Основные вещества и образование мира. Дуализм

Между тем проблема философии сталкивается лицом к лицу с космологическим процессом как природой. Проблема эта должна быть разрешена, космологический процесс, возникновение и образование вещей должны быть поняты и объяснены. Объяснить — значит дедуцировать. Но такое объяснение естественного становления невозможно ни с точки зрения элеатов, ни с точки зрения Гераклита: первые считают мировой процесс невозможным, последний считает его изначальным, и о выведении не может быть речи ни с одной из этих точек зрения.

Если должно выводить космологический процесс, то необходимо, чтобы в основании его лежало нечто, что само не стало быть, нечто, изменению не поддающееся, следовательно, первоначальное и неизменное, нечто такое, в чем возникновение и исчезновение не находят себе места, то есть пребывающее бытие в том смысле, в каком понимали его элеаты. Космологический процесс существует. В пребывающем бытии он не может иметь места. Что же остается? Как же в таком случае нужно его мыслить, если очевидно, что космологический процесс должен мыслиться так, чтобы первосущность сама уже не изменялась? Так именно и стоит теперь проблема греческой философии. Выясняется и решение, причем единственно возможное. Постоянно пребывающее бытие мыслимо не в качестве единого, но как множество, как множественность первосущностей; мировой процесс, то есть все естественные изменения, всякое возникновение и исчезновение вещей могут быть поняты только как постоянная смена соединения и разделения первосущностей, то есть как механический процесс.

Эти первосущности, так как они должны быть связаны и разделены, не могут, естественно, быть не чем иным, как только веществами, основными веществами. Но каковы же эти вещества? Первая по времени теория приравнивает их к четырем стихиям (Эмпедокл). Но элементы изменчивы, делимы по природе, а основные вещества должны быть неизменчивыми, как того требует логический принцип элеатов, которому это направление в данном пункте остается верным, и притом догматически. Если же они должны быть неизменными, то они уже не могут овладеть теми или иными качествами, следовательно, быть элементами неоднородными и вообще четырьмя элементами, но они должны быть лишенными качеств, неопределенно множественными и неделимыми веществами, то есть бесчисленными, только количественно различными атомами, разнообразное сочетание или агрегаты которых образуют вещи (Левкипп и Демокрит).

Но если только механическое слепое движение с помощью тяжести сочетает атомы между собой, то, спрашивается, куда же делись форма и порядок вещей? Очевидно, без этого регулирующего движения космологическая проблема неразрешима, очевидно, что из основных веществ не может создаться такое вносящее порядок движение, очевидно, должно быть такое разумное начало, из которого вытекают и это движение, и всякое движение вообще, потому что механическое движение вместе с тем и целесообразно. Следовательно, нужно отделить духовную первосущность от вещественного первоначала и провозгласить дуализм между духом и материей. Рассматриваемая сама по себе космологическая материя представляет собой массу неподвижную и неразличимую — хаос, в котором находит место не разделение веществ, а совершенное смешение всего со всем. Следовательно, и основные вещества также могут быть не атомами, а качественными веществами, из которых каждое в каждой своей части смешано с частями других, а потому они должны быть равночастичными веществами, или гомеомериями, как назвал их Аристотель, согласно Анаксагору.

Здесь первый период греческой философии достигает своего естественного конца. Этот период, называемый обыкновенно периодом натурфилософии, продумал космологическую проблему и продвинул ее решение уже настолько, чтобы из него должно было наконец родиться понятие духа в качестве новой проблемы. Весь этот период философии заполнили собой три проблемы; проблемы мирового вещества, миропорядка и мирового процесса (генезис вещей). Все эти исследования в совокупности слагаются в один вывод, который вместе с тем подготовляет новые и высшие задачи.

Этот вывод выражен Анаксагором. Он был первым дуалистом в истории философии.

2. ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ

Софистика

Если природа вещей на самом деле такова, как ее определили первые натурфилософские системы, то представляется непонятным и потому невозможным, чтобы человеческая природа познавала вещи. Познание есть духовный процесс. Если нет вообще никакого процесса, как утверждают элеаты, то не должно быть и духовного процесса. Если же существует только процесс и нет ничего постоянного, как объясняет Гераклит, то и субъект, и объект непостоянны и, таким образом, нет ни познающего, ни познаваемого, а следовательно, нет и никакого познания. При существовании исключительно механического процесса и вещественных соединений и разъединений, как этому учат Эмпедокл и атомисты, нет уже духовного, а следовательно, и познавательного процесса. Если же духовный процесс обусловлен внемировой сущностью, как того хочет Анаксагор, то нет естественного познавательного процесса, а следовательно, нет человеческого познания. Общий вывод: человеческое познание невозможно, оно невозможно с точек зрения господствовавших направлений философии, оно не может иметь места в мире, так понимаемом.

Таким образом, не остается ничего более, кроме отрицания всего. Нет познания, а следовательно, нет истины, следовательно, и ничего, имеющего значения само по себе или в общем, ни в научной, ни в нравственной области; не остается ничего более, кроме субъективного мнения и искусства его доказывать, ничего, кроме отдельного человека, провозглашающего самого себя мерилом всех вещей: такова тема софистики (Горгий, Протагор). Эта софистика образует собой переход от миропознания к самопознанию; софистика есть кризис греческой философии, она ведет к новой проблеме, господствующей в последующий период — в классический век аттических мыслителей: софистика вполне разъясняет современное ей состояние мысли тем, что она делает невозможность познания, а вместе с тем и самой философии, при таком состоянии вполне очевидной. Софистика сама была действительно убеждена в этой невозможности, по крайней мере в лице самых выдающихся представителей, так как она не видела никакого выхода для философии. В этом ее убеждении она не лишена была принципа, и если понимать ее правильно и в ее целом, то нужно сказать, что она не только благотворно повлияла на просвещение своего века, но и осветила состояние философии таким образом, что для прогрессирующего духа сама собой вытекла новая проблема. Она вполне выяснила состояние греческой мысли, а путаница понятий, которую она должна была внести, была лишь неизбежным следствием современного духовного уклада, вполне ею постигнутого и разъясненного сознанию других.

Сократ

Первым мыслителем, нашедшим новую проблему и проникшимся ею непосредственно, давшим новое направление и создавшим новую эпоху — эпоху самопознания в греческой философии, был Сократ. Софистика представляет собой переход от досократовской философии к сократовской. Досократовские проблемы, если мы пожелаем выразить их все в одной проблеме, составляющей их ядро, касались генезиса вещей. Сократовская проблема есть проблема генезиса познания. Последняя является господствующей во всей аттической философии. Космологическая проблема формулируется и разрешается при предположении проблемы познания. Вопрос формулируется так: как должен мыслиться мир, если он должен мыслиться в качестве познаваемого, в качестве объекта познания?

То, что движет сократовскую философию в лице ее творца, в действительности есть не что иное, как происхождение познания, переход из состояния незнания к состоянию знания, поиски истины, ее выяснение и связывание истинных понятий, фактическое опровержение софистов, объявивших познание невозможным, потому что нет понятия или суждения, по отношению к которым нельзя было бы с одинаковым правом утверждать противоположное. У софистов постоянное противоречие человеческих мнений имеет значение критерия невозможности знания, у Сократа — созданное из противоречивых мнений единое согласованное воззрение есть критерий противоположного убеждения. Поэтому-то обрести истину он может только в общении с людьми, в живом разговоре и в совместном диалогическом мышлении.

