиям объективной ситуа­ции социума и, следовательно, насколько он будет действенным, о чем пойдет речь ниже.

Правовые основы взаимосвязи... 203

исследован механизм формирования инновации «снизу». Действи­тельно, как возникает новый обычай, новый способ поведения? В качестве аналогии можно задать вопрос: как возникает новое слово­употребление?

Во втором случае ведущую роль играет неформальная элита или референтная группа для широких слоев населения страны («творческое меньшинство» — по терминологии М. М. Ковалев­ского). Именно эти «социально значимые другие», которые при определенных условиях могут стать «обобщенным другим», т. е. представлять собой позицию не какой-либо малой группы (суб­культуры), но всего данного сообщества,¹⁴ именно они постоянно продуцируют инновации, которые, если будут восприняты населе­нием, превращаются в новые формы поведения людей, обретают статус привычного способа поведения, стереотипа.

Как видим, и в первом и во втором случае принципиально важ­ную роль играет вторая стадия (или уровень) нормогенеза. В дан­ном случае инновационный проект «перемещается» от элиты (как формальной — в первом случае, так и неформальной — во втором) к населению. Эта стадия может быть названа легитимацией. Она представляет собой не просто интериоризацию внешнего стимула во внутренний мотив (сознание) населения, но предполагает включение индивидов в ту или иную практику, т. е. интериоризацию в деятель-ностном смысле, когда образец поведения начинает использоваться в качестве естественной данности.

Заявленная проблема достаточно слабо изучена в социологии и социальной психологии и остается практически без внимания в юриспруденции несмотря на ее принципиальную важность. Дейст­вительно, прояснение механизмов легитимации может помочь в от­вете на практический вопрос, какие законы (и при каких условиях) будут эффективны, т. е. реализованы на практике, а какие нет.

Основная трудность, как представляется, в том, что легитим-ность права, принятие новой правовой нормы населением не имеет однозначной корреляционной связи с ее результативностью. Тем более, что конечный результат отдельной нормы (да и права в це­лом) невозможно просчитать по причине того, что правовое воздей­ствие на общественные отношения невозможно отделить от эконо-

¹⁴ Mead G. Geist, Identitat und Gesellschaft. Frankfurt am Main, 1973. S. 193 und an.

204 Гражданское общество: истоки и современность

мических, социальных, демографических, политических и иных факторов. Напомним в этой связи известный тезис К. Маркса, выте­кающий из философии права Гегеля: право — момент, сторона об­щества, который можно вычленить лишь аналитически.¹⁵ Поэтому восприятие населением какой-либо новой идеи или правила поведе­ния носит в гораздо большей степени интуитивный, мифологиче­ский, нежели рациональный характер.¹⁶ Конечный результат заранее предсказать невозможно, поэтому легитимация права обусловлена историческим прошлым нации (например, нельзя отрицать некото­рого влияния архетипов коллективного бессознательного, т. е. вос­приятия права на подсознательном уровне в форме легенд, мифов, сказок и т. п.), политической конъюнктурой ситуации, «зрительским эффектом», представленным механизмом внешнего влияния, уров­нем манипулируемости общественным сознанием. Все это прелом­ляется вместе с другими — экономическими, экологическими и т. п. факторами в интегративный показатель состояния общества, кото­рый в конечном счете и детерминирует выбор новой нормы права.

По сути, рассмотренный выше механизм нормогенеза представ­ляет собой источник права: предпосылку, сам процесс и результат селективной функции культуры.

Подводя промежуточный итог вышеизложенному, можно кон­статировать, что правовое регулирование возможно как «сверху», так и «снизу». Оно включает в себя деятельность и элиты, и народ­ных масс. И, наконец, процесс правового регулирования предпола­гает две стадии: разработку инновационного проекта и его легити­мацию.

