Место интеллектуальных способностей и умений в исследовательском поиске. 3 страница

Уже Б. Паскаль оценил интуицию в виде формы работы молчаливого и нелогического разума. Эта линия получила своё развитие у современных авторов. М. Полани объяснил интуицию действием неявного знания, Дж. Стернберг (США) – бессознательным проявлением активности практического интеллекта. Если в былые времена среди свойств интуиции особо выделялся признак непосредственности, то ныне о нём предпочитают молчать. Связь интуиции с функционированием методов как средств интеллекта начинает обретать легитимные права. В общем плане эта зависимость объясняется влиянием бессознательного, которое вуалирует действие когнитивных структур, создавая видимость непосредственности. Эту стратегию можно развить, обратившись к феномену внимания.

Работа внимания оставляет в тени методы интуиции. Давно известно, что человеческое внимание в каждый данный момент времени имеет узкую предметную направленность. Исходя из этой черты, Э. Гуссерль построил концепцию фокальных и маргинальных областей сознания. В 1956 году американский психолог Дж. Миллер опубликовал статью «Магическое число семь, плюс – минус два?», где, привлекая результаты относительно простых опытов, показал максимально возможные размеры предмета актуального внимания. Из огромного множества внешних стимулов индивидуальное сознание способно фиксировать не более девяти единиц. Стало быть, в фокусе внимания может находиться одновременно весьма небольшая группа признаков, какие-то элементы остаются на периферии сознания, а всё остальное пребывает за его информационными пределами. Но здесь существует ещё один очень важный аспект, связанный с направлением действия внимания. Как таковое внимание актуально проявляется только в одну сторону. Не случайно его сравнивают со световым лучом, который исходит из источника излучения и всегда обращён вовне от него.

В определённом ракурсе сознание есть внимание, осознаётся лишь то, что стало предметом внимания. И если такое сознание актуально ориентируется всегда в одном направлении, то это с необходимостью влияет на функциональное разделение знаний на предмет и метод. В эмпирическом опыте предмет и метод конституируются почти одновременно. Что происходит здесь с процессом внимания? Поскольку первым формируется предмет, задающийся извне, то он и попадает в зону внимания. В ней оказывается и познавательный результат, получающийся из смысловой трансформации предмета, которая протекает относительно быстро. Как раз в таком режиме и действует «естественная установка» (Э. Гуссерль), присущая практическому интеллекту. В таком случае вне области внимания остаётся метод, ибо его позиция расположена «вне» предметного блока. Внимание не может быть направлено сразу в двух различных направлениях и если оно нацелилось на предмет, то тем самым из поля его действия выпадает метод. «Векторы» осознающего внимания и активности метода совпадают своей направленностью на предмет, но как раз эта слитность и не позволяет лучу сознания осветить орудие интеллекта, которое остаётся в «тени». Таковы корни классической иллюзии неинструментальности интуиции.

Типы ученых.

Муравьи – пауки – пчелы. К настоящему времени существует большое множество разных типологий людей, занятых в науке. Одна из первых классификаций принадлежит английскому философу Ф. Бэкону: а) «муравьи» – те ученые, которые занимаются только регистрацией и сбором чувственных фактов, они лишь «ползают» по фактам, не поднимая своих голов в область теории; б) «пауки» – теоретики, которые высиживают свои умозрения в кабинетах и библиотеках, плетут паутину мыслей, вычитывая их из других книг и игнорируя факты опыта; в) «пчелы» – ученые, сочетающие опыт с теоретическим обобщением.

«Прагматики - романтики». Эту оппозицию ввел немецкий химик и методолог науки Вильгельм Оствальд (1853-1932). Первые предпочитают заниматься реальными фактами, проводя их описание, объяснение и классификацию. Эта научная практика легко переходит в практику производственную. Наука романтиков сводится к созданию высоких теоретических гипотез, такие ученые находят удовольствие в полёте абстрактной мысли и не склонны думать о её привязке к земным фактам. Хотя диада «прагматики - романтики» весьма близка к бэконовским метафорам «муравьи - пауки», в ней проставлены свои психологические акценты. Ученому-романтику не возбраняется построить свою высокую теорию, отталкиваясь от фактов в стиле «пчелы». Но для него интересна не работа с фактами, а полет мысли, удаляющий от них.

