Истоки национального сознания 1 страница

Население тогдашней Европы, которой была знакома печать, составляло около 100 млн. человек. Febvre, Martin, The Coming of the Book, p. 248—249.

² Симптоматичны "Путешествия" Марко Поло, остававшиеся по большей части неизвестными до тех пор, пока их впервые не напечатали в 1559 году. Polo, Travels, p. XIII.

³ Цит. по: Eisenstein, Some Conjectures, p. 56.

⁴ Febvre, Martin, The Coming of the Book, p. 122. (В оригинале, между тем, говорится просто о «par-dessus les frontières». L'Apparition, p. 184.)

⁵ Ibid., p. 187. В оригинале говорится о «puissants» (могущественных), а не о «состоятельных» капиталистах. L'Apparition, p. 281.

⁶ «Следовательно, введение книгопечатания было в этом отношении ступенью на пути к нашему нынешнему обществу массового потребления и стандартизации». Ibid., р. 259—260. (В оригинале стоит: «une civilisation de masse et de standardisation», —что, вероятно, лучше бы­ ло бы передать как «стандартизированная, массовая цивилизация». L'Apparition, p. 394.)

⁷ Ibid., р. 195.

⁸ Ibid., р. 289—290.

⁹ Ibid., р. 291—295.

¹⁰ Отсюда был всего шаг до ситуации, сложившейся в XVII веке во Франции, где Корнель, Мольер и Лафонтен могли продавать ру­кописи своих трагедий и комедий непосредственно книгоиздателям, считавшим эти покупки (ввиду рыночных репутаций их авторов) превосходным вложением денег. Ibid., р. 161.

¹¹ Ibid., р. 310—315.

¹² Seton-Watson, Nations and States, p. 28—29; Bloch, Feudal Society, Vol. I, p. 75 (см.: M. Блок, Апология истории. M.: Наука, 1986, с. 138).

¹³ Не следует думать, будто административная родноязычная уни­фикация достигалась сразу и полностью. Не похоже, чтобы в Гюйен­не, управляемом из Лондона, управление вообще когда-либо велось на староанглийском.

¹⁴ Bloch, Feudal Society, Vol. I, p. 98. (Цит. в пер. E. M. Лысенко по изданию: М. Блок, Апология истории, М., 1986, с. 160.)

¹⁵ Seton-Watson, Nations and States, p. 48.

¹⁶ Ibid., p. 83.

¹⁷ Приятное подтверждение этого положения дается Франциском I, который, как мы увидели, в 1535 г. запретил вообще печатать книги, а четыре года спустя сделал французский язык языком своих судов!

¹⁸ Это была не первая «случайность» такого рода. Февр и Мартен отмечают, что в то время как вполне зримая буржуазия существовала в Европе уже к концу XIII века, бумага вошла в широкое употребление лишь под конец XIV века. Только ровная гладкая поверхность бумаги делала возможным массовое производство текстов и изображений; но началось оно лишь по прошествии еще семидесяти пяти лет. Однако бумага не была европейским изобретением. Она пришла в Европу из иной истории — китайской — через исламский мир. Febvre, Martin, The Coming of the Book, p. 22, 30, 45.

¹⁹ У нас так до сих пор и нет крупных многонациональных корпо­раций в мире книгоиздания.

²⁰ Полезные рассуждения на эту тему см. в: S. H. Steinberg, Five Hund­ red Years of Printing, chapter 5. To, что знак ough в словах although, bough, lough, rough, cough и hiccough произносится по-разному, показывает как идиолектное разнообразие, из которого возникло ставшее ныне стан­дартным английское правописание, так и идеографическое качество конечного продукта.

²¹ Я говорю «ничто так не служило..., как капитализм» намерен­но. И Стейнберг, и Эйзенштайн вплотную подходят к теоморфиза­ции «печати», истолковывая ее как дух современной истории. Февр и Мартен же никогда не забывают, что за печатью стоят печатники и издательские фирмы. Есть смысл вспомнить в этом контексте, что хотя книгопечатание впервые было изобретено в Китае, возможно, еще за 500 лет до его появления в Европе, оно не оказало там ника­кого существенного, пусть даже просто революционного влияния — и именно из-за отсутствия там капитализма.