А теперь необходимо рассмотреть специфику правового регули­рования в гражданском обществе. Напомним еще раз, что последнее — это идеализированная модель общества, в которой активность

¹⁵ Этот принципиально важный вопрос требует отдельного рассмотрения и не вхо­дит в проблематику настоящей работы. Данная мысль является одним из основных положений социологии права Л.И.Спиридонова. См.: Орехов В. В., Спиридо­нов Л. И. Социология и правоведение // Человек и общество. Вып. 5. Л., 1969; Спи­ридонов Л. И. Социальное развитие и право. Л., 1973; Денисов Ю. А., Спиридо­нов Л. И. Абстрактное и конкретное в советском правоведении. Л., 1987.

¹⁶ Кассирер Э. Техника политических мифов // Октябрь. 1993. № 7; Манифестация:

производство политического события // Вопросы социологии. 1992. № 2; Карл Гус­тав Юнг о современных мифах. Сборник трудов. М., 1994.

Правовые основы взаимосвязи... 205

индивидов (общественности, по терминологии Ю. Хабермаса) пре­валирует над структурой. То есть это такое общество, которое в максимальной степени опирается на самодостаточность народных масс. Именно они вырабатывают политический курс, и именно они продуцируют все (по логике сторонников концепции гражданского общества) юридические инновации. Понятно и можно только при­ветствовать стремление сторонников теории гражданского общества преодолеть, «снять» сохраняющееся в современном обществе отчу­ждение населения от государства и права. Но насколько похвальна эта интеллектуальная посылка, настолько она и нереалистична. Сле­дует вернуться к ранее высказанному тезису о том, что в условиях массового индустриального общества (а современное общество пока является именно таковым) объективно возрастает роль лидерства. Поэтому вместо тенденции демократизации наблюдается, скорее, противоположное, инверсионное движение к олигархичности со­временных политических режимов, ибо большинство населения и субъективно (вследствие апатии, политической пассивности), и объ­ективно (вследствие отсутствия должного уровня специальных зна­ний и действующего сегодня механизма принятия политических ре­шений) отстранено от управления делами государства. При этом, конечно, полностью игнорировать роль народных масс и их на­строение не в состоянии ни один политик. Правда, желательное на­строение (по крайней мере, на некоторое время) можно организовать с помощью современных технологий манипулирования обществен­ным мнением.¹⁷ Это факт, и при характеристике современной поли­тико-правовой ситуации (при любой ее оценке: как необходимой для выживания человеческой деятельности, так и «грязном занятии», недостойном «порядочного интеллигента») необходимо исходить именно из него. Возможно, ситуация изменится в постиндустриаль­ном обществе, в которое вступают наиболее развитые страны (или регионы мира). В сегодняшних же условиях инновации в подав­ляющем большинстве случаев продуцируются государственной вла­стью. Порой государство не может ждать, пока в обществе спонтан­но возникнет новый обычай, дабы его санкционировать. Поэтому приходится брать ответственность на себя, используя при этом ме-

¹⁷ Доценко Е. Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. М., 1997.

206 Гражданское общество: истоки и современность

тод проб и ошибок из-за принципиальной непредсказуемости ре­зультата такой инновации (особенно на более или менее длительную перспективу). Таким образом, ожидать инициативное, основанное исключительно на активности общественности правовое регулиро­вание — как это должно быть в гражданском обществе — пока не приходится.

Право выполняло, выполняет и будет выполнять важную функ­цию — обеспечение целостности социума нормированием поведе­ния его членов. В этой ипостаси право опосредует взаимоотношение общества и государства. В перспективе при формировании граждан­ского общества право будет определять наиболее существенные ас­пекты (принципы) его устройства и тем самым основы взаимоопос-редования гражданского общества и государства. Такие принципы образуют конституцию общества.

Исследование соотношения общества и государства позволяет лучше представить эвристический потенциал гражданского общест­ва и возможности его формирования.