«Дедалы и икары». Такое деление предложил английский астроном Артур Эддингтон (1882-1944). Здесь привлечен древнегреческий миф о мастере Дедале, который сконструировал крылья себе и своему сыну Икару, предупредив его о риске – нельзя подниматься слишком высоко в небеса, ибо Солнце может растопить воск, на котором держатся крылья. Дедал летал только на малой высоте и вернулся невредимым обратно на землю. Икар же, забыв обо всем, в упоении полетом поднялся очень высоко, солнечные лучи растопили воск, крылья отвалились, он упал в море и утонул. Эддингтон применил эти метафорические образы к науке. Ученые-дедалы суть эмпирики, мысль которых не отрывается от фактов и частных законов. В своих выводах они всегда осторожны, держатся почвы чувственного опыта (дедалом был датский астроном Тихо Браге (1546-1601)). Дедалам противостоят ученые-икары, предпочитающие выдвигать смелые теоретические гипотезы, чреватые риском отрыва от фактов и опыта. (Многое от стиля икара было у немецкого астронома Иоганна Кеплера (1571-1630), не побоявшегося применить платоновское учение о правильных геометрических фигурах к строению солнечной системы). Итак, дедалы – это осторожные эмпирики, икары – смелые теоретики.

Новаторы и адапторы. Эта классификация принадлежит М. Киртону (США). Первыми являются ученые, которые открывают какие-то новые пути исследования. Первопроходцам есть место, как в эмпирическом опыте, так и в теоретическом поиске. Новатор способен изобрести оригинальную экспериментальную методику, открыть такой факт, который кладет начало новому научному опыту. И он же может выдвигать оригинальные гипотезы, предлагая необычную и экстравагантную теорию. По стопам новаторов идут адапторы, они предпочитают развивать то, что уже открыто и выдвинуто. Их дело состоит в том, чтобы проект и идею довести до детальных и конкретных разработок. И на этом поприще есть место талантам и гениям. Если Г. Галилей и И. Ньютон были новаторами, а Ж. Лагранж и Л. Эйлер – адапторами, то кто же усомнится в том, что современная теоретическая механика стала плодом совместных усилий титанов науки.

Семь типов. Целое семейство ввели английские психологи Т. Гоу и У. Вудворт. На первом месте у них идут «пионеры». Эти ученые тождественны предыдущим «новаторам», ибо первыми протаптывают дороги в науке и делают это на любом уровне. Далее следуют «эрудиты». В истории науки частенько «пионерами» становились дилетанты, пришедшие в сферу исследования со стороны. На фоне их когнитивной бедности «эрудиты» выглядят подлинными богачами, хотя и не всегда могут похвастаться творческими успехами. Экзотично выглядят «фанатики», они любят научное дело ради него самого. Будь это лаборатория или кабинет теоретика, такие ученые отдаются науке без остатка. Правда, такая самоотдача не всегда дает плоды в виде открытий. Свой колорит имеют «техники», им важно заниматься исследовательской аппаратурой, независимо от того, участвует она в плановых экспериментах или нет. Для них сконструировать оригинальный прибор намного важнее того, какие факты он может обнаружить. «Эстеты» демонстрируют полное пренебрежение к приборам и работе с фактами, их стихия – любование красотой теоретических построений. Чаще всего ими являются математики, испытывающие экстаз по поводу изящной цепочки уравнений. Особую группу составляют «диагносты». Их привлекает продукция других исследователей для того, чтобы оценить её по достоинству. Диагносты – это профессиональные критики, без которых не бывает научных отзывов, рецензий и оппонирования диссертаций. К диагностам весьма близки «методологи», которые занимаются оценкой высших теоретических оснований и они, естественно, пренебрегают низшей продукцией научного опыта. Если теория уже находится в руках, то весьма уместно задаться вопросом: «как это возможно?».