Платон

Общие представления, в которых мыслящие люди согласны между собой, являются истинными понятиями, объектами истинного мышления, следовательно, вообще истинными объектами. Разве не обязателен вывод, что эти роды или идеи, выражающие собой сущность вещей, и составляют на самом деле сущность вещей, что истинные объекты являются истинно действительным первоначальным бытием и что, следовательно, они и образуют тот истинный, умопостигаемый, первообразный мир, который в чувственном мире проявляет себя как в своем отражении, подобно идее в художественном произведении? Если есть истинное познание, то его объект должен быть истинно действительным — в этом выражается переход от Сократа к Платону. С этой точки зрения философия представляется отражением идей, вечным и жизненным созданием искусства, естественным созданием космоса и нравственным созданием государства. Этот идеальный мир возникает в философском сознании, он становится доступным человеку только через возвышение до своей мыслящей или идеальной природы, и само это возвышение возможно только благодаря очищению от чувственного содержания, от того, что составляет в своей основе чувственность: таковыми являются страсти, помрачающие в нас светлый мир и низводящие нас до уровня простого вещественного материала. Эта философия должна требовать отвращения от страстей и обращения к идеям; возвышение до идеала мира она должна ставить в зависимость от внутреннего очищения человека, от его нравственного перерождения. Теперь приобретено представление о единой вечной мировой цели, раскрывающейся жизненно, картинно в мире вещей, представляющейся человеческому бытию в виде первообраза, соответственно которому должна слагаться и устраиваться наша нравственная жизнь. В этом стремлении воздействовать на нравственное преобразование человеческой жизни платоновская философия религиозна и исполнена реформаторства. В этом пункте Платон чувствует свое родство с Пифагором. Будущие столетия почувствуют свое родство с Платоном. Настанет время, когда люди будут горячо стремиться заглянуть в тот умопостигаемый мир, который Платон мыслил все же как великий пластический художник и противопоставил своему миру в качестве единственного спасения от только что начинающегося падения.

Аристотель

Противоположность между идеей и материей, между умопостигаемым и телесным мирами, между мыслящей и чувственной природой составляет особенность платоновской философии и вытекает из ее склонности к противоположению. Выражаясь проще, это есть дуализм между формой и веществом. Такому дуализму противостоит философское сознание, требующее единства и внутренней связи. Таким образом, и из платоновской философии вытекает вопрос, отмеченный нами в качестве первой проблемы греческой мысли, а именно: в каком отношении между собой находятся вещество и форма? Как объяснить их единство? Если они отделены и обособлены друг от друга, то их единство объяснимо только посредством третьего принципа, посредством внешнего искусства, остающегося уже необъяснимым.

Форму, следовательно, нужно мыслить как нечто присущее веществу, как силу образующую, то есть как энергию; вещество должно, в свою очередь, мыслиться так, чтобы оно содержало в себе форму в качестве возможности, как склонность к такому определенному образованию, то есть как дина-мис (силу), а всякая действительная вещь должна мыслиться как отлившееся в форму вещество, восполняющее свою форму, осуществляющее свою цель, то есть как энтелехия. Вещи в совокупности должны представляться нам как последовательный ряд таких форм, из которых самая низшая содержит в себе склонность к ближайшей высшей форме, то есть как ряд ступеней энтелехии. Космологический процесс может быть постигнут только как движение, в котором формируется вещество, восполняется форма, осуществляется предрасположение, и, получившее бытие, оно вновь становится веществом и материалом для высших образований. Космологический порядок следует мыслить как развитие.

Этим понятием Аристотель преодолевает платоновский дуализм. По Аристотелю, и познание есть также процесс развития. Таким образом, понятием развития разрешаются одновременно обе проблемы: космологическая и познавательная. Это понятие стоит непоколебимо, коль скоро форма понимается в качестве энергетического, а материя в качестве динамического принципа или, что то же, коль скоро идея приобретает значение присущей вещам цели. В таком случае материю следует объяснять через посредство понятия склонности или способности к образованию. Вещество у Платона имеет значение несуществующего, у Аристотеля - существующего динамически. Короче и сильней невозможно выразить различия между обоими философами.

[5]

Происхождение древнегреческой мысли[12]

Введение

После расшифровки микенского линейного письма Б дата первых греческих текстов, которыми мы располагаем, была отодвинута на половину тысячелетия назад. Это углубление исторической перспективы заставляет пересмотреть хронологические рамки, в которые до сих пор заключалась проблема начал греческой мысли. Древнейший греческий мир, каким нам раскрывают его микенские таблички, во многом сродни современным ему ближневосточным царствам. На основе текстов линейного письма Б (из Кносса, Пилоса или Микен) перед нами предстают тот же тип общественного устройства, аналогичный образ жизни и близкий по природе человек, что и на основе клинописных текстов из Угарита, Алалахе, Мари или из хеттской столицы Хаттушаше. При чтении же Гомера картина меняется. В "Илиаде" нам открывается другое общество, иной человеческий мир, как если бы, начиная с гомеровской эпохи, греки не могли более воспринимать облик былой микенской цивилизации, с которой они были связаны и которую они, вслед за аэдами, считали возможным восстановить в своем воображении.

