Историческое развитие институциональных форм научной деятельности

Науку не следует отождествлять только с гипотезами и тео­риями. Она сильна своей институциональной стороной. Возник­

новение науки как социального института связывают с кардиналь­ными изменениями в общественном строе и, в частности, с эпо­хой буржуазных революций, которая дала мощный толчок разви­тию промышленности, торговли, строительству, горному делу, мореплаванию. Способы организации и взаимодействия ученых менялись на протяжении всего исторического развития науки. Как социальный институт она возникла в Западной Европе в XVI— XVII вв. в связи с необходимостью обслуживать нарождающееся капиталистическое производство. Как социальный институт на­ука претендовала на определенную автономию. Само ее существо­вание в этом качестве говорило о том, что наука в системе обще­ственного разделения труда должна выполнять специфические функции, а именно, отвечать за производство теоретического зна­ния. Наука как социальный институт включала в себя не только систему знаний и научную деятельность, но систему отношений в науке, научные учреждения и организации.

Понятие Ш8пшппп — от лат. установление, устройство, обы­чай. Институт предполагает действующий, вплетенный в функ­ционирование комплекс норм, принципов, правил, моделей пове­дения, регулирующих деятельность человека. Институт — это яв­ление надындивидуального уровня, его нормы и ценности довле­ют над действующими в его рамках индивидами. Само же поня­тие «социальный институт» стало входить в обиход благодаря ис­следованиям западных социологов. Родоначальником институци­онального подхода к науке считается американский социолог Р. Мертон. Понятие «социальный институт» отражает степень зак­репленное™ того или иного вида человеческой деятельности. Ин-ституциональность предполагает формализацию всех типов от­ношений и переход от неорганизованной деятельности и нефор­мальных отношений по типу соглашений и переговоров к созда­нию организованных структур, предполагающих иерархию, влас­тное регулирование и регламент. В связи с этим говорят о поли­тических, социальных, религиозных институтах, а также инсти­туте семьи, школы, учреждения.

Однако долгое время институциональный подход не разраба­тывался в отечественной философии науки. Процесс институциа-лизации науки свидетельствует о ее самостоятельности, об офи­циальном признании роли науки в системе общественного разде­ления труда, о ее претензиях на участие в распределении матери-

альных и человеческих ресурсов. Наука как социальный институт имеет свою собственную разветвленную структуру и использует как когнитивные, так и организационные и моральные ресурсы. Наука как социальный институт включает в себя следующие ком­поненты:

• совокупность знаний и их носителей;

• специфические познавательные цели и задачи;

• определенные функции;

• специфические средства познания и учреждения;

• формы контроля, экспертизы и оценки научных достижений;

• определенные санкции.

Э.Дюркгейм особо подчеркивал принудительный характер ин-ституциональности по отношению к отдельному субъекту, его внешнюю силу. Т. Парсонс указывал на другую важную черту ин­ститута — устойчивый комплекс распределенных в нем ролей. Ин­ституты призваны рационально упорядочить жизнедеятельность составляющих общество индивидов и обеспечить устойчивое про­текание процессов коммуникации между различными социальны­ми образованиями. М. Вебер подчеркивает, что институт — это еще и форма объединения индивидов, способ их включения в кол­лективную деятельность, участие в социальном действии.

Развитие институциональных форм научной деятельности предполагало выяснение предпосылок процесса институпионализации, раскрытие его содержания и результатов.

В древнем и средневековом обществе говорить о науке в ее институциональном значении нельзя, как социального института ее тогда не существовало. В античности научные знания раство­рялись с системах натурфилософов, в Средневековье — в практи­ке алхимиков, смешивались либо с религиозными, либо с фило­софскими воззрениями. Важной предпосылкой становления на­уки как социального института является наличие систематическо­го образования подрастающего поколения. Поэтому некоторые предпосылки институционального ресурса усматривают в школах Древней Греции, в средневековых монастырях и университетах. Сама история науки тесно связана с историей университетского образования, имеющего непосредственной задачей не просто пе­редачу системы знаний, но и подготовки способных к интеллек­туальному труду и к профессиональной научной деятельности

людей. Появление университетов датируется ХП в., однако в пер-вых университетах господствует религиозная парадигма мировос­приятия, преподавали представители религиозной ортодоксии, стремящиеся подчинить знание вере. Светское влияние проника­ет в университеты лишь спустя 400 лет.

Примечательно, что та система высшего образования, кото­рая имеется в настоящее время, сохранила многие черты устрой­ства и порядка аттестации университетов позднего средневековья. Элитные университеты максимально демонстрируют и артику­лируют ценности и привилегии интеллектуального развития.

Многообразиесуществующих научных сообществ также пред­стает в статусе научных институтов. Научное сообщество может быть понято как сообщество всех ученых, как национальное науч­ное сообщество, как сообщество специалистов той или иной обла­сти знания или просто как группа исследователей, изучающих оп­ределенную научную проблему. Роль научного сообщества в про­цессе развития науки может быть описана по следующим пози­циям:

• Во-первых, представители данного сообщества едины в по­нимании целей науки и задач своей дисциплинарной области. Тем самым они упорядочивают систему представлений о предмете и развитии той или ивой науки.

• Во-вторых, для них характерен универсализм, при котором ученые в своих исследованиях и в оценке исследований своих кол­лег руководствуются общими критериями и правилами обосно­ванности и доказательности знания.

