Крушение антично средневековой космософии

Для простого перечня причин той интеллектуаль­ной революции, которая разрушила антично-средневе­ковую концепцию мира и привела к оформлению на­учного естествознания, потребовалось бы целое иссле­дование, изучающее и производственный прогресс, и социально-политическое разложение феодального об­щества, и реформацию, разъедающую монолитность церковной идеологии, и пуританизм, сыгравший опре­деленную роль в становлении рационализма, и процесс укрепления института абсолютной монархии, и упро­чение гелиоцентризма, опровергавшего теологическую концептуализацию явлений действительности через оппозицию «небесного-мирского», что сдерживало поступательное развитие познания, и возрождение античных традиций работы с натурфилософскими иде-д ализациями, и протестантскую этику, пропагандиро- вавшую идею личной инициативы, и многое другое.

Поэтому выделим лишь главное. С нашей точки зре­ния, основу естественно-научной идеологии, ориенти­ровавшей на получение знания о «безличных, слепых, репродуктивных, самоопределяющихся бытийных ав-томатизмах, которые возникают между воздействую­щими друг на друга объектами*, составляли следую­щие представления и подходы.

Натурализм. Укреплению идеи самодостаточности природы, управляемой естественными, объективными законами, лишенной примесей антропоморфизма и те­леологического символизма, а также концептуализируе-мой на основе типологии «причина-следствие», а не «причина-значение», способствовали два обстоятельства.

Первое — разработка таких нетрадиционных тео­логических концепций, как пантеизм (Спиноза) и де­изм (Ньютон, Вольтер, Шаррон). Растворение бога в природе, представлявшее в то время, несомненно, форму атеизма, приводило, с одной стороны; к тому, что пантеистическому богу было трудно молиться, а с другой стороны — к своеобразной эмансипации при­роды, которая по своему статусу не только становилась «однопорядковой» богу, но и — в условиях концентра­ции познавательных интересов на вопросах естество­знания — приобретала явное превосходство над ним. Деизм же уже фактически утверждал возможность естественных объективных законов, ибо дифференци­ровал творение как супранатуральный акт и натураль­ные принципы существования сотворенного. Изучение первого (причины мира) составляло вотчину метафи­зики, а изучение второго (автономно существующего мира как следствия) — физики, причем между одним и другим не находилось общих точек соприкосновения («физика — бойся метафизики!»).

Второе —развитие медицины, физиологии, анатомии и т. п., которое укрепляло идею «тварности» человека, его единства с органической и неорганической приро­дой («человек — вещь во множестве вещей») и которое разрушало антропоцентристские телеологические ил­люзии о некоей привилегированности человека в мире.

' Науковедение и история культуры. Ростов. С. 78.

Комбинаторносшь. Это мировоззренческий подход к вопросам структуры действительности, противопо­ложный доминировавшему ранее символически-иерар­хическому подходу. Согласно ему, всякий элемент мира представлялся не в виде некоего качественного цело­го, органически связанного с другими подобными це-лостностями во всеохватывающую и всепроникающую тотальность, а в виде набора форм разной степени существенности и общности. Суть этого подхода пере­дают следующие слова Галилея: «... никогда я не стану от внешних тел требовать что-либо иное, чем величи­на, фигуры, количество... движения... я думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, число и движение». Подобную пози­цию разделяли (спор о первичных и вторичных каче­ствах) Локк, Гоббс, Декарт, Спиноза и др. На этой ос­нове устанавливалось своеобразное единство мира, понимаемое как общность его форм, что разрушало качественный взгляд на мир как на неограниченное много- и разнообразие. Разнообразие действительнос­ти отныне описывалось в терминах механической ком­бинаторики нескольких фундаментальных форм, ответ­ственных за известные качества. Отсюда, знать дей­ствительность означало знать правила сочетаний форм. Последнее определяло такие специфические черты новой идеологии, как инструментальность и механис­тичность, сыгравших видную роль в процессе оформ­ления естествознания как науки.

Квантитативизм. На основе комбинаторности развился квантитативизм — универсальный метод ко­личественного сопоставления и оценки образующих всякий предмет форм: «познать — значит измерить». Значительный импульс прогрессу методов подведения форм под количественное описание придала разработ­ка Декартом и его последователями (де Бон, Шутен, Слюз, де Витт, Валлис и др.) аппарата аналитической геометрии, где обосновывалась идея единства геомет­рических форм и фигур, объединенных формальными преобразованиями. В связи с этим «пространственные формы... которые в своей индивидуальности даже бо-готворились греками, рассматривавшими их как неко­

торые индивидуальные сущности... были развенчаны и сведены к ряду некоторых простейших и всеобщих соотношений»; это и позволяло «единообразно рассмот­реть все царство индивидуальностей»*.

