ПРЕДГОСУДАРСТВЕННОСТЬ

Вызревание общественного из общинного и государственного из обще­ственного с самого начала отличалось вариантностью, что исключает схе­му ортогенетичности социальной эволюции, предопределенности ее мо­ментов, величин, стадий. В динамике социальности сугубо опытным образом обнаруживаются ярчайшие примеры тупикового, дегенеративно­го, локально значимого (местечкового) развития. Все это лишает какой-то весомости концепцию престабилированности историко-государственного процесса. Не имея возможности идти по проторенному (кем?) пути, посред­ством проб и ошибок, на ощупь, с издержками — таким способом челове­чество мостило себе дорогу в цивилизацию. Закономерное в мощении — выявляемое задним числом воспроизводимое непреходящее; случайное в нем — однократное контекстуально-деятельностное (роль условий, харак­терологические личностные параметры). Инварианты предгосударственно-го городского граждански-политического уклада оформлялись двояко: на базе полисной — правообразующей и азиатской — волеобразующей моди­фикаций социальности.

Объяснимся тщательнее. Ретардируя изложение, напомним, — мы фик­сировали следующие состояния социальности:

Государство

I. Архаичное первобытное стадо.

1. Австралопитеки.

2. Питекантропы.

3. Неандертальцы.

II. Догосударственность.

1. Ранняя родовая община потребителей.

2. Развитая родовая община производителей.

Мы специально подчеркивали, что на стадии (2) фазы (II) родо-племен-ная община прогрессивно трансформировалась в соседскую (территори­альную) общину, в которой акцент с социально-родовых связей переносит­ся на связи социально-хозяйственные (антропогеоценозы второй ступени). Теперь, непосредственно интересуясь цивилизационной судьбой соседской (территориальной) общины, мы вынуждены констатировать наметившуюся внутри нее весьма примечательную дивергенцию. Неуклонно, медленно, но верно, соседская (территориальная) община расслаивается на восточную (индийскую) и западную (античную). Данный тезис, конечно, надлежит принимать cum grano salis (со щепотью соли). Речь идет о нюансах, преиму­щественных тенденциях, своеобразных деталях, имеющих вид признаков couleur locale (местный колорит). Впрочем, с позиций учета цивилизацион-ных магистралей человечества нюансах, надо сказать, капитальных. В по­началу, кажется, единой общине проступают различия. На востоке общи­на держится коллективным трудом, изобильными групповыми отработками (обязательность трудоучастия общинников в совместном налаживании оро­сительных, ирригационных систем, строительных работах и т. д.), повин­ностями, съедающими львиную долю трудополезного времени. На западе параллельно этому идет парцелляция — общинники, как правило, становят­ся индвидуальными собственниками земли; общинные наделы обосаблива­ются от частных в резервно-коллективных фондах. Совместный труд в вос­точной общине влечет консервацию патриархально-косных устоев, примитивной коллективности как среды, этот труд обеспечивающей. Вос­точные общинники закабаляются правящей верхушкой, отстраненнойот производителей функционально и пространственно. Разрыв властно-долж­ностного и производительного в восточной общине сопровождался не чем иным, как централизацией и сакрализацией. Шиболетом восточного обес­печения, следовательно, оказывался патриархальный коллективизм и граж­данская несамодостаточность растворенного в общине кабального лица наряду с технологически фундирующим их властным деспотизмом.

Индивидуализированный труд в парцелльной западной общине откры­вает простор частнособственническим формам хозяйствования. Относи­тельная персональная свобода общинников (следствие несвязанности их

245Раздел V

с общиной всеподавляющими и всепоглощающими групповыми обязан­ностями) активно сопротивляется сакрализации должностного начала. Заглавной виньеткой западной общины выступает, таким образом, произ­водительный индивидуализм и гражданский самодостаточный автономизм наряду с технологически оправдывающей их социальной терпимостью.

Выводы из сказанного, по-нашему, могут быть наиболее радикальными.

Родовая община стадий (1) и (2), если не убояться аналогий натуралисти­ческих, суть однослойная бластула. В конце стадии (2) из бластулы обозна­чается переход в фазу двухслойной гаструлы. С цивилизационной точки зрения сие означает самую раннюю, буквально зародышевую дифференци-ровку социальных ареалов. Говоря строго, геостратегический цивилизаци-онный разлом социокультурной ойкумены на восточную и западную фрак­ции закладывается здесь.

Отслеживая векторы дальнейшей эволюции социальности от этого при­мечательного развилочного состояния, подметим только следующее.

И в восточной, и в западной общине под влиянием целого блока хоро­шо понятных причин возникает рабство, которое, однако, в силу социо­культурной полярности восточной и западной жизнеобеспечивающей ре­альности отмечено родимыми пятнами своеобразия.

На востоке:

— рабство прогрессирует вглубь — пышным цветом цветет долговое рабство; социальный статус общинников неустойчив, конвертируем;

— набирает силу ростовщический капитал — свободные средства мертвым грузом оседают в сокровищницах;

— прививаются крупные хозяйственные формы, организационно не­компактные, неустойчивые;

— гиперразвиты коллективизм, консерватизм, традиционность;

— разделение города и деревни идет медленно — власть, отстраненно удаленная от производящих центров, заинтересована в их статизации.

На западе:

— рабство прогрессирует вширь — законы Солона вводят запрет на долговое рабство; социальный статус свободных соплеменников, коих нельзя поработить, устойчив, неконвертируем;

— ростовщический капитал слаб, свободные средства вкладываются в товарное производство;

— прививаются малые хозяйственные формы, организационно ком­пактные, устойчивые;

— достаточно развиты индивидуализм, прогрессизм, инновационность;

— разделение города и деревни идет быстро — власть, территориально с производящими центрами совпадающая, заинтересована в их динамизации.

_____Государство

Ввиду изложенного рискнем утверждать, что не на то указывал М. Ве-бер, реконструируя основы западной товарной рыночное™. Цивилизаци-онный остов ее — не новоевропейский пуританизм, а парцеллярный ин­дивидуализм времен античной гражданской общинное™.

Содержание данного сюжета, требуя более тщательной проработки, обязывает детализировать вопрос сложения предпосылок государственно­сти в предгосударственную фазу социальности на Востоке и Западе.

Восточная деспотия. Материальной основой цивилизации в субтропи­ческих долинах Нила, Двуречья, Инда, а также Хуанхэ было ирригационное земледелие, обслуживаемое колоссальными по трудоемкости и трудозатрат-ности видами работ. Предотвращение заболачивания, запустынивания зе­мель, противостояние стихийным разливам рек, изменениям их русла пре­дусматривало проведение широкомасштабных землеустроительных, оросительньгх, строительных работ по сооружению дамб, плотин, каналов, запруд, водохранилищ. Сам характер налаживания столь объемной деятель­ности требовал слаженного усилия многочисленных трудовых континген-тов. Исходно они рекрутировались непосредственно из членов сельских общин — соседей-тружеников, реализующих единственно воспроизводи­тельный интерес.