²² The Coming of the Book, p. 319. № .: L'Apparition, p. 477: «Au XVIIe siècle, les langues nationales apparaissent un peu partout cristallisées».

²⁸ Hans Kohn, The Age of Nationalism, p. 108. Вероятно, уместно доба­вить, что, кроме того, Кемаль надеялся тем самым соединить турец­кий национализм с современной, романизированной цивилизацией Западной Европы.

²⁴ Seton-Watson, Nations and States, p. 317.

4. Креольские пионеры

¹ Креол (Criollo) — человек, имеющий (по крайней мере, теоре­тически) чисто европейское происхождение, но родившийся в Аме­риках (в позднейшем более широком толковании этого слова: вообще где-либо за пределами Европы).

² The Break-up of Britain, p. 41.

³ Gerhard Masur, Simon Bolivar, p. 17. Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 14—17 и везде. Эти про­порции были обусловлены тем, что важнейшие коммерческие и ад­министративные функции были в значительной степени монополи­зированы испанцами, родившимися в Испании, тогда как землевла­дение было в полной мере доступно креолам.

⁶ В этой связи есть явные аналогии с бурским национализмом, родившимся столетием позже.

⁶ Вероятно, достойно внимания, что Тупак Амару не полностью отрекся от верности испанскому королю. Он и его сподвижники (в основном индейцы, но также отчасти белые и метисы) яростно выступили именно против режима в Лиме. Masur, Bolivar, p. 24.

⁷ Seton-Watson, Nations and States, p. 201.

⁸ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 192.

⁹ Ibid., p. 224.

¹⁰ Edward S. Morgan, The Heart of Jefferson // The New York Review of Books, August 17, 1978, p. 2.

¹¹ Masur, Bolivar, p. 207; Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 237.

¹² He без некоторых колебаний и метаний. Он освободил собственных рабов вскоре после провозглашения в 1810 г. независимости Венесуэлы. В 1816 г., бежав на Гаити, он получил военную помощь от президента Александра Петиона в обмен на обещание покончить с рабством на всех освобожденных территориях. Обещание было вы­ полнено в Каракасе в 1818 г. — однако следует помнить, что успехи Мадрида в Венесуэле в 1814—1816 гг. были отчасти обусловлены тем, что Испания освободила лояльных ей рабов. Когда в 1821 г. Боливар стал президентом Великой Колумбии (Венесуэлы, Новой Гранады и Эквадора), он попросил и получил от Конгресса закон, освобождавший сыновей рабов. Он «не стал просить Конгресс о полном уничтожении рабства, поскольку не хотел спровоцировать возмущение крупных землевладельцев». Masur, Bolivar, p. 125, 206—207, 329, 388.

¹³ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 276. Курсив мой.

¹⁴ Анахронизм. В XVIII веке еще обычно использовалось слово Las Espanas [Испании], а не España [Испания]. Seton-Watson, Nations and States, p. 53.

¹⁶ Эта новая агрессивность со стороны метрополии отчасти была продуктом доктрин Просвещения, отчасти результатом хронических фискальных проблем, а отчасти (после 1779 г.) результатом войны с Англией. Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 4—17.

¹⁶ Ibid., p. 301. Еще четыре миллиона направлялись на субсидирование органов управления в других частях испанской Америки, а шесть миллионов составляли чистую прибыль.

¹⁷ Ibid., р. 17.

¹⁸ В конституции 1-й Венесуэльской республики (1811) было много дословных заимствований из конституции Соединенных Штатов. Masur, Bolivar, p. 131.