Существенным представляется то, что качества, которые ранее не могли быть соизмерены на единой основе (Аристотель в силу «качественного» стиля мышления не мог создать теорию стоимости, хотя вплотную подошел к этому), теперь оказались соиз­меримыми, что учреждало картину унитарного — го­могенно-количественного, а не иерархизированного — гетерогенно-качественного космоса.

Причинно-следственный автоматизм. Существен­ный вклад в оформление образа естественной причин­но-следственной связности явлений действительности внесли Гоббс, который элиминировал из введенных Аристотелем материальных, действующих, формаль­ных и целевых причин две последние, а также Спино­за, который показал, что, «если бы люди ясно познали весь порядок природы... они нашли бы все так же не­обходимым, как все то, чему учит математика»². Эта мировоззренческая позиция, нашедшая активную под­держку во внутринаучном сознании (Галилей, Бойль, Ньютон, Гюйгенс и др.), лишала действительность сим­волически-телеологических тонов и открывала путь для объективно-необходимого закономерного ее описания. Кроме того, следует отметить такой момент, как все­мерно упрочившийся в то время монотеистический характер верования, которого не было в античности и который в гораздо большей степени, чем античные идеи долженствования и приказа, способствовал утвержде­нию понятия о единообразно и закономерно детерми­нируемой действительности.

Анолшпизм. У греков «именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы, — при­рода еще рассматривается в общем, как одно целое.

' Науменко Л.К. Монизм как принцип диалектической логики. Алма-Ата, 1969. С. 76.

² Спиноза Б. Избранные произведения: В 2 т. М., 1957. Т. 1. т С. 301.

Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях: она является для греков результатом непосредственного созерцания»!. В условиях же Но­вого времени утверждается совершенно отличный от античного стиль познания, в соответствии с которым познавательная деятельность функционировала не как абстрактно-синтетическая спекуляция, а как конкрет­но-аналитическая реконструкция плана, порядка и конституции вещей, как умение разлагать их на фун­даментальные составляющие. Примат аналитической деятельности над синтетической в мышлении предста­вителей данного периода способствовал формирова­нию системы физической причинности, которая окон­чательно сложилась и упрочилась с появлением меха­ники Ньютона. До Ньютона подобной системы не существовало. Даже законы Кеплера «не удовлетворя­ли требованию причинного объяснения», ибо «пред­ставляли собой три логически независимых друг от друга правила, лишенных всякой внутренней связи» и относились «к движению в целом», не позволяя «выве­сти из состояния движения в некоторый момент вре­мени другое состояние, во времени непосредственно следующее за первым»².

Другими словами, законы Кеплера были интег­ральными и по своему гносеологическому статусу мало чем отличались от абстрактно-созерцательных форму­лировок мыслителей Античности. Дифференциальные же законы, а вместе с ними и та единственная форма «причинного объяснения, которая может полностью удовлетворять... физика»³, были впервые созданы в рамках аналитической механики Ньютона.

Геометризм. Эта черта мышления, противопостав­ляемая нами античному физикализму и медиевистско-му иерархизму, оформляется как следствие утвержде­ния гелиоцентризма. Для разъяснения мысли остано­вимся на истории мировоззренческой ассимиляции последнего культурой того времени. Сам Коперник

' Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 69.

² Эйнштейн А. Собр. науч. трудов. Т. 4. С. 83. ³ Там же.

отчетливо сознавал, что влияние его теории не ограни­чивается физикой: «... она приведет к переоценке цен­ностей и взаимоотношений различных категорий; она изменит взгляды на цели творения. Тем самым она произведет переворот также и в метафизике и вообще во всех областях, соприкасающихся с умозрительной стороной знания. Отсюда следует, что люди, если су­меют или захотят рассуждать здраво, окажутся совсем в другом положении, чем они были до сих пор или воображали, что были»!.