Вследствие масштабности, трудоемкости дела оно отправлялось лишь как кооперативное. Родовая общинная ассоциация, следовательно, превра­щалась в трудовую хозяйственную кооперацию. Это одна сторона явления. Другая связана с социальной дифференциацией, а именно: усиливающее­ся имущественное расслоение в среде общинников — результат роста про­изводительности труда, обмена, войн с целью грабежа, захвата соседского добра при набегах, — социальное неравенство влекло складывание родо-общинной аристократии, сосредоточивающей в своих руках управление. Знать обосабливалась от родовых общинников имущественно и функцио­нально, начинала играть специфические организационно-административные роли. Так в синкретической стихии воспроизводственной активности наме­тилось отделение умственного от физического, где умственное совпадало с управленческой организацией, оформлявшейся по территориально-про­изводственному, не родовому признаку, а физическое — с дистанциони-рованием от управленческого малоквалифицированным живым трудом по переработке природного тела.

Логика налаживания ирригационного земледелия обусловливала цен­трализацию: оптимальность хозяйствования в такой системе определя­лась координированным, слаженным использованием вод. Она (логика) требовала устранения местничества в форме соперничества общин за во­дозабор и водоснабжение. Объединить же разрозненные, разъединенные

247Раздел V

хозяйственные единицы могло лишь возвышающееся над ними целое, пер­сонифицирующее порядок отправления универсального дела. Этим це­лым, регуляризирующим всеобщие интересы в совместном кооператив­ном деле, оказывался институт государства.

Понимание того, что постановка оросительного земледелия опирается на трудоемкие, масштабные и по необходимости централизованные меро­приятия — от привлечения рабочей силы до развертывания изысканий (та же статистика уровня вод в реках, налаживаемая в Египте при I и II дина­стиях), — обеспечиваемые компетентными усилиями особого слоя лиц (управленческая родовая или имущественная аристократия), позволяет усомниться в правильности расхожей модели классового генезиса государ­ства. Сдается, что заблуждался классик, утверждая: «Лишь когда появи­лась первая форма деления общества на классы, когда появилось рабство, когда можно было известному классу людей, сосредоточившись на самых грубых формах земледельческого труда, производить некоторый излишек, когда этот излишек не абсолютно был необходим для самого нищенского существования раба и попадал в руки рабовладельца, когда, таким обра­зом, упрочалось существование этого класса рабовладельцев, и чтобы оно упрочилось, необходимо было, чтобы явилось государство»⁶.

Как мы демонстрируем, начала государственности связываются не с на­силием, а с поддержанием, организацией, налаживанием общего воспроиз­водственного дела. Главное — не перераспределение, не угнетание, не при­своение прибавочного продукта. Главное — отладка ритма, достижение оптимума работоспособности целого. На Востоке поиск, нащупывание та­кого оптимума обретал облик жесткого (диктаторского) единоначалия. Еще не эксплуатация и экспроприация, а объективные нужды управленческого обеспечения воспроизводственного процесса (в данном случае ирригаци­онного земледелия) лежат в основе государствообразования. Этатогенез крепится не на классовости, а на кооперативное™, предполагающей обо­собление организационно-административного момента деятельности, по­глощенного материализацией интересов целого. Поскольку регулирование земле- и водохозяйства по руслам рек отличается широтой пространствен­ного охвата, восточная форма государственности не могла не быть жест­ко централизованной. Аналогично — характер правления. Поскольку ко­ординировать груд общинников (исходно все-таки общинников, а не рабов, как полагал Ленин) на больших территориях способна лишь сильная, про­никающая власть, восточная форма государственности не могла не быть деспотически автократичной. Миниатюризация масштаба приложения

Государство

¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 33. С. 18.

административно-управленческого начала в социумах неирригационного типа деспотичность режима власти снижает.

Фигурирующее в наших рассуждениях понятие Востока собирательно, ассоциативно. Власть на Востоке тяготеет к деспотии, но до чистой модели деспотичной власти недотягивает. Предикация восточной деспотии a priori вводит признаки, атрибутивные деспотической власти как таковой. Это — сакральность, всеохватность, неподотчетность, неподконтрольность, все-мерность, безмерность, безответственность, самостийность, самодержав-ность, амбициозность. Все эти свойства, как отмечалось, воплощаются в социальной материи обществ, существующих на аллювиальных почвах и ведущих ирригационное земледельческое хозяйство. Общества скотово­дов, ремесленников, торговцев изощренно-развитой деспотии не знают. Таковы финикийские города-государства, Карфаген, социум хеттов.

Разговор о значимых моментах предгосударственности на Востоке сю­жетом деспотичности социальности ограничиться никак не может. Незави­симо от формы правления, политического режима мало-помалу отрабаты­вается регламентный вид межсубъективного взаимодействия с опорой на некие универсалии, инварианты. Власть, какой бы деспотичной, импульсив­ной, безнарядной она ни была, действует тем не менее не как попало, а в магистрали оптимумов. В противном случае она обрекает себя на неминуе­мое банкротство — testimonium paupertatis (признание несостоятельности).

Контуром регламентное™ властепроявлений выступают всякого рода гомеостатические механизмы сбалансирования бытия социального цело­го. Подразумеваются: разнообразные порядки, своды, сборники, законы, уложения, кодифицирующие, конституирующие, легализующие полномо­чия, обязанности, действия, поведенческие акты как должностных лиц, так играждан (соплеменников и иноплеменников).

В Египте во времена раннего царства вводятся: символы собственно­сти — удостоверяющие отношения владения, пользования, распоряжения; социально значимые персональные метки изделий, вещей, продуктов — печати; порядок погребальных ритуалов, устройства могильников (система кладовых, склепов, помещений для утвари, животных, рабов); универсаль­ные знаки власти (короны); архитектоника двора — иерархия построек для коронованных особ, придворных, прислуги; пирамида бюрократии но­мов, судьи, начальника войска, полководцы, копьеносцы и т. д.); упорядо­чивается система собственнических отношений (регламент отработок, по­винностей).

В Вавилоне: а) оформляется административно-территориальныйпоря­док— земля делится на «дома» — «биту» во главе с господами «дома». Господа «дома» осуществляют: представительство окраин перед целым

■ 249 .Раздел V

(управленческой организацией в центре), администрирование — надзирают за выполнением в «домах» сородичами гражданских обязанностей, отстаи­вают права местного населения, собирают налоги, поставляют трудовые ре­сурсы, обустраивают дороги — иными словами, выполняют функции цен­тра на окраинах; б) вводится регламент наследования власти — власть передается от дяди к племяннику (сыну сестры) по материнской линии (ру­димент родовых отношений); в) принимается некое подобие земельного ко­декса (размежевание территорий по межевым камням —«кудурру»); г) вне­дряется обширный свод законов на все случаи жизни (законы Хаммурапи).