• В-третьих, понятие научного сообщества фиксирует коллек­тивный характер накопления знания. Оно выступает от имени кол­лективного субъекта познания, дает согласованную оценку резуль­татов познавательной деятельности, создает и поддерживает сис­тему внутренних норм и идеалов, так называемый этос науки. Ученый может быть понят и воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу. Поэто­му внутри последнего высоко оценивается коммуникация между учеными, опирающаяся на ценностно-оценочные критерии его де­ятельности.

• В-четвертых, все члены научного сообщества придержива­ются определенной парадигмы — модели (образца) постановки и решения научных проблем. Как отмечает Т. Кун, парадигма уп-

равняет группой ученых-исследователей, которые предпочитают чаще говорить не о парадигме, а о теории или множестве теорий.

Небезынтересно заметить, что само понятие чснаучное сооб­щество» ввел в обиход Майкл Полани, хотя его аналоги («респуб­лика ученых», «научная школа», «невидимый колледж» и др.) име­ли давнее происхождение. Есть свидетельства, что еще в ХУЛ в. аббат М. Марсанн был организатором «незримого колледжа». По­лани это понятие понадобилось для фиксации в рамках концеп­ции личности знания условий свободной коммуникации ученых и необходимости сохранения научных традиций.

Как отмечают современные исследователи, научное сообще­ство представляет собой не единую структуру, а «гранулирован­ную среду». Все существенное для развития научного знания про­исходит внутри «гранулы» — сплоченной научной группы, кол­лективно создающей новый элемент знания, а затем в борьбе и компромиссах с другими аналогичными группами его утвержда­ющими. Вырабатывается специфический, научный сленг, набор стереотипов, интерпретаций. В результате этого процесса науч­ная группа самоидентифицируется и утверждается в научном со­обществе.

Однако поскольку научное сообщество направляет свое вни­мание на строго определенный предмет и оставляет вне поля зре­ния все прочие, то связь между различными научными сообще­ствами оказывается весьма затруднительной. Вход в специализи­рованное научное сообщество оказывается настолько узок и за­громожден, что представителям разных дисциплин очень трудно услышать друг друга и выяснить, что же объединяет их в единую армию ученых.

Внутри науки существуют научные школы, функционирую­щие как организованная и управляемая научная структура, объе­диненная исследовательской программой, единым стилем мыш­ления и возглавляемая, как правило, личностью выдающегося уче­ного. В науковедении различают «классические» научные школы и современные- «Классические» научные школы возникли на базе университетов. Расцвет их деятельности пришелся на вторую по­ловину XIX в. В начале XX в. в связи с превращением научно-исследовательских лабораторий и институтов в ведущую форму организации научного труда им на смену пришли современные, или «дисциплинарные», научные школы. Последние в отличие от

«классической» научной школы ослабили функции обучения и были сориентированы на плановые, формирующиеся вне рамок самой школы программы. Когда же научно-исследовательская дея­тельность переставала «цементироваться» научной позицией и стра­тегией поиска руководителя, а направлялась лишь поставленной целью, «дисциплинарная» научная школа превращалась в науч­ный коллектив. Существует точка зрения, согласно которой целе­сообразно заменить традиционный тип ученого «диспиплинарием», т. е. конкретным исследователем, который был бы не толь­ко компетентен в решении конкретных научных проблем, но и одновременно оценивал возможности их применения, выяснял те негативные последствия и ту степень опасности, которую их технологическое внедрение несет обществу.

Следующим этапом развития институциональных форм на­уки стало функционирование научных коллективов на междис­циплинарной основе. Междисциплинарность имеет то преиму­щество, что размывает строгие границы между дисциплинами и обеспечивает появление новых открытий на стыках различных областей знания. Междисциплинарность утверждает установку на синтез знания, в противоположность дисциплинарной установке на аналитичность. Междисциплинарность содержит в себе меха­низм «открывания* дисциплин друг для друга, их взаимодопол­нения и обогащения всего комплекса человеческих знаний. Суще­ственные подвижки намечаются в понятийном аппарате науки на стадии междисциплинарной ннститупионализации. Если понятия и термины конкретной научной дисциплины жестко связывают содержание термина и его предметную область и функционируют как бы в закрытом пространстве своей сферы, то междисципли­нарные исследования предлагают новый словарь и иной дискурс. В нем должны бытьсоопределены, расширены и дополнены но­выми контекстами смыслы входящих в него понятий.

Для эффективного решения поставленной задачи члены меж­дисциплинарного коллектива подразделялись на проблемные груп­пы. И если междисциплинарный научный коллектив мог вклю­чать в себя ученых с различными теоретическими убеждениями и интересами, то для научных школ такая ситуация немыслима. Ученые — члены научной школы объединены общими идеями и убеждениями. Это бесспорно единомышленники, которые груп­пируются вокруг лидера — генератора идей. Научные школы мо-

гут сливаться в научные направления, а сами направления зачас­тую начинаются деятельностью научных школ. Несмотря на раз­личия, научные сообщества, школы и научные коллективы пред­ставляют собой определенного рода порождающие системы, обес­печивающие процесс формирования и развития нового знания.

В современной социологии знания выделяют также и «эпнс-темвческие сообщества». Они представляют собой коллективы и группы людей, работающих во вненаучных специализированных областях. Они также разделяют приоритеты и установки, приня­тые в своей среде, в них достаточно сильны организационные рычаги объединения сообщества. В современный период, в век Большой науки, развитие междисциплинарных институциональ­ных форм стало дополняться еще одним типом организации — промышленными лабораториями, в которых налицо синтез фун­даментальных и прикладных моментов развития науки, а также интеграция специалистов различного профиля, призванных ре­шать единую задачу. Иногда говорят о возникновении так назы­ваемых «гибридных» организаций ученых, в которых предполага­ется переключение научных работников с одного типа деятельно­сти на другой.

