Им процессуальными действиями
Итак, отграничение иных волевых (субъективных) моментов от волевых моментов, лежащих в основе судебного усмотрения, позволяет указать определенные границы, но остается незатронутым вопрос собственно самой возможности свободы в деятельности суда. По своему содержанию эта проблема сводится к характеру правовой связи между судом и совершаемыми им процессуальными действиями.
При такой постановке вопроса, очевидно, возможны только три подхода.
Суд является субъектом:
• управомоченным (т. е. наделяется правом со вершать все процессуальные действия),
• обязанным (совершение всех процессуальных действий – обязанность суда),
• в отношении одних процессуальных действий он лицо управомоченное, а в отношении осталь ных – обязанное.
§ 1. Вопросы свободы в деятельности суда 33
На наш взгляд, какие-либо иные варианты здесь исключены.
Поскольку для целей данной работы указанная классификация имеет принципиальное значение, необходимо осветить ее наиболее спорный момент •– возможность отождествления прав суда с его обязанностями.
В частности, А. X. Гольмстен по данному вопросу высказывался следующим образом: «Что касается... прав суда, то, строго говоря, их нет, ибо, с одной стороны, права каждого органа государства, а следовательно, и суда суть его обязанности, а с другой стороны, если стороны не имеют процессуальных обязанностей по отношению к суду, то и суд по отношению к ним не имеет прав»1. Но данное высказывание А. X. Гольмстен в дальнейшем сам же и опровергает, утверждая, что «некоторые, хотя и не чисто процессуальные обязанности, лежат на сторонах; насколько это имеет место, настолько и суд обладает правами»2. И дабы избежать явного противоречия с первым высказыванием, ученый добавляет: «Причем, конечно, права эти по отношению к сторонам суть вместе обязанности по отношению к государству»3.
Таким образом, по сути А. X. Гольмстен, помимо «просто» обязанностей, вводит понятие «обязанности суда по отношению к государству», которые, очевидно, охватывают и понятие «права суда», и понятие «обязанности суда». Не оспаривая возможности именно такой научно-правовой конструкции прав и обязанностей суда, все же во избежание ненужных двусмысленностей необходимо отметить, что наше исследование основано на наиболее распространен-
1 Гольмстен А. X. Учебник русского гражданского судо производства. СПб., 1913. С. 144.
2 Там же.
3 Там же.
34 Глава П. Общетеоретические аспекты
ном понимании прав и обязанностей (а именно – как меры возможного и меры должного поведения).
Е. В. Васьковский в свою очередь указывал следующее: «Процессуальные права суда являются вместе с тем и его обязанностями. Суд не только вправе совершать известные действия при наличии указанных в законе условий, но и обязан к этому»1. Но дело в том, что весь смысл правовой обязанности как раз и состоит в ее противопоставлении субъективному праву. Субъективное право, отождествляемое с обязанностью, собственно, перестает быть субъективным правом, поскольку сущностной чертой обязанности как раз является устранение самой возможности выбора (права выбора), предписание строго определенной схемы правового поведения. И поэтому выражения типа «это право является одновременно обязанностью» вряд ли являются корректными с точки зрения юридической науки.
Возвращаясь к процитированному высказыванию Е. В. Васьковского, можно предположить, что, говоря о «процессуальных правах», которые совпадают с обязанностями, автор разумел обязанность («при наличии указанных в законе условий») именно совершать действия. Акцент, таким образом, делается не на том, что суд должен совершить строго определенное действие, но на самой обязанности совершить. При этом конкретные действия суда в принципе «известны»: в одних случаях они исчерпывающе конкретны, в других – конкретны, но при этом имеется какая-то альтернатива в их совершении и т. д. Однако и при таком подходе всегда возможна ситуация, когда суд наделяется именно правом (например, правом выбрать одно из нескольких предложенных законодателем решений).
1 Васьковский Е. В. Курс гражданского процесса. М., 1913. Т. 1. С. 625.
§ 1. Вопросы свободы в деятельности суда 35
Поскольку оба вышеупомянутых автора в своих суждениях основывались на действовавшем в Российской Империи в конце XIX – начале XX в. Уставе гражданского судопроизводства, то, видимо, имеет смысл обратиться и к его содержанию, поскольку можно предположить, что нормы Устава гражданского судопроизводства применительно к данной проблеме кардинально отличались от норм современного законодательства.