Предпосылки государственности коренятся в обществе изна­чально. Можно сказать, что общество в своем истоке отягощено (чревато) государством. Это вытекает из объективной необходимо­сти управления в любом человеческом коллективе. Управленческое начало в обществе развивается вместе с эволюцией социума и на определенном этапе институционализируется и обособляется от сво­его прародителя. Этот процесс протекает сложно и противоречиво. Общественное самоуправление локальных общин охотников-собирателей сменяется элементами централизованной власти в пле­мени и союзе племен потестарного общества. В условиях городов-государств и аморфных Восточных деспотий (империй) можно го­ворить о постепенном становлении публичной государственной вла­сти, однако даже в средневековый период феодальной Западной Ев­ропы суверенного государства как института авторитета власти еще не существовало.¹⁸

Современное государство возникает лишь в эпоху Нового вре­мени, когда основу общественных отношений составляет товарное производство, когда оформляется фетишизация товара, денег и ка-

¹⁸ См. подр.: Честное И. Л. Природа и этапы развития государственности. Правове­дение. 1998.№3.

Правовые основы взаимосвязи... 207

питала, когда господствующим типом общественных отношений становится обмен. Именно в это время в общественном устройстве впервые в истории закрепляются (по крайней мере, возникает и уп­рочивается) свобода личности, формальное равенство и высокая со­циальная мобильность. Все это приводит к разделению общества и государства, оформлению дистанций (демаркационной линии) меж­ду субъектом и объектом управления. Эта дифференциация обу­словлена, с одной стороны, требованием самодостаточности и ак­тивности общественной сферы. Вмешательство государства с неизбежностью затрудняет функционирование саморегулирующих­ся механизмов общества. С другой стороны, возрастает объем и «ка­чество» общих дел, которые не в состоянии решать отдельные инди­виды. Это требует развития функций управления.

Отмеченные тенденции не заставили ждать своего воплощения в политико-правовой форме. Приблизительно в XV—XVI вв. возни­кает современное государство-нация, наделенное атрибутами пуб­личной и суверенной государственной власти. Именно с этого пе-Ц риода складываются современные принципы взаимоотношения государства (государственной власти) и общества. Они воплощают парадоксальное единство представительства и одновременно отчуж­дения населения. Государство (государственная власть), с одной стороны, выступает политической организацией общества и обеспе­чивает его целостность, решая «общие дела» всего населения. Но, с другой стороны, чтобы обеспечить целостность, требуется отстра­нение (отчуждение) представителей государства от членов общест­ва. В этом отграничении (несовпадении) проявляется суть публич­ности государственной власти.¹⁹ Если первая тенденция —

^! представительство — достаточно очевидна, то вторая нуждается в

' более подробном рассмотрении.

Несовпадение группы лиц, специально занимающихся управле­нием (а следовательно, и их статуса), с основной массой населения обусловлено, во-первых, необходимостью профессионального вы­полнения задач по управлению обществом. Это управление лишь тогда (по крайней мере, потенциально) станет эффективным, когда будет обеспечена организационно-техническая специализация по

¹⁹См. подр.: Честное И. Л. Краткий очерк основ теории государства. СПб., 1995. Гл.2.

8 Зак. 3616

208 Гражданское общество: истоки и современность

разделению труда. Во-вторых, это вытекает из требования объек­тивности управления. Только возвышаясь над «схваткой» (конку­рентной политической борьбой), можно принимать решения в инте­ресах всех (конечно, в общем, потенциальном виде), а не в интересах какой-либо группы (класса, партии). В-третьих, только такая дифференциация, обеспеченная механизмом символической сакрализации государственной власти (очень часто в интересах вла­ствующих, но по причине амбивалентности любого социального яв­ления оборачивающаяся интересами и всех остальных), способна, пользуясь объективно существующим временным кредитом доверия со стороны населения, проводить более или менее широкомасштаб­ные преобразования. Именно такой «отложенный спрос» при ощу­щении высокой политической активности, который не превращается в сиюминутное вмешательство в управленческие решения, отличает, по мнению американских политологов Г. Алмонда и С. Вербы, куль­туру участия (participant), преобладающую в западном мире (пре­имущественно в англосаксонском).²¹

