Истоки национального сознания 4 страница

⁹ См. выше главу 7, где упоминаются попытки французского коло­ ниализма отрезать буддизм в Камбодже от его старых связей с Сиа­мом.

¹⁰ См.: William Roff, The Origins of Malay Nationalism, p. 72—74.

¹¹ См.: Harry J. Benda, The Crescent and the Rising Sun, chapters 1—2.

¹² Thongchai Winichakul, Siam Mapped: A History of the Geo-Body of Siam (докторская диссертация, Сиднейский университет, 1988).

¹³ Richard Muir, Modem Political Geography, p. 119.

¹⁴ Thongchai, Siam Mapped, p. 105—110, 286.

¹⁵ Старые представления о власти на Яве (при некоторых несущественных отличиях совпадавшие с теми представлениями о ней, которые существовали в старом Сиаме) всесторонне рассмотрены в моей работе: Language and Power, chapter 1.

¹⁶ Thongchai, Siam Mapped, p. 110.

¹⁷ David S. Landes, Revolution in Time: Clocks and the Making of the Modern World, Chap. 9.

¹⁸ Thongchai, Siam Mapped, p. 310.

¹⁹ Я имею в виду не просто наследование и продажу частной собственности на землю в обычном смысле. Важнее была европейская практика политических передач земель вместе с жившими на них населениями через династические браки. Принцессы, выходя замуж, приносили своим мужьям герцогства и небольшие княжества, и эти

передачи официально обсуждались на переговорах и «скреплялись подписью». Цветистая фраза Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube! в лю­бом государстве доколониальной Азии была бы просто непонятной.

²⁰ См.: Thongchai, Siam Mapped, p. 387, где говорится об усвоении та­ кого стиля воображения тайским правящим классом. «Более того, согласно этим историческим картам, земное тело государства не является современной особенностью, а отодвигается более чем на тысячу лет назад. Таким образом, исторические карты помогают отмести даже намек на то, что национальная государственность появилась только в недавнем прошлом, и точка зрения, будто нынешний Сиам родился из междоусобных распрей, устраняется. Вместе с ней устраняется и всякая мысль о том, что Сиам был продуктом сношений Сиама с европейскими державами».

²¹ Это заимствование вовсе не было макиавеллианской хитростью. Во всех колониях в Юго-Восточной Азии на сознание ранних националистов глубоко повлиял «формат» колониального государства и его институтов. См. выше главу 7.

²² В произведениях Ника Хоакина, выдающегося современного филиппинского литератора и несомненного патриота, можно увидеть, насколько мощное воздействие оказывает этот символ даже на са­мый утонченный интеллект. О генерале Антонио Луна, трагическом герое антиамериканской борьбы 1898—1899 гг., Хоакин пишет, что тот спешил «исполнить роль, за три столетия ставшую для креола инстинктивной: защитить форму Филиппин от иноземных разрушителей». N. Joaquin, A Question of Heroes, p. 164 (курсив мой). В другом месте он восхищенно замечает, что «да, филиппинские союзники [Испании], оборотни и наймиты, посланные на усмирение филиппинского мятежника, сохранили архипелаг испанским и христианским, но кроме того они не дали ему распасться на части»; и что они «(какие бы намерения ни двигали испанцами) сражались за сохранение единства Филиппин». Ibid., р. 58.

²³ См.: Robin Osborne, Indonesia's Secret War, The Guerrilla Struggle in Irian Jaya, p. 8—9.

²⁴ После 1963 г. в Западной Новой Гвинее (называемой ныне Ири­ан Джайя — Большой Ириан) произошло много кровавых событий, отчасти вследствие милитаризации индонезийского государства по­сле 1965 г., отчасти из-за периодически успешных партизанских опе­раций так называемой ОСП (Организации свободного Папуа). Но эти жестокости меркнут на фоне дикостей Джакарты в бывшем португальском Восточном Тиморе, где за первые три года после вторжения 1976 г. от войны, голода, болезней и «переселений» погибло, по приблизительным оценкам, около трети населения, составлявшего тогда 600 тысяч человек. Мне кажется, не будет ошибкой предположить, что в какой-то степени это различие вытекает из отсутствия Восточного Тимора на логотипах Нидерландской Ост-Индии и (до 1976 г.) Индонезии.

²⁵ Osborne, Indonesia s Secret War, p. 2.

²⁶ См. выше.

