Наука как социокультурный феномен

Наука, имея многочисленные определения, выступает в трех основных ипостасях. Она понимается либо как форма деятельно­сти, либо как система или совокупность дисциплинарных знаний или же как социальный институт. Понимание науки как социо-культурного феномена говорит о ее зависимости от многообраз­ных сил, токов и влияний, действующих в обществе, о том, что наука определяет свои приоритеты в социальном контексте, тяго­теет к компромиссам и сама в значительной степени детермини­рует общественную жизнь. Тем самым фиксируется двоякого рода зависимость и взаимообусловленность науки и общества: как со­циокультурный феномен наука возникла, отвечая на определен­ную потребность человечества в производстве и получении ис­тинного, адекватного знания о мире, и существует, в свою оче­редь, оказывая весьма заметное воздействие на развитие всех сфер общественной жизни. Наука рассматривается в качестве социо-культурного феномена потому, что, когда речь идет об исследова­нии ее истоков, границы того, что мы сегодня называем наукой, расширяются до границ «культуры». И с другой стороны, наука претендует на роль единственно устойчивого и «подлинного» фун­дамента культуры в целом, в ее первичном — деятельностном и технологическом понимании.

Сами отношения социальности расшифровываются как отно­шения людей по поводу людей и отношения людей по поводу вещей. Из этого следует, что наука как социокультурный фено­мен вплетена во все сферы человеческих отношений, все формы

деятельности, связанные с производством, обменом, распределе­нием и потреблением вещей, она внедряется и в базисные основа­ния отношений самих людей.

Наука не может развиваться вне освоения знаний, ставших общественным достоянием и хранящихся в совокупной социаль­ной памяти. Возникают различные образы науки: наука антично­сти, наука Нового времени, современная наука. Они пронизаны свойственными для той или иной эпохи нормами, ориентирами и установками, и обладают надындивидуальным характером. На­ука претерпевает процесс адаптации к культурной среде, подклю­чается к культурной традиции, вплетается в культурный контекст. Стиль мышления ученого и те задачи, которые он решает, во многом обусловлены его временем. Вместе с тем и сама культур­ная среда трансформируется под воздействием научных откры­тий и достижений. Наука является весомой движущей силой со­циально-исторического прогресса. Она способствует обеспечению преемственности в развитии цивилизации и ощущает на себе ее потенциал. Степень развития науки говорит об уровне цивилизо­ванности общества.

Культурная сущность науки влечет за собой ее этическую и ценностную наполненность. И хоть она украшена деятельностью своих творцов и каждое научное открытие связано с конкретными именами ученых и их личностным подвигом, в целом наука вос­принимается отдельным индивидом как структура внешняя, ему противостоящая. Назначение классической науки — фиксировать объективные параметры природной и социальной реальности. Од­нако наука, включенная в социальный процесс, вынуждена отве­чать на идеологические запросы общества. Она предстает как ин­струмент политики. Из истории отечественной науки видно, как марксистская идеология тотально контролировала науку, велась борьба с кибернетикой, генетикой, археологией (названной исто­рией материальной культуры), математической логикой и кван­товой теорией. Оценивая эту грань развития марксистской науки, Э. Агацци приходит к выводам: «...она (идеология) стремилась лишить науку имиджа объективного знания, который обеспечи­вал ей превосходство над идеологическим мышлением... Марк­систы твердили о социальной зависимости науки, особенно как деятельности, в ее прикладных областях и компромиссах с влас­тью (прагматический уровень), а кроме того, склонялись к отож­

дествлению науки с технологией»¹. Официальная наука всегда вы­нуждена поддерживать основополагающие идеологические уста­новки общества, предоставлять интеллектуальные аргументы и практический инструментарий, помогающий сохранить привиле­гированное положение государственных приоритетов. В этом от­ношении науке предписано «вдохновляться» идеологией, вклю­чать ее в самое себя. Как метко заметил Т. Кун, «ученые учатся решать головоломки и за всем этим скрывается большая идеоло­гия». Следует отметить, что степень идеологического давления неравномерно распределена среди трех крупных классов науки. Наиболее зависимыми от идеологического воздействия оказыва­ются общественные (гуманитарные науки), наименее зависимы­ми — естественные. Технические науки во многом ограничены прикладными целями, востребованностью со стороны производ­ства, степенью внедрения.