Однако и этот нормативный акт не дает оснований для отождествления прав с обязанностями суда. Например, ст. 702 Устава гражданского судопроизводства устанавливает следующее правило: «По делу сложному или требующему продолжительных совещаний дозволяется отложить постановление резолюции до другого заседания, о чем председатель суда объявляет публично». По логике А. X. Гольмстена и Е. В. Васьковского данную норму следовало бы толковать как обязанность суда во всех случаях, когда дело «сложное или требует продолжительных совещаний», откладывать «постановление резолюции до другого заседания». Но это вообще лишено какого-то здравого смысла: сложность дела (равно как и потребность в продолжительном совещании) вовсе не означает невозможность для суда постановить определенную резолюцию в данном судебном заседании. Примечательно, что и комментарий к данной норме, основанный на практике Сената, исходит из той принципиальной посылки, что норма содержит именно право суда: «Закон дозволяет суду отложить постановление резолюции до другого, а не непременно до следующего заседания»1.
1 Судебные уставы Императора Александра II с комментариями и разъяснениями. Устав гражданского судопроизводства / Сост. Л. П. Рошковский. СПб., 1887. С. 347.
36 Глава П. Общетеоретические аспекты
С этих позиций следует подвергнуть критике толкование ст. 385 Устава судопроизводства торгового, даваемое Г. Ф. Шершеневичем: указанный автор считает, что случай, когда суд приступает к разрешению вопроса об объявлении должника несостоятельным при отсутствии заявления должника и соответствующих ходатайств кредиторов, следует рассматривать как «случай открытия конкурсного процесса по усмотрению суда»1.
Никакого усмотрения при применении указанной нормы нет, поскольку сам же Г. Ф. Шершеневич недвусмысленно констатирует: «Если несостоятельность «должна» быть объявлена, если администраторы, которые могут не быть кредиторами, вправе «потребовать», то, очевидно, суд, со своей стороны обязан (курсив мой. – Д. А.) приступить к разрешению вопроса об объявлении должника несостоятельным...»2
Возвращаясь к ранее выделенной нами классификации, попытаемся проанализировать каждый из указанных вариантов.
Признание суда в отношении ко всем процессуальным действиям субъектом управомоченным весьма проблематично. И дело даже не столько в том, что при самом поверхностном анализе норм, содержащих упоминание о действиях суда, несложно прийти к выводу о том, что подавляющее их количество не содержит известных (с точки зрения юридической техники) способов закрепления управомочен-ного поведения («суд может», «суд вправе» и т. д.).
Изначальной причиной такой невозможности является публичный характер правосудия как вида государственной деятельности: в основе функциониро-
1 Шершеневич. Г. Ф. Конкурсный процесс. М., 2000. С. 179.
2 Там же.
§ 1. Вопросы свободы в деятельности суда 37
вания системы государственных органов должны быть заложены четкие и ясные схемы деятельности, которые бы исключали или минимизировали субъективный фактор, неминуемо привносимый конкретным исполнителем. «Государство не рассчитывает на службу, связанную с произволом и прихотями... именно потому, что такая служба произвольна и зависит от минутного настроения, а также и потому, что она совершается в соответствии с субъективными воззрениями и в зависимости от настроения может вообще не совершаться и заменяться осуществлением субъективных целей»1.
Второй подход (совершение всех процессуальных действий – обязанность суда), как полная противоположность первого, имеет гораздо больше оснований для существования. Действительно, устраняются «произволы и прихоти» конкретного правоприменителя, процессуальная деятельность суда абсолютно предсказуема, что, несомненно, благоприятно и для стабильности хозяйственного оборота, и для защиты прав граждан, и весьма успешно укладывается в какие-то идеальные схемы деятельности государственных органов. Но возникают вопросы более практического плана: а всегда ли характер отношений, регулируемых правом, позволяет создавать абсолютно-определенные схемы принятия правоприменительных актов, и, с другой стороны, – а есть ли вообще смысл во всех случаях, когда отношения подвергаются правовой регламентации, создавать такие схемы?2
Ответ на первый вопрос напрямую зависит от объективных возможностей правоприменителя устанавливать юридически значимые факты. Например,
1 Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 333.
2 Поставленные вопросы по своей сути являются вопроса ми о причинах, вызывающих необходимость использования судебного усмотрения.