Генератор – критик – эрудит. Если предшествующая схема не претендовала на систематичность, то подход российского психолога М. Г. Ярошевского (1915-2001)ориентирован на целостный исследовательский цикл. Суть науки состоит в производстве нового и специализированного знания. Значит, ученым № 1 является «генератор», который способен породить новую идею, создать оригинальную гипотезу, совершить значимое эмпирическое открытие. Ученым № 2 выступает «критик». Его дело – подвергнуть новацию должной рациональной оценке, найти плюсы и минусы. Цикл завершает «эрудит». Поскольку он представляет авторитетные и общезначимые знания, ему следует обосновать новацию аргументами и ввести ее в научный оборот. Если же открытие не выдерживает критики, эрудит устраивает ему пышные похороны, произнося поминальные речи и обозначив могилу уместной эпитафией.

«Делатель» – «думатель» – «чувствователь». Своей систематичностью отличается классификация Г. Селье. Если первый тип занят эмпирическим опытом, второй представляет теоретический уровень, то третий центрирован на организаторской деятельности и коммуникациях ученых. Каждый тип конкретизирован своими видами. «Деятель» раздвоен на «собирателя фактов», отличающегося усидчивостью и наблюдательностью, но лишенного воображения, а также на «усовершенствователя», постоянно занятого улучшением аппаратуры без идейной перспективы. В четырех видах размножен «думатель». Если «книжный червь» много читает, отличается энциклопедичностью и избегает опытов, то «классификатор» с упоением составляет пасьянсы из фактов. Если «аналитик» любит раскладывать единицы теории по полочкам рассудка, то «синтезатор» предпочитает сводить теоретические концы с концами. Полнее всех представлен «чувствователь», состоящий из десяти ипостасей. Можно лишь выделить «босса», тяготеющего к организаторской работе. «Хлопотун» предпочитает суету мелких забот стратегическому обдумыванию. Примечателен вид «рыбья кровь» - критика доведена им до постоянного скепсиса и сомнения. Если приписыванием себе чужих достижений живет «акула», то «святой» себя в науке просто не замечает. Вместе с тем есть такие «святоши», которые лишь притворяются святыми, оставаясь в сути научными карьеристами.

Особыми идеальными типами Селье считал гётевских Фауста и Фамулуса. Первый являет собой образец органической связи исследователя и учителя. Он обладает рядом замечательных способностей: исследовательский поиск его вдохновляет, за деревьями фактов он прозревает лес – универсальную закономерность, сочетает острую наблюдательность с оригинальным воображением, неудачи его не ломают и успех не развращает, без назидательности он передает свой исследовательский опыт начинающим ученым. Фамулус представляет собой идеального ученика и сотрудника – он способен долгое время отдавать себя черновой работе в лаборатории, сочетает романтическую мечтательность со скрупулезным вниманием к деталям, умеет перенимать чужой опыт, внося в него творческие изменения.

Итак, ввиду своей сложности научная деятельность требует от ученого всех его сил и способностей без остатка. Нижний уровень его ресурсов представлен телом и его высшим органом – мозгом, на этой основе функционирует бытийственная психика как та инстанция, которая мотивирует выбор науки, мобилизует волю и другие психические качества на осуществление исследования. Ментальная психика поставляет сенсорные впечатления и занимается переключением таких состояний как вера и сомнение. И все же решающая роль принадлежит интеллекту, который способен структурировать знания в базисный акт, порождая тем самым процессы эмпирического опыта и способ научного мышления.

Задания.

1. Чтобы быть успешным ученым, надо иметь как минимум средние способности. Если принять эту формулу, то какие личностные факторы становятся здесь решающими?

2. Выразите ваше отношение к тому тезису, что функциональная асимметрия мозга не может детерминировать два разных типа мышления.

3. Почему ученому так важен режим переключения состояний веры и сомнения?

4. Какие возражения можно выдвинуть в отношении идеи универсального технологического акта интеллекта?

5. Почему в деятельности ученого логика занимает скромное место на фоне творческих процессов?

Афоризмы и истории.

& Мозг, хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный (М. Монтень).

J Как-то среди друзей английского физика Эрнеста Резерфорда зашел разговор о его научных успехах. Один из них заявил ему: «Вы всегда на гребне волны». «Верно, но это ведь я и поднимаю эту волну», – ответил Резерфорд.

& Гений – это высшая способность концентрировать внимание на изучаемом предмете (И. Павлов).