¹⁸ Великолепный и тонкий анализ структурных причин бразиль­ской исключительности можно найти в книге: José Murilo de Carvalho, Political Elites and State Building: The Case of Nineteenth-Century Brazil // Comparative Studies in Society and History, 24: 3 (1982), p. 378—399. Двумя из наиболее важных факторов были: (1) Образовательные различия. Если в испанских Америках «в том, что со временем стало тринадца­тью разными странами, действовали в разных местах двадцать три университета», то «Португалия систематически противилась созда­нию в своих колониях каких бы то ни было институтов высшего образования, не рассматривая в качестве таковых лишь теологичес­кие семинарии». Высшее образование можно было получить только в Коимбрском университете; именно туда, на родину, отправлялись дети креольской элиты, большинство из которых обучались на фа­культете права. (2) Разные карьерные возможности для креолов. Де Карвальо отмечает «гораздо большее отлучение испанцев, рожден­ных в Америке, от высших постов в испанском краю [sic]». См. так­же: Stuart В. Schwartz, The Formation of a Colonial Identity in Brazil //Nicholas Canny, Anthony Pagden (eds.), Colonial Identity in the Atlantic World, 1500— 1800, chapter 2, — где, среди прочего, отмечается (р. 38), что «в тече­ние первых трех столетий колониальной эпохи в Бразилии не рабо­тало ни одной типографии».

²⁰ Почти то же самое можно сказать о противостоянии Лондона тринадцати колониям и об идеологии революции 1776 г.

²¹ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 208; ср.: Masur, Bolivar, p. 98—99, 231.

²² Masur, Bolivar, p. 678.

²³ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 25—26.

²⁴ Masur, Bolivar, p. 19. Естественно, эти меры могли быть навязаны силой лишь частично, и всегда в той или иной степени процветала контрабанда.

²⁶ Ibid., р. 546.

²⁶ См. его работу "Лес символов: аспекты ритуала у ндембу", особенно главу «Промеж и между: лиминальный период в обрядах перехода». Позднейшую трактовку, более сложную и детальную, см. в его работе «Драмы, поля и метафоры: символическое действие в человеческом обществе», главы 5 («Паломничества как социальные процессы») и 6 («Переходы, края и нищета: религиозные символы общности»).

²⁷ См.: Bloch, Feudal Society, Vol. I, p. 64 (см.: М. Блок, Апология ис­тории, M.: Наука, 1986, с. 126—127.)

²⁸ Здесь есть очевидные аналогии с соответствующими ролями двуязычных интеллигенций и в основной массе неграмотных рабо­чих и крестьян в генезисе некоторых националистических движе­ ний — до появления радио. Радио, изобретенное лишь в 1895 г., позволило обойти печать и породить слуховую репрезентацию воображаемого сообщества, в которую вряд ли проникла печатная страница. Его роль во вьетнамской и индонезийской революциях, а также

вообще в национализмах середины XX века была в значительной степени недооценена и недостаточно изучена.

²⁹ «Мирское паломничество» не следует понимать просто как причудливый троп. Конрад был ироничен, но точен, назвав «паломника­ми» призрачных агентов Леопольда II в сердце тьмы.

³⁰ Особенно там, где: (а) религией и правом насаждалась моногамия; (б) существовало правило первородства; (в) нединастические со­словные титулы были наследственными и одновременно отличными в понятийном и правовом аспекте от должностного ранга: т. е. там, где провинциальные аристократии имели значительную независимую власть — например, в Англии, в отличие от Сиама.

³¹ См.: Bloch, Feudal Society, Vol. II, p. 422 и далее.

³² Разумеется, не следует преувеличивать эту рациональность. Пример Соединенного Королевства, где католиков до 1829 г. близко не подпускали к государственной службе, не уникален. Могут ли быть хоть какие-то сомнения в том, что это долгое исключение сыграло важную роль во взращивании ирландского национализма?

³³ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 18—19, 298. Из примерно 15 тысяч peninsulares половину составляли солдаты.

³⁴ В первом десятилетии XIX века в Испании, видимо, единовре­ менно проживало около 400 южноамериканцев. В их числе были «аргентинец» Сан-Мартин, который был взят в Испанию маленьким мальчиком и провел там следующие 27 лет своей жизни, поступив в Королевскую академию для благородной молодежи и сыграв выдающуюся роль в вооруженной борьбе против Наполеона, после чего вернулся на родину, услышав о провозглашении ею независимости; а также Боливар, который остановился на некоторое время в Мадриде вместе с Мануэлем Мелло, «американским» любовником короле­ вы Марии Луизы. Мазур пишет, что он присоединился (примерно в 1805 г.) к «группе молодых южноамериканцев», которые так же, как и он, «были богаты, вели праздный образ жизни и недолюбливали Королевский двор. Чувства ненависти и неполноценности, испытываемые многими креолами к родной стране, взращивали в них революционные порывы». Masur, Bolivar, p. 41—47, 469—470 (о Сан- Мартине).

