Ментальная психика.

Кроме бытийственной психики следует выделить «ментальную чувственность». У данных чувств может быть внешний источник (элементы природной и социальной среды, процессы в организме), который избирательно фиксируется специализированной системой рецепторов. Производство ментальных переживаний детерминируется телом и сопряженной с ним экзистенциальной психикой, которые обеспечивают эту активность необходимой энергией. Вот почему Ж. Делёз использовал выражение «надстроечные слои чувственности», обусловленные «первичной чувственностью».

Бытийственная чувственность существует как неорганизованная стихия потока переживаний. На фоне такой непрерывной и диффузной (как бы рассеянной по всему организму) психики ментальная чувственность являет локальные в пространстве и во времени события. Так, боль возникает в определенном регионе организма, проходит определенные стадии и исчезает. И это длящееся впечатление не ограничивается самим собой, оно приобретает информационную нагрузку, становясь знаком некоторой опасности. Такое органическое сопряжение чувств с интеллектом и стало основанием для введения понятия «ментальная психика».

Вид ментальной психики: сенсорные впечатления. Характеристика ментальности вытекает из того, что речь идет о таких чувствах, которые требуют дополнительные работы интеллекта, чтобы сформировалась полноценная единица информации. Еще И. Кант отмечал радикальную незавершенность и незаконченность чувственности в познавательном отношении. Чувства представляют внешний предмет (вводят его вовнутрь сознания), но не могут судить о нем (отсутствие идеального значения). Сенсорные чувственные данные становятся тем внутренним предметом, который подвергается интеллектуальной обработке. В ходе этого процесса впечатления превращаются в знаки, несущие определенные значения или знания. Вот почему познание на любом уровне и в любом виде несет в себе двойной состав: сенсорные впечатления ментальной психики и когнитивные компоненты интеллекта. Первое выступает предметно‑знаковой формой воплощения второго как знания.

Специфика ментальных эмоций. Если сенсорные впечатления входят в содержание познавательных образований, то ментальные эмоции существуют вне продуктов интеллекта. Их влияние на когнитивные процессы можно свести к трем видам детерминации: инспирация, сопровождение и завершение. Ментальные эмоции не только запускают работу интеллекта, но и способны идти рядом с познавательными актами. Австрийский психолог Ф. Брентано (1838-1917) считал, что здесь нужно говорить о сопровождении чувствами определенных действий со знаниями. Так, спланированная разумом деятельность всегда переживается состояниями удовольствия‑неудовольствия. Продолжая эту линию размышлений, У. Джеймс указывал на присутствие в сознании чувства будущего, которое проявляется в виде эмоций ожидания. Если ожидаемое сбывается, то оно переживается как удовольствие. В случае задержки предполагаемого эффекта деятель испытывает отрицательные чувства неудовольствия. Ярким примером ментальной эмоции, завершающей цикл научного исследования, является эйфорическое состояние радости, в котором оказался Архимед после открытия закона гидростатики («эврика»).

Вера как состояние ментальной психики. Ментальные эмоции вместе с сенсорными впечатлениями не исчерпывают содержания ментальной психики. Кроме них существуют такие состояния как: вера и сомнение. Речь идет о весьма широких феноменах сознания, не сводящихся к частным формам (религиозная вера, философское сомнение и т. п.). Их теоретическое выявление требует особого анализа.

Поскольку ментальность легко вступает в союз с интеллектом, весьма трудно отличить веру от знания. Некоторые философы-рационалисты свели веру к состоянию ума. Такая позиция таит в себе смысловые тупики. Если уверенность тождественна когниции, то чем же тогда отличается убеждение от формального знания? Рационализм здесь не способен дать разумного ответа. Перспективу открывает лишь признание веры в качестве особого чувственного состояния, отличного от знания. Элементы такой позиции весьма радикально заявили религиозные мыслители. Им надо было показать независимость религиозной веры от разума и здесь они нашли ряд весомых аргументов, справедливых и для веры как таковой.