J На дверях своего деревенского дома датский физик Нильс Бор повесил подкову, которая якобы приносит счастье. Увидев подкову, один из гостей Бора спросил с удивлением: Неужели вы, такой великий ученый, верите, что подкова над дверью приносит счастье? Нет, — ответил Бор, — конечно, не верю. Но вы знаете, она приносит счастье даже тем, кто в это не верит.

& В Индии ловят обезьян так: привязывают банку с узким горлом и в нее кладут банан. Обезьяна видит банан, просовывает лапу в банку, хватает банан. Она пытается вытащить банан из банки, но узкое горло мешает. Хотя к ней приближается человек-ловец, но обезьяна не выпускает банан из лапы и так попадает в неволю. «Мораль»: жизнь, как и наука, устроены так, что сначала надо что-то отдать, чтобы потом получить.

J Заяц защищает диссертацию на тему: «Как быстро снять шкуру с хищника средних размеров». Среди зверей, слушающих зайца, находится лиса. Он перебивает его замечанием, что тема неактуальна. Заяц просит ее зайти в кусты и через минуту лиса без шкуры побежала прочь. Заяц продолжает выступать. Не выдерживает волк и тоже заявляет о неактуальности темы. Заяц просит его зайти в кусты и через минуту повторилось то, что было с лисой. Звери взревели: «Заяц, кто твой научный руководитель?!» Ответ диссертанта: «Лев Иванович, выходите».

& Не слушайте, что я говорю; слушайте, что я имею ввиду (американский физик-теоретик Р. Фейнман – студенту).

J Зайцы пришли к сове за мудрым советом. «Сова, помоги нам. Нас преследуют и едят волки. Вот на прошлой неделе еще двух съели. Что нам делать?» Сова: «У меня есть идея. А что если вам превратиться в ежиков, волки попробуют, уколются и отстанут». «Замечательно!» - крикнули зайцы и побежали. Но по дороге стали думать, а как превратиться в ежиков. С этим вопросом они вернулись к сове. Сова ответила им: «Ребята, я ведь специалист по стратегии, тактика – не моя сфера».

& Если старый корабль всегда обрастает ракушками, то и мысль ученого со временем покрывается стереотипами.

J Один ученый-психолог жил в квартире на первом этаже. Окна выходили во двор, где дети играли и очень громко кричали. Это отвлекало ученого от работы, и он придумал решение. Он сообщил детям, что изучает их крики, но он глуховат и просил в вечерние часы кричать погромче. Для поощрения он будет платить каждому в день по 5 рублей. Дети стали орать в полную силу, и он несколько дней платил, как договаривались. Затем ученый заявил, что денег ему не хватает, и пару дней платил по 3 рубля. А через пару дней извинился и не стал платить вообще. Дети перестали кричать, зачем орать «вхолостую»? Они заявили, что просто так кричать не собираются. С тех пор ученый жил и трудился в своем кабинете спокойно.

& Каждая фундаментальная теория лишает ученых каких-то радикальных иллюзий.

J Н. Е. Жуковский (1847-1921) шел по улице в сильный дождь и размышлял над одной гидродинамической задачей. Решение никак не приходило в голову. И вот возникла ситуация, где надо переходить ручей. Он стал внимательно смотреть на него и увидел в нем кирпич, который огибала вода. Этот образ сразу навел ученого на искомое решение.

& Сомневаться во всем, верить всему – два решения, одинаково удобные: и то и другое избавляют нас от необходимости размышлять (А. Пуанкаре).

& В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии. Настоящая наука и настоящая музыка требуют однородного мыслительного процесса (А. Эйнштейн).

Литература.

1. Иваницкий, А. М. Физиология мозга о механизмах построения субъективного образа // Эпистемология & философия науки, 2006, т. VIII, № 1.

2. Селье, Г. От мечты к открытию: Как стать ученым. М., 1987.

3. Эйнштейн, А. Мотивы научного исследования // А. Эйнштейн. Сборник научных трудов. В 4-х т. Т. IV. М., 1967.

4. Чернавский, Д. С., Чернавская, Н. М. К онтологии научного творчества. Синергетический подход // Эпистемология & философия науки, 2004, т. I, № 1.