Лучшим свидетельством этого является то, что название анти­индонезийской партизанской националистической организации — Organisasi Papua Merdeka (ОСП) — образовано из индонезийских слов. В 1811 г. силы британской Ост-Индской компании захватили все голландские владения в Индиях (годом раньше Наполеон вклю­чил Нидерланды в состав Франции). Раффлз правил на Яве до 1815 г. В 1817 г., за два года до основания им Сингапура, вышла в свет его монументальная "История Явы».

²⁹ Примером этого процесса служит превращение в музей Боробу­дура крупнейшей в мире буддийской ступы. В 1814 г. режим Раффлза «извлек» его на свет и расчистил от непроходимых зарослей. В 1845 г. неведомо откуда взявшийся немецкий художник-авантюрист Шефер убедил голландские власти в Батавии оплатить ему изготовление первых дагерротипов. В 1851 г. Батавия направила группу государственных служащих во главе с гражданским инженером Ф. К. Виль­сеном провести систематическое обследование барельефов и сделать полную «научную» подборку литографий. В 1874 г. д-р К. Лееманс, директор Музея древностей в Лейдене, опубликовал по просьбе министра колоний первую значительную научную монографию; сам он никогда не посещал этого места и опирался в основном на литографии Вильсена. В 1880-е годы профессиональный фотограф Цефас осуществил подробную фотографическую съемку в современном стиле. В 1901 г. колониальный режим создал Oudheidkundige Commissie (Комиссию по древностям). В 1907—1911 гг. Комиссия взяла под свой конт­роль полное восстановление ступы, проводимое за государственный счет группой специалистов во главе с гражданским инженером Ван Эрпом. В 1913 г., несомненно, в знак признания этого успеха, Комиссия была повышена в статусе и преобразована в Oudheidkundige Dienst (Службу древностей), которая содержала памятник в безупречном со­стоянии до конца колониального периода. См.: С. Leemans, Boro-Boudour, p. II—LV; а также N. J. Krom, lnleiding tot de Hindoe-Javaansche Kunst, I, глава 1.

³⁰ Вице-король Керзон (1899—1905), большой любитель старины, давший, как пишет Гросье, «энергичный толчок» Археологическому обследованию Индии, описывает суть дела предельно ясно: «В равной степени наш долг — раскапывать и извлекать на свет, классифицировать, воссоздавать и описывать, копировать и расшифровывать, беречь и консервировать». (Лучше не смог бы сказать сам Фуко). В 1899 г. был образован Археологический департамент Бирмы — входившей в то время в состав Британской Индии, — и вскоре началось восстановление Пагана. Годом раньше в Сайгоне был основан Французский институт Дальнего Востока, и почти сразу вслед за ним Директорат музеев и исторических памятников Индокитая. В 1907 г., когда французы захватили у Сиама Сиемреап и Баттамбанг, немедленно был создан Комитет по охране Ангкора с целью «керзо­низировать» наиболее впечатляющие древние памятники Юго-Восточной Азии. См.: Bernard Philippe Groslier, Indochina, p. 155—157, 174—

177. Как выше уже упоминалось, в 1901 г. была учреждена голлан­дская колониальная Комиссия по древностям. Совпадение дат — 1899, 1898, 1901— показывает не только то пристальное внимание, с ка­ким наблюдали друг за другом соперничающие колониальные дер­жавы, но и полное преображение империализма, происходившее на рубеже веков. Как и следовало ожидать, независимый Сиам шел в этом направлении более неспешно. Там Археологическая служба была учреждена лишь в 1924 г., а Национальный музей — в 1926. См.: Charles Higham, The Archaeology of Mainland Southeast Asia, p. 25.

⁸¹ Голландская ОИК была ликвидирована в 1799 г. по причине банкротства. Однако колония Нидерландская Индия ведет свое суще­ствование с 1815 г., когда Священный союз восстановил независи­мость Нидерландов и посадил на голландский трон, придуманный в 1806 г. Наполеоном и его мягкосердечным братом Луи, Вильгельма I Оранского. Британской Ост-Индской компании удалось просущество­вать до великого восстания сипаев 1857 г.

³² Oudheidkundige Commissie была учреждена тем же правительством, которое (в 1901 г.) ввело в действие новую «Нравственную полити­ ку» в отношении Индии, политику, в которой была впервые постав­ лена цель создать систему образования западного стиля для широких масс колонизированных. Генерал-губернатор Поль Думер (1897—1902) не только был основателем Директората музеев и исторических па­мятников Индокитая, но и создал в колонии современный аппарат образования. В Бирме небывалое развитие системы среднего и высшего образования — которое за период с 1900 по 1940 г. увеличило число учащихся средних школ в 8 раз, с 27401 до 233543, а число студентов университетов в 20 раз, со 115 до 2365, — началось в то же время, когда приступил к работе Археологический департамент Бир­мы. См.: Robert H. Taylor, The State in Burma, p. 114.