³⁶ Со временем военные паломничества стали так же важны, как и гражданские. «У Испании не было ни денег, ни человеческих ре­сурсов, чтобы содержать в Америке крупные гарнизоны регулярных войск, и в основном она полагалась на колониальные милиции, кото­рые с середины XVIII века были увеличены и реорганизованы». (Ibid., р. 10.) Эти милиции представляли собой сугубо локальные и невзаи­мозаменяемые части континентального аппарата охраны правопоряд­ка. Они играли все более ключевую роль с 60-х годов XVIII века, когда участились вылазки со стороны британцев. Отец Боливара был видным командиром милиции, защищавшим венесуэльские порты от агрессоров. Сам Боливар, будучи подростком, служил в бывшем подразделении отца. (Masur, Bolivar, p. 30, 38.) В этом отношении он

был типичным представителем когорты националистических лиде­ров Аргентины, Венесуэлы и Чили первого поколения. См.: Robert L. Gilmore, Caudillism and Militarism in Venezuela, 1810—1910, chapter 6 [«The Militia»], 7 [«The Military»].

³⁶ Обратите внимание на трансформации, которые принесла неза­висимость американцам: иммигранты первого поколения стали те­перь не «высшими», а «низшими», т. е. людьми, в наибольшей сте­пени оскверненными фатальным местом рождения. Подобные ин­версии возникают и в ответ на расизм. «Черная кровь» — позорная примесь негритянской крови — стала при империализме рассматриваться как безнадежно оскверняющая всякого «белого». Сегодня, по крайней мере в США, «мулат» стал достоянием музеев. Малейший след «черной крови» делает человека неоспоримо черным. Ср. с оптимистической программой расового смешения Фермина и с его полным пренебрежением к цвету ожидаемого потомства.

³⁷ Исходя из глубокой озабоченности Мадрида тем, чтобы управ­ ление колониями находилось в надежных руках, «было аксиомой, что высокие посты должны занимать исключительно коренные ис­ панцы». Masur, Bolivar, p. 10.

³⁸ Charles R. Boxer, The Portuguese Seaborne Empire, 1415—1825, p. 266.

³⁹ Ibid., p. 252.

⁴⁰ Ibid., p. 253.

⁴¹ Rona Fields, The Portuguese Revolution and the Armed Forces Movement, p. 15.

⁴² Boxer, The Portuguese Seaborne Empire, p. 257—258.

⁴³ Kemiläinen, Nationalism, p. 72—73.

⁴⁴ Здесь я сделал акцент на расистских различиях, проведенных между peninsulares и креолами, поскольку основной темой, которую мы здесь рассматриваем, является подъем креольского национализ­ма. Это не следует понимать как преуменьшение параллельного становления креольского расизма по отношению к метисам, неграм и индейцам, а также готовности метрополии, которой ничто не угрожало, защитить (до некоторой степени) этих несчастных.

⁴⁵ Febvre, Martin, The Coming of the Book, p. 208—211.

⁴⁶ Ibid., p. 211.

⁴⁷ Franco, An Introduction, p. 28.

⁴⁸ Lynch, The Spanish-American Revolutions, p. 33.

⁴⁹ «Один пеон пришел и стал жаловаться, что испанский надсмотрщик, приставленный к его имению, побил его. Сан-Мартин был вне себя от гнева, но это было скорее националистическое, а не социалистическое негодование. "Нет, ну вы только подумайте! После трех лет революции матурранго [вулъг. полуостровной испанец] осмеливается поднять руку на американца!"» Ibid., р. 87.

⁵⁰ Завораживающее напоминание об удаленности и обособленности испано-американских населений содержится в картине вымышленного Макондо, нарисованной Маркесом в романе "Сто лет одиночества ».

⁶¹ Общая территория тринадцати колоний составляла 322497 кв. миль; территория Венесуэлы — 352143, Аргентины — 1072067, а всей испанской Южной Америки — 3417625 кв. миль.