5. Аллахвердян, А. Г., Мошкова, Г. Ю., Юревич, А. В., Ярошевский, М. Г. Психология науки. М., 1998.

6. Петров, М. К. Самосознание и научное творчество. Ростов/Д., 1992.

7. Холодная, М. А. Психология интеллекта. Парадоксы исследования. СПб., 2002.

8. Шереги, Ф. Э., Стриханов, М. Н. Наука в России: социологический анализ. М., 2006.

9. Юлов, В. Ф. Мышление в контексте сознания. М., 2005.

Тема 2. Наука как проблемный способ исследования.

1. Ценности в науке.

Всякое познание включает в себя оценку. Любое живое существо относится к окружающей среде с позиции собственных потребностей, делая себя безусловным центром и исходным пунктом своего поведения. Такое центрирование, хотя уже далеко не эгоистическое, присуще и человеку. У него есть свои потребности и интересы, которые задают в отношении природной среды и культуры определенную избирательность. Если в своих свойствах реальность бесконечна, то человечество осваивает узкий коридор того, что существует. И хотя он непрерывно расширяется, в этих рамках действительности открываются и формируются все возможные «блага», т.е. те единицы реальности, которые обладают значимостью для человека. Их выделение из многообразия бытия происходит путем процедуры оценивания.

Процесс оценивания протекает по универсальной технологии интеллекта. Суть оценивания заключается в выборе чего-то одного из некоторого многообразия. Слепой перебор всех возможных вариантов здесь не имеет места, стало быть, акт оценивания сопряжен с познанием и направляется определенным значением. Вот почему данная процедура может производиться только интеллектом. Интеллект человека вписан в социальную культуру и обладает высокими возможностями, в основе которых лежит технология функционирования знаний. Процесс оценивания конституировался в ее рамках. Как и в основной схеме здесь так же фигурирует три функциональных элемента: предмет – метод – результат, с той лишь разницей, что каждый из них несет ценностную специфику. В качестве предмета оценивания могут выступать чувственные впечатления и знания самого различного уровня. Содержание методов оценки составляют «ценностные теории», т. е. знания, задающие некие образцы и ставшие нормами-идеалами. Когда метод прикладывается к предмету, возникает оценка, которая выступает продуктом акта оценивания.

Научные ценности: «этос» и «методос». Являясь особым типом познания, наука существует и как специфический социальный институт. Их различие очевидно. Одно дело заключается в том, чтобы осуществлять исследовательский поиск, получать знания и развивать их, совсем другое - когда в ходе коммуникаций ученых знание переходит из состояния индивидуального или узкогруппового продукта в достояние научного сообщества. В одной области науки совершают открытие, в другой сообщают о нем и придают ему публичный характер. Соответственно этому выделяются две группы научных ценностей. Научный поиск регулируется идеалами «методоса», общение ученых по социализации знаний подчиняется нормам «этоса».

Любая человеческая деятельность имеет циклическую структуру, где во времени есть начало и конец. Цикличность научного поиска определяется узлами интеллектуальной технологии. Если учесть то обстоятельство, что предмет научного познания утверждается в форме проблемы, цикл “методос” будет таков: “проблема – метод – новое знание”. Для возникновения каждого компонента требуются свои идеалы.

Цикл “этос” образуется из других научных действий: “научная публикация (доклад) – критическое обсуждение – принятие/непринятие нового знания”. Ясно, что здесь фигурируют специфические ценности. Один из основателей социологии науки Р. Мертон (США) в 1942 году сформулировал четыре основные нормы: 1) универсальность; 2) коллективизм; 3) бескорыстность; 4) организованный скептицизм. Они, безусловно, выражают реалии науки. Если ученый представил свое открытие в статье, опубликованной в научном журнале, то он желает, чтобы всем его коллегам оно было известно. Налицо – «универсальность» и «коллективизм». Узнав о новации, ученые подвергнут ее критике, будут проверять ее эмпирические и рациональные основания, оценивая ее через призму господствующих в науке норм («организованный скептицизм»). Конечно «этос» не исчерпывается этими нормами. Когда ученый создает текст статьи, то он не допускает плагиата, не фальсифицирует факты, проявляет уважение к авторитету именитых ученых и специальных норм: рациональная аргументация, уважение к оппонентам, соблюдение регламента и т. д.