В Митании систематизируются порядки: престолонаследия (во избежа­ние усобиц), наследования, усыновления для вступления во владение зем­лей (вызывающие универсальные социальные реакции на действия лиц в межсубъективной коммуникации), совершения заемных сделок, перехода в кабалу, составления долговых обязательств, закладных, отработок, уп­латы налогов; судебной практики — производятся записи, нормирующие деятельность судов, полномочных чинов; союзничества при военных по­ходах, разделе трофеев, добычи; правомочности власти перед лицом и лица перед властью (права заложенного человека, распоряжение лицом, отданным в долг). Начинается юридическое оформление статуса населе­ния (становление сословий).

У хеттов выпускаются законы царей с регистрированными амплуа бю­рократии, кодификацией вопросов уголовного (преступления, кражи, под­жоги, хищения), семейного права, положения слоев.

У финикийцев складываются порядки выбора должностных лиц на базе имущественного ценза.

Сказанное говорит о том, что на Востоке идут капитальные с позиций перспектив этатогенеза процессы созидания нормативно-правовой куль­туры жизни посредством задания инструктивных универсалий, обязатель­ных для исполнения социальных императивов.

Античный полис. Социально-политическая жизнь Древней Греции на рубеже VIII—VI вв. до н. э. в своей первозданное™ во многом воспроиз­водила характер древневосточной социальности. Стремительное имуще­ственное расслоение общины с сосредоточением частной собственности на недвижимость и движимость в руках представителей знатных родов, появление басилеев (крупные землевладельцы из родовой аристократии) влекло: а) массовое разорение рядовых землеобработчиков-общинников; б) развитие долговой кабалы. Как отмечает Аристотель, в Аггике практи­чески все земледельцы пребывали в долгу у землевладельческой знати. «Бедные находились в порабощении не только сами, но также и дети и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких

Государство

арендных условиях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля была в руках немногих. При этом, если... бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих, и детей. Да и ссуды у всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона»⁷. Должников либо превращали в рабов, либо продавали. Всё, как па Востоке.

Однако: в отсутствии масштабных трудоемких общественно-произво­дительных работ, в ситуации более высокой эффективности производст­ва, хозяйственной продвинутое™ жестко централизованная социальная иерархия с управленческой деспотией не складывается. Причиной того выступали два обстоятельства.

Первое — объективное. Подобно Сатурну, пожирающему своих детей, крупное восточное землеоросительное хозяйствование было ненасытным в перемальшании как соплеменной, так и иноплеменной рабочей силы; оно всасывало в воронку оседлого рабства всё новые и новые контингенты. За­падные же малые компактные хозяйственно-общинные единицы не выдер­живали бремени масштабного притока производительных сил. Ввиду зави­симости численности граждан от неких количественных соотношений при данном уровне производства в древнегреческой общине поощрялась эмиг­рация. Обезземеленные общинники не порабощались, а экспортировались за пределы страны в рамках официально санкционированной линии на­правленного перемещения политического вещества — территориальной экспансии. Внутренняя и внешняя колонизация — два вектора, две жизне-устроительные программы, предопределившие разность социально-эконо­мических реалий восточного и западного отсеков ойкумены, словно саги-тальная плоскость поделили человечество на несопряженные воле- и правоориентированные фрагменты цивилизации.

Второе — субъективное. Утратившие и утрачивающие гражданскую свободу общинники отстаивают-таки личную независимость, экономиче­ские права в борьбе с родовой и имущественной аристократией. VII—V вв. отмечаются упорными выступлениями демоса за отмену долгов, передел земель в малоазийских поселениях (Милет, Книд, Эфес, Колофон, Эриф-ры, Смирна, Магнесия, Ким), на островах (Лесбос, Хиос, Самос, Наксос), в колониях (Тарент, Сибарис, Кротон, Регия, Сиракузы, Акрагант, Элея), городах метрополии (Сикион, Мегары, Коринф, Афины). Непреходящими завоеваниями этих выступлений оказались следующие.

1. С VII в. свободное население требует проведения записей правовых норм (при победах для смещения родовой аристократии, умаления ее пол­номочий демос стремится к фиксации социально-политических реалий в

Аристотель. Афинская политая.М., 1936. С. 29—30.

251Раздел V

законодательстве). Последовательно возникают законы Залевка (Локр), Харонда (Сицилия), Диокла (Сиракузы), Парменида (Элея), Драконта (Афины). Принципиальное значение этих первоначальных кодексов — исключение произвола из практики судебных решений, универсализация наказания посредством демократизации правовой процедуры. По локрий-ским законам допускалось обжалование приговоров в народном собрании, по законам Харонда выборы судей проводились всенародно (всеобщим голосованием), по законам Драконта государство брало обязательство обеспечения личной безопасности граждан (запрет на ношение оружия в публичных местах).

2. В 594 г. до н.э. борьба демоса с земельной аристократией увенчива­ется реформами Солона, способствовавшими прогрессу частной собст­венности, искоренению пережитков родовых отношений, подрыву поло­жения родовой знати. Пафос реформ — во внедрении: а) сейсахтейи — отмена долгового рабства, личной кабалы в обеспечение ссуд (списание за­долженности с жителей Аттики); б) гелиеи — суд присяжных как высшая кассационная инстанция (совместно с ареопагом, рассматривавшим дела об убийстве); в) дифференциации населения согласно имущественному цензу: выделено 4 разряда людей, в зависимости от доходов имеющих чет­ко определенные гражданские и военные обязанности перед обществом; г) нового территориального принципа деления страны (очередной удар по родовым атавизмам — родо-племенной принцип организации социально­сти окончательно сменяется территориально-социальным) — Аттика рас­членялась на 48 навкрий (округов) с ясно выраженными обязательствами перед целым (государством) (так, каждый округ поставлял афинскому флоту по одному военному судну с экипировкой и экипажем и т. д.).

3. В 509 г. до н. э. все социально-правовые новации общественной жиз­ни закрепляются конституцией Клисфена, фиксирующей: а) необходи­мость публичной власти; б) разделенность населения не по родовому (фратрии, фила), а по территориальному признаку (триттии, навкрий — ад­министративные самоуправляемые единицы).

В итоге в общественном сознании, межсубъективном обмене деятель­ностью укореняется принцип «трех и»: исегории — свобода слова; исото-мии — гражданская свобода участия (равенство в занятии должностей); исономии — гражданское равенство (равенство перед законом).

Надстроечный эффект этого, в частности, применительно к вопросам гражданственности воистину переоценить трудно.