Гелиоцентрическое учение действительно имело огромнейшее идеологическое значение, поскольку за поднятым Коперником чисто физическим вопросом — просто научной задачей скрывалось нечто чрезвычай­но важное — уяснение положения человека во Вселен­ной. Революционной в связи с этим оказывалась преж­де всего онтологическая сторона гелиоцентризма. Если антично-средневековая онтология базировалась на учении Аристотеля об анизотропном и неоднородном пространстве, что позволяло формулировать представ­ление о пяти стихиях и, в частности, об эфире как «квинтэссенции бытия», противопоставляемой услови­ям земного бытия, а на этой основе оформлять анти­номии небесного-мирского и т. д., то Коперник осно­вывал свои построения на учении об однородном и изотропном (евклидовом) пространстве, все точки и на­правления движения в котором равноценны. Посколь­ку физическое действие в пространстве Коперник связывал не с диалектикой стихий, а с точками сосре­доточения материального субстрата вне зависимости от их местоположения, постольку каких-либо каче­ственных онтологических различий между Небом и Землей для него не существовало. Последнее означало образование картины унитарного космоса, развитие которой, затрагивая и вопросы гносеологии, позволяло обосновать доктрину универсальных законов природы. Разработке данных идей коперниканства посвятили себя многие передовые мыслители Ренессанса, но

' Льоцци М. История физики. М., 1970. С. 86.

особенно значительным был вклад, внесенный Г. Гали-леем и Д. Бруно. Галилей открыл бесконечное множе­ство неподвижных звезд, которых человек никогда не видел и не предполагал, что наносило смертельный удар по телеологическому учению перипатетиков, при­способленному к католицизму, ибо все эти небесные тела «не могли быть созданы для того, чтобы ночью светить людям»^]. Заслуга же Бруно заключалась в том, что активно проводимая им критика телеологического антропоцентризма привела к созданию учения о бес­конечной Вселенной, опровергавшего фидеистическую антиномию небесного — земного.

Таким образом, геометризация мира на основе ев­клидовой теории также стимулировала утверждение картины безграничного однородного, управляемого еди­ными законами космического универсума. Поскольку вследствие евклидизации мира устанавливалась карти­на онтологически гомогенной действительности (чему способствовал также факт открытия Галилеем пятен на Солнце), постольку, как писал Спиноза, «законы и правила природы, по которым все происходит и изме­няется... везде всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей... должен быть один и тот же, а именно — это должно быть познанием из универсальных законов и правил природы»².

Фундпментолизм — допущение предельных уни­тарных основоположений, образующих для познава­тельного много- и разнообразия незыблемый монолит центр-базис, имплицирующий производные от него дистальные единицы знания.

Фияолизм — интенция на гомогенную, неопровер­жимую, самозамкнутую, абсолютно истинностную си­стему знания.

Имперсонольность — субъективная отрешенность знания как следствие погружения последнего в область безличного объективно сущего, чуждого индуцируемых познающим субъектом аксиологических измерений.

' Мармери Дж. Прогресс науки, его происхождение, развитие, причины и результаты. СПб., 1896. С. 99. ² Слияоза Б. Цит. соч. С. 82.

Абсолютизм — субъект как асоциальный, аисто-ричный, среднетипический познаватель, отрешенное воплощение интеллектуальных способностей обладает талантом непосредственного умосозерцания истин, данных как извечные, неизменные, непроблематизиру-емые регистрации беспристрастного обстояния дел.

Наивный реализм. — онтологизация познаватель­ной рефлексии: постулирование зеркально-непос­редственно-очевидного соответствия знания действи­тельности, восприятие содержания мыслительных отображений реальности как атрибутивного самой реальности.

Субстан ц иальн ость — элиминация из контекста науки параметров исследователя (натурализация по­знания), рефлексии способов (средства, условия) реф­лексии субъектом объекта.

Динамизм — установка на жестко детерминисти­ческое (аподиктически-однозначное) толкование собы­тий, исключение случайности, неопределенности, мно­гозначности — показателей неполноты знания — как из самого мира, так и из аппарата его описания; ставка на нетерпимый к дополнительности, альтернативнос­ти, вариабельности, эквивалентности агрессивно-воин­ствующий монотеоретизм, навевающий тенденциоз­ную авторитарно-консервативную идеологию всеведе­ния (исчерпывающе полное, вполне адекватное знание не как императив, а как реальность).

Суммшпизм — ориентация на сведение сложного к простому с последующей реконструкцией комплек­сного как агрегата элементарных частей.

Эссенциолизм — разрыв явления и сущности, сущ­ности и существования, нацеленность на восстановле­ние за наличной вещностью скрытых качеств, сил, олицетворяющих внутреннюю господствующую, само­довлеющую, преобладающую основу.

Механицизм — гипертрофия механики как спосо­ба миропонимания. С античного атомизма до вульгар­ного физиологического материализма XIX в. господ­ствует редукционистская идеологема о мире-машине и человеке-автомате, которые ввиду этого доступны познанию.