Две отмеченные тенденции — представительство и обособление — конкретизируются в функциях политической системы общества. Они же, как представляется, раскрывают диалогический характер взаимоотношения общества и государства. Диалог — это не просто коммуникационная ситуация обмена сигналами, как часто утвер­ждается в семиотике, а взаимоопосредованность сторон целого, суть которой, с одной стороны, в том, что целое как раз и определяется спецификой отношений и взаимообусловленности (зачастую — взаимопереходом) сторон целого, а с другой стороны, в том, что бы­тие одной стороны возможно лишь благодаря бытию ее противопо­ложности, а существование целого — той и другой. Все это проеци­руется на гносеологический уровень — познание одной стороны возможно лишь через изучение второй, и наоборот. При этом диалог предполагает продолжение этой стратегии в сферу взаимообуслов-

²⁰ Необходимо отметить, что современная социология организаций в качестве кри­терия эффективности называет работу в команде и интеграцию специальных зна­ний, навыков и умения. Однако специализация в сфере управления как таковой сохраняет свою необходимость по меньшей мере как общая тенденция.

²¹ Almond G., Verba S. The Civic Culture. Princeton, 1963; Almond G., Verba S. (eds.) The Civic Culture Revisited. Boston, 1980.

Правовые основы взаимосвязи... 209

ленности одного целого с другим, а также с целым (системой) более высокого уровня.²²

Итак, политическая система общества — это единство двух про­тивоположных, но обусловливающих друг друга сторон (например, общества и государства). Через функции (они же стадии, этапы вос­производства) политической системы раскрываются их взаимосвязь, взаимополагание и взаимообусловленность, и одновременно их не­сводимость, отчужденность и даже конфликтность друг с другом. Эти функции закрепляются в нормах публичного права, в первую очередь государственного права.

Первая функция — формирование государственной власти. Суть этой функции состоит в том, что члены общества тем или иным способом (сегодня — преимущественно с помощью системы выборов) занимают государственные посты. В этом проявляется идея представительства. Однако она не сводится только к выдвиже­нию претендентов на портфели государственных чиновников. Логи­ка представительства — это, прежде всего, формирование политиче­ского курса, соответствующего запросам общества, а персональный характер проводников курса (по идее) — вторичен.

После того как государственная власть сформирована, начинает осуществляться вторая функция политической системы — распре­деление государственной власти. В первом приближении — это «раздача портфелей» в новом правительстве, т. е. определение на­правлений деятельности и персонально ответственных за них госу­дарственных чиновников исходя из принятого политического курса. Однако за внешней видимостью политического торга скрываются более глубинные процессы. По сути, распределение власти — это уточнение (корректировка) политического курса. Политический курс неизбежно уточняется, даже если предполагать, что в политику идут только честные люди, по причине неполной и изменяющейся информации о положении дел в обществе. С другой стороны, рас­пределение власти — это фактическое определение политических приоритетов относительно тех или иных проблем, сфер общества, регионов, а также лоббирующих групп. Поэтому и тут продолжается

²² Такую стратегию автор попытался реализовать применительно к праву в работе «Право как диалог: к формированию новой онтологии правовой реальности». СПб., 2000.

210 Гражданское общество: истоки и современность

воздействие общества на государство, но, в отличие от этапа форми­рования государственной власти, другими способами.

Третья функция политической системы — осуществление госу­дарственной власти. Она выражается в принятии конкретных поли­тических решений, направленных вовне (т. е. на общество, в отличие от внутренних решений на предыдущей стадии), и их реализации. Тем самым политика «возвращается» в общество. Именно тут про­исходит осуществление, «материализация» политики, именно тут она предстает в наглядной, зримой форме как власть, в том числе и принудительная, объективированная в деятельности государствен­ных органов. Эта функция сопровождается контролем за исполнени­ем решений и оперативной корректировкой политического курса.

Три обозначенные функции демонстрируют механизм воспро­изводства политической системы общества и характер взаимоотно­шений общества и государства. При этом тенденция представитель­ства, по логике концепции гражданского общества, должна усиливаться. Именно гражданское общество должно определять по­литический курс и быть представленным в органах государственной власти не эпизодически (например, в день выборов), а постоянно. Законодательная власть, а в законах, как известно, выражается поли­тический курс, как предполагают сторонники идеи гражданского общества, находится исключительно в руках общественности, кото­рая и определяет задачи государства, представленного, следователь­но, исполнительной и судебной властями.