38 Глава II. Общетеоретические аспекты
вопросы, связанные с возмещением морального вреда, предполагают наличие, в частности, нравственных страданий. Но какие могут быть (хотя бы внешне) объективные критерии для установления факта нравственных страданий? И потом – если уж такой факт установлен, то очевидно, что здесь в принципе не может быть какой-то абсолютно-определенной схемы для имущественного возмещения, ведь каждым индивидом нравственные страдания переживаются глубоко индивидуально. Налицо ситуация объективной невозможности абсолютно-определенного регулирования.
Отвечая на второй вопрос, необходимо указать на объективное многообразие жизненных ситуаций. В ряде случаев простое их перечисление не только «утяжелит» закон (или иной нормативный правовой акт), но и превратит его в препятствие при малейшем недочете либо просто вследствие возникновения новых аналогичных явлений, которые на момент принятия закона объективно не могли быть учтены.
Здесь, видимо, будет уместным высказывание Г. В. Ф. Гегеля о том, что «закон, чтобы быть законом, а не просто заповедью... должен быть определен в себе; но чем он определеннее, тем больше его содержание приближается к тому, чтобы он выполнялся таким, как он есть. Однако, вместе с тем, столь далеко идущее определение сообщило бы законам эмпирическую сторону, которая при действительном исполнении закона должна была бы подвергаться изменениям, что нанесло бы ущерб характеру законов»1.
И в этой ситуации законодатель, по словам К. И. Комиссарова, «насколько в состоянии, устанавливает более или менее общую, так сказать охватывающую норму, предусматривает основное направление регу-
1 Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 338.
§ 1. Вопросы свободы в деятельности суда 39
лирования, а точное определение объема и содержания прав поручает суду»1. Примером здесь могут послужить алиментные отношения между совершеннолетними детьми и нетрудоспособными, нуждающимися в помощи родителями. Теоретически законодатель вполне бы мог классифицировать варианты материального и семейного положения родителей и детей. Но очевидная нецелесообразность такой регламентации (как и вообще жестких схем в брачно-семейном регулировании), а также вероятность того, что могут существовать иные (помимо материального и семейного положения), имеющие значение для алиментного отношения, обстоятельства, вынуждают законодателя создавать «охватывающую норму»: «Размер алиментов, взыскиваемых с каждого из детей, определяется судом исходя из материального и семейного положения родителей и детей и других заслуживающих внимания интересов сторон в твердой денежной сумме, подлежащей уплате ежемесячно» (п. 3 ст. 87 СК РФ).
Абсолютно-определенное регулирование также нецелесообразно и в вопросах наказания. «Невозможно разумно определить или посредством применения проистекающей из понятия определенности решить, что более справедливо: ... наложить штраф в пять талеров или в четыре талера и двадцать три гроша»2. Именно поэтому в этих случаях законодатель, как правило, использует определенные границы, в пределах которых суду предоставлено право варьировать правоприменительный акт. Например, в соответствии с ч. 2 ст. 152 ГПК РСФСР «в случае уклонения переводчика от явки в суд или от исполнения своих обязанностей к нему могут быть приме-
1 Комиссаров К. И. Задачи судебного надзора в сфере гражданского судопроизводства. С. 27.
2 Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 251.
40 Глава П. Общетеоретические аспекты
йены меры общественного воздействия или на него может быть наложен штраф в размере до десяти установленных законом минимальных размеров оплаты труда». Некоторые авторы даже полагают, что судебная деятельность в момент определения наказания «становится сродни искусству»1.
Итак, утверждение о том, что по отношению ко всем совершаемым процессуальным действиям суд является субъектом обязанным, также (как и прямо противоположное) отвергается. Прямым следствием такого вывода является истинность третьего подхода. Действительно, в отношении большинства процессуальных действий суд – лицо обязанное, и в то же время существуют такие области правового регулирования (прежде всего – брачно-семейные отношения; отношения, связанные с компенсацией морального вреда, а также с применением мер гражданско-и административно-правовой ответственности; отношения, возникающие при применении некоторых чисто процессуальных институтов, и др.), в которых совершение ряда процессуальных действий для суда является правом.
1.3. О понимании свободы применительно к деятельности суда
Поскольку вопрос о возможности свободы в деятельности суда решен нами положительно, возникает необходимость хотя бы кратко остановиться на анализе самой категории свободы применительно к судебной деятельности.