Поскольку усвоение социальных норм и стандартов начинай ется в процессе первичной социализации, то наука никогда не может освободиться от влияния общества, хотя всегда стремится быть антиидеологичной. К характеристикам идеологии относят ее намеренное искажение реальности, догматизм, нетерпимость, нефальсифицируемость. Наука исповедует противоположные принципы: она стремится к точному и адекватному отражению реальности, зачастую терпима к конкурирующим теориям, ни­когда не останавливается на достигнутом и подвержена фальси-•фикации. Идеология варьирует следующими моделями отноше­ния к науке:

1) осуждение;

2) безразличие (предоставляет той или иной науке развиваться самой по себе);

3) апологетика и эксплуатация. При этом в ход пускаются меха­низмы, направленные на то, чтобы запускать, замедлять или блокировать определенные научные направления.

Постоянное давление общества ощущается не только потому, что наука сегодня вынуждена выполнять «социальный заказ». Уче­ный всегда несет огромную моральную ответственность за по­следствия применения технологических разработок. В отношении точных наук большое значение имеет такая характеристика, как

1 См.: Агацци Э. Моральное измерение науки и техники. М., 1998.

секретность, которая распространяется на выполнение специаль­ных заказов, и в частности, разработки новых видов вооружения. Действительно, существуют такие технологии и разработки, о ко­торых человечеству лучше бы и не знать, чтобы не нанести себе вред, равносильный самоистреблению. В военной промышлен­ности в настоящий период известны не только виды оружия мас­сового поражения, но и инфразвуковое, радиочастотное, генети­ческое и этническое оружие. Инфразвуковое вызывает паничес­кое состояние, потерю контроля над собой, разрушение психики, стремление бежать от источника. Этническое оружие, как разно­видность химического и биологического, направлено на пораже­ние отдельных расовых групп. Оно воздействует на клетки, орга-ны, ткани, вызывает необратимые изменения, отрицательно ска­зывающиеся на полноценности потомства.

Социально-психологические факторы, определяющие науку, требуют введения в контекст научного исследования представле­ний об историческом и социальном сознании, размышлений о типах поведения ученых, когнитивных механизмах познания и мотивации научной деятельности. Они обязывают подвергнуть науку социологическому исследованию, тем более что как социо-культурный феномен она имеет не только положительные, но и отрицательные последствия своего развития. Венгерский иссле­дователь Лукач подчеркивает зависимость науки от товарного ха­рактера капиталистического производства, фетишизма. Филосо­фы особо предостерегают против ситуации, когда применение науки теряет нравственный и гуманистический смысл. Тогда она предстает объектом ожесточенной критики, остро встают пробле­мы контроля над деятельностью ученых, проблемы этоса науки: интеллектуальной и социальной ответственности, морального и нравственного выбора, личностные аспекты принятия решений, проблемы нравственного климата в научном сообществе и кол­лективе.

Сложность объяснения науки как социокультурного феноме­на состоит в том, что она стремится не поступиться своей автоно­мией и не растворяется полностью в контексте социальных отно­шений. Безусловно, наука — «предприятие коммунитарное» (кол­лективное). Ни один ученый не может не опираться на достиже­ния своих коллег, на совокупную память человеческого рода. На­ука требует сотрудничества многих людей, она интерсубъектив­

на. Характерные для современности междисциплинарные иссле­дования подчеркивают, что всякий результат есть плод коллек­тивных усилий. Однако она включает в себя и сам процесс твор­чества, и уникальные особенности мыслительной деятельности творцов науки, и степень креативности научного коллектива.

Понятие науки простирается от университетской науки до про­мышленных лабораторий. Современная наука находится в зави­симости от множества определяющих ее развитие факторов, сре­ди которых не только запросы производства, потребности эконо­мики и государственные приоритеты, но и собственно интеллек­туальные, философские, религиозные и даже эстетические фак­торы. Не следует упускать из виду и деятельность одержимых своей профессией изобретателей и рационализаторов. Важное место принадлежит механизмам социальной поддержки научных исследований. Все эти разные уровни существования науки объе­динены системой универсальных для нее норм, которые для про­фессии научного работника имеют значение императивов. Напри­мер, быть объективным, бескорыстным, стремиться к постиже­нию истины, быть эмоционально бесстрастным, предоставлять систему полного, аргументированного доказательства, исключать плагиат и пр.