Ценности научной проблематизации. Для нас особый интерес представляет цикл «методос». Каждый его блок следует разобрать детально, и естественно начать с исходного – с «проблемы». Как таковая проблемность является широким феноменом, присущим всем типам познания. Психологи характеризуют ее в виде такого негативного фактора как «барьер» для деятельности, который переживается в отрицательных эмоциях, что позволяет мобилизовать ресурсы человека для должного преодоления. Однако еще в конце ХIХ в. американский психолог и философ У. Джеймс определил проблему как интеллектуальное затруднение. Только в таком ракурсе можно понять суть проблемности. В познавательном плане важно то, что проблема переключает индивида из бездумного состояния в мыслительное. «Мы начинаем думать, когда обо что-то стукнемся» (П. Валери). Как правило, в своей деятельности человек руководствуется привычными представлениями, пребывает в состоянии веры в их эффективность и строит определенные ожидания. Когда они не сбываются и, уступают место чему-то неожиданному, эту ситуацию психика переживает как появление препятствия. Такое положение влияет на ментальную психику, она переключается с веры на сомнение. Это состояние в свою очередь активизирует интеллект и его работа начинается с оценки сложившейся ситуации, что и составляет содержание акта проблематизации. В практическом познании рассудок четко фиксирует явное расхождение цели действия с наличной ситуацией, что вынуждает произвести переоценку используемых средств. Нечто похожее происходит и в науке, но с учетом специфических сложностей.

Единой и сквозной целью научного исследования выступают новые знания. Однако сами по себе они существовать не могут, их единственная возможная основа – новые чувственные данные и массив наличных сведений. Из этого многообразия и конституируется предметная сторона научной проблематизации. Ее уровни весьма разнообразны и простираются от фактуальности до фундаментальных теорий. Выбор определенного предмета диктуется характером проблемной ситуации. Методом проблемного оценивания служат исторически сложившиеся образцы результатных форм знания. Они отвечают на вопросы типа: «что считать нормальным фактом науки?» «Какова нормальная научная теория?» Любые отклонения в существующих когнициях от данных идеалов оцениваются в качестве проблемного содержания, которое подлежит должной трансформации в ходе решения.

Современную науку представляют более тысячи шестисот дисциплин (физика твердого тела, популяционная генетика, история древнего мира и т.д.). Хотя в каждой дисциплине сложились специализированные нормы, они являются лишь частными формами общенаучных идеалов. В качестве ведущего и сквозного в них выделяется идеал когнитивной связанности: «любые результаты науки должны иметь рациональное единство». Рекомендация, ориентирующая на поиск любых форм несвязности и нарушений единства, представляет собой проблемное правило. Налицо тандем из ценностей с противоположными функциями. Норма проблематизации обеспечивает начало исследования, ибо установка на когнитивную бессвязность помогает находить «дефектное» знание, обладающее возможностями роста и структурного улучшения. Когда оно оценивается в качестве проблемного материала, тем самым появляется исходный предмет мышления. Идеал же связанности направлен на завершение исследовательского цикла, он фиксирует качество решения проблемы.

Идеал связности и ее проблемный антипод прошли длинный путь исторического развития. Исторически первыми версиями стали нормы логической связности/логической несогласованности. Проблемное правило сформулировал Аристотель в виде требования – установки: «следует смотреть, нет ли где какой-нибудь несогласованности» [2, с. 497]. Данная норма весьма абстрактна и в каждом специфическом случае она нуждается в должной конкретизации, что требует от ученого соответствующей компетенции. Вовсе не случайно начинающему исследователю (аспиранту) его научный руководитель помогает сформулировать диссертационную проблематику. «Говорят, что посредине между двумя противоположными мнениями лежит истина. Никоим образом! Между ними лежит проблема» (И. Гете). Уже древние мыслители обнаружили, что логическое противоречие является самой очевидной формой рациональной несогласованности, когда одно и то же утверждается и в то же время отрицается. У нормы непротиворечивости античные философы подчеркнули негативную функцию запрета: «в итоговой мысли противоречий не должно быть». Как известно Зенон (V в. до н. э.) разработал прием «сведения к абсурду» и использовал этот вариант идеала непротиворечивости для конструирования апорий и критики своих оппонентов. Данную норму позднее перенесли в геометрию и разработали теоретическое доказательство. Только в ХХ в. ученые обратили внимание на конструктивную сторону идеи противоречия – выявление когнитивных полярностей и их должная оценка ведет к постановке проблемы. Если противоречие фиксируется в начале исследования, то это позитивная проблема, в конце же поиска она оборачивается ошибкой. На эту двойственность указал английский ученый и философ Н.А. Уайтхед (1861-1947): «В формальной логике противоречие является сигналом бедствия, но в развитии реального знания оно означает первый шаг по направлению к успеху» [3, с. 137].