Наука как социальный институт призвана стимулировать рост научного знания и обеспечивать объективную оценку вклада того или иного ученого. Как социальный институт наука отвечает за принятие или отвержение тех или иных научных достижений всем научным сообществом. Члены научного сообщества должны со­ответствовать принятым в науке нормами и ценностям. Поэтому важной характеристикой институционального понимания науки является этос науки.

По мнению Р. Мертона, следует выделять следующие черты научного этоса:

• универсализм — принцип, отражающий объективную приро­ду научного знания, содержание которого не зависит от того, кем и когда оно получено; важна лишь достоверность, под­тверждаемая принятыми научными процедурами;

• коллективизм — принцип, отражающий всеобщий характер научного труда, предполагающий гласность научных резуль­татов, их всеобщее достояние;

• бескорыстие — норма, обусловленная общей целью науки — постижением истины. Норма бескорыстия в науке должна пре­

обладать над любыми соображениями престижного порядка, личной выгоды, круговой поруки, конкурентной борьбы и пр.;

• организованный скептицизм как критическое отношение к себе и работе своих коллег. В науке ничего не принимается на веру и момент отрицания полученных результатов является неуст­ранимым элементом научного поиска.

Для современного институционального подхода характерен учет прикладных аспектов науки. Нормативный момент теряет свое доминирующее место, и образ «чистой науки» уступает дру­гому ее образу — науки, поставленной на службу производству. В орбиту институционализации включаются проблемы возникнове­ния новых направлений научных исследований и научных специ­альностей, конституирование соответствующих им научных со­обществ, выявление различных степеней институционализции. Возникает стремление различать когнитивную и профессиональ­ную инстигупйонализацию. Наука как социальный институт вза­имосвязана и зависит от других социальных институтов, которые обеспечивают для ее развития необходимые материальные и со­циальные условия.

Исследования Мергоном процесса становления современной науки раскрыли ее зависимость от потребностей развития техни­ки, социально-политических структур и внутренних ценностей на­учного сообщества. Сейчас научная практика осуществляется толь­ко в рамках науки, понимаемой^как социальный институт. В свя­зи с этим возможны ограничения исследователей и свободы на­учного поиска. Институпиональность обеспечивает поддержку тем видам деятельности и тем проектам, которые способствуют ук­реплению той или иной системы ценностей. Набор базовых цен­ностей варьируется, однако в настоящее время ни один из науч­ных институтов не будет сохранять и воплощать в своей структу­ре следование принципам диалектического материализма или библейского откровения, не будет артикулироваться и связь на­уки с паранаучными видами знания.

Одним из неписаных правил научного сообщества является запрет на обращение к властям и народу в разрешении научных вопросов. Требование научной компетенции становится ведущим для ученого. В качестве арбитров и экспертов для оценки резуль­татов научного исследования могут выступать только профессио­налы или группы профессионалов. Наука как социальный инсти-

тут берет на себя функции распределения вознаграждений, обес­печивает признание результатов научной деятельности, переводя таким образомличные достижения ученого в коллективное дос­тояние.

Социология науки исследует взаимоотношения института на­уки с социальной структурой общества, типологию поведения уче­ных в различных социальных системах, динамику групповых вза­имодействий формальных профессиональных и неформальных сообществ ученых, а также конкретные сопиокультурные усло­вия развития науки в различных типах обществ.

Науковедение фиксирует общие тенденции развития и функ­ционирования науки, тяготеет к описательному характеру. Как специальная дисциплина, науковедение сложилось к 60-м гг. XX в. В самом общем смысле науковедческие исследования направле­ны на разработку теоретических основ политического и государ­ственного регулирования науки, выработку рекомендаций по по­вышению эффективности научной деятельности, принципов орга­низации, планирования и управления научным исследованием. Можно встретиться с позицией, когда науковедению придается предельно широкий смысл, и весь комплекс наук о науке называ­ют науковедением. Тогда оно становится междисциплинарным исследованием, выступая как конгломерат дисциплин.

Область статистического изучения динамики информацион­ных массивов науки, потоков научной информации оформилась под названием наукометрия. Восходя к трудам Прайса и его шко­лы, наукометрия представляет собой применение методов мате­матической статистики к анализу потока научных публикаций, ссылочного аппарата, роста научных кадров, финансовых затрат.

§3. Эволюция способов трансляции научных знаний

Человеческое общество нуждается в способах передачи опы­та и знания. Синхронный способ указывает на оперативное ад­ресное общение, на возможность согласования деятельности ин­дивидов в процессе их совместного существования и взаимодей­ствия. Диахронный аспект — на передачу наличной суммы ин­формации, «суммы знаний и обстоятельств» от поколения к поко­

лению. За первым типом общения закрепилось название комму­никация, за вторым — трансляция. Различие между коммуника­цией и трансляцией весьма существенно. Основной режим ком­муникации — отрицательная обратная связь, т. е. коррекция про­грамм, известных двум сторонам общения. Основной режим транс­ляции — передача программ, известных одной стороне общения и не известных другой. Оба типа общения используют язык как основную, всегда сопутствующую социальности, знаковую реаль­ность. Знание в традиционном смысле связано с трансляцией.