Существующее в философии науки направление интернализ-ма объясняло развитие науки только историей идей. Интерналис-ты выделяли в качестве движущей силы науки внутренние фак­торы, логику решения проблем, интеллектуальные традиции. Они отводили культурным и социально-экономическим процессам роль, второстепенных факторов. Течение экстерналистов, напротив, в' качестве факторов, определяющих динамику науки, выделяло со­циальные заказы, социоэкономические ориентиры, культурно-ис­торический контекст. Поэтому промышленная революция, эко­номический рост или упадок, политические условия стабильности или дестабилизации должны быть поняты как факторы, опреде­ляющие бытие науки.

Наука, понимаемая как социокультурный феномен, предпо­лагает соотнесение с типом цивилизационного развития. Соглас­но классификации А. Тойнби, выделяется 21 тип цивилизации. Более общий подход предлагает общецивилизапионное разделе­ние с учетом двух разновидностей: традиционные и техногенные. Последние возникли в XVI—XVII вв. в связи с появлением в

европейском регионе техногенных обществ. Некоторые традици­онные общества были поглощены техногенными, другие приоб­рели гибридные черты, эквилибрируя между техногенными и тра­диционными ориентациями.

При характеристике традиционных типов общества бросается в глаза, что они, обладая замедленным темпом развития, придер­живаются устойчивых стереотипов своего развития. Приоритет отдается канонизированным и регламентирующим формам мыш­ления, традициям, нормам, принятым и устоявшимся образцам поведения. Консерватизм способов деятельности, медленные тем­пы их эволюции отличают традиционную цивилизацию от техно-генной, которую иногда величают западной. Темп ее развития иногда достигает огромных скоростей. Перестройка и переосмыс­ление принятых основоположений, использование новых возмож­ностей создают внутренние резервы роста и развития техноген­ных цивилизаций. В техногенных обществах основной ценнос­тью являются не канон и норма, но инновация и новизна. Авторы учебного пособия «Философия науки и техники» В. С. Степин, В. Г. Горохов и М. А. Розов приходят к любопытному сравнению. В известном смысле символом техногенного общества может счи­таться Книга рекордов Гиннесса, в отличие от семи чудес света, которые подчеркивают завершенность мира, то, что все грандиоз­ное и действительно необычное уже состоялось¹.

Культурная матрица техногенного развития проходит три ста­дии: предындустриальную, индустриальную, постиндустриаль­ную. Важнейшей ее характеристикой, весьма понятной из самого названия, становится развитие техники и технологии. Техноген-ный тип развития — это ускоренное изменение природной среды, соединенное с активной трансформацией социальных связей лю­дей. Считается, что техногенная цивилизация живет чуть более 300 лет. Она весьма агрессивна и приводит к гибели многих сак­раментальных культурных традиций. Внешний мир превращает­ся в арену деятельности человека. Диалог с естеством на основе принципа невмешательства — «увей» — прерывается.

В традиционном и техногенном обществах различны отноше­ния и к проблеме автономии личности. В техногенном обществе она отстаивается, позволяет погружаться в самые разные сопи-

¹ См.: Степин В. С., Горохов В. Г., Розов М. А. Философия науки И техники.М., 1996.

альные общности и культурные традиции. Человек понимается как активное деятельностное существо. Однако природа не может быть бездонным резервуаром для различного рода техногенных упражнений, поскольку человеческая деятельность изначально представала в качестве одного компонента биосферы, но не ее доминанты.