История науки полна примеров успешного действия проблемной нормы противоречивости. Так, в середине XIX в. был открыт закон сохранения энергии и одним из его следствий стал «закон эквивалентности теплоты и работы». Развивая термодинамику, немецкий ученый Р. Клаузиус обнаружил противоречие между «законом эквивалентности» и «принципом Карно». Если в первом утверждалось взаимообратимость теплоты и механического движения, то согласно второму, получение механической работы в тепловой машине не обязательно сопровождается переходом теплорода от тела с относительно высокой температурой к телу с меньшей температурой. Клаузиус оценил такой диссонанс в качестве проблемы и ее решение пришло на пути отказа от понятия теплорода. Когда А. Эйнштейн зафиксировал противоречие между принципом относительности механики и представлением электродинамики об абсолютном эфире, то, хорошо зная историю термодинамики, ученый поступил по образцу Клаузиуса. Ложная гипотеза эфира так же была устранена проблемным сомнением.

Одно из типичных отклонений от нормы связности – наличие пробелов в некоторой совокупности научных знаний. Речь идет о ситуации, когда вместо логического и идейного единства существуют разрывы, указывающие на отсутствие каких-то значимых элементов знания. Научное содержание здесь представлено множеством разрозненных фрагментов фактов, законов, где каждый элемент о чем-то свидетельствует, но общий смысл целого отсутствует. Это напоминает ситуацию с недостроенной детской мозаикой. Такое положение дел ученый расценивает как проблемное. Иллюстрацию можно взять из истории физики. До 1900 г. классическая электродинамика развивалась на основе принципа непрерывности (электромагнитное поле и его энергия меняются без скачков). Затем возникла квантовая гипотеза, которая актуализировала идею прерывности. К 1910 г. физика стала сочетать полуклассические и полуквантовые теории. Проблемную оценку произвел немецкий ученый М. Планк (1858-1947): «Создавшееся ныне состояние теории, исполненное пробелов, стало невыносимым для каждого настоящего теоретика» [4, с. 71].

Иррациональная смутность и неопределенность.Другой типичной формой отклонения от идеала связного единства выступает когнитивная смутность или рациональная путаница. Ее рельефную характеристику дал американский методолог науки У. В. О. Куайн. Наличие смутных терминов свидетельствует о логическом неблагополучии – существовании каких-то нарушений логической нормы, требующей четких смысловых границ. Хотя смутность не затрагивает истинностных значений общих предложений науки, она вносит двусмысленность, рациональную непрозрачность и логическую непоследовательность. Состояние смутной путаницы является для науки проблемным и оно устраняется процедурами проясняющей рефлексии [5, с. 148-170]. Некоторые ученые характеризуют проблемность метафорой спутанного или запутанного узла. Здесь очевидно, что все выражения типа «смутность», «путаница», «спутанный узел», «неясность» синонимичны. Их объединяет одно общее значение – отсутствие связного порядка в наличных знаниях, что оценивается как проблемность. В 1901г. И. П. Павлов (1849-1936) ставил опыты по физиологии пищеварения и однажды заметил, что нейтральный для животного элемент среды способен вызывать у него физиологическую реакцию. Биология того времени такого рода связи вообще не брала в расчет, их просто не замечали. Неясную и смутную зависимость Павлов оценил в виде значимой и перспективной проблемы. Так возникло новое направление по изучению условных рефлексов, ставшее началом физиологии высшей нервной деятельности.