Классическую известность приобрело высказывание Тертуллиана (III в.): «Верую, ибо абсурдно». Смысл здесь вполне понятен. Если знание строится на исключении логических противоречий, и его судьба решается абсурдом (есть он или нет), то вере абсурд не страшен, ибо она живет по другую сторону рациональности. Для Аврелия Августина эта область оказалась центрированной любовью к Богу, а у Б. Паскаля она совпала с жизнью «сердца». Оригинальное отличие веры от знания ввел Н. А. Бердяев. Если знание ориентируется на объект, логику и доказательство, то оно в сути своей принудительно и несвободно, ибо находится в подчинении как внешнего познаваемого объекта, так и внутренних норм. Вера же свободна от внешних рамок и выражает дерзновенный поиск духа. В условиях тварного мира вера не может заменить знание и она помогает ему конституироваться. Вера утверждает исходные начала познания: правила практического опыта, аксиомы и постулаты научной теории. Среди ее различных форм выделяется религиозная вера, осуществляющая богопознание.

Вера закрепляет знание и делает его верованием. Американский исследователь Ч. С. Пирс (1839-1914) задумался над вопросом: как отличить научные знания от практических представлений? Для выражения последних он ввел конструкт «верование», имеющий структуру из двух компонентов: суждение, исходя из которого человек действует (рационально-действенная сторона), и чувство убежденности (чувственный аспект). Ни одна из двух сторон не включает другую, они лишь сопровождают друг друга. У них разная интенциональность: если знания ориентированы на познаваемые объекты, то интенциональным предметом веры выступает само знание. В последнем случае ценностный « якорь» закрепляет важную когницию.

В сознании индивида существуют две области. Внешний и поверхностный слой образован знаниями без веры, идеи здесь далеки от самости (я) и весьма неустойчивы (приходят и уходят). Внутренним ядром являются верования, они близки психическому центру, устойчивы и определяют жизненное поведение. Если какое-то представление возникает в сознании, то оно поначалу пребывает на его периферии и, не имея ценностных якорей, рискует затеряться среди второстепенной информации. Но вот когниция хорошо зарекомендовала себя в жизненных действиях, она оценивается как важный элемент, перемещается ближе к ментальной психике и закрепляется ею как верование. Стало быть, вера укореняет знание, делает его сугубо внутренним достоянием индивида, делая верование самым ценным ресурсом жизнедеятельности.

Итак, вера представляет собой чувственно-психическое состояние, закрепляющее знания, которые проявили свою высокую жизненную значимость для индивида. Способ укоренения не требует помощи со стороны интеллекта и является бессознательным. Сама по себе вера «слепа», зато «зрячим» выступает когнитивное содержание верования.

Научная вера и убеждения ученого.Вфункциональном плане вера проявляется в форме познавательной установки. Под установкой понимает­ся фиксированное состояние сознания, обусловленное предше­ствующим опытом, и которое в проблемных ситуациях выступает как предрасположенность и готовность к определенной активности. Широко используются следующие термины: «познава­тельная установка», «концептуальная установка» (Я. Хинтикка), «методологическая установка» и т. п. Структурной основой всех этих форм является познавательная вера, закрепляющая некоторое знание в виде установки, направленной на предмет познания. По отношению же к самому ученому это знание становится его убеждением. Сочетание убеждения и познавательной установки требует различения видов веры.

В литературе существует дихотомия слепой веры и «светлой уверенности». Если первая лишена ясного и разумного содержания, то вторая имеет его. Это позволяет отличить вненаучные верования от форм, связанных с наукой. Все виды дотеоретических мировоззрений формируются в индивидуальном сознании и функционируют в нем через «слепую» веру. В отличие от религиозной и других раз­новидностей такой веры верования в науке обозначаются термином «научные убеждения». Они вырабаты­ваются самими учеными или усваиваются ими как свои собствен­ные. Имея некоторые общие основания с вненаучной верой, научные убеждения обладают специфическим содержанием и осо­быми функциями.

Назначение убеждений состоит в том, чтобы придавать своему носителю действенную уверенность в оп­ределенной направленности исследования. Эта роль возможна лишь тогда, когда убеждение функционирует в качестве метода. Обра­щение результатов в исходное начало переносит туда и модально­сти веры, что превращает убеждение в субъективную установку, имеющую объективную основу.