Наука есть род деятельности, осуществляемый конкретными людьми — учеными. Основоположник социологии науки, амери­канский исследователь Мертон при признании ведущей роли уче­ного-исследователя предлагал различать многообразие его соци­альных ролей — учителя, администратора, эксперта и пр. Иногда науку даже определяют как то, что делают ученые. Последние же по большей части разобщены, одни из них работают в секретных и недоступных лабораториях, другие занимаются сложными вы­числениями и доказательствами, все они пользуются языком, по­нятным только их коллегам. Вместе с тем на смену представле­ния о том, что открытие, так или иначе, было бы совершено, не­зависимо от личностного вклада конкретного ученого, приходит ясное понимание того, что за теорией стоит личность определен­ного ученого, философа или мыслителя. Ценность его научного вклада определяется при использовании индикатора цитирования его работ.

Как же выглядит и что собой представляет современный уче­ный? Самым ярким образцом философского творчества, устрем­ленного к осознанию отличительных черт ученого нашей эпохи, созданию его портрета, являются страницы, вышедшие из-под пера американского методолога Пола Фейерабенда. Он создает портрет ученого, обращаясь к образу друга и коллеги Имре Лака-тоса. Портрет выписан жестко, ибо основная задача методоло­га — быть реалистом. Сам Пол Фейерабенд, по отзывам совре­менников, был колоритной фигурой и экстравагантной личнос­тью с большим чувством юмора. Он нещадно высмеивал истеб­лишмент, казенную иерархию и разного рода помпезность. Как и всякая яркая, критически настроенная личность, он был принят в штыки и вызывал к себе неизбежную враждебность.

Фейерабенд настолько антагонистичен академической школе, что громко провозглашает тезис: ученый добивается успеха именно потому, что не позволяет связать себя законами природы. Уче­ный порывает с боязливым конформизмом. В его уме в целост-

ности слит разум и антиразум, смысл и бессмыслица, расчет и случай, сознание и бессознательное, гуманность и антигуманизм. Иногда он проявляет необыкновенно точное понимание психики оппонентов, однако может питать и отвращение к эмоциональ­ным, духовным и социальным путам. Бесспорным выводом Фейерабенда, имеющим огромную традицию, в том числе и в русской философии (вспомним «сродное делание» Сковороды, обознача­ющее труд по призванию и способностям), является вывод о том, что человечество и наука получают пользу лишь от тех, кто зани­мается своим делом.

Необходимо добавить к портрету то, что ученый ценит исти­ну превыше всего, он убежден, что знание — это высший дар жизни, что сама истина важнее всяких убеждений, идеологий и общественного мнения, что ученый призван проповедовать исти­ну, а значит, иметь учеников и последователей. Изучая вековеч­ные проблемы Вселенной и природы, он глух к молве мира. Для ученого смысл его существования состоит в поиске истины, «в повышении качества осознания» бесконечного универсума.

Существует предположение, согласно которому чрезмерное развитие рациональных способностей ведет к сужению и даже ат-рофированию всех прочих каналов мировосприятия. Естествен­но, что уменьшение информационной базы данных о действи­тельности никак не способствует ее целостному постижению, а напротив, ведет лишь к ограниченному способу мировосприятия. И когда ученые ссылаются на интуицию, они тем самым манифе­стируют свое стремление вырваться за пределы обусловленности только рациональным разумом. Рационализм пытается проинтер­претировать объект и все многообразие мира вместить в виде слов и понятий в рамки концептуализации.

Постоянно присутствующая в ориентациях ученого амбива­лентность нашла отражение в одноименной работе Р. Мертона¹, фиксировавшей наличие противоположно направленных норма­тивных требований, на которые ориентируются ученые в своей деятельности. Противоположность норм и контрнорм сказывалась практически в каждом моменте научного исследования. К приме­ру, ученому надлежит как можно быстрее сделать свои результа­ты доступными для коллег. Однако он обязан тщательно и не

'См.: Мертон Р. Амбивалентность ученого. М., 1965.