В дальнейшем изложении мы попытаемся осознать и точно локализовать этот разрыв в исторической судьбе древних греков. Как, в частности, показал М. П. Нильсон, религия и мифология классической Греции имеют свои корни непосредственно в ее микенском прошлом. Что же касается других областей, то здесь мы наблюдаем глубокий разрыв. Когда в XII в. до н.э. микенская держава рухнула под натиском вторгшихся в континентальную Грецию дорических племен, это не было просто падением некой династии в опустошительном пожаре, последовательно охватившем Пилос и Микены,- навсегда канул в Лету определенный тип царской власти; окончательно уничтожена целая форма общественной жизни, концентрировавшейся вокруг дворца; из мировоззрения греков полностью исчезла личность божественного царя.

По своим последствиям крушение микенской системы далеко выходит за рамки социальной и политической истории. Оно оказало влияние на самого человека той эпохи: изменило его духовный мир, трансформировало его психологические установки. Падение былого могущества царя подготовило (в течение длительного периода изоляции, так называемого греческого средневековья) два взаимосвязанных нововведения:

· становление полиса и

· рождение рационалистического мышления.

Действительно, когда к концу гомеровской эпохи (900-750 гг. до н.э.) греки Европы и Ионии возобновили прерванные в течение многих веков отношения с Востоком, когда в современных им восточных цивилизациях они вновь открыли уже известные ранее черты собственного прошлого (времен бронзового века), они не стали, как это сделали микенцы, на путь подражания и ассимиляции. В пору расцвета ориентализации эллинизм самоутвердился перед лицом Азии, как если бы возобновление контакта с Востоком привело его к лучшему пониманию самого себя, выразившемуся в определенной форме общественной жизни. Новый тип мышления как бы определял в глазах эллинов их оригинальность и превосходство над миром варваров, в противовес царю, чье никому не подвластное могущество осуществлялось бесконтрольно. Греческая политическая жизнь стремилась стать предметом публичного обсуждения со стороны граждан, которые считались равными и для которых государственное управление являлось общим делом. В отличие от прежних космогоний новая мысль стремилась обосновать мировой порядок, построенный на отношениях симметрии, равновесия, равенства между элементами космоса.

Если мы хотим воссоздать акт рождения греческого разума, последовать по пути, которым он смог отделиться от религиозного образа мышления, определить, чем разум обязан мифу, превзойдя его, нам необходимо вернуться к микенской цивилизации, сопоставив ее с тем поворотом VIII-VII вв. до н.э., в результате которого Греция, набрав новую высоту, последовала по новому, только ей свойственному пути. Это была эпоха решающих перемен, которые, заложив основы полиса, посредством такого рода секуляризации политической мысли обеспечили господство философии.

Глава первая.

Исторический план

В начале II тысячелетия [до н.э.] по двум берегам Средиземноморья еще не проходила линия разрыва между Востоком и Западом. Эгейский мир и мир греческого полуострова были неразрывно связаны как народности и как культуры с одной стороны с Анатолийским плоскогорьем - через острова Киклады и Спорады, а с другой - через Родос, Киликию, Кипр - с северным побережьем Сирии, Месопотамией и Ираном. Отделившись от Киклад, усилив связи с Анатолией и создав в Фесте, Малеи и Кноссе первую дворцовую цивилизацию (2000-1700 гг.), Крит продолжал ориентироваться на великие царства Ближнего Востока. Между критскими дворцами и дворцами, открытыми недавно в процессе раскопок в Алалахе, в излучине Оронта и Мари, на караванном пути, связывающем Месопотамию с морем, обнаружилось столь поразительное сходство, что их можно считать творениями одной и той же школы архитекторов, художников, мастеров фрески.

Через сирийское побережье критяне вступили также в контакт с Египтом эпохи Нового царства. Хотя его влияние и не было столь определяющим, как это можно было предположить во времена А. Дж. Эванса, оно все же ощущалось достаточно сильно. Между 2000 и 1900 гг. до н.э. в континентальную Грецию вторглась новая народность. (Дома греков, их кладбища, боевое оружие, орудия труда, керамика - хорошо известные минойские гончарные изделия, обнаруженные при раскопках,- все свидетельствует о том, что население не было связано с цивилизацией древнеэлладского периода.) Интервенты - минойцы - образовали авангард племен, которые, волна за волной, накатывали на Элладу, оседали на островах, выводили колонии на побережье Малой Азии, двигались в направлении западного Средиземноморья и к Черному морю с тем, чтобы образовать тот греческий мир, который предстает перед нами в интересующий нас исторический период.