Во-первых, приобретшая общественные свободы личность не нивели­ровалась в волюнтаристическом, насаждавшем бесправие, институте вла­сти, характерном для стран Древнего Востока. Демократическая форма

Государство

греческого общественного устройства, с одной стороны, предполагавшая необходимость участия в политической жизни (народные собрания, пуб­личные обсуждения, голосования) каждого из свободных граждан, а с дру­гой — фактически способствовавшая максимальному раскрытию его та­лантов и возможностей, не только лишала «привилегии рождения», но и обусловливала отсутствие какого-либо пиетета перед правителями и бю­рократами, чему содействовали также их выборность и конвертируемость. Стержень аксиологического сознания у 1реков составило понятие не про­исхождения и социального положения, а личного достоинства человека. Как говорил Исократ, само имя эллина обозначает одно: культуру.

Во-вторых, утверждение общезначимого гражданскогоправа детерми­нировало труднейший переход от истолкования порядка общественной жизни в терминах Темиса (Themis — божественное установление, ниспос­ланное как бы свыше в силу определенного порядка вещей) к его истол­кованию в терминах Номоса (Nomos — законоположение, имеющее ста­тус обсужденной и принятой правовой идеи). Последнее означало своего рода секуляризацию общественной жизни, определенное ее высвобожде­ние из-под власти религиозных и мистических представлений.

В-третьих, отношение к общественному закону не как к слепой силе, продиктованной свыше, а как к демократической норме, принятой боль­шинством в результате выявления ее гражданского совершенства в про­цессе всенародного обсуждения, зижделось на просторе риторики, искус­стве убеждения и аргументации. Действительно, коль скоро инструментом проведения закона оказывались сила довода и критицизм, возрастал удель­ный вес слова, умение владеть которым становилось «формой политиче­ской и интеллектуальной деятельности... средством сознательного выбо­ра политической линии, способом осуществления правосудия»⁸. Греки даже ввели в свой пантеон специальное божество — Пейто, олицетворяв­шее искусство убеждения.

Наконец, в-четвертых, правовое равенство граждан и подчинение их единым законам, а также преклонение перед искусством убеждения имели следствием релятивизацию человеческих суждений. Поскольку все входя­щее в интеллектуальную сферу подлежало обоснованию, а всякое обосно­ванное, подпадая под критику, могло быть обосновано каким-то более изо­щренным способом, у греков каждый имел право на особое мнение. Это право нарушалось только случаями конфликта частных мнений с приняты­ми к исполнению законами. Иначе говоря, универсальный принцип крити­куемое™ и поиска лучшего обоснования оказывался недееспособным

Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. М., 1972. С. 20.Раздел V

только в ситуациях, находящихся под юрисдикцией точных законов, ко­торые, будучи приняты, более не критиковались.

Восстановим нужное в стадиях кристаллизации государственности из первобытного состояния, содержащие хотя и приблизительные, но впол­не достоверные характеристики процесса, более основательная детализа­ция которого требует и более сложного и специализированного анализа.

I. Архаичное первобытное стадо.

1. Австралопитеки.

2. Питекантропы.

3. Неандертальцы.

И. Догосударственность.

1. Родовая община.

2. Соседская (территориальная) община. III. Предгосударственность. Восточная (индийская) община. Западная (античная) община.

Невзирая на глубокие различия организации социальности на Востоке и Западе, в обеих частях света просматриваются весьма схожие типоло­гические явления, позволяющие выделять некие сквозные черты и прави­ла налаживания жизни в данном рубежно-осевом пространственно-вре­менном цивилизационном локале.

1. Родовые поселения объединяются в населенные пункты для коопе­рирования особей в трудоемком воспроизводственном жизнеобеспече­нии. В силу блока объективных причин на Востоке утвердилось масштаб­ное ирригационное хозяйство с деспотическими механизмами обмена деятельностью (труд через массовое насилие) — примитивно-патриар­хальное должническое рабство (в первую очередь соплеменников). На Западе укоренились миниатюрные хозяйственно-земледельческие формы, индуцировавшие персонально-собственнический гражданско-демократи-ческий тип общественного устройства. На Востоке отмечается стойкость общинности; на Западе — быстрота ее разложения. Восточное рабство прогрессирует вглубь — деспотия в хозяйствовании трансформируется в наследственное диктаторство в правлении. Западное рабство прогресси­рует вширь: полисная форма социальности во многом — плод колониза­ции пространства Малой Азии, Ионии, южной Италии, островов бассей­на Эгейского моря вследствие расселения обезземеливаемых греческих общинников. При всем несходстве общинных отношений на Востоке и Западе проглядывает сходное, заключающееся в непреходящей роли го­родского начала, набирающей силу урбанизации. И на Востоке (в том же Двуречье, несмотря на слабость городской культуры), и на Западе город

Государство

выполняет функции естественной перерабатывающей фабрики вульгарно­го родового, племенного, сельско-земледельчсского вещества. Город — плавильный котел, через жизнеобеспечивающую кооперацию перемалы­вающий общинное — в общественное, родовое (племенное) — в народ­ное. В истоках подобного перемалывания — классически проявленный в античности синойкизм — последовательное слияние мелких близлежащих общин в относительно крупные поселенческие (городские) массивы.

2. Логика оптимизации и эффективизации управленческой деятельности влечет функциональное частично ролевое обособление группы лиц, кото­рым по должности вменяется в обязанность администрирование. Истори­чески наложенная на процесс имущественной дифференциации общины, эта логика обусловила концентрацию дела руководства социумом в руках родовой знати. На Востоке объективная и осознаваемая потребность улуч­шения эксплуатации местных ирригационных систем, развития искусствен­ного орошения, активизация обмена товарных потоков (в Вавилоне с юга на север гнали скот, с севера на юг — зерно) предопределила централиза­цию власти на базе закрытости, элитарности, кастовости. На Западе вви­ду отсутствия необходимости (и возможности) масштабных царских и хра­мовых хозяйств, динамичного разложения общинных связей позиции родовой аристократии были серьезно подорваны. Она не успела установить монополию на управленческую деятельность. Узурпации администрирова­ния басилеями препятствовали: а) неразвитость долгового рабства; б) борь­ба демоса с олигархами и тиранами, венчавшаяся демократической рефор­мацией; в) миниатюрность хозяйственных форм, исключавшая масштабное рабство; г) экспорт излишка общинников через колонизацию. На Западе ус­танавливается массово-демократический тип правления. Однако опять же независимо от режима власти на Западе и Востоке важно зафиксировать саму автономизацию бюрократической иерархии. Управленческо-админи-стративная деятельность в синкретизме общественных трудоусилий суве-ренизируется; когорта связанных с обслуживанием ее лиц в синкретизме социальной занятости изолируется.