торопясь проверить свои результаты перед их публикацией, что­бы в них не проскользнула ошибка. Далее, ученый должен быть восприимчивым по отношению к новым идеям и веяниям. Но при этом он призван отстаивать свои научные принципы и не под­даваться интеллектуальной моде. От ученого требуется знать все относящиеся к области его интересов работы предшественников и современников. Вместе с тем он намерен сохранять самостоятель­ность мышления и его эрудиция не должна влиять на оригиналь­ность его взглядов. Ученому необходимо стремиться вписать до­бытые им результаты в сокровищницу науки, однако с самого начала он должен быть скептически настроенным ко всем добы­тым в рамках предшествующей парадигмы знаниям. Таким обра­зом, амбивалентность ценностно-нормативной структуры науки всегда ставит ученого перед дилеммой. С одной стороны, жить и работать на благо человечества, с другой — в условиях, когда ре­зультаты его исследований смертоносны и разрушительны, не взваливать на себя бремя ответственности за последствия их ис­пользования.

Очень часто обращают внимание на то, что хоть подлинные ученые и представляют собой личности энергичные, большин­ство из них испытывают большие сложности в повседневном бытии, они, как говорится, «не от мира сего». В быту они не все­гда рациональны и, как малые дети, нуждаются в уходе и опеке, ибо мысль их устремлена в научные дали-горизонтали.

Ученый — это тот, кто превосходит по своему интеллекту сред­ний тип, кто в принципе отвращен от лжи, кто, не впадая в отча­яние, терпеливо идет по пути поиска и обнаружения истины. Об­раз мыслей ученого избегает путаницы, смешения понятий, но признает взаимосвязь и взаимозависимость всего существующе­го. Накопление и систематизация знания — ключ к тайникам мыс­лительной лаборатории ученого. Критический пересмотр и новая оценка традиции есть механизм движения вперед. Обильные, но хаотичные знания не позволяют отделить ценное от бесполезно­го, извлечь реальную и практическую пользу. Все это ставит под вопрос подлинные достижения. И потому процедуры классифи­кации, а затем и выявление основополагающих принципов столь необходимы, ибо ведут к упорядочиванию обширных, но несис­тематизированных знаний. В результате подобных процедур уче­ный говорит: «Моя точка зрения на мир состоит в утверждении,

что... И она непрерывно подтверждается как предшествующими знаниями, так и существующими опытными данными, а также на основании внутреннего диалога с самим собой».

Обратим внимание на модель, которую предлагает Дж. Хол-тон, опираясь на высказывания А. Эйнштейна о мотивах, движу­щих учеными: «Ученый, мыслитель или художник для того, что­бы скрыться от хаоса мира, образованного опытом, создает «упро­щенный ясный образ мира», помещая в него «центр тяжести своей эмоциональной жизни»!. Ученый убеждает себя в том, что объект исследования представляет собой нечто целое, самодостаточное. Взаимосвязи объекта, оборванные жесткими рамками эксперимен­та, оцениваются как второстепенные, не влияющие на полученные результаты. Ученый вынужден идеализировать объект, так как в противном случае он не сможет осуществить эксперимент, т. е. поставить перед природой некоторые сформулированные им воп­росы и получить от нее удовлетворяющие его ответы. А если все это происходит именно так, то о предсказаниях и прогнозах, пост­роенных на данных предпосылках, можно говорить с огромной сте­пенью вероятности. Ученый вряд ли может предсказать все по­следствия, вызванные вмешательством в природу.

Масса сложностей и проблем связана и с процедурой интер­претации, поскольку то, что увидел или понял ученый, требует своего лингвистического оформления. Таким образом, он вынуж­ден вступить в царство языковых норм и форм. Здесь фактор раз­личия интерпретации указывает на то, гд&и как учился ученый, что у него за душой, какая перспектива видится ему в частном, единичном эксперименте. Эти и множество подобных проблем объединены одним тезисом — о социальной природе научного по­знания, социальной обусловленности деятельности ученого.

Анализ высказываний ученых, проведенный Н. Гильбертом и М. Маклеем, привел к выводу: «Вариабельность суждений — их неотъемлемое свойство, а не следствие методологических неувя­зок». Ученые весьма различно оценивают поведение своих коллег, иногда они отказываются понимать очевидный смысл употребляе­мых терминов и теорий, крайне непостоянны в своих предпочтени­ях и мнениях. И могут даже поменять их на прямо противополож­ные и перейти в стан интеллектуальных противников. В результате

• ХолтонДж. Что такое антинаука // Вопросы философии. 1992. № 2. С. 127.