Итак, суть гражданского общества заключается политической активности широких слоев населения и превращении института го­сударства в инструмент той цели, которую определяют организо­ванные и неорганизованные народные массы. Собственно, к этому имеются и сейчас некоторые предпосылки. Такие политико-правовые институты, как демократические выборы, референдум (в том числе и инициативный), участие партий в политике, право пети­ций, иные формы непосредственной демократии, право законода­тельной инициативы и т.п. способствуют не просто контролю обще­ства за органами государственной власти, но делают последние (в определенных пределах) зависимыми от политически активной об­щественности. Однако сегодня гораздо более явно выражена проти­воположная тенденция взаимоотношений общества и государства, что находит свое выражение в их взаимном отчуждении.

Правовые основы взаимосвязи... 211

Как показали французский социолог П. Бурдье и его последова­тели, в частности, П. Шампань, «именно действие механизма деле­гирования, будучи игнорированным и оставленным без внимания, оказалось первопричиной политического отчуждения».²³ П. Бурдье утверждает, что, по внешней видимости, группа (партия, церковь и т. д.) продуцирует человека, выступающего вместо нее и от ее име­ни. Однако в действительности почти так же правомерно говорить, что представитель группы продуцирует группу. Ибо именно потому, что представитель существует и представляет, представляемая и символизируемая им группа существует, и в свою очередь обеспе­чивает своему представителю существование в качестве представи­теля группы.²⁴ Именно государство, точнее— заинтересованные группы, например, юристы, создают видимость реального существо­вания такой фикции, как государство, и придают этой видимости фактичность, заставляя население подчиняться этой фикции.

В данном случае идеи П. Бурдье находятся в русле марксистско­го и кассиреровского подхода расколдовывания «ложного (т. е. идеологического) сознания», хотя, по его мнению, К.Маркс, пра­вильно определяя бюрократов как узурпаторов всеобщего, частных собственников государственных ресурсов, не принимал во внимание необходимость их самих подчиняться в них же объективированному всеобщему интересу.²⁵

Таким образом, П. Бурдье предпринял еще одну попытку соеди­нить онтологический индивидуализм и холизм. Он пишет, что «под­чинение, которое мы выказываем государственным предписанием, нельзя понимать ни как механическое подчинение силе, ни как соз­нательное принятие порядка (во всех смыслах этого слова). Соци­альный мир изобилует призывами к порядку, которые выполняют только те, кто предрасположен их замечать, кто обнаруживает глу-

²³ Бурдье П. Делегирование и политический фетишизм // Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 235; см. также: Бурдье П. 1) Начала. М., 1994; 2) Дух госу­дарства: генезис и структура бюрократического поля // Поэтика и политика (сбор­ник статей) / Под ред. Н. А. Шматко. М.—СПб., 1999; Шампань П. Делать мнение:

новая политическая игра. М., 1997. Эти идеи активно пропагандирует в нашей стра­не Ю. Л. Качанов. См.: Кочанов Ю. Л. 1) Опыты в поле политики. М., 1994; 2) По­литическая топология: Структурирование политической действительности: М.,

1995.

²⁴ Бурдье П. Делегирование... С. 234.

²⁵ Бурдье П. Дух государства... С. 161.

212 Гражданское общество: истоки и современность

боко заложенные телесные диспозиции, однако при этом не выводит их на уровень сознания или расчета».²⁶ Подчинение господствую­щему порядку осуществляется на уровне представления, неосознан­ного, телесного согласия с таким порядком. Но самое главное в раз­мышлениях французского ученого — это то, что сам порядок воспроизводится субъектами.