3. Необходимость избегать усобиц при разделении, передаче власти, формировать признанные, легитимные социально универсальные реакции на отношение собственности, заклада, кабалы, трансформацию статуса лица, видоизменение форм владения, пользования, распоряжения дикту­ет проведение записи законов, кодификацию норм, выработку гражданско­го правосознания, регуляризующих межсубъективные взаимодействия в обществе, упорядочивающих характер обмена деятельностью. На Восто­ке и Западе возникают первые своды законов, конституции, судебники, кодексы. Цивильность становится как правовое обуздание свободы воли,

255Раздел V

привнесение ордократичности в самопроявления. Без общезначимых (пра­вовых) рычагов влияния, поддержки, санкционирования, денонсирования, стимулирования гарантийная жизнь, выживание в обществе невозможны. Отсюда дилемма: перед лицом полномочных (нередко несправедливых) инстанций либо легитимно заявлять позицию, отстаивать, проводить ли­нию, либо впадать в архаический бунт, обрекать себя на асоциальные, впол­не брутальные действия. Дилемма при вдумчивом отношении имеет вид альтернативы в корне мнимой. В силу политичности человека неграждан­ское поведение для него запредельно. Гражданственность же выражается кодексами, институтами, которые невозможно намеренно не принимать, их возможно лишь совершенствовать. Нарушение нормосообразности обще­жития влечет кару в виде соответственных репрессивных акций. Удел гра­жданина потому — почитать заведенный порядок вещей до его изменения. Раритетом правоотношения к гражданской жизни было и остается поведе­ние Сократа, собственноручно приведшего смертный приговор в исполне­ние. Об обязанностях гражданина перед обществом Сократ говорит так: «Надо либо его переубедить, либо исполнить то, что оно велит, а если оно к чему приговорит, то нужно терпеть невозмутимо, будут ли то побои или оковы, пошлет ли оно на войну, на раны и смерть; все это нужно выпол­нять, ибо в этом заключена справедливость. Нельзя отступать, уклонять­ся или бросать свое место в строю. И на войне, и на суде, и повсюду надо исполнять то, что велит... Отечество, или же стараться переубедить его и объяснить, в чем состоит справедливость. Учинять же насилие над мате­рью или над отцом, а тем паче над Отечеством — нечестиво».

Подытоживая, скажем, что генетически на предгосударственной фазе ста­новление государственности предуготовливалось: а) естественным закреп­лением пространственных локусов за родоплеменными общностями, пере­плавляемыми в урбанизации в общество, народ; б) появлением легитимных правоорганизующих властных институтов, понуждающих преобразование общинной ассоциации гражданского вещества в государственную.

ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ

Суммируя выше изложенное, акцентируем: независимо от цивилизаци-онных различий восточного и западного сегментов человечества (преоб­ладание посадных культур над посевными наложило кардинальный отпе­чаток на способ воспроизводственного жизнеобеспечения, что проявилось в консервации либо в темповой трансформации исходно общинной ассо­циации; в закабалении безземельных соплеменников либо в преодолении

Государство

безземельное™ через развитие военно-земледельческих поселений — кле-рухий — на покоряемых территориях) социальная динамика обеих частей света отмечена сходными тенденциями. Преобладающими из них в аспек­те государствообразования являются:

— консолидация жизненного пространства. И Восток, и Запад в арха­ичную пору социальности знали лишь систему разрозненных земледель­ческих общин, хозяйственно, коммуникационно не связанных. Изначаль­ная автаркия существования исключала возможность их взаимовыгодной, не говоря интенсивной, кооперации. Между тем процессы имущественной дифференциации, логика расширения жизнеобеспечивающего воспроиз­водства, беря свое, требовали налаживания межобщинных связей. Под эги­дой управленческой олигархии объединение общин происходило на базе интеграции усилий производителей для совместной борьбы со стихиями, выполнения трудоемких работ (строительство, вырубка джунглей, про­кладка каналов и т. д.), организации обороны, ведения войн и т. п. Главное здесь — централизация общинных земель, подпадающих под юрисдикцию целого. На Востоке локализм общинной культуры преодолевался рычагом деспотизма — сугубая кратократия на больших сельских пространствах. На Западе изоляционизму общин клали предел симполития и синойкизм, обеспечивавшие слияние общинных единиц в полисы, — рабовладельче­ская демократия на малых городских пространствах торгово-ремесленных центров и клерухий. Важно представлять, что в истоках государство име­ет некое полномочное очерчивание жизненного коммуникационно прозрач­ного пространства (территории, акватории), составляющего предмет его (государства) исключительной собственности;

— формирование институтов в лице права, бюрократии, аппарата, ин­станций. Отсутствие учреждений — законоустановленного истеблишмен-тштатного строя размывает контуры гарантийной жизни. Взять лишь на­логовую политику, ответственную за пополнение казны, произведение общесоциальных накоплений. Как показывает Геродот, при Кире, а затем Камбисе в Персии «определенной подати не существовало вовсе... поддан­ные приносили подарки». За эвфемизмом «подарки» — произвол поборов чиновного люда, должностных лиц, разбалансировавших порядок соци­альности. Дезорганизация администрирования предопределила крах Пер­сидской державы. Восстановление и укрепление государства Ахеменидов связывается с именем Дария I, начавшего с нормосообразования институ­тов. Идентичные акции проведены в Риме, завершились принятием зако­нов XII таблиц, с тем лишь различием, что объектом упорядочения высту­пала не налоговая, а судебная политика (а точнее — ее отсутствие, имея в виду засилье произвола в судах). Не бывает, не может быть государства

257Раздел V

Государство

без машинерии нормосообразованных институтов — правоконституиро-ванных инстанций регулирования межсубъективных связей;

— упрочение территориальных социокультурных общностей с харак­терным языком, самоназванием. Смешение племен, замена кровнородст­венных связей территориальными достигается активизацией плавильного котла городской культуры, развитием коммуникационных сетей, npoipec-сом внутреннего обмена, рынка, естественной для всех этих единительных тенденций интенсивной аккультурацией. На разрезе глаз, этноисключитель-ности государства не образуешь. Государству важен не этнос, а оседлый народ, размещающийся на исторически данном ему участке суши. На Вос­токе, отмечалось, городская культура слаба. Ввиду концентрации производ­ственных ресурсов в сельской общине дистанцированный от трудового процесса город становится представительской резиденцией власти. Власть и производство расчленяются территориально, поселенчески, функцио­нально. На Западе условия полиса объективировали социально проникаю­щие, динамичные формы массивного плавильного котла, где на открытом и малом оперативном участке идет контакт, смешение языков, этносов, ве­рований, обрядов, регламентируемых одним — правилом общения. Этно-обособленное родо-племенное имеют для полиса вполне косвенное значе­ние и не способны препятствовать делу жизнезначимого взаимодействия. Для полиса принципиален регламент соучастия, соприкосновения, удержи­вающих в фокусе лишь основной сюжет упорядоченного общения и без­различных ко всему с ним не связанному. Власть и воспроизводство жиз­ни здесь слиты территориально, поселенчески, функционально. На Востоке кристаллизация народного общества из родо-племенных общностей тор­мозится территориальной раздробленностью, социальной разобщенностью общинно-производительных единиц; скрепляющим обручем рассеянного оседлого населения оказывается механизм жестких политических техно­логий — диктатура центральной власти (борьба с сепаратизмом номов в Египте, местных центров (Сиппар Ниппур) в Вавилоне и т. п.). На Западе народное общество складывалось неодновариантно — демократически и авторитарно в зависимости от обстоятельств. Оба способа претворились в эллинистическом Риме, обмирщившем как цезаризм, так и парламента­ризм, давшем истории образцы как деспотизма, так и народоправия.