берутся под сомнение основания великой идеализации: ученый — рыцарь истины, истины единой и объективной. И когда в споре все-таки рождается истина, она представляет собой определенный консенсус, который достигают ученые, несмотря на разногласия, различные мнения и взаимоотрицающие позиции.

Таким образом, труд ученого и условия достижения консен­суса становятся проблемой, дополняющей его портрет. На одном полюсе требуемое единодушие по поводу содержания теории, ме­тодов ее построения, обоснование экспериментальной базы и вы­воды о последствиях, на другом — явно выраженное нежелание понять доводы оппонента, перевести их в приемлемую для дис­куссии форму. Исследователи подчеркивают, что и консенсус, и 'дисконсенсус могут существовать как в явной, так и в неявной форме. Явный консенсус находит свое отображение в учебниках, монографиях. Он проявляется институционально: открытием но­вых кафедр в учебных заведениях, выделением ассигнований на исследования. Неявный консенсус проявляется, когда ученые при обсуждении не затрагивают «больные» темы, либо считают, что они думают одинаковым образом по одному и тому же поводу. Достижение консенсуса предположительно осуществляется на уровнях парадигмы; научно-исследовательской программы; школ и направлений; индивидуальных решений и согласий.

Ученые, достигшие определенных успехов, стремятся сохра­нить 81аш5 аио. А следовательно, они не заинтересованы в быст­рой смене существующих представлений, которые согласовыва­ются с их личным вкладом в науку. Поэтому труд ученого сопря­жен с надеждой оставить свой след на страницах Великой книги Природы. Ф. Франк как-то заметил, что ученых часто упрекают в том, что они все упрощают. Это верно: нет науки без упрощения. Работа ученого и состоит в нахождении простых формул. После того, как он сформулировал какую-либо простую формулу, он дол­жен вывести из нее наблюдаемые факты, затем проверить эти следствия, чтобы убедиться, действительно ли они находятся в согласии с наблюдением. Таким образом, по мнению Ф. Франка, труд ученого состоит из трех частей: 1. Выдвижение принципов. 2. Выведение логических заключений из данных принципов для получения относящихся к ним наблюдаемых фактов. 3. Экспери­ментальная проверка наблюдаемых фактов.

Далее он указывает, что эти три части осуществляются благо-

даря трем разным способностям человеческого пухл. И если экс­периментальная проверка совершается благодаря способности на­блюдать, фиксировать чувственные впечатления; а вторая часть требует логического мышления, то каким образом получаем мы принципы? Здесь Ф. Франк рассуждает весьма прогрессивно, с учетом возможностей не только рационального, но и внерацио-нального способа постижения бытия. «Общие принципы, — за­мечает он, — могут прийти человеку во время сна», а «способ­ность, которая необходима для получения общих принципов на­уки, мы можем назвать воображением»'.

Современный портрет ученого можно дополнить штрихами, которые отмечает Макс Вебер. Он видит долг ученого в беспрес­танном преодолении себя, инерции собственного мышления. Со­временный ученый — это прежде всего профессионал и специа­лист. И тот, кто не способен однажды надеть себе, так сказать, шоры на глаза и проникнуться мыслью, что вся его судьба зави­сит от того, правильно ли он делает эти вот предположения в этом месте рукописи, тот не должен касаться науки.

Научная элита и интеллектуалы представляют собой особый тип научной среды — это производители интеллектуальной соб­ственности. Последняя в общих чертах определяется как собствен­ность на знание и информацию, происхождение которой связано с трудом данного ученого или научного коллектива. Вследствие весьма свойственных для нашего общества уравнительных тен­денций отношение к интеллектуальной элите со стороны широ­ких слоев населения во многом негативное или, мягко говоря, осторожное. Элита от лат. (еИ§о) — выбирать, и совершенно оче­видно, что в разномастной прослойке интеллигенции выкристал-лизовываются ее отборные экземпляры и типажи. Поэтому мож­но смело предполагать постоянное наличие интеллектуальной элиты в среде интеллигентской прослойки. Это поистине цвет общества, включающий в себя создателей духовных ценностей, выдающихся теоретиков, инженеров, медиков, признанных про­фессиональным сообществом. К суперинтеллектуальной элите относят лауреатов Нобелевской премии. Это небольшая когорта ученых, внесших наибольший личностный вклад в научно-иссле­довательское развитие всех сфер человеческой деятельности.