³³ В какой-то степени под влиянием такого рода мышления кон­сервативные тайские интеллектуалы, археологи и чиновники до сих пор упорно продолжают приписывать возведение Ангкора таинствен­ному народу Кхом, который куда-то бесследно исчез, но определенно не имеет никакого отношения к сегодняшним презренным камбод­жийцам.

³⁴ Прекрасным поздним примером служит книга «Древнее индонезийское искусство" голландского ученого А. Й. Бернета Кемперса, называющего самого себя «бывшим археологическим начальником Индонезии [sic]». На страницах 24—25 этой книги мы находим карты, показывающие местоположение древних достопримечательностей. Первая особенно поучительна, поскольку ее прямоугольная форма (ограниченная на востоке 141-м меридианом) волей-неволей включает филиппинский Минданао, а также британско-малайзийский северный Борнео, полуостровную Малайю и Сингапур. Все они лишены не только каких бы то ни было достопримечательностей, но даже и названия, за исключением единственного необъяснимо откуда взявшегося «Кедаха». Переключение с индийского буддизма на

ислам происходит после вклейки 340.

⁸⁵ См. журнал Kambuja, 45 (15 декабря 1968 г.), где приводится несколько любопытных фотографий.

Здесь я использую материал, полнее проанализированный в моей книге: Language and Power, Chapter 5.

Типичным политическим продуктом воображения Стеклянно­го дома — последствия которого мучительно ясно сознает бывший политзаключенный Прамудья, — является классификационная иден­тификационная карточка, которую теперь должны постоянно с со­бой носить все взрослые индонезийцы. Идентификационная карточ­ка изоморфна переписи: она представляет собой своего рода полити­ческую перепись с особыми перфорационными пробивками для тех, кто попадает в подразряды «подрывных элементов» и «предателей». Примечательно, что после завоевания национальной независимости этот стиль учета был только усовершенствован.

Память и забвение

¹ Об этом накоплении, достигшем безумного пика в «международных» (иначе говоря, европейских) поисках точного измерения долготы, забавно рассказывается в: Landes, Revolution in Time, chapter 9. В 1776 г., когда провозгласили свою независимость тринадцать колоний, на страницах «Джентлменс Мэгэзин» было помещено краткое объявление о смерти Джона Харрисона: «Он был искуснейшим из механиков и получил 20000 фунтов вознаграждения [от английского парламента] за открытие долготы [sic]».

² На позднейшее распространение такого сознания в Азии искусно намекает Прамудья Ананта Тур на первых страницах большого исторического романа «Bumi Manusia" [Земля человеческая]. Молодой герой-националист задумчиво говорит, что родился в тот же день, что и будущая королева Вильгельмина — 31 августа 1880 г. «Но пока мой остров был погружен во мрак ночи, ее страна купалась в солнечном свете; а когда ее страну окутывала ночная мгла, мой остров сверкал под лучами полуденного экваториального солнца». (Р. 4.)

⁸ Не нужно и говорить, что «белый цвет кожи» был правовой ка­тегорией, имевшей явно косвенное отношение к сложным социальным реалиям. Как говорил по этому поводу сам Освободитель, «мы под­лое отродье хищных испанцев, явившихся в Америку, чтобы обо­брать ее подчистую и породниться со своими жертвами. Впослед­ствии незаконнорожденное потомство этих союзов объединилось с потомками рабов, завезенных из Африки» (курсив мой). Lynch. The Spanish-American Revolutions, p. 249. Следует остерегаться допускать что-либо «вечно европейское» в этом criollismo. Вспомнив всех тех ревно­стно верующих сингальских буддистов да Соуса, набожных флорин­ских католиков да Сильва и циничных манильских католиков Сорьяно, которые играют ныне неоспоримо важную социальную, эко-

номическую и политическую роль на Цейлоне, в Индонезии и на Филиппинах, мы понимаем, что при соответствующих обстоятель­ствах европейцы вполне могли быть незаметно абсорбированы в неев­ропейские культуры.