Язык как знаковая реальность или система знаков служит спе­цифическим средством хранения, передачи информации, а также средством управления человеческим поведением. Понять знако­вую природу языка можно из факта недостаточности биологичес­кого кодирования. Социальность, проявляющаяся как отношение людей по поводу вещей и отношение людей по поводу людей, не ассимилируется генами. Люди вынуждены использовать внебио-логические средства воспроизведения своей общественной приро­ды в смене поколений. Знак и есть своеобразная «наследственная сущность» внебиологического социального кодирования, обеспе­чивающая трансляцию всего того, что необходимо обществу, но не может быть передано по биокоду. Язык выступает в роли со­циального гена.

Язык — явление общественное. Он никем не придумывается и не изобретается, в языке задаются и отражаются .требования социальности. Как продукт творчества единичного индивида язык — это бессмыслица, не имеющая всеобщности и поэтому воспринимаемая как тарабарщина. «Язык так же древен, как и сознание», «язык есть непосредственная действительность мыс­ли», — гласят классические положения. Различия в условиях че­ловеческой жизнедеятельности неизбежно находят отражение в языке. Так, у народов Крайнего Севера, например, существует спецификация для названий снега и отсутствует таковая для на­званий цветковых растений, не имеющих для них важного значе­ния. Человечество накапливает знание, а затем передает их пос­ледующим поколениям.

До возникновения письменности трансляция знаний осуще­ствлялась при помощи устной речи. Вербальный язык — это язык слова. Древняя истина гласит: «Слово — сильнее оружия». Суть письменности определяли как вторичное явление, замещающее

устную речь. Вместе с тем более древней египетской цивилизации были известны способы вневербальной передачи информации.

Письмо (письменность) является чрезвычайно значимымспо­собом трансляции знаний, выступая как ферма фиксации выра­жаемого в языке содержания. Письменность позволила связать прошлое, настоящее и будущее развитие человечества, делать его надвременным. Она является важной характеристикой состояния общества. Считается, что «дикарское» общество, представляемое социальным типом «охотника», изобрело пиктограмму; «варвар­ское общество» в лице «пастуха» использовало идеофонограмму;

общество «землепашцев» создало алфавит. На ранних этапах об­щественного развития функция письма закреплялась за особыми социальными категориями людей (жрецы, писцы). Появление письма свидетельствовало о переходе от варварства к цивилиза­ции. Различают два типа письменности: фонологизм и иерогли-фику, они сопровождают культуры разного типа. Обратной сто­роной письменности является чтение, которое выступает особым типом трансляционной практики. Революционную роль имело ста­новление массового образования, а также развитие технических возможностей тиражирования книг (печатный станок И. Гутен­берга XV в.).

Существует разные точки зрения на соотношение письменно­сти и фонетического языка. В античности Платон трактовал пись­менность как служебный компонент, вспомогательную технику запоминания. Известные диалоги Сократа переданы Платоном, так как Сократ развивал свое учение в устной форме. Отсюда вы­ражение Ницше: «Сократ, тот, который не писал».

Начиная со стоицизма система знаков была троичной, в ней различалось означающее, означаемое и «случай». С XVII в. дис­позиция знаков становится бинарной, поскольку она определяет­ся связью означающего и означаемого. Язык, существующий в своем свободном, исходном бытии, как письмо, как клеймо на вещах, как примета мира, порождает две другие формы. Выше исходного слоя располагаются комментарии, использующие име­ющиеся знаки, но в новом употреблении, а ниже — текст, примат которого предполагается комментарием. Начиная с ХУЛ в. остро встает проблема: как знак может быть связан с тем, что он озна­чает? Классическая эпоха на этот вопрос пытается ответить ана­лизом представлений, а современная — указывает на анализ смыс­

ла и значения. Тем самым язык оказывается не чем иным, как особым случаем представления (для людей классической эпохи) и значения (для нас).

Естественный, устный язык мыслится как наиболее близкий к означаемому. При этом слова, голос ближе к разуму, чем пись­менный знак. Христианская истина: «Вначале было слово», имен­но со словом связывает мощь творения. Письменность мысли­лась как способ изображения речи и как способ замены личного участия. Вместе с тем она ограничивала свободную рефлексию, приостанавливала поток мыслей. Заимствованный из византий­ской культуры церковнославянский язык был первым письмен­ным языком на Руси. Церковнославянская письменность стала выполнять образовательную и проповедническую функции, вы­ражала духовные истины православного вероучения. Церковно­славянский язык дополнялся невербальными языковыми форма­ми: язык иконописи, храмового зодчества светская русская куль­тура тяготела не к символическому, а к логико-понятийному ра­циональному способу передачи знаний.

Наука о письменности формируется в XVIII в. Письменность признается необходимым условием научной объективности, это арена метафизических, технических, экономических свершений. Позитивисты пошли дальше и обосновывали необходимость со­здания единого унифицированного языка, опирающегося на язык физики.

В учении о письменности различалась экспрессия как сред­ство выражения и индикация как средство обозначения. Швей­царский лингвист Соссюр, характеризуя двуслойность структуры языка, указывает на его предметность и операциональность. Сло­весные знаки фиксируют предмет и «одевают» мысли. Функция фиксатора и оператора является общей для всех типов языков, как естественных, так и искусственных. В психологии изучалось ре­чевое поведение человека в соотнесении с видами деятельности.

Отечественный психолог А. Н. Леонтьев — один из создате­лей психолингвистики, изучал функционирование речевых меха­низмов в плане соотнесения со структурами языка. Социолингви­стика, представителем которой был В. Н. Звягинцев, занялась изу­чением языкового поведения человека как члена общества.