Спустились ли пришельцы с Балкан или явились из равнин Южной Скифии, эти предки греков, относившиеся к числу индоевропейских народов, уже различались по языку и говорили на древнегреческом диалекте. Их появление на берегах Средиземноморья не было единичным случаем. Примерно в это же время с другой стороны моря - через Анатолийское плоскогорье - Грецию теснили индоевропейские хетты из Малой Азии. На троянском побережье культурная и этническая преемственность, сохранявшаяся примерно в течение тысячелетия, от Трои I до Трои V (начало первой имело место между 3000 и 2600 гг. до н.э.), была внезапно прервана. Народ, воздвигнувший около 1900 г. до н. э. Трою VI, самую богатую и мощную царскую городскую резиденцию, являлся близким родичем минойцев Греции. Их изготовленная с помощью гончарного круга и обжигаемая в закрытых печах глиняная посуда получила распространение в континентальной Греции, на Ионических островах, в Фессалии и Халкиде.

Другой характерной чертой цивилизации, свидетельствующей о родстве двух народов на обоих берегах Средиземного моря, является использование на троянском побережье в период существования Трои VI коней. "Славный конями" - этот почерпнутый в древней устной традиции эпитет употребляет Гомер, характеризуя богатство дарданийского края. Репутация троянских коней (равно как и тканей) несомненно стимулировала интерес,, который проявляли ахейцы к этому краю еще до того военного похода, который завершился разрушением Приамова града (Трои VII) и явился отправной точкой эпической легенды. Минойцы Трои (а позднее и Греции) должны были заниматься коневодством в степях, где обитали до прихода в Грецию. <…>

… на надгробных стелах, открытых в круглых могилах в Микенах (1580-1500 гг. до н.э.), запечатлены сцены сражения или состязаний в беге на колесницах. В эту эпоху минойцы, тесно смешавшиеся с местным племенем азиатского происхождения, уже давно поселились на территории континентальной Греции, где городская жизнь формировалась вокруг крепостей - резиденций правителей. Они вступили в контакт с минойским населением Крита, находящегося в состоянии расцвета, после восстановления дворцов, впервые разрушенных около 1700 г. до н.э. На Крите они столкнулись с совершенно новым образом жизни и мышления. Именно тогда наметилась та последовательная "критизация" микенского мира, которая после 1450 г. до н.э. завершилась созданием общей для острова и для континентальной Греции дворцовой цивилизации. <…>

Микенская экспансия, длившаяся с XIV по XII вв. до н.э., привела к тому, что ахейцы восточного Средиземноморья почти повсюду (в зависимости от местности - с тем или иным временным разрывом) последовали примеру критян. В начале XIV в. до н.э. они колонизировали Родос. Быть может, именно на этом острове, защищенном от нападений с континента, возникло царство Аххиява, правителя которого хеттский царь считал себе ровней. С Родоса ахейский царь мог контролировать образованные им колонии на Анатолийском побережье. Ахейское присутствие оставило свои следы в Милете (по-хеттски - Милавунда, или Милавата), в Колофоне, Кларе, севернее Лесбоса и особенно в Трое, отношения ахейцев с которой были очень тесными, и, наконец, на южном побережье, в Киликии и Памфилии. Подобным же образом в начале XIV в. до н.э. микенцы овладели Кипром и воздвигли крепость, подобную крепостям Арголиды. Оттуда они проникли на сирийское побережье, к торговым путям в Месопотамию и Египет. Критская колония в Угарите, торговавшем с Кипром медью, в XV в. до н.э, наложила печать на всю культуру города, вплоть до его архитектуры. В следующем веке ее сменила микенская колония, достаточно многочисленная, если судить по тому, что она занимала целый городской квартал. В этот же период важной опорой ахейцев становится Алалах на Оронте - ворота в Евфрат и Месопотамию. Двигаясь дальше на юг, ахейцы достигли Финикии, Библа и Палестины. Во всем этом регионе сформировалась единая кипро-микенская цивилизация, тесно соединившая минойские, микенские и азиатские элементы и создавшая письменность, которая, как и в случае микенской азбуки, является производной от линейного письма А. Египет, который в течение XV в. до н.э. вел оживленную торговлю с критянами, между 1400-1340 гг. до н.э. стал доступным и для микенцев. Однако постепенно кефты, критяне, стали вытесняться их конкурентами. Крит перестал играть роль посредника между Египтом и греческим континентом. Возможно, что микенская колония имелась в Эль-Амарне, где с 1380 по 1350 г. до н.э. царствовал Аменхотеп IV, известный под именем Эхнатона, покинувший прежнюю столицу - Фивы.