Здесь поднимается фундаментальная проблема социологии, ко­торая одновременно может быть названа «основным вопросом фило­софии права» — как происходит формирование и функционирова­ние социальных (в данном случае — политико-правовых) институтов. Эта проблема в отечественной юриспруденции рассмат­ривалась одним из наиболее глубоких теоретиков права Л. И. Спиридоновым.²⁷ Он убедительно показал на правовых приме­рах, что социальный институт формируется путем естественно-исторического развития, т. е. спонтанно, а не сознательно. И все ин­дивиды, сталкивающиеся с ним, вынуждены играть по его правилам. То есть институт навязывает свою символико-методологическую волю (в том числе принудительно) всем его субъектам. В результате получается, как сказал И. Бродский в Нобелевской речи, что не поэт говорит языком, а язык говорит поэтом; то же самое и здесь: не го­сударство служит обществу, а общество служит государству. Одна­ко Л. И. Спиридонов подчеркивал, что так обстоит дело с устойчиво функционирующими институтами. На стадии же их возникновения ситуация несколько иная: тут отдельный индивид (или группа, кото­рую можно назвать референтной) предшествует структуре, ибо поро­ждает ее.

Можно ли в этой связи согласиться с авторитетным француз­ским социологом, что индивиды, порождая новую структуру, дейст­вуют совершенно произвольно и этим актом удовлетворяют исклю­чительно свои узколичные или корпоративные потребности? П. Бурдье показывает, как концентрация юридического капитала приводит к появлению автономного юридического поля в результате борьбы за специфические интересы сословия правоведов, ставкой в

²⁶ Там же. С. 155.

²⁷ Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986. С. 30-33, 84 и ел.

Правовые основы взаимосвязи... 213

которой было образование национальных государств на территории Европы (чему противостояла интегративная роль церкви).²⁸

Попытаться разглядеть за историческим событием такого мас­штаба, как формирование национальных государств, своекорыстный интерес определенной социальной группы — занятие, бесспорно, заманчивое. Но можно ли утверждать, что именно эти групповые интересы и привели к такому результату? Может быть, вопрос сле­дует поставить более обще: любую ли инновацию может навязать населению какая-либо социальная группа (будь она даже «трижды референтной»)? Из чтения текстов П. Бурдье складывается впечат­ление, что он бы ответил на этот вопрос положительно. Однако та­кой вывод представляется слишком категоричным. Тут упускаются из виду такие важные моменты, как соответствие инновации исто­рическому опыту и архетипам народа, конкретной политической ситуации момента и др. Отнюдь не любое нововведение положи­тельно воспринимается населением. Можно привести огромное ко­личество примеров (из Новейшей истории — провал модернизаци-онных проектов МВФ в странах Латинской Америки и Африки), когда политико-правовая инновация оказывалась «на бумаге» из-за сопротивления населения.

Итак, радикализм П. Бурдье вряд ли можно считать адекватным реальному взаимоотношению общества и государства. Но также утопичными представляются и утверждения сторонников концепции гражданского общества, в соответствии с которой именно общест­венность вырабатывает политический курс. Реалистичным видится такое их взаимоотношение, при котором политическая стратегия преимущественно определяется государственной властью. Аргумен­ты были приведены выше. К ним можно добавить еще один. Для подавляющего большинства населения (особенно в условиях ста­бильных демократических политических режимов) общий полити­ческий интерес остается имплицитным, аморфным, на уровне общих пожеланий позитивных тенденций. Именно политические организа­ции и прежде всего государство через подконтрольные средства массовой информации переводят определенный образ социального мира в рефлексивно-артикулированную форму, т. е., по сути, навя-

²⁸ Бурдье П. Дух государства... С. 144-147.

²⁹ Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 205, 206 и ел.

214 Гражданское общество: истоки и современность

зывают свое видение политики, создавая при этом впечатление, что это представление самого народа.

Что же остается в таком случае обществу? Принимать (или от­вергать) эту политику и воздействовать на нее с помощью механиз­мов общественного контроля, демонстрируя тем самым легитим-ность (или антилегитимность) государственной власти.

О легитимности применительно к правовым инновациям речь шла выше. Ее механизм в принципе ничем не отличается от легити­мации политики. Этот механизм кроется в социально-психологических особенностях адаптации народа (на уровне хаби-туса — привычки) к воздействию символического капитала, концен­трированного государственной властью.³⁰