Подобно полису, вырабатывающему регламентный тип поселенческой культуры, государство вырабатывает, укореняет регламентный тип цивили­зованной народной культуры. Государство есть державный народ на исто­рически данном жизненном пространстве, обихоживаемом машиной инсти­туциональной суверенной власти. Из сказанного вытекает: государство — образование: 1) политохорологическое — синтезирует институциональную

суверенную власть и планетарные интервалы (участки территорий и аква­торий); 2) политоморфологическое — дифференцирует отрезки социаль­ных ландшафтов в зависимости от территориально- и темпоралыювласт-ных локалов (политопов); 3) социо- и этнополитическое — объективирует практическое отношение социальных и этнических общностей к полити­ческой сфере; 4) гео- и хронополитическое — единит рельеф и ритм с цен­ностями, материализует связи пространственно-временных конфигураций с оптимумами властной активности, коррелирует протяжения и периоды с национально-державными параметрами, народным духом (что в сово­купности задает театр самосуществования страны — народа).

Государство создает условия, задает предпосылки самого способа вер­шения народом собственной истории в сотрудничестве и соперничестве с другими народами. Это свое назначение государство реализует комплекс­но, всеобъемлюще, фронтально, начиная с гарантий территориальной и кончая гарантиями культурно-исторической неприкосновенности, целост­ности. Квинтэссенция государства — гарантии. Гарантии самобытного развития, замыкающиеся на исключительное владение частью поверхно­сти земли, поддержание подданных, сохранение и умножение завещанно­го предками достояния, наследия. Государство — институциональная дер­жавно-правовая организация, позволяющая социальной общности в кругу однопорядковых, себе подобных созданий пролонгировать воспроизвод­ство устоявшейся характерной жизни. Возможность такового предрешает­ся собственностью на территорию, население, историю, культуру. Никакая из догосударственных или негосударственных (общественно-политические объединения) гражданских ассоциаций подобной прерогативой не распо­лагает.

В институциональном смысле государство — множество легальных ор­ганов, учреждений, действующих на основе заведенного и совершенствуе­мого ими порядка, права.

В публичном смысле государство — универсально значимая власть, на­целенная на охранение, отстаивание, обеспечение, конституирование, ре­гулирование интересов целого в противовес отдельному, частному, фраг­ментарному.

В популяционном смысле государство — единство оседлого народа, об­ладающего правовым и ценностным идентитетом. Разрушение последнего обанкрочивает народ, понижая его статус до «населения». Оттого трещины, провалы в государственном самосознании народа нетерпимы. По крупно­му счету, они — продром болезни, именуемой распадением государства. Довольно сослаться в этой связи на тенденции отложения курдов от Тур­ции, чеченцев от России, инциированных духовно-идеологически.

259Раздел V

Государство

В диахроническом смысле государство — состояние социальности, достигаемое через властную консолидацию народа на территории с после­довательной кодификацией, юридизацией, институционализацией меж­субъективных связей, привнесением в интеракцию индивидов элемента правового формализма (генетически властный абсолютизм заменяется ч и нош ю-бюрократи ческой иерархией).

11 синхроническом смысле тсударспю система социально санкцио­нированных отношений с точно заданным на них порядком господства и подчинения (легитимное побуждение и принуждение, мягкие и жесткие технологии насилия).

В функциональном смысле государство — способ дисциплинарной структуризации (консервация, трансформация, гармонизация, инициация) пространства социальных взаимодействий, нацеленный на поддержание постоянной целостности, континуальности народно-державной (т. е. соб­ственной) жизни с использованием всех доступных средств, в том числе легитимной монополии на насилие⁹. Сказанное опровергает взгляд о яко­бы социальной приоритетности как дисциплинирующей системы¹⁰. Пра­во — рычаг задания общественной дисциплины лишь в ординарные пе­риоды групповой жизни. В экстраординарных (чрезвычайных) условиях монополия на дисциплинарные инициативы сосредоточивается в руках го­сударства. Защищая высшие интересы, в критические моменты государ­ство жертвует всем: облачаясь в гладиаторскую тогу, оно поступает как ничем не скованный в своих действиях обреченный. Аналогичное утвер­ждается относительно членов диады «государство—личность». Права че­ловека (часть) святы изначально, но при некоей безмятежности государ­ства (целое) они утрачивают самоценность ввиду угрозы уничтожения государственности как таковой. Здесь бытие целого подчиняет себе бытие части. Нет государства — нет производного от него (некосмополитическо­го) подданного.

В патриотическом смысле государство — институт своекорыстный, эгоистический; человечество расчленено по национально-государственно­му признаку. Государство не относится к культуре инструментального разума, служит не вообще любым (абстрактным), а лишь национально-оправданным, народо-состоятельным целям. Ожидания и достижения здесь единятся: ценности не выносятся за грани оперативной ответствен­ности. В противном случае государство перестает преследовать народно-национальные интересы, захлебывается в компрадорстве, предательстве.

Отсюда — размежевание государственного дела и партийно-персонально­го дела, которые для народа не совпадают.

В ритуальном смысле государство — субстанция ценностная, питаемая народным национально-патриотическим сознанием. Формально государ­ство — держава с признанной символикой — флагом, гербом, гимном. Не­формально |шгудярггпо |юдпля Земля, вперяющая потомкам минутную судьбу предков. Уме ι ценно болезненно и дико шоЬшь государство. Лю­бить можно Отечество, Родину. Нюанс, однако, в том, что язык не распо­лагает лексемами, четко дифференцирующими «государство», «державу», «Землю», «Отечество», «Родину». В концепте «государство» — синкре­тизм всех этих понятий. В контексте сказанного государство — не меха­нический конгломерат ведомств, а органическое отношение к нему граж­дан, расценивающих его как свою Землю, Отечество, Родину. Оттого история государства есть история нации, история народно-национально­го духа. Скажем: «То, что Наполеон дал испанцам, было разумнее того, чем они обладали прежде, и все-таки они отвергли это как нечто им чуж­дое, потому что они еще не достигли необходимого для этого развития. Народ должен чувствовать, что его государственное устройство соответ­ствует его... состоянию, в противном случае оно может, правда, быть внеш­не наличным, но не будет иметь ни значения, ни ценности»¹¹.