Процесс трансляции знаний объединяет в единое целое зна­ние объективного (объект-язык) и знание субъективного (субъект-

язык). Возникает трехчленная формула: объект-язык — речевая деятельность/письменность— субъект-язык. Оперирование с объект-языком, хранящимся в книгах, памяти компьютеров и прочих материальных формах, позволяет оперировать с инфор­мацией в «чистом виде» без примеси впечатлений интерпретатора и издержек речевых преобразований. Объект-язык понимается как часть социальной знаковой деятельности, существующей незави­симо от индивида и втягиваемой в сферу индивидуальной рече­вой деятельности. Субъект-язык есть непосредственная личност­ная оболочка мысли, представляющая собой своеобразную рече-оперативную модель ситуации, это индивидуальный, субъектив­ный перевод объект-языка. Он совершается в актах речи, в систе­ме высказываний. Степень адекватности такого перевода имеет широкую шкалу приближений и зависит от индивидуального опы­та, развития личности, богатства ее связей с миром культуры.

Для трансляции знания важны методы формализации и ме­тоды интерпретации. Первые связаны с претензией контролиро­вать всякий возможный язык, обуздать его посредством закона, определяющего то, что возможно сказать. Вторые — с претензи­ей заставить язык расширить свое смысловое поле, приблизиться к тому, что говорится в нем, но без его участия.

Трансляция научного знания предъявляет к языку требование сделать его нейтральным, отшлифовать, лишить индивидуаль­ности и представить точным отражением бытия. Идеал такой си­стемы закреплен в позитивистской мечте о языке как копии мира. Подобная установка стала основным программным требованием анализа языка науки Венского кружка. Однако истины дискурса (рече-мысли) оказываются в «плену» менталитета. Язык образует собой вместилище традиций, привычек, суеверий, «темного духа» народа, вбирает в себя родовую память, язык говорит из собствен­ных глубин.

«Языковая картина» есть отражение мира естественного и мира искусственного. Это понятно, когда тот или иной язык в силу определенных исторических причин получает распространение в иных районах земного шара. Например, языковая картина, сло­жившаяся в испанском языке на родине его носителей, т. е. на Пиренейском полуострове, после завоевания испанцами Амери­ки стала претерпевать существенные изменения. Носители испан­ского языка оказались в новых природных и социально-эконо­

мических условиях Южной Америки. Зафиксированные ранее в лексике значения стали приводиться в соответствие с ними. В результате между лексическими системами испанского языка на Пиренейском полуострове и в Южной Америке возникли значи­тельные различия.

Вербалисты — сторонники существования мышления только на базе языка — связывают мысль с ее звуковым комплексом. Однако отечественный психолог Л. Выготский замечал, что рече­вое мышление не исчерпывает ни всех форм мысли, ни всех форм речи. Есть большая часть мышления, которая не будет иметь не­посредственного отношения к речевому мышлению. Сюда следу­ет отнести инструментальное и техническое мышление и вообще всю область так называемого практического интеллекта. Иссле­дователи выделяют невербализированное, визуальное мышление и показывают, что мышление без слов также возможно, как и мышление на базе слов. Словесное мышление — это только один из типов мышления. «Не все говорящие мыслят» — вспоминает­ся в связи с этим сентенция, часто адресуемая уникальному суще­ству — попугаю. И если бы слова в полной мере представляли процесс мышления, тогда воистину «великий болтун был бы ве­ликим мыслителем», а патологии нейрофизиологических процес­сов, когда человек «работает на подкорке», вскрывали бы неизве­данные глубины мышления. Современные исследователи вопро­са соотношения мышления и языка закрепляют определяющую роль за мышлением.

Наиболее древний способ трансляции знания фиксируется те­орией об именном происхождении языка. В ней показывалось, что любая сложная ситуация в жизнедеятельности, например, охота на дикого зверя, для ее благополучного исхода требовала фиксированного разделения индивидов на группы и закрепления за ними с помощью имени частных операций. В психике перво­бытного человека устанавливалась прочная рефлекторная связь между трудовой ситуацией и определенным звуком — именем. Там, где не было имени-адреса, совместная деятельность была невозможна. Имя-адрес выступало в качестве средства распреде­ления и фиксации социальных ролей. Имя выглядело носителем социальности, а определенный в имени человек — временный исполнитель данной социальной роли.

Современный процесс трансляции научных знаний и осво^ ния человеком достижений культуры распадается на три типа: личностно-именнон, профессионально-именной и универсально-понятийный. По личноапно-именным правилам человек приоб­щается к социальной деятельности через вечное имя — различи-тель. Например, быть матерью, отцом, сыном, дочерью, старей­шиной рода. Папой Римским — зги имена заставляют индивида жестко следовать программам данных социальных ролей. Чело­век отождествляет себя с предшествующими носителями данно­го имени и целиком растворяется в тех функциях и обязанностях, которые передаются ему с именем.

Профессионально-именные правила включают человека в со­циальную деятельность по профессиональной составляющей, ко­торую он осваивает, подражая деятельности старших: учитель, ученик, врач, военачальник, прислуга и т.п.

Универсально-понятийный тип обеспечивает вхождение в жизнь и социальную деятельность по универсальной «граждан­ской» составляющей. Опираясь на универсально-понятийный тип, человек сам себя распредмечивает, реализует, дает возможные выходы своим личностным качествам. Здесь он может выступать от имени любой профессии или любого личного имени.

С точки зрения исторического возраста личностно-именной тип трансляции — наиболее древний. Профессиональный тип мышления представляет собой традиционный тип культуры, бо­лее распространенный на Востоке и поддерживаемый такой струк­турой, как кастовость. Универсальнмюнятийный способ освое­ния культуры — наиболее молодой, он характерен в основном для европейского типа мышления.