1 Франк Ф. Философия науки. М., 1960.

Элита представляет собой некоторое избранное меньшинство, превосходство которого очевидно. Ее авторитет не имеет ничего общего с влиянием количественного фактора. Поэтому подлин­ной элитой может быть только интеллектуальная, а не та часть населения, которая присвоила себе максимальное количество ма­териальных благ.

Можно отметить, что в литературе прошлого периода исклю­чались попытки обсуждать проблему интеллектуальной элиты. Считалось, что марксизм-ленинизм полностью разоблачил анти­научный характер теории элит. Поэтому вполне естественно, что он не употреблял этого термина. Принятие элиты ведет за собой принятие иерархии. Сегодня признаны статус и интеллектуаль­ная значимость этого явления. Интеллектуальную элиту характе­ризует критическое, независимое мышление. Эмпирическим ин­дикатором служит раннее развитие и выдающиеся способности, которые обусловлены сложным взаимодействием генетических и социальных факторов.

Иногда, характеризуя типологию интеллектуальной элиты, об­ращаются к терминам «Прометеи» и « синтетики». Суть этих наи­менований интуитивно ясна. Прометеи — это творцы новых по­нятий, теорий, новых путей мышления. Синтетики тяготеют к открытиям обобщающего характера. Самым показательным ин­дикатором принадлежности к интеллектуальной элите, помимо индекса цитирования, научных званий и премий, является сти­хийное присуждение имени автора сделанному им открытию или созданному им учению. Для всех представителей интеллектуаль­ной элиты характерна вьюокая продуктивность во все периоды их деятельности. Часто наблюдается два «всплеска» активности. Пер­вый приходится на возраст 32—36 лет, второй — 42—46 лет.

Таким образом, интеллектуальная элита — это не наследствен­ный, а функциональный тип интеллигенции. Он связан с возло­женной на него функцией обеспечения духовного и интеллекту­ального развития общества. К характерным признакам данного слоя можно отнести его открытость. Именно одаренные выход­цы, несмотря на трудности, достигают верхнего яруса, вливаясь в состав избранных — интеллектуальной элиты. Впрочем, их элит­ное состояние может рассогласовываться со статусными должно­стными позициями.

Нужно учесть и то, что элитарные качества с возрастом слабе­ют, и многие стареющие представители элиты, не желая выгля-

деть тускло на ярком фоне талантливых новичков, руководству­ются при приеме их правилом: «Пусть чуть хуже меня, но лишь бы не намного лучше». Вследствие таких обстоятельств может возникнуть противоречие между элитной группой и действитель­ной интеллектуальной элитой, т. е. не включенными в элитную группы интеллектуалами. Элитная группа деградирует, а подлин­ная интеллектуальная элита оказывается не выявленной и не ин-ституциализированной.

Существуют методики, которые указывают на ряд необходи­мых атрибутов и признаков при решении вопроса об отнесении того или иного представителя интеллигенции к интеллектуальной эли­те. В качестве таковых предлагаются следующие показатели:

· избрание конкретного ученого действительным членом, чле­ном-корреспондентом, почетным членом академий, научных учреждений и обществ;

· присуждение премий и медалей за научную деятельность;

· включение биографических справок о них в специальные био­графические справочники и энциклопедии;

· участие ученых в работе редакционных коллегий, изданий с высоким научным цензом;

· высокий индекс цитирования публикаций ученого членами ми­рового научного сообщества.

В науке действует так называемый «эффект Матфея», при ко­тором уже признанные ученые получают новые поощрения (пре­мии, награды, цитирование) значительно легче своих, пока еще не признанных, коллег. Любое общество должно быть заинтере­совано в наращивании своего интеллектуального потенциала. Однако наблюдаемая в России структурная эмиграция интелли­генции, отъезд ученых за рубеж, переход вследствие необеспе­ченности научной сферы в другие отрасли деятельности говорит о недостаточно высокой оценке их труда.