Таким образом, куда бы ни приводила микенцев их склонность к приключениям, они оказывались в тесной связи с великими цивилизациями восточного Средиземноморья, которое, как и весь Ближний Восток, при всем его многообразии, являло собой единое целое за счет торговых и культурных связей.

Глава вторая.

Микенское царство

Расшифровка табличек с линейным письмом Б разрешила некоторые вопросы, поставленные археологией. Но она же выдвинула новые вопросы. К привычным уже проблемам добавились трудности прочтения: линейное письмо Б, производное от силлабической письменности, не предназначенной для выражения греческой речи, очень неточно передавало диалект, на котором говорили микенцы. Вместе с тем число документов, которыми мы располагаем, крайне невелико. Подлинные архивы еще не найдены. В нашем распоряжении имеется несколько глиняных брусков, надписи на которых были бы, несомненно, стерты при повторном использовании этих брусков, не случись во дворце пожара, позволившего сохранить написанное. Приведу типичный пример, демонстрирующий пробелы в нашей информации и необходимость соблюдения предосторожности. Слово "те-ре-та", часто встречающееся в текстах, получило по крайней мере четыре толкования: жрец, человек феодальной службы - барон, человек из народа, подлежащий налогообложению, и слуга. На основании таких шатких сведений составить более или менее полное представление об общественной организации микенцев в принципе невозможно. Тем не менее при всей противоречивости сведений они содержат ряд пунктов, которые мы хотели бы выделить и которые, при нынешнем состоянии наших знаний, можно считать достаточно установленными.

Общественная жизнь крито-микенцев представляется сконцентрированной вокруг дворца, играющего одновременно религиозную, политическую, военную, административную и экономическую роль. В такой системе "дворцовой экономики", как ее называют, царь объединяет в своем лице все элементы власти и все аспекты суверенности. Через посредство писцов, составляющих закрепленную традицией профессиональную группу, а также с помощью сложной иерархии дворцовых сановников и царских надсмотрщиков контролируются и тщательно регламентируются все области экономической и общественной жизни.

Писцы ведут учет всего, что касается скота и земледелия, подсчитывают оплату за аренду земель, выраженную в мерах зерна (будь то выплаты по долговым обязательствам или семенные запасы); выделяют ассигнования на сырье и заказы на готовую продукцию; определяют количество свободной и занятой рабочей силы среди рабов - мужчин, женщин и детей (как принадлежащих отдельным лицам, так и двору), всякого рода налоги, накладываемые царским двором на отдельных людей и на общины (как уже доставленные, так и те, что еще предстоит собрать), количество рекрутов для комплектования гребцов на царских судах, состав, командование, передвижение войсковых соединений, жертвы, приносимые богам и т.д. и т.п.

Непохоже, чтобы в такого рода экономике нашлось место для частной торговли. Не обнаружены слова, обозначающие куплю или продажу и свидетельствующие о какой-либо форме платежа в виде золота, серебра или какого-либо другого эквивалента обмена товарами и драгоценными металлами. Представляется, что царская администрация регламентировала как распределение и обмен, так и производство благ. Судя по всему, царский двор управлял повинностями и вознаграждениями, а продукты труда, работы, виды услуг, в равной мере регламентированные и учитываемые, циркулировали и обменивались друг на друга, связывая воедино различные части страны.