Духовные значения, символы, ценности в лице человеческих поколе­ний, камней церквей, дворцов, усадеб, крестьянских изб, могильных плит, старых рукописей, заветов отцов — вот государство в форме националь­ного духа. И чтобы постичь его, уловить волю народа, нужно видеть эти камни, читать истлевшие страницы, слышать голос пращуров¹². Непопра­вимо заблуждался Чаадаев, говоря: «Прекрасная вещь — любовь к Оте­честву, но есть еще более прекрасное... любовь к истине. Любовь к Оте­честву рождает героев, любовь к истине создает мудрецов... Любовь к Родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас оде­вает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не чрез Родину, а чрез истину ведет путь на небо»¹³. Дорога к небу через истину? До чего в безоглядных мечтаниях способен дойти утративший поводья реально­сти безопорный разум? Благоразумней, рассудительней Ф. Ницше: «Я за­клинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто го­ворит вам о надземных надеждах. Они отравители, все равно, знают они

' См.: Вебер М. Избр. произв. М., 1990. С. 645—646.

'"См.: Кистяковский Б. А. В защиту права. // Всхн. М., 1990. С. 101.

"Гегель Г В. Ф. Философия права. С. 315.

^|2См.: Бердяев Н. Л. Философия неравенства М., 1990. С. 101.

¹³ Чаадаев Я. Я. Сочинения. М, 1989. С. 140.

261Раздел V

это или нет»^м. Через Землю, на которой живешь, через Отчизну, которую любишь, через Родину, которую боготворишь, пролагается тракт к небу.

Изложение наполняет пониманием, что государство — феномен безус­ловно объемный, глубоко эшелонированный — агрегирует порядки:

— главенства: кратократический регламент;

— господства: регламент доминирования;

— правления: регламент подчинения;

— управления: регламент соподчинения;

— права: дисциплинарный регламент.

Совместно они выражают идею холистской природы государства: го­сударство — легальный институт конституирования интересов целого. До-государственные, предгосударственные, негосударственные общности пропитаны частным. Лишь государство (как должностная корпорация) со­средоточено на социальной тотальности. Гражданский, публично-право­вой, полномочный, институциональный, дисциплинарный универсализм государства влечет отрицание неадекватных категориально-частных ис­толкований «государственности».

5.5. ЧАСТИЧНЫЕ ПОНЯТИЯ ГОСУДАРСТВА

В обобщенно-абстрактном, содержательно выпаренном, тощем смысле государство есть статус. Государство по сути самого слова и своей истори­ческой явленности, говорит К. Шмитт, «есть особого рода состояние наро­да, а именно такое состояние, которое в решающем случае оказывается гла­венствующим, а потому в противоположность многим мыслимым индивидуальным и коллективным статусам — это просто статус, статус как таковой»¹⁵. Под статусом, очевидно, разумеется амальгама государствооб-разующих регламентопорядков и определений. Нарушающие спаянность этих порядков частичные понятия государства дробят монолит статуса, без­основательно выпячивая в государственности отдельные стороны. Лишен­ная оригинальности иглубины вязь лейтмотивов здесь обусловлена триви­альной логической ошибкой слишком узкого толкования понятия (явления). Сужение государственности наблюдается в специфических гипертрофиях функциональных либо онтологических аспектов государства: «государство-роль», «государство — ведомство по делам...».

Государство-насилие. Традиционный анархизм, отметающий государст­во на основании карающего, понуждающего проявления государственности.

"Ницше Ф. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 8.

¹⁵Шмитт К. Понятие политического. // Вопросы социологии. 1992 Т. 1. № 1.

^Бакунин М. А. Философия. Сциология. Политика. С. 314.

Государство

В ролевом отношении синкретизируя формы правления, тот же Бакунин откровенно сводил их к отправлению общественного насилия: «Государ­ство именно и значит насилие, господство посредством насилия, замаски­рованного, если можно, а в крайнем случае — бесцеремонного и откро­венного. Неправомерность редукции государства к насилию (частичной функции) вытекает из общей канвы реализации государством своих обще­социальных ролей, состоящих в налаживании (оптимизации, гармониза­ции) межсубъективного обмена деятельностью, заинтересованной инте­ракции. Насилие как рычаг такого рода налаживания возможно, но отнюдь не универсально. С позиций наличия неких воспроизводимых в социаль­ной среде абсолютов (инвариантов), именуемых нами фундаментальными социальными константами (ФСК)¹⁷, насилие крайне затратный инструмент, разбалансирующий созидание социальности. Оперативно и сущностно как социальная панацея насилие порочно ибесперспективно. Магистралью прогресса социальности является наращивание гуманистичное™, изжива­ние потестарности. Государство в таком разрезе вначале есть господство силы, затем — господство силы через право, наконец, — законно-право­вое господство. Государство осуществляет господство, но не обязательно посредством насилия. Господство насилия — варварство. Цивилизация есть господство через институциональную иерархию. Требование свято­сти для человека избыточно. Святой не только не напишет роман, как при­знавался Ф. Мориак¹⁸, но и, пожалуй, не выживет. Быть святым не надо — не надо быть дикарем. Демаркация между одним и другим проходит не по линии приобщенности к типажу Амарилис, а по линии приобщенности к достойному правообеспеченному общежитию. Многозначительно у Фу-кидида заявляет Перикл: «Не признавая излишних стеснений в нашей ча­стной жизни, мы в общественной питаем величайший страх перед безза­конием». Среди законов более всего повинуемся тем, которые «изданы в пользу обижаемых, а также и тем, которые, будучи неписаными, навлека­ют на нарушителей всеобщее осуждение»¹⁹.

«Какой-то рок тяготеет над всеми моими начинаниями», — сетует Марк Аврелий. Дело, однако, не в судьбе, а в инструментах обеспечения своего призвания. Однозначно поставивший на насилие (маркоманские войны, пар­фянская кампания, казни христиан) в организации социальности император-философ терпит фронтальное фиаско (конец «золотого века» Антонинов

"Подр.см.: Россия: опыт национально-государственной идеологии. М, 1994; Филосо­фия политики. М., 1994.

¹⁸См.: Mauriac F. Lc roman. P., 1928. Pp. 79— 80. ^пФукидид. История. Кн. 2, 37.Раздел V

приходит в правление последнего представителя династии сына Марка Аврелия — Коммода). Как терпит его любой насильник истории.