⁶² Парагвай представляет для нас случай особенно интересный. Благодаря относительно человеколюбивой диктатуре, установленной в начале XVII века иезуитами, к туземцам здесь относились лучше, чем где бы то ни было в испанской Америке, а гуарани получил статус печатного языка. Изгнание Короной иезуитов из испанской Америки в 1767 г. привело к включению этой территории в Рио-де-ла-Плату, которое, однако, запоздало и продержалось чуть более одного поколения. См. Seton-Watson, Nations and States, p. 200—201.

⁵⁸ Показательно, что в Декларации независимости 1776 г. гово­рится только о «народе», тогда как слово «нация» дебютирует лишь в Конституции 1789 г. Kemiläinen, Nationalism, p. 105.

5. Старые языки, новые модели

¹ Kemiläinen, Nationalism, p. 42. Курсив мой.

² Mimesis, p. 282. Курсив мой. (Цит. по: Э. Ауэрбах. Мимесис, с. 324.)

⁸ Этот спор начался в 1689 г., когда 59-летний Шарль Перро опубликовал поэму "Siécle de Louis le Grand» [«Век Людовика Вели­кого»], где отстаивал идею о том, что искусства и науки вошли в пе­риод наивысшего расцвета в его собственном времени и месте.

⁴ Mimesis, p. 343. (Э. Ауэрбах. Мимесис, с. 391. В квадратных скобках приводятся необходимые уточнения к цитируемому перево­ду. — Прим. пер.) Обратите внимание, что Ауэрбах говорит «культу­ра», а не «язык». Кроме того, нам следует остерегаться приписывать «национальность» выражению «своя собственная».

⁶ Аналогичным образом, существует тонкое различие между дву­мя знаменитыми героями-монголами английской драматургии. В «Та­мерлане Великом» Марло (1587—1588) описывается известный мо­нарх, умерший еще в 1407 г. В «Аурангзебе» Драйдена (1676) изоб­ражается тогдашний царствующий император (1658—1707).

⁶ Таким образом, пока европейский империализм беззаботно про­ кладывал свой путь вокруг земного шара, другие цивилизации пере­ живали болезненное столкновение с плюрализмами, уничтожавши­ ми их сакральные генеалогии. Символом этого процесса является маргинализация Срединного государства, оказавшегося вдруг на Даль­нем Востоке.

⁷ Hobsbaum, The Age of Revolution, p. 337.

⁸ Edward Said, Orientalism, p. 136.

⁹ Hobsbawm, The Age of Revolution, p. 337.

¹⁰ «Именно в силу того, что история языка в наше время обычно строжайшим образом удерживается в стороне от общепринятой по­ литической, экономической и социальной истории, мне показалось

желательным соединить ее с ними, пусть даже в ущерб специаль­ным знаниям». Nations and States, р. 11. На самом деле, одной из цен­нейших сторон текста Сетон-Уотсона является именно его внимание к языковой истории — хотя можно не соглашаться с тем, как он ею пользуется.

¹¹ Hobsbawm, The Age of Revolution, p. 166. Для американских национализмов академические учреждения не имели особого значения. Сам Хобсбаум замечает, что хотя во времена Французской революции в Париже было 6000 студентов, они фактически не сыграли в ней никакой роли (р. 167). Он также уместно напоминает нам о том, что хотя в первой половине XIX века быстро распространялось образование, число подростков, обучавшихся в школах, было, по современным меркам, все еще очень невелико: во Франции в 1842 г. было всего 19000 учащихся лицеев; в императорской России в 1850 г. на 68 миллионов населения приходилось 20000 учеников средних школ; в 1848 г. вероятное общее число студентов университетов составляло для всей Европы 48000. Тем не менее, центральную роль в революциях этого года сыграла эта скромная, но стратегически важная группа (р. 166—167).

¹² Первые греческие газеты появились в 1784 г. в Вене. В 1814 г. в «новом великом русском зерновом порту Одессе» было основано тайное общество «Филике Этерия», в значительной степени ответственное за антиоттоманское восстание 1821 г.

¹³ См. предисловие Элие Кедури к книге Nationalism in Asia and Africa, p. 40.