Наиболее детальное исследование соотношения свободы и судебного усмотрения, на наш взгляд, было проведено А. Т. Боннером. Отталкиваясь от
1 Кашанина Т. Усмотрение судьи при назначении наказания // Советская юстиция. 1992. № 13–14. С. 14.
§ 1. Вопросы свободы в деятельности суда 41
классического понимания свободы как познанной необходимости1, автор предлагает свое понимание свободы, определяя ее как «способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной действительности». В то же время автор подчеркивает, что «между свободой поведения личности и деятельностью, осуществляемой по усмотрению государственного органа или должностного лица, не может не быть и существенных различий». Проявляются они в том, что в отличие от личности, которая «имеет известную свободу в выборе целей своей деятельности» и «более или менее свободна в выборе средств достижения намеченных целей», цели деятельности и средства их достижения для государственных органов, «как правило, четко определены законом». Далее следует вывод о том, что «при принятии решения на основании усмотрения государственные органы лишь в последнюю очередь руководствуются волевыми моментами»2.
Для того чтобы критически оценить подобный подход, необходимо обратиться к первоисточнику указанного понимания свободы. Хотя автор делает единственную ссылку на К. Маркса и Ф. Энгельса, очевидна рецепция философских воззрений Г. В. Ф. Гегеля. И если в качестве инструментария взять его систему взглядов на свободу и право, то в подходе А. Т. Боннера обнаруживается некоторое противоречие.
Дело в том, что свобода и право Г. В. Ф. Гегелем понимаются весьма специфично. «Право раскрывается для него со стороны его субстанциальности, т. е. возможности дать человеку правило, сообразу-
1 См.: Боннер А. Т. Советский закон и судебное усмотрение. С. 35.
2 Там же. С. 35–36.
42 Глава П. Общетеоретические аспекты
ясь с которым он будет подлинно свободен. Для этого необходимы два условия: во-первых, внутренняя готовность следовать этому правилу; во-вторых, соответствие этого правила по духу и содержанию субстанциальной необходимости, всеобщему»1. При такой постановке волевые моменты любого субъекта, включая правоприменителя, становятся подчиненными необходимости и утрачивают определяющее значение. Впрочем, философ и сам определяет соотношение воли с содержанием свободы: «Посредством решения воля полагает себя как воля определенного индивида и как отличающая себя вовне от другого. Однако... воля из-за различия ее форм и ее содержания... формальна, ей принадлежит лишь абстрактное решение как таковое, и содержание еще не есть содержание и произведение ее свободы»2.
Как видно, такой поход к категориям свободы и права исключает то, что составляет сущность судебного усмотрения в анализе не философском, но позитивно-правовом – возможность выбора. Объяснение этому лежит на поверхности: во-первых, Г. В. Ф. Гегель изначально отграничивает обыденное понимание свободы от философского3, и, во-вторых, гегелевское понимание права не имеет ничего общего с позитивным правом4.
1 Малиново. И. П. Философия права (от метафизики к гер меневтике). Екатеринбург, 1995. С. 59.
2 Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 78.
3 «Имея возможность определить себя в том или другом на правлении, то есть имея возможность выбирать, я обладаю про изволом, тем, что обычно называют свободой» (Там же. С. 80).
4 «Здесь же те определения, которые там будут выведены, приводятся лишь для того, чтобы указать границу философ ского права и сразу же устранить возможное представление или даже требование, будто посредством систематического развития философского права может быть создан кодекс по зитивного права, т. е. такой, в каком нуждается действитель ное государство» (Там же. С. 62).
§ 2. Право выбора правоприменительного акта 43
Возвращаясь к положениям, изложенным А. Т. Боннером, необходимо сделать замечание следующего плана. То противоречие, которое обнаруживается между исходными посылками (гегелевским пониманием свободы) и выводом о том, что, хоть и в последнюю очередь, но при судебном усмотрении правоприменитель руководствуется волевыми моментами, говорит, пожалуй, только о том, что автор интуитивно не смог отказаться от принципиальной возможности выбора.
На наш взгляд, интерес (с точки зрения юридической науки) представляет содержательная характеристика свободы суда, понятой именно как возможность выбора (иначе утрачивается наиболее существенный признак не только судебного, но и вообще любого усмотрения, и сама проблема сводится исключительно к философским вопросам либо о разумности, либо о причинности поступков).
Право выбора судом
правоприменительного акта:
Дата добавления: 2016-04-11; просмотров: 514;