Кумулятивизм — трактовка развития знания как линейного количественного его саморасширения за счет монотонной аддитации новых истин. Симптома­тично в этом отношении такое убеждение Гегеля: боль­шая и даже, может быть большая часть содержания наук носит характер прочных истин, сохраняясь неиз­менной; возникающее же новое не представляет собой изменения приобретенного ранее, а прирост и умно­жение его¹. Отсюда энтелехия познания — достиже­ние все большего уровня систематичности и точности: будущие открытия в детализации наличного знания.

Теперь можно зафиксировать основные черты нового стиля мышления, который разрушил архаичную антично-средневековую картину мироздания и привел к оформлению вещно-натуралистической концепции космоса, выступающей предпосылкой научного есте­ствознания. Эти черты следующие: отношение к при­роде как самодостаточному естественному, «автома­тическому» объекту, лишенному антропоморфно-сим­волического элемента, данному в непосредственной деятельности и подлежащему практическому освое­нию; отказ от принципа конкретности (наивно квали-тативистское телесно-физическое мышление Антично­сти и Средневековья): становление принципов стро­гой количественной оценки (в области социальной — в процессе становления меркантилизма, ростовщиче­ства, статистики и т. д., в области научной — с успе­хами изобретательства, созданием измерительной ап­паратуры — часов, весов, хронометров, барометров, термометров и т. д.), жестко детерминистская причин­но-следственная типологизация явлений действитель­ности, элиминация телеологических, организмических и анимистических категорий, введение каузализма;

инструменталистская трактовка природы и ее атрибу­тов — пространства, времени, движения, причинности и т. д., которые механически комбинируются наряду с составляющими всякую вещь онтологически фунда­ментальными формами; образ геометризированной го­могенно-унитарной действительности, управляемой

' Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. IX. М., 1936. С. 7.

едиными количественными законами; признание в динамике универсального метода описания поведения окружающих явлений (не вещественные модели, а фор­мальные геометрические схемы и уравнения).

Соединение абстрактно-теорети4еской (умозрительно натурфилософской) традиции с ремесленно-технической

Науку конституирует единство эмпирической и теоретической деятельности. Однако в периоды антич­ности и средневековья два эти вида деятельности гно­сеологически и социально противопоставлены, разоб­щены. Теоретическая деятельность замыкалась на семь классически свободных искусств — астрономию, диа­лектику, риторику, арифметику, геометрию, медицину, музыку — и только на них. Эмпирическая деятельность проходила по ведомству механических, несвободных искусств — ремесленничества. Дело доходило до курь­езов. Так, теоретическое занятие медициной считалось научным и сводилось к толкованию книг. Практичес­кое занятие медициной — непосредственная терапев­тическая деятельность — научным не считалось и ква­лифицировалось как врачебное дело.

Данное положение, когда теоретические занятия составляли удел абстрактного интеллекта, а эмпиричес­кие (опытно-экспериментальные) занятия — удел кон­кретного ремесла, крайне затрудняло синтез эмпи­рического и теоретического уровней, а значит, делало невозможным формирование науки. Представители ка­бинетной учености, не занимаясь экспериментаторством по психологическим обстоятельствам (отсутствие пре­стижности) , обрекали себя на бесплодное системосози-дание и схоластическое теоретизирование. Представи­тели же цехового ремесла, не занимаясь вопросами те­ории по обстоятельствам социальным (сословные барьеры), оказывались не в состоянии перешагнуть рубеж ползучего эмпиризма и беспросветного филис­терского невежества. Разрыву этого порочного круга и радикальному изменению ситуации, приведшему к син­тезу эмпирической и теоретической деятельности, а вместе с этим — к образованию науки, мы обязаны тем

социально-практическим процессам, которые составля­ли стержень общественной жизни того времени.

Как справедливо указывает Цильзель, наука воз­никает тогда, когда рушится «барьер между двумя составными частями научного метода... и методы вер­хнего слоя ремесленников» (эмпирическая деятель­ность) усваиваются, «академически воспитанными учеными»¹ (теоретическая деятельность). Подобное и происходит в эпоху Ренессанса в результате обуслов­ленного развитием капитализма бурного прогресса промышленности. Таким образом, синтез эмпиричес­кой и теоретической деятельности, абстрактного зна­ния и конкретного умения, осуществленный в эпоху Ренессанса, означал возникновение науки в собствен­ном смысле слова.

Конечно, было бы вульгарным социологизировани-ем процесс вызревания научного естествознания ин­терпретировать как непосредственное и прямое след­ствие развития капитализма. С нашей точки зрения, этот (безусловно, социокультурный) процесс детерми­нировался обществом более опосредованным и слож­ным образом. Адекватная картина генезиса науки о природе по социокультурной составляющей представ­ляется нам такой.