Отличительной чертой многих философских идей является то, что они усваиваются учеными сразу в виде действующих установок. В студенческий период и позднее эти идеи входят в сознание как готовые методы, уже заряженные на применение в исследовании. Глава геттингенской школы Д.Гильбертследующим образом охарактеризовал идею познавательного оптимизма. «Мы все убеждены в том, что любая математическая задача поддается решению. Это убеждение в раз­решимости каждой математической проблемы является для нас большим подспорьем в работе, когда мы приступаем к решению математической проблемы, ибо мы слышим внутри себя постоян­ный призыв: вот проблема, ищи решение».

Бывает и так, что ученый в юности обрел одно философское убеждение, но его опыт научной деятельности заставляет заменить его другим. Конечно, такая метаморфоза протекает не в одночасье и имеет форму духовного кризиса и его разрешения. К примеру, в юные годы А. Эйнштейн попал под влияние модного и авторитетного австрийского физика Э. Маха. Явным результатом такой связи стали элементы субъективистского эмпиризма. Однако реальная деятельность физика-теоретика заставила Эйнштейна пересмотреть свои взгляды в пользу реализма голландского философа Б. Спинозы (1632-1677).Уже в 1938 г., написав книгу «Эволюция физики», Эйнштейн заявил: «Без веры во внутреннюю гармонию нашего мира не могло бы существовать науки». Это убеждение ученый подтвердил в 1947 г. в письме своему коллеге Максу Борну: «Ты веришь в играющего в кости Бога, а я – в полную закономерность в мире объективного сущего».

Движение от обоснованного результата к деятельностной установке для научных убеждений не является единствен­ным. История естествознания изобилует случаями обратной после­довательности. Речь идет о гипотетических верованиях, которые возникают и действуют в виде неявных предпосылок. Их отличает бессознательное становление и последующее теоретическое обо­снование. До 90-х гг. ХIХ в. математики бессознательно пользовались правилом выбора. Доверие к нему было чисто интуитивным и це­ликом основывалось на его плодотворной ценности, ибо «...по­знания, приобретенные инстинктивно, пользуются совсем особым доверием» (Э. Мах). Возраставшая эффективность аксиоматиче­ского правила вызвала к нему теоретический интерес и сделала его предметом осознания. В 1890 г. Дж. Пеано сформулировал пра­вило выбора для частного случая (задача интегрируемости диффе­ренциальных уравнений). В 1904 г. Э. Цермело рассмотрел ряд доказательных возможностей этой аксиомы и выявил ее необходи­мость в актах обоснования важных теорем теории множеств. Позд­нее Д. Гильберт связал ее с общей теорией математического вы­вода. В 1940г. Гёдель показал, что аксиома выбора недоказуема в системе Цермело-Френкеля. Доказательство ее независимости вызвало ряд новых разработок в теории множеств, алгебре и топо­логии. На этом фрагменте истории математики хорошо видно, как менялось отношение ученых к компоненту метода, переходя от не­осознанного доверия к теоретическому убеждению.

Вере противостоит не разум, а сомнение.Если брать эволюционную шкалу времени, то вера намного старше сомнения. Большинство исследователей признает у животных веру, интеллект и даже элементы мышления, но редко кто отважится отметить у них состояние сомнения. Последнее связывается исключительно с человеком и лишь с его относительно развитыми этапами развития культуры. Сомнение зародилось в виде своеобразного антипода веры. Если ее функция сводится к закреплению некоторых единиц знания в поле сознания, приданию им укорененной устойчивости, то роль сомнения заключается в придании когнитивным элементам некоторой динамики. Такой радикальный поворот был обусловлен социальными причинами. Вступив на путь культурных изобретений, древний человек был вынужден интенсифицировать познание природных и социальных процессов. Стало накапливаться многообразие различных результатов познания, дальнейший процесс познания предполагал только одно – в наличном когнитивном материале нужно разобраться, оценить его, сопоставить друг с другом разные единицы и соотнести их со старыми верованиями. В такой работе вера становилась тормозом, преодолением которого и занялось сомнение.