Государство-правопорядок. Согласно идеологеме «чистой теории пра­ва» (Венская школа) государство сводится к правовому строю: как пола­гал Кельзен, государство есть не более чем правопорядок. Правовой по­рядок — главнейший конституент межиндивидного взаимодействия, очерчивает легальную автономию лица в границах дозволенного. Выходя из традиции, право не просто формулирует запрет (табуирование поведе­ния), а вырабатывает регуляцию деятельности через сознание полномоч­ной причастности, членства в группе. Последнее сплачивает группу, прив­носит в нее черты динамически равновесной устойчивости. Устойчивость социальных групп (общества) — от легально-легитимной формы господ­ства, детерминируемой универсальностью юридико-правовых норм, ко­торые регулируют компетенции институтов, действия чиновных лиц. Го­сударство не было бы бюрократической корпорацией, институциональной структурой без кодификации компетенций, дисциплинаризации должност­ных функций. Вместе с тем требуется представлять: право хотя и ради­кальный, но не эксклюзивный атрибут государства. Государство праводос-таточно до известных пределов, а именно: до пределов вступления на авансцену народной силы. Государство с его институционально опекун­ской позицией отступает перед патриотической народно-национальной позицией. Этим утверждается примат народного над правовым в государ­стве. В критические моменты государство жертвует правовыми и никогда не жертвует народными началами. Иначе оно прекращает быть государст­вом народа, самое государством. Перекрывание народным правового в го­сударственном сказывается и в народной юстиции, формально не норми­рованной, обычно более жестокой, чем официально государственная, но вполне легитимной.

Государство-этнос. Модель органической государственности, замысли-ваемой как этнократия. Государствообразующим признаком объявляется «чистота кровей», принадлежность к этносу — решающим фактором поли­тико-юридического, публично-правового, институционально-должностного вовлечения, участия. На щит поднимается лозунг «Государство (страна, дер­жава, земля) не для населения, а для лиц конкретной национальности». Про­тив такого подхода восстает все — от натуралистической практики: на дос­таточно обширном участке территории, где нельзя соблюсти эндогамию, ввиду интенсивности коммуникации, панмиктических межпопуляционных связей народ этнически гетерогенен; до практики политической: государст­во как налаженный плавильный котел, машина перемалывания этносов

Государство

стимулирует формирование межэтнических и надэтнических общностей. В США, Швеции нет государственного народа, государствообразующих этносов. Со всех точек зрения благоразумно, социально и жизненно пер­спективно трактовать единенный в государстве народ не как этническую, а граждански-политическую общность. К несчастью, проведение этой единственно здравой, трезвой линии натыкается на препятствие в лице ле­гализованного в 1919 г. Версальским мирным договором, активно пропа­гандированного большевиками абсолютно беспочвенного права наций на самоопределение. Сложность и острота усугубляются тем, что термин «нация» синкретизирует понятия «государство (держава)», «народ (насе­ление)», «этнос (племенная группа)». Право на державу имеет только и ис­ключительно «нация» в смысле расселенный на территории народ, а не входящий в него компактно или дисперсно представленный этнос. Извест­ные до сих пор попытки совместить «государство» с «этносом» влекли либо геноцид (Германия времен третьего рейха), либо политический экс­тремизм (поражение иноплеменников в гражданских правах в странах Бал­тии), либо шовинизм (выдавливание иноплеменников из Чечни образца середины 90-х г. XX в.). Государство — союз-синергист, а не союз-анта­гонист, упрочается векторным движением в сторону цивилизационного (гуманизм, либерализм, права человека), а не традиционного (этнодикта-

тура) полюса.

Государство-класс. Десикация полномочного субъекта государствен­ности — народа-нации проводится не по этническому, а классовому ос­нованию. Доклассовый и догосударственный периоды социальности отождествляются. Утверждается, что, становясь с классовой дифферен­циацией, государство обязано формированию аппарата подавления. До этого пункта — идиллическая картина естественного течения вещей, когда «все идет своим установленным порядком»²⁰. Возникли классы — появилось государство как «продукт и проявление непримиримости классовых противоречий»²¹, «машина для угнетения одного класса дру­гим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие под­чиненные классы»²². Динамика государственности подается как динами­ка классовой борьбы с сохранением классового господства, так что смена видов правления, «переход от одной формы правления к другой нисколько не устраняет... господства прежних эксплуататорских классов при иной оболочке»²³. Не отслеживая импликаций этого однобокого

²⁰Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21.С. 97. ²¹ Ленин В. И. Поли, собр соч. Т. 33. С. 7. ^иТамжс. Т. 39. С. 75. ^вТам же. Т. 17. С. 346.

.ЯШШШШи

Раздел V

взгляда, оправдывающего классовостью любых масштабов социальную резню под эгидой диктатуры пролетариата, отметим только присущую ему ущербность сущностной трактовки природы, назначения государства как такового. Государство не машина для угнетения, подавления, ущемления одной касты другой, не комитет по социальным делам одной группы. Са­мый цимсс государства не узаконение господства общественных слоев, а способ организации их совместной жизни. Государство — эволюционно-исторический инструмент достижения баланса сил, союзно-совместного единства граждан через ценностный идентитет, рычаги правовой власти. Сверхзадача, контрапункт государства — целое и его судьба, общий инте­рес, оберегаемый от посягательств частного. Государство сильно конструк­цией, а не деструкцией, внутренним миром, а не войной, крепким, защищен­ным, процветающим подданым, а не изгоем. Пауперизация государства — верный признак его дефадации, обостряющей социальную конфликтность в диапазоне от бунта до фажданской войны, неизменный финал которой — государственный крах, трансформация институтов власти.

Суммируя мысли, наметим фикс-пункты государственности.

Государство — форма державного объединения людей на конкретном жизненном пространстве с опорой на власть, право, ценности.

Субъект государства — не институции (конторы), а народ, являющий­ся политико-гражданской предпосылкой государства. Натуралистическая его предпосылка — участок поверхности Земли (территория, акватория), исторически и фактически данный народу (отсутствие собственного жиз­ненного пространства — величайшая трагедия, не позволяющая обрести государственное существование — палестинцы).

Государство не идентично власти. Власть во всех измерениях шире, что чисто выразительно передается фигурами «власть традиции», «власть ав­торитета», «власть дум»²⁴. Государтво есть только специфическая власть — правооформленных кодифицированных институтов.

Государство не комитет, не кабинет по выполнению частичных социаль­ных функций, оно — режим перманентного поддержания целостности ipa-жданских структур, быть целостным для которых не естественное состоя­ние, а паушальный эффект немалых, хорошо скоординированных усилий.

Государство инспирируют не классы, а логика саморегуляции внутренне дифференцированной многоотсечной фупповой жизни, естественно-исто­рически культивирующая публично-правовые, силовые, институциональ­ные, ценностные механизмы налаживания кооперативной воспроизводст­венной деятельности.

²⁴Подр. см.: Философия власти. Философия политики.

Государство

Универсализм государства сказывается в заявлении и проведении на­родно-национального интереса, непосредственно и посредственно выра­жаемого через оптимизацию и гармонизацию бытия тотальности, зависи­мых от нее элементов, факторов.