¹⁴ Ibid., p. 43—44. (Курсив мой). Полный текст речи Кораиса «Нынешнее состояние цивилизации в Греции» приводится на стр. 157— 182 указанного издания. Она содержит ошеломляюще современный анализ социологических оснований греческого национализма.

¹⁶ Не претендуя на экспертное знание Центральной и Восточной Европы, я положился в последующем анализе на Сетон-Уотсона. О румынском языке см.: Nations and States, p. 177.

¹⁶ Ibid., p. 150—153.

¹⁷ Paul Ignotus, Hungary, p. 44. «Он доказал это, однако его полеми­ческий запал был более убедительным, нежели эстетические досто­инства произведенных им образцов». Стоит, наверное, заметить, что эта выдержка взята из подпараграфа, озаглавленного «Изобретение венгерской нации», который открывается следующей многозначительной фразой: «Нация рождается тогда, когда небольшая группа людей решает, что ей надлежит быть».

¹⁸ Seton-Watson, Nations and States, p. 158—161. Эта реакция была настолько воинственной, что убедила его преемника Леопольда II (правил в 1790—1792 гг.) восстановить латынь в ее правах. См. так­ же ниже главу VI. Поучительно, что в этом вопросе Казинци полити­ чески поддержал Иосифа II. (Ignotus, Hungary, p. 48.)

¹⁹ Nations and States, p. 187. He нужно и говорить, что царизм не мешкая расправлялся с этими людьми. Шевченко был сослан в Си-

бирь. Габсбурги, в свою очередь, оказывали некоторое содействие украинским националистам в Галиции — дабы нейтрализовать поля­ков.

²⁰ Kemiläinen, Nationalism, p. 208—215.

²¹ Seton-Watson, Nations and States, p. 72.

²² Ibid., p. 232,261.

²³ Kohn, The Age of Nationalism, p. 105—107. Это означало отвержение «оттоманского», т. е. династического официального языка, сочетавшего в себе элементы турецкого, персидского и арабского. Что характерно, Ибрагим Синази, основатель первой такой газеты, незадолго до этого возвратился после пятилетней учебы из Франции. В том направлении, в котором он повел, последовали вскоре и другие. К 1876 г. в Константинополе издавалось уже семь ежедневных газет на турецком языке.

²⁴ Hobsbawm, The Age of Revolution, p. 229.

²⁶ Peter J. Katzenstein, Disjoined Partners, Austria and Germany since 1815, p. 74, 112.

²⁶ Как мы увидели, в этих двух странах ородноязычивание госу­ дарственных языков началось очень рано. В случае Соединенного Ко­ролевства мощными факторами, подтолкнувшими этот процесс, были военное покорение Gaeltacht в начале XVIII столетия и мор 40-х годов XIX века.

²⁷ Hobsbawm, The Age of Revolution, p. 165. Превосходное детальное обсуждение этого вопроса см. в: Ignotus, Hungary, p. 44—56; а также Jászi, The Dissolution, p. 224—225.

²⁸ Kedourie, Nationalism in Asia and Africa, p. 170. (Курсив мой.) Все здесь о чем-то да говорит. Если Кораис смотрит на «Европу», то смотрит на нее, оглядываясь через плечо; лицом он обращен к Константинополю. Оттоманский язык — еще не иностранный. А неработающие будущие жены вступают на печатный рынок.

²⁹ См. примеры в: Seton-Watson, Nations and States, p. 72 (Финлян­дия), 145 (Болгария), 153 (Богемия), 432 (Словакия); Kohn, The Age of Nationalism, p. 83 (Египет), 103 (Персия).

³⁰ The Age of Revolution, p. 169. ⁸¹ The Break-up of Britain, p. 340. ³² The Age of Revolution, p. 80.

³⁸ Ср.: «Само название промышленной революции отражает ее сравнительно запоздалое воздействие на Европу. В Британии эта вещь [sic] существовала еще до того, как появилось данное выражение. Только в 20-е годы XIX века английские и французские социалис­ты, сами по себе бывшие беспрецедентной группой, изобрели его, вероятно, по аналогии с политической революцией во Франции». Ibid., р. 45.