⁴ Сравните с судьбой огромного африканского иммигрантского на­селения. Жестокие механизмы рабства не только обеспечили его поли­тико-культурную фрагментацию, но и очень быстро устранили саму возможность вообразить движущиеся по параллельной траектории негритянские сообщества в Венесуэле и Западной Африке.

⁶ См.: О. W. Wolters. The Fall of Srivijaya in Malay History, приложе­ние С.

⁶ Цит. по: G. William Skinner. Chinese Society in Thailand, p. 15—16.

⁷ Заморские китайские сообщества казались достаточно большими, чтобы вызывать в европейцах глубокую паранойю вплоть до се­редины XVIII века, когда порочные антикитайские погромы, организуемые пришельцами с Запада, наконец прекратились. Далее эту уродливую традицию плавно продолжили коренные населения.

⁸ См.: Marshall G. Hodgson, The Venture of Islam, Vol. 3, p. 233—235.

⁹ Поразительным признаком глубины европоцентризма является то, что столь многие европейские ученые, вопреки всем фактам, упорно требуют считать национализм европейским изобретением.

¹⁰ Обратите внимание, вместе с тем, на забавный случай Бразилии. В 1808 г. король Жуан VI, спасаясь от наполеоновской армии, бежал в Рио-де-Жанейро. Хотя к 1811 г. Веллингтон изгнал францу­зов из Португалии, Монарх-эмигрант, опасаясь республиканских волнений на родине, оставался в Южной Америке до 1822 г., так что на период с 1808 по 1822 гг. Рио стал центром мировой империи, про­ стиравшейся до Анголы, Мозамбика, Макао и Восточного Тимора. Однако империей этой управлял европеец, а не американец.

¹¹ Несомненно, именно это позволило Освободителю однажды воскликнуть, что негритянский, т. е. рабский, бунт был бы «в тысячу раз хуже, чем испанское вторжение». (См. выше). Восстание рабов, окажись оно успешным, могло бы обернуться физическим истреблением креолов.

¹² См.: Masur. Bolivar, p. 131.

¹³ Французская революция, в свою очередь, тоже нашла параллель в Новом Свете: в восстании Туссена-Лувертюра 1791 г., которое в 1806 г. привело к созданию бывшими гаитянскими рабами второй независимой республики в Западном полушарии.

¹⁴ Молодой Вордсворт был в 1791—1792 гг. во Франции и позднее, в «Прелюдии", написал следующие памятные строки:

Благословенна та была заря,

Как будто небеса помолодели! (Курсив мой).

¹⁵ Lynch. The Spanish-American Revolutions, p. 314—315.

¹⁶ Эта цитата уже приводилась в главе 4.

¹⁷ Landes, Revolution in Time, p. 230—231, 442—443.

¹⁸ См. выше, глава 2.

¹⁹ См.: Hayden White, Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth- CenturyEurope, p. 135—143, где дается тонкое рассмотрение этой транс­формации.

²⁰ Однако само «A.D.» [«от Р.Х.»] стало другим. До разрыва оно еще удерживало вокруг себя — пусть даже не так прочно в просве­щенных кругах — теологическую ауру, изнутри которой струился свет средневековой латыни. «Anno Domini» напоминало о вторжении вечности в мирское время, которое произошло в Вифлееме. Сокра­щенное после разрыва до монограммы «A.D.», оно дополнилось (анг­лийским) родноязычным «B.C.», «Before Christ» [«до Р.Х.»], вместив­шим в себя последовательную историю мироздания (в которую вно­сила знаменательный вклад новая наука геология). О том, насколько глубокая бездна разверзлась между «Anno Domini» и «A.D./B.C.», мож­но судить по тому обстоятельству, что ни буддийский, ни исламский мир по сей день не представляют себе эпоху, которую можно было бы пометить как «до Гаутамы Будды» или «до Хиджры». Оба с тру­дом справляются с чуждой им монограммой «B.C.»

²¹ Не далее как в 1951 г. интеллигентный индонезийский социа­лист Линтонг Мулья Ситорус все еще мог писать: «К концу XIX века цветные народы еще беспробудно спали, в то время как белые дело­ вито трудились во всех областях». Sejarah Pergerakan Kebangsaan Indonesia [История индонезийского националистического движения], р. 5.

²² Возможно, мы даже вправе сказать, что в глазах европейцев эти революции были первыми по-настоящему важными политическими событиями, произошедшими по ту сторону Атлантики.