Процесс трансляции научного знания опирается на техноло­гии коммуникации, которые могут проявиться как монолог, диа­лог, полилог. Коммуникация предполагает курсирование семан­тической, эмоциональной, вербальной и прочих видов информа­ции. Выделяют направленный коммуникационный процесс, когда информация адресуется отдельным индивидам, и ретенальный (от лат. — сеть) процесс, когда информация посылается множе­ству вероятностных адресатов. Щедровицкий выделял три типа коммуникативных стратегий — это презентация, манипуляция, конвенция. Презентация содержит в себе сообщение о значимо­

сти того или иного предмета, процесса, события. Манипуляция предполагает передачу внешней цели избранному сувьекгу и ис­пользует скрытые механизмы воздействия, при этом в менталь-ности агента происходит разрыв коммуникации понимания и це­левой коммуникации, возникает пространство некомпетентное- -ти. Для конвенпиальной коммуникации важны акты соглашения в социальных отношениях, когда субъекты выступают партнера­ми, помощниками и пр., они носят название модераторов комму­никации. С точки зрения взаимопроникновения интересов ком­муникация проявляется как противоборство, компромисс, сотруд­ничество, уход, нейтралитет. По организационным формам ком­муникация может квалифицироваться как деловая, совещатель­ная, презентационная.

В коммуникации нет изначальной тенденции к консенсусу, это очень зашумленная сфера, наполненная выбросами энергии разной степени интенсивности и модальности, и вместе с тем она открыта для возникновения новых смыслов и нового содержа­ния. В целом коммуникация опирается на рациональность и по­нимание, но превосходит их допускающий объем. В ней присут­ствуют моменты интуитивного, импровизационного, эмоциональ­но-спонтанного реагирования, а также волевого, управленческого, ролевого и институционального воздействий. В современной ком­муникации достаточно сильны имитационные механизмы, когда личность склонна имитировать все жизненно важные состояния, большое место принадлежит паралингвистическим формам (ин­тонации, мимике, жестам), а также экстралингвистическим фор­мам (паузам, смеху, плачу). Коммуникация важна не только в свете важной эволюционной цели адаптации и в процессе переда­чи знаний, но и для реализации значимых для личности жизнен­ных ценностей.

Следует отметить, что способы трансляции научного знания связаны с типом общественной системы. Эти способы в традици­онном смысле отводили огромное место фигуре учителя, препо­давателя, который передавал суть знания своим ученикам. Боль­шое значение имел принцип передачи знания по типу «делай как я». Рассматривались отношения учитель — текст — реципиент (обу­чающийся). Учитель нес на себе институционально допустимую знаково-символическую нагрузку, систему образцов-эталонов, упо-

рядочивающих многообразие знания. Ученик должен схватывать и выявлять смыслы, распредмечивать содержание знания и за­пускать механизм автокоммуникации, т. е. применения знаний к собственным индивидуальным действиям.

В современный период информационные технологии оказы­вают свое существенное влияние на все виды деятельности, в том числе и на трансляцию научного знания. Они преобразовывают знания в информационный ресурс общества. Теперь они, а не кни­ги, обеспечивают хранение, обработку и трансляцию информа­ции. К преимуществам информационных технологий следует отнести огромный объем информации и большую скорость ее трансляции и обработки. Следствием интенсификации информа­ционных технологий является повышение уровня развития и об­разованности людей, увеличение степени интеллектуализации об­щества. Появляются все более совершенные версии компьюте­ров, прикладных программ. Возникла система дистантного обу­чения, предполагающая обучение при помощи компьютерных за­даний в мировой сети Интернет. Человек оказывается перед ли­цом новой реальности, предлагающей ему виртуальные способы взаимодействия. Вместе с тем обилие информации и различных ее оценочных трактовок усложняет формирование единой науч­ной картины мира. Компьютерным технологиям свойственна ано­нимность и безразличность, игровая компьютерная промышлен­ность прививает прагматизм, разрушает общезначимые мораль­ные ценности. Моделирование процессов и явлений происходит вне опоры на эмпирическую базу. Строй реального мировосприя­тия и мироощущения индивида страдает негативами затруднен­ной самоидентификации.

Если трансляция научного знания ранее проходила в рамках контролируемости и должна была отвечать соответствующим кри­териям, формировать установки и алгоритмы поведения, то массо­вое использование Интернета размывает строгие стратегии обуче­ния. Многообразие информации различного рода глубины и содер­жательности затрудняет отбор и трансляцию значимого знания.

Технокультура предлагает иной социокод, основанный на по­стоянной трансформации личности, свободе от биологических ог­раничений, позиции «по ту сторону добра и зла». Привлекает про­блема создания искусственного интеллекта (ИИ) и сверхинтел­лекта (СИ).

 

§4. Наука и экономика. Наука и власть. Проблема государственного регулирования науки

Отношения науки и экономики всегда представляли собой большую проблему. Наука не только энергоемкое предприятие, но и в огромной степени финансово затратное. Она требует ог­ромных капиталовложений и не всегда является прибыльной. Существуют ряд примеров, которые показывают связь науки и экономики в ее инициативных вариантах. Так, создание Римско­го клуба, очень значимой организации, объединяющих ученых и экспертов стран Западной Европы, Северной и Южной Америки и др., было возможно не на основе государственного финансиро­вания, а лишь благодаря финансированию за счет итальянской фирмы «Фиат» и западно-германского концерна «Фольксваген-верк». Они были напрямую заинтересованы в экспертном анализе перспектив энергетической и сырьевой проблем, с которыми было связано расширение рынков сбыта промышленности. Римский клуб, имея огромное влияние на развитие науки в мировом масш­табе, обсуждая перспективы развития глобальной науки, не имел, тем не менее, штата и формального бюджета.