Мы имеем здесь дело со своеобразным бюрократическим царством. Слово "бюрократический", вызывающее гораздо более современные ассоциации, подчеркивает один из аспектов действовавшей тогда экономической системы: все более строгий и всеохватывающий контроль, вплоть до деталей, которые представляются нам крайне незначительными. Напрашивается сравнение с великими речными государствами Ближнего Востока, организация которых, как представляется, отвечала (по крайней мере, частично) необходимости координировать большой объем сельскохозяйственных и ирригационных работ. Решали ли микенские царства аналогичные проблемы? Известно, что в микенский период было осушено Кокаидское озеро в Беотии. Что же касается равнин Арголиды, Мессении и Аттики, то не похоже, чтобы техническая необходимость мелиорации земель по единому плану могла породить (или способствовать) созданию в Греции развитой системы централизованной власти. Сельское хозяйство древней Греции велось в рамках отдельных деревень: координация работ не выходила за пределы соседних селений. <…>

Сведения, полученные с помощью глиняных табличек, позволяют уточнить структуру микенского двора и дворца. На вершине общественной организации находится царь, носящий титул "ва-на-ка", анакс, т.е. властелин. Его власть простиралась на все уровни воинской жизни: управление армией, оборудование колесниц, набор рекрутов, командный состав и передвижение соединений. Но в компетенцию царя входила не только забота о войске и хозяйственной жизни царства. Анакс отвечал и за религиозную жизнь. Он следил за соблюдением календаря, надзирал за выполнением ритуалов и празднеств в честь различных богов, устанавливал число жертвоприношений и размер надлежащих взносов в зависимости от ранга должностного лица.

<…> полное владение землей с правом пользования, по-видимому, включает многочисленные служебные обязанности и повинности. Зачастую трудно решить, имеет ли тот или иной термин чисто техническое значение (невозделанная земля, поднятая целина, пастбище, превращенное в пахотную землю, земельный участок большего или меньшего размера) или означает социальный статус. … это частные, собственные земли в отличие от ke-ke-me-na ko-to-na - земель, закрепленных за damos'ом или общих для всего сельского населения и составляющих коллективную собственность damos'a некоторой округи. Эти земли обрабатываются как общинное поле, по системе "open-field" и, возможно, периодически перераспределяются. В этом пункте Л. Пальмер смог сделать еще одно впечатляющее сопоставление с хеттским кодексом, также различающим два вида ленного землевладения. Первый: земля предоставляется человеку, состоящему на службе удельного ведомства, воину, зависящему непосредственно от двора; по окончании службы земля ему возвращается. Второй: "люди с орудием", т. е. ремесленники, располагают так называемой "деревенской" землей, которую сельская община предоставляет им во временное пользование и которая в случае их ухода забирается обратно …

Следовательно, эти две различные формы ленного землевладения открывают наличие в микенском обществе более фундаментальной полярной противоположности: наряду с дворцом, царским двором, а также прямо или косвенно зависящих от них землевладельцев, существует особый сельский мир, организованный в селения, живущие собственной жизнью. Эти деревенские демы располагают частью земель, к которым они прикреплены; в соответствии с традициями и местной иерархией они регулируют сельскохозяйственные работы, выгон скота, свои отношения с соседями. Именно на этом провинциальном уровне весьма неожиданно выделяется личность, носящая титул, который мы будем переводить как "царь" - pa-si-re-u, т. е. гомеровский basileys. Строго говоря, это не царь, живущий во дворце, а просто сеньор, хозяин деревенской округи и вассал анакса. В условиях строго регулируемой хозяйственной системы эта вассальная связь вполне естественно приобретает характер административной ответственности: мы видим басилевса, следящего за распределением бронзы, предназначенной для кузнечных ремесел, изготовляющих на его территории изделия для нужд дворца. И, разумеется, он сам, вместе со своими богатыми соседями, участвует в поставках этого металла в соответствии с надлежащим образом фиксированными нормами. Наряду с басилевсом эту относительную автономию сельской общины подтверждает наличие Совета старейшин - ke-ro-si-ja (ge-rousia). Несомненно, в этот совет входили главы наиболее могущественных семейств. Простые же селяне, damos в собственном смысле слова, которые поставляли армии воинов-пехотинцев и которые, по словам Гомера, значили в совете не больше, чем на войне, в лучшем случае являлись лишь зрителями, молчаливо внимавшими тем, кто наделен полномочиями говорить, и выражавшими свои чувства только ропотом одобрения или несогласия. <…>

При всей неполноте нашей информации представляется возможным извлечь из нее несколько заключений, касающихся общих черт микенских царств.