Сомнение как совместный способ интеллекта и психики преодолевать состояние веры. Ведущей силой сомнения является интеллект. Так, главным препятствием науки Р. Декарт считал заблуждения, сформировавшиеся некритическим и бессознательным путем. Для их устранения вполне достаточно мышления в форме сомнения, направляемого должными правилами метода. С этим в сути был согласен и Гегель. По его мнению, «установившиеся мысли гораздо труднее привести в состояние текучести, чем чувственное наличное бытие». Только одних логических правил здесь явно недостаточно.

Сомнение начинается с удивления.Верование функционирует в режиме установки, которая дает индивиду определенные ожидания. Их оправдание сопряжено с успешной деятельностью, и психика генерирует состояние приятного и спокойного комфорта. И вот познание приносит очередную единицу знания, которая своей новизной вносит диссонанс в сложившийся когнитивный лад. Все сводится пока к тому, что вместо ожидаемого и привычного продукта появляется неожиданный элемент знания (восприятие, или представление, или понятие). Гармоническое состояние психики уступает место удивлению. Аристотель утверждал, что с удивления начинается философия, но это состояние достаточно универсально, оно играет свою роль и в науке.

Сомнение развивается от когнитивного колебания к формулированию проблемы.Возникновение удивления и связанных с ним эмоций можно считать исходным этапом развертывания сомнений. Чувственные модальности устраняют психическое состояние веры, для которой характерен бездумный автоматизм привычки, и тем самым инициируется активность интеллекта. Предметом его деятельности становится конфликт верования и не-верования, что вынуждает сознание впасть в состояние колебания и нерешительности. Разум, ориентированный на идеал порядка и ясной завершенности, такое положение дел не устраивает. Переход от смутных подозрений к четкому неверию требует от интеллекта соответствующих усилий и главное - оценки ситуации в форме проблемы.

Развитие научного мышления строится на циклических переходах от веры к сомнению и обратно.Ч. С. Пирсподчеркивал, что только «методам науки» присущ самый полный и максимально гибкий контроль, учитывающий как своеобразие предметной ситуации, так и целевую ориентацию ученого. В зависимости от поставленной проблемы выбираются определенные пропозиции, и эти знания закрепляются соответствующей верой в качестве метода решения. Главное преимущество научного мышления сводится к введению степеней сомнения и уверенности. Уже при постановке проблемы сомнение ограничивается уверенностью в ее легитимности.

Весьма тонкий и подвижный союз двух противоположностей устанавливается по отношению к методу. Чтобы повлиять на содержание проблемы и трансформировать в некоторый новый продукт, нужно иметь соответствующие знания. Их закреплением в качестве инструментальных верований занята особая вера, дающая уверенность в том, что избранные знания смогут разрешить проблему. Однако эта вера сочетается с законными опасениями относительно выбранной позиции, вполне возможно, что метод окажется несоответствующим своеобразию задачи. Такое сомнение делает веру частичной, а метод гипотетическим средством. Конечно, ученый идет на риск и в том деле, полном неожиданных поворотов, он может положиться на знания, укрепленные цементом веры. И если попытка решения потерпит неудачу, то под давлением быстро разросшегося сомнения, вера в метод быстро исчезнет. Смена знаний – пропозиций будет означать вхождение не только нового метода, но и новой веры, которая опять же ограничит сомнение, вернувшееся обратно в свою узкую обитель. Подобные метаморфозы заканчиваются лишь при успешном решении.

Совершенно другая форма веры связана с конечным продуктом решения задачи. Если он проверен и обоснован в качестве истины, то здесь уже полностью исключено сомнение и вера безраздельно властвует над сложившимся результатом. Пирс оценил его в виде «мысли ‑ верования», где мышление как процесс уже не принимает никакого участия. Итоговое знание полностью осознается и в нем нет ничего неясного. Закрепившая его вера устранила все раздражающие чувства, обусловленные сомнением, сняла напряжение ума и установила в сознании желанный покой. На основе полной веры верование становится надежным результатом и методом. Главный вывод, который следует из рассуждений Пирса, сводится к тому, что в полном виде вера проявляется только по отношению к полученному результату мышления. На стадии проблематизации вера дополняет доминирующее сомнение. Когда производится выбор метода, она закрепляет его в качестве временного средства, сочетаясь переключательными ходами с инстанцией сомнения.