Вопрос, насколько оправдывают себя финансовые затраты на фундаментальные исследования в области разработки новейших. вооружений, проанализировал американский исследователь в об­ласти философии техники Э. Лейтон на примере проекта «Хивд-сайт» («Прицел). Перед участниками — тринадцать групп ученых и инженеров — на протяжении восьми лет ставилась задача — изу­чить около семисот технологических инноваций. Выводы тако­вы: только 9% из них имели в качестве своего источника новей­шие научные достижения, а 91 % имели в качестве своего источ­ника предшествующие технологии. Из выявленных 9% иннова­ций только 0,3% имели источник в области фундаментальных исследований. Все это убедительно показывает, сколь незначи­тельна сиюминутная отдача науки и насколько затруднен процесс движения новейших научных разработок в сферу технологии и производства.

Традиционное представление о том, что технология является неотъемлемым приложением науки, сталкивается с эмпиричес­кими и практическими возражениями. В реальном производствен-

ном процессе существуют тормозящие механизмы, направленные на сохранение и модификацию уже существующей технологии и препятствующие ее резкой смене и деконструкции.

Однако если прикладные науки, обслуживая производство, могут надеяться на долю в распределении его финансовых ресур­сов, то фундаментальные науки напрямую связаны с объемом бюджетного финансирования и наличием тех планов и программ, которые утверждены государственными структурами. Ученые от­крыто говорят о том, что практический выход фундаментальных исследований непредсказуем и не может быть напрямую связан с его успешным технологическим применением. Существуют дан­ные, что до XIX в. разрыв между исследованием, проектом и его фактической реализацией составлял период в 150 лет, сейчас, по мнению прикладников, этот интервал сократился до 20—30 лет. Высшие технические учебные заведения, такие как Политехни­ческая школа в Париже, возникли еще в ХУЛ в. (по ее подобию строились многие европейские школы), однако общие програм­мы развития технологии никогда не разрабатывались. Професси­ональная инженерная деятельность оформилась по образу и по­добию научного сообщества только к концу XIX в.

Проблема предотвращения негативных последствий приме­нения технологий упирается в различия между естественными и техническими науками, которые состоят в абстрактности и анали­тичности схем и построений, к которым тяготел ученый класси­ческой науки, и фрагментарности и узкоспепиализированности реальных объектов, с которыми имел дело технолог. Объекты тех­нического знания имеют искусственную природу в отличие от «ес­тественных» объектов науки. Техническое знание отличается бо­лее сложной системной организацией и ориентировано на дости­жение практической задачи. Фундаментальные науки направле­ны на отыскание истины и открытие законов.

Технические науки распадаются на две ветви: дескриптивную, нацеливающую на описание того, что происходит в технике, и нормативную, формулирующую правила, по которым она долж­на функционировать. И хоть техника — это сложный и противо­речивый фактор развития современной цивилизации, вместе с тем по сей день «концептуальный багаж» технических наук по большей части представлен проблемами традиционного плана: иссле­дование сущности техники, специфики технических наук, соотно­

шения техники и естествознания, оценки научно-технического прогресса. Отец философии техники Фридрих Рапп весьма кри­тично оценивал результаты исследований в этом направлении. По его мнению, только одна из десяти работ может быть отнесена к исследованию высокого профессионального класса, большин­ству же работ свойствен постановочный характер. М. Хайдеггер и К. Ясперс говорили о деструктивном характере технических ново­введений, доказывали, что техника разрушает духовность, пора­бощает человека, ведет к гибели цивилизации.

Развитие техники, оторванное от гуманистических целей и цен­ностей, порождает разрушающие человеческое бытие последствия. Тем более, что для этой сферы характерно запаздывание форм ее осознавания. Вместе с тем именно технические науки и инженер­ная деятельность нуждаются в выверенных и точных ориентирах, учитывающих масштабность и остроту проблемы взаимодействия мира естественного и мира искусственного, экономики и науко­емких технологий, экспертизы и гуманитарного контроля. Ученью приходят к выводу о том, что если маховик научной деятельности по производству фундаментальных знаний и их приложению бу­дет приостановлен хотя бы на 50 лет, он никогда не сможет быть приведен в движение вновь, так как имеющиеся достижения бу­дут подвергнуты коррозии прошлого.

Для спектра проблем, связанных с соотношением экономики и науки, важно подчеркнуть, что негативные последствия техно­кратического развития (угроза ядерной и экологической катаст­роф, генная инженерия и клонирование, спиентизированное ми­ровоззрение, последствия зомбирования и мн. др.) подразделя­ются на природогенные и телеогенные. К первым причисляют те, которые возникают в природных процессах, но являются отрица­тельными результатами технократического давления, нарушаю­щего природное равновесие, например, землетрясения, наводне­ния, снегопады, сход лавин и пр. Ко вторым относят явления, генерируемые человеко-машинными, техническими системами и имеющие тесную связь с ошибками в расчетах, планировании, проектировании. Это нарушение норм сейсмостойкости, строи­тельство на затопляемой территории, сброс вод в водохранилище и последующее за этим наводнение. Об отрицательном техноген-ном влиянии человека на среду обитания свидетельствует и раз­рушение почвенного покрова, и сокращение площади лесов, и унич-

тожение видов животных и растений. Подобная необдуманная, направленная на сиюминутную экономическую выгоду, эксплуа­тация природы грозит гибелью самому человеку.