²³ И все-таки их историческая глубина не бездонна. В какой-то точке английский язык постепенно исчезает и переходит в норманнский и англосаксонский; французский — в латынь и «немецкий» франкский; и т. д. Ниже мы увидим, каким образом удалось достичь дополнительной глубины поля.

²⁴ Metahistory, p. 140. Гегелю, родившемуся в 1770 г., было, когда разразилась Революция, уже почти двадцать лет, однако его «Vorle­sungen über die Philosophie der Weltgeschichte» были опубликованы лишь в 1837 г., спустя шесть лет после его смерти.

²⁶ White, Metahistory, p. 159.

²⁶ Jules Michelet, Oeuvres Complètes, XXI, p. 268, в предисловии ко 2-му тому («Jusqu'au 18e Brumaire») его незавершенного труда «Histoire du XIXe Siècle». Эту цитату я нашел в Metahistory, однако используемый Уайтом перевод неудовлетворителен.

[В несовершенном дореволюционном русском переводе под ред. М. Цебриковой этот фрагмент звучит так: «Да, каждый умерший оставляет небольшое наследство — память свою, и требует, чтобы хранили ее. Для того, у кого нет друзей, магистратура должна за­нять место их. Закон, правосудие вернее, нежели привязанности наши так забывчивые, наши слезы так быстро высыхающие. Магистрату­ра эта — История. Мертвые, говоря языком римского права, — это miserabiles personae, о которых судья должен заботиться. Никогда, в

продолжение всей моей профессии, я не терял из вида эту обязан­ность историка. Я подал многим забытым умершим помощь, в кото­рой я сам буду нуждаться. Я отрыл их из их могил для новой жиз­ни... Все они живут теперь с нами, и мы чувствуем, что мы им род­ные, друзья. Так создается одна семья, один град общий для мерт­вых и живых». (Ж. Мишле. История XIX века. Т. 2. До 18 Брюме­ра. СПб., 1883, с. 2—3.) — Прим. пер.]

²⁷ Цит. в: Roland Barthes, ed., Michelet par lui-même, p. 92. Том Oeuvres Complètes, содержащий эту цитату, пока не опубликован.

²⁸ И наоборот, во всей Мексике есть всего одна статуя Эрнана Кортеса. Этот памятник, предусмотрительно припрятанный от по­ сторонних глаз в Мехико, был установлен лишь в конце 70-х годов нашего века одиозным режимом Хосе Лопеса Портильо.

²⁹ Это, несомненно, из-за того, что большую часть своей жизни ему пришлось страдать от реставрированных, или эрзац- легитимно­ стей. Его верность 1789-му году и Франции трогательно проявляется в его отказе принести клятву верности Луи Наполеону. Бесцеремон­но смещенный с поста заведующего исторической секцией Национального архива, он жил едва ли не в нищете до самой своей кончины (он умер в 1874 г.) — достаточно долго, однако, чтобы дождаться- таки падения самозванного шарлатана и восстановления республиканских институтов.

³⁰ Ренан родился в 1823 г., на четверть века позже Мишле, и про­ жил значительную часть своей юности в циничной атмосфере официально-националистического режима гонителя Мишле.

³¹ Увы, в 1983 г. я так их и понимал.

⁸² См.: L. Fiedler, Love and Death in the American Novel, p. 192. Фидлер истолковывает эту связь психологически — и к тому же неисторически — как пример неумения американской литературы справиться с темой взрослой гетеросексуальной любви и ее одержимости смертью, инцестом и невинным гомоэротизмом. Я все-таки подозреваю, что дело здесь не в национальном эротизме, а в эротизированном национализме. Узы между мужчиной и мужчиной в протестантском обществе, которое с самого начала строго запрещало смешанные браки, имеют параллель в «священной любви» между мужчиной и женщиной в националистической беллетристике Латинской Америки, где католичество допустило развитие большого по численности ме­ тисского населения. (Тот факт, что англичанам пришлось позаимствовать слово mestizo, «метис», из испанского языка, говорит сам за себя.)

⁸³ Herman Melville, Moby Dick, p. 71. (Здесь приводится в переводе И. Бернштейн по изданию: Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый Кит / / Мелвилл Г. Собрание сочинений. Т. 1. Ленинград: Художественная литература, 1987, с. 97.) Как автор, должно быть, наслаждался злокозненной финальной фразой!

³⁴ Приятно отметить, что публикация "Геклъберри Финна" всего на несколько месяцев опередила напоминание Ренана о «la Saint-Barthélémy».

³⁵ Для таких апокалипсисов не так давно был введен неологизм «геноцид».