³⁴ Правильнее было бы, вероятно, сказать, что эта модель была комплексом, составленным из французских и американских элемен­тов. Однако до 1870 г. «наблюдаемой реальностью» Франции были реставрированные монархии и эрзац-династизм внучатого племянни­ка Наполеона.

⁸⁵ В этом вопросе не было полной ясности. Половину подданных Королевства Венгрии составляли не-мадьяры. Лишь треть крепост­ных крестьян говорила по-мадьярски. В начале XIX века высшая мадьярская аристократия говорила на французском или немецком языках; среднее и низшее дворянство «разговаривало как на устном немецком, так и на вульгарной латыни, пересыпанной мадьярски­ми, а также словацкими, сербскими и румынскими выражениями...» Ignotus, Hungary, p. 45—46, 81.

6. Официальный национализм и империализм

¹ Примечательно, что образование, ставшее с течением времени поздней Британской империей, не управлялось «английской» динас­ тией начиная с XI века: с этого времени на имперском троне восседа­ ли, словно сменяя друг друга в разношерстном параде, норманны (Плантагенеты), уэльсцы (Тюдоры), шотландцы (Стюарты), голланд­ цы (Дом Оранских) и немцы (Ганноверы). До филологической рево­ люции и пароксизма английского национализма в годы Первой ми­ ровой войны это никого особенно не заботило. Дом Виндзоров рифму­ ется с Домом Шёнбруннов и Домом Версальским.

² Jászi, The Dissolution, p. 71. Любопытно, что Иосиф отказался от коронования в качестве Короля Венгрии, поскольку это возложило бы на него обязанность уважать «конституционные» привилегии ма­ дьярского дворянства. Ignotus, Hungary, p. 47.

⁸ Ibid., p. 137. Курсив мой.

⁴ Можно бы было утверждать, что в 1844 г., когда венгерский язык, наконец, заменил латынь в качестве государственного языка Королевства Венгрии, завершилась целая эпоха. Однако, как мы уви­дели, еще в XIX веке «кухонная» латынь фактически была разговор­ным языком среднего и низшего мадьярского дворянства.

⁶ От профессора Чегаби из Гарвардского университета я узнал, что в первую очередь шах подражал своему отцу, Резе Пехлеви, который, когда в 1941 г. Лондон отправлял его в изгнание на Маври­кий, включил в свой багаж немного иранской земли.

⁶ Seton-Watson, Nations and States, p. 148. Увы, язвительность распро­ страняется только на Восточную Европу. Сетон-Уотсон справедливо насмехается над романовским и советским режимами, но не замеча­ ет аналогичной политики, проводимой в Лондоне, Париже, Берли­ не, Мадриде и Вашингтоне.

⁷ Поучительная параллель ко всему этому обнаруживается в по­ литико-военных реформах Шарнхорста, Клаузевица и Гнейзенау, ко­ торые, действуя в осознанно консервативном духе, творчески пере­ няли многие спонтанные нововведения Французской революции для создания великой образцовой армии XIX века, укомплектованной профессиональными офицерами, регулярной и основанной на воин­ ской повинности.

⁸ Ibid., p. 83—87.

⁹ У Андерсона здесь неточность: слово «народность» из уваров­ ской формулы почему-то передается как natsionalnost. — Прим. пер.

¹⁰ Ibid., р. 87.

¹¹ Разрушение этой сварки отмеряется во времени переходом от Британской империи к Британскому Содружеству, далее просто к Содружеству, затем к ...?

¹² The Break-up of Britain, p. 106 и далее. ¹⁸ Some Reflections, p. 5.

¹⁴ В книге, внушительно озаглавленной "Изобретение Америки: Декларация независимости Джефферсона», Гарри Уиллс фактиче­ски утверждает, что националистическое мышление Джефферсона сформировалось вовсе не под влиянием Локка, а прежде всего под влиянием Юма, Хатчесона, Адама Смита и других выдающихся де­ятелей шотландского Просвещения.

¹⁶ Feudal Society, Vol. I, p. 42.

¹⁶ Nations and States, p. 30—31.

¹⁷ The Break-up of Britain, p. 123.