Циклы техногенных процессов во много раз превышают ско­рость восстановления природных ресурсов и ландшафта. Масш­табы технических инноваций, покорение природы и исчерпание ее ресурсов часто свидетельствуют о человеческой недальновид­ности, просчетах и произволе. Реализация текущего экономичес­кого интереса делает инновационные проекты весьма конфликт­ными, основанными на противоестественных, сопротивляющихся природе решениях. Для современного этапа развития экономики и производства весьма актуальны требования коэволюционной стратегии технических разработок, органичного взаимоперепле­тения законов технической и природной реальностей, гармонич­ной конвергенции всех типов систем.

Особого внимания заслуживает описание аспектов человеко-машинного взаимодействия, касающегося не только способов ра­боты человека с техническим устройством или программным обес­печением, но и того воздействия, которое различные технические системы оказывают на поведение человека. Дезгармоничная орга­низация искусственной среды, монотонность производственных и технологических процедур создает дополнительный ряд проблем психологического и медицинского характера. Особое значение при­обретает такая дисциплина, как гигиена труда. Продукт научно-технического прогресса, т.е. техническая инновация — артефакт, изменяет как среду обитания потребителя, так и самое его приро­ду. Здесь правомерны и праксеологические, и валеологические, и социальные требования к создаваемому искусственному объекту. Максимизация функции полезности не всегда оправдана с точки зрения здорового образа жизни современного человека в услови­ях окружающей его техносферы.

В современных условиях говорить о том, что техника есть ин­струмент в человеческих руках, можно лишь в сослагательном наклонении. Абсолютной гарантии от технологических катастроф не существует. Радиоактивное заражение биосферы, генетичес­кие мутации ведут к усилению социального напряжения. Выяв­ленная учеными «эпидемиологическая» модель развития техни­ческих инноваций показывает, что динамика данного процесса обнаруживает картину, подобную волнам распространения инфек­

ционных заболеваний. Она отражает хорошо известную кривую с медленной начальной стадией, экспотенпиальным ростом в сред­ней и медленным ростом на стадии насыщения.

Современный технический мир сложен. Его прогнозирование — одна из наиболее ответственных сфер, сопряженных с дей­ствием эффектов сложных систем, не поддающихся полному кон­тролю ни со стороны ученых, ни со стороны властных, государ­ственных структур. В современном прогнозировании должна быть рассмотрена не просто система «техническое устройство — чело­век», а комплекс, где заявлены параметры окружающей среды, социокультурные ориентиры, динамика рыночных отношений и государственных приоритетов.

Обсуждая вопрос взаимосвязи науки и власти, ученые отме­чают, что власть либо курирует науку, либо диктует властные при­оритеты. Существуют такие понятия, как национальная наука, пре­стиж государства, крепкая оборона. Власть — это понятие, тесно связанное с понятием государства. С точки зрения государства и власти наука должна служить делу просвещения, делать откры­тия и предоставлять перспективы для экономического роста и улуч­шения благосостояния народа. Тем не менее жесткий диктат вла­сти неприемлем. Для отечественной истории проблема идейного столкновения науки и власти особо остра и болезненна. В свое время и кибернетика, и археология, и генетика были объявлены лженауками и преследовались. Для развития науки важен неко­торый либерализм, определенный люфт свободы от властных указаний. Сфера власти ответственна за принятие решений о раз­витии того или иного направления или проекта. Все реальные ре­шения должны осмысливать возможные последствия. Власть определяется как механизм, обладающий возможностью подчи­нять, управлять или распоряжаться действиями других людей или структур.

Следует отметить особую форму организации научного труда по закрытому принципу. С целью максимальной отдачи и наме­рением изолировать группы перспективных ученых-разработчи­ков от внешнего мира строятся ученые городки. Эта тенденция была свойственна Советскому Союзу, сейчас по такому принципу работает ряд японских компаний и компания «Мюгояой». Взаимо­связь науки и власти можно проследить по линии привлечения ведущих ученых к процессу обоснования важных государственных и управленческих решений. В ряде европейских государств и в США ученые привлекаются к управлению государством, обсуж­дают проблемы государственного устройства и государственной политики. В нашей стране дело обстоит иначе, власть обеспечи­вает ученым крайне скромное содержание, а ученые получают возможность не нести никакой ответственности за состояние дел в стране.

Вместе с тем у науки есть свои специфические цели и задачи, ученые стоят на объективных позициях, для научного сообщества в целом не свойственно при решении научных проблем обращаться к третейской инстанции власть имущих, неприемлемо для него и вмешательство власти в процесс научного поиска. При этом сле­дует иметь в виду различие фундаментальных и прикладных наук. И если фундаментальные науки в целом направлены на изучение объективной реальности, то прикладные должны отвечать тем це­лям, которые ставит перед ним производственный процесс, спо­собствовать изменению объектов в нужном для него направле­нии. Их автономия и независимость значительно снижена в срав­нении с фундаментальными науками.

Современное состояние науки вызывает к жизни-необходи­мость государственного регулирования и гуманитарного контро­ля над темпами и последствиями научно-технического развития, над прикладными инженерными и технологическими приложе­ниями. Когда же наука ориентируется на идеологические прин­ципы того или иного типа государства, она превращается в лже­науку. Подлинной целью государственной власти и государствен­ного регулирования науки должно быть обеспечение роста науч­ного потенциала во благо человечества.

 

 








Дата добавления: 2016-04-02; просмотров: 1466;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.041 сек.