Оформление естествознания как науки стало воз­можным лишь в условиях капиталистического товар­ного производства, породившего ценностную переори­ентацию познания на получение практически полез­ного знания. Свидетельством этого служат настроения самих деятелей науки того времени, выраженные, к примеру, Гуком, который заявлял: «Задача науки состо­ит в изыскании совершенного знания природы, а так­же свойств тел и причин естественных процессов; эти знания приобретаются не... ради самих себя, а для того, чтобы дать возможность человеку... вызывать и совер­шать такие эффекты, которые могут наиболее способ­ствовать его благополучию в мире»². Однако для обра-

' 20ве1 Е. ТЬе Зосю1од1са1 гоо1в о( 8с1епсе. — Атег. I. 5осю1оду, пд 1942. Уо1. 47. Р. 555. ² Еартая!, М. КоЬег1 Ноо1се. I-., 1959. Р. 9.

зования теоретического естествознания самих по себе данных установок недостаточно, поскольку, как уже отмечалось, направленность на достижение прикладных результатов должна сочетаться с использованием мыс­лительных навыков работы с идеализированными объек­тами, с идеальным моделированием действительности.

Для объяснения социальных предпосылок возмож­ности сохранения и развития этих навыков недоста­точно ссылок на развитие капиталистического произ­водства.

Ключ к пониманию причин сохранения и разви­тия античной деятельности по конструированию иде­альных объектов, без которой невозможна наука, зак­лючается в признании особого значения средневеко­вой культуры, сыгравшей исключительную роль в данном отношении. Поскольку для образования есте­ствознания необходим синтез абстрактно-теоретичес­кой и опытно-практической деятельности, а он, как было выяснено, не мог произойти в условиях антично­го рабства, на начальном этапе требовалось, видоиз­меняя систему производственных отношений, препят­ствующих указанному синтезу, сохранить принципы деятельности с идеализациями. Нечто подобное и осу­ществилось в эпоху Средневековья, экономической основой которого было уже не рабство, но феодализм, а интеллектуальной основой — абстрактно-теоретичес­кая деятельность с идеальными конструкциями (тео­логическая спекулятивная система мира). Данными совершенно своеобразными условиями средневековой культуры и объясняется как дальнейший прогресс «теоретического» исследования природы, так и отсут­ствие социальных запретов на «опытное» (алхимия, натуральная магия и пр.) ее изучение. Во всяком слу­чае, путь от идеального моделирования действитель­ности к опыту прокладывался именно в то время.

Насколько непростым, продолжительным и труд­ным был этот путь, можно судить хотя бы по времен­ному показателю — для соединения абстрактно-теоре­тической (умозрительно-натурфилософской) традиции с ремесленно-технической человечеству потребовалось четырнадцать столетий.

Следовательно, существенной вненаучной предпо­сылкой оформления научного естествознания наряду с развитием капиталистических отношений явился факт освоения в рамках феодализма античных куль­турных традиций. Учитывая это, процесс оформления научного естествознания с точки зрения реализации социокультурной детерминации, обеспечившей синтез эмпирической и теоретической деятельности, в самой лапидарной форме может быть реконструирован так.

1. Специфические обстоятельства Средневековья позволили транслировать мыслительные дости­жения Античности (опыт идеального моделирова­ния действительности) в культуру Ренессанса, тогда как специфические обстоятельства после­днего позволили существенно преобразовать эти достижения (данный процесс, как отмечалось, начался уже в эпоху Средневековья — «очаги» опытного естествознания в монастырях) — от ус­тановок на поиск гносеологических средств удо­стоверения результатов естественно-научного по­иска до формирования собственно «техногенного» естествознания. Переходными формами эволюци­онной цепи от умозрительной натурфилософии к эмпирически обоснованному естествознанию яв­ляются такие двухмерные, эмпирико-теоретичес-кие феномены, как астрология, алхимия, натураль­ная магия и т. п., равно как и концепции тогдашних деятелей культуры (Бруно, Р. Бэкон), сочетавших в себе по тем временам буквально несовместимые эмпирические (опытно-экспериментальные) и тео­ретические (теологически-спекулятивные) взгля­ды и установки.

2. В дальнейшем благодаря последовательному вытес­нению на интеллектуальную периферию фидеис­тических, теологических и метафизических комп­лексов (деизм) и все возрастающему стремлению практически эффективизировать научную деятель­ность (прогресс капиталистических отношений) постепенно образуется новый, ранее не известный интеллектуальный феномен — опирающееся на опыт теоретическое естествознание.