1. Прежде всего их военизированный характер. Анакс опирается на военную аристократию, на воинов-колесничих, которые подчинены его власти, но которые в общественной системе и в военной организации царства образуют привилегированную группу со своим особым статусом, своим образом жизни.

2. Сельские общины не находятся в столь уж абсолютной зависимости от дворца, чтобы не иметь возможности существовать помимо него. Исчезни однажды царский надзор, damos продолжал бы теми же способами обрабатывать ту же землю. Как и в прошлом,- но отныне в чисто сельских рамках,- им надо было путем поставок, подарков, более или менее обязательных повинностей кормить царя и местную знать.

3. Принцип организации дворца с его административным аппаратом и разветвленной системой учета и контроля, иначе говоря, строгой регламентацией экономической и социальной жизни, носит характер заимствования. Вся система основана на применении письменного учета и учреждении архивов. Критские писцы, перешедшие на службу к микенским династиям, трансформируя применявшееся во дворце Кносса линейное письмо А с тем, чтобы приспособить его к диалекту новых хозяев (линейное письмо Б), содействовали внедрению в континентальной Греции административных методов, присущих дворцовому хозяйству. Необычная устойчивость языка табличек во времени (более 150 лет разделяют датировки документов Кносса и Пилоса) и в пространстве (Кносс, Пилос, Микены, но также и Тиринф, Фивы, Орхомен) показывает, что речь идет о традиции, поддерживаемой в строго замкнутых группах. Специализированная среда критских писцов одновременно с колесничими поставляла микенским царям кадры дворцовой администрации.

Дворцовая система дала в руки греческим правителям прекрасный инструмент власти, позволявший установить на обширной территории строгий государственный контроль. Она извлекала и скапливала в их руках все богатства страны, сосредоточивала под единым руководством ресурсы и значительные военные силы, обеспечивала военные походы в далекие страны для захвата новых земель или доставки из-за морей металлов и товаров, которых недоставало на греческом континенте. В настоящее время вырисовывается четкая связь между системой дворцового хозяйства, микенской экспансией во всем Средиземноморье и развитием в самой Греции наряду с сельским хозяйством весьма развитых ремесленных промыслов.

Такова была цивилизация, разрушенная дорическим вторжением, которое на долгие века прервало связь Греции с Востоком. С поражением Микен море стало не связующим путем, а преградой. Изолированный, закрытый в себе греческий континент возвратился к чисто сельскохозяйственной форме экономики. Гомеровский мир больше не знал ни разделения труда, равного разделению труда в микенском мире, ни широкого применения подневольного труда. Не знал он и многочисленных объединений "людей с орудиями", т. е. ремесленников, проживающих неподалеку от дворца или в селениях, где они выполняли царские заказы. С падением микенской империи дворцовая система рухнула и уже больше никогда не восстановилась. Слово анакс исчезло из собственно политического словаря. В чисто техническом смысле - как обозначение царской власти - оно было заменено словом басилевс, которое, как мы видели, имело сугубо местное значение и которое обозначало не одно лицо, обладающее всеми видами власти, а (применяемое во множественном числе) означало высшую знать, находящуюся на верхней ступени общественной иерархии. Царствование анакса упраздняется, не оставив и следа от всеобщего царского контроля, административного аппарата, писцов. Исчезла и сама письменность, как бы поглощенная руинами дворца. Когда греки к концу IX в. до н.э. вновь откроют ее, переняв на сей раз у финикийцев, это будет не просто письменность другого фонетического типа, но явление радикально иной цивилизации. Она уже не будет составлять особой специальности писцов, но станет элементом общей культуры. Социальное и психологическое значение письменности также изменится, став прямо противоположным: письмо больше не имеет целью учреждать на потребу царю архивы в тайниках дворца; отныне оно приобретает публичный характер и делает объектом всеобщего обсуждения различные аспекты общественной и политической жизни [15]

Глава третья.