Тримерня в страсти.

В древнецерковном учении о страстях вопрос о роли отдельных сил тримерии в комплексообразовании страстей и участие в страстной деятельности тщательно разработан и представляется в следующем виде. Естественные чувства, ощущения, инстинкты, диспозиции, желания, потребности и аппетиты составляют психофизиологический субстрат страстей. О значении психических факторов: эпитимии и тимоса уже говорилось. О действии ума (логикон) говорит Марк Подвижник:

«Когда видишь, как движутся желания и вызывают в уме страсти, то знай, что ум до этого предшествовал и привел к действию и в сердце положил» (Патр. М. т. 66, 928).

Это «положение в сердце» свидетельствует о центральном, головном происхождении страстей, которое также реально, как и сердечное их происхождение. Нечистота сердца в значительной степени зависит от этих «положений» или «вложений» ума. Исаак говорит об «очищении души от тайных страстей, возникающих в уме» (Сл. 81, 389).

Метасхематизированный ум отличается следующими качествами, способствующими новообразованию страстей: 1) эмпатией ума, то-есть чувствительностью, 2) разнообразием и усложнением ума в его рассеянии по предметам внешнего мира, 3) отпечатляемостью ума от природной и демонской фантазии, 4) смешением ума с фантазией и внешней чувственностью, ненормальной сизигией ума. От этой совместной деятельности ум претерпевает дальнейшие изменения своей природы. Он становится пассивным (по Аристотелю), материальным, вещественным умом, а по Максиму еще и скотским ⁵⁸⁹, любострастным ⁵⁹⁰ и зверским ⁵⁹¹. Это - «превратный ум» в смысле ап. Павла, который «делает непотребное» (Рим. 1, 28). Такой ум поступает на услужение страсти, отлучающей его от Бога (Максим, Добр. 3, 192). Он становится вместилищем страстных помыслов, как и сердце. Страстные помыслы составляют нечистоту ума и ведут к его помрачению. Нечистота и страстность ума становится главным препятствием к духовному пробуждению и восхождению, к обращению и просветлению сердца. Соединяясь с чувствами и фантазией, ум не просветляет и не уразумляет их, и чем состоит его прямая задача, а сам делается неразумным, стирая последние остатки интеллигибельности души. Он попадает в порочный круг, из которого сам вырваться не может, становится игралищем внешней и внутренней демонской силы. Максим говорит:

«Место святое и храм Божий - ум человека, и демоны, через страстные помыслы, опустошив душу, ставят в уме идол греха (Патр. М. т.. 90/1, 993).

В чувственных наслаждениях ум становится дебелым (Марк, т. ж.).

И только когда ум освобождается от страстей, падает средостение между умом и Богом (Авва Исайя, Добр. 1, 473). Плененный же помыслами ум погружается в бездну отчаяния (Григорий С. Патр. М. т. 150). Есть, по Исааку, особенное состояние ума, называемое смущением. Демоны смущают ум, чтобы проникнуть в душу с кучею страстей (Сл. 30, 143).

Интенция неразумной души (эпитимии и тимос) в сладострастии ведет к чувственному, гедоническому экстазу ума, о котором Григорий С. говорит:

«Из наслаждения рождается необузданность невыразимых нечистот. Согревая всю природу человека и затемняя господствующий орган - разум, ведет его к экстазу, делая его безумным ⁵⁹², лжепророчества предсказывает, видения якобы святых и их слова, и якобы под их воздействием действует. Это - демонизированные и обманутые. Это - экстаз безумия ⁵⁹³. Демон ведет их к этому. Их считают святыми» (Патр. М. т. 150, 1296).

Нечистота ума рождает, по Иоанну Лествичнику, ложное знание, которое есть вид страсти, есть лукавый и страстный помысл (Патр. М. т. 88, 715).

Роль сердца в новообразовании понятна из того положения, которое занимает сердце в тримерии, как господствующий орган, как срединный пункт и средоточие духа, души и тела. Сердце господствует не только в величии естества и божественного сверхъестества в нем, но и в своем падении в противоестество. Понятна роль головы, как центра внешней чувственности, разумной души, памяти и фантазии. Мозг, как телесный орган головы имеет сочетательную, условно-рефлекторную функцию, сердце же является центром внутренней чувственности, чувствительной части души (тимос), духовным центром воли и силы-исхис, имеет свою память и фантазию. Кроме всего этого в сердце находится демонский принцип эффективности и гедонизма в виде сердечного змея. Вся чувственная сладость и прелесть мира, раздражая метасхематизированный тимос, проникают в сердце, отлагаются в нем и перерабатываются, давая законченные продукты в виде страстей. Таблица сердца (хартия) вся заполнена фрагментами гедонического жизненного опыта человека и находится в беспрерывном движении, давая материал для образования страстей. Сердце, как и голова, является центром помышлений (помыслов), и переводит нечистое подсознание в сознание.

«Сердце рождает из себя помышления добрые и злые. Помышления - от лукавства Сатаны и память о них вписывается в сердце» ⁵⁹⁴ (Диадох, 83, 112).

Экфория помышлений (энграмм) осуществляется в голове и сердце:

«От сердца исходят помышления злые ⁵⁹⁵, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, зависть, богохульство, гордость, безумство. Все это зло изнутри исходит и оскверняет человека» (Марк, 7, 21-23).

Читавший в сердцах Иисус Христос спрашивает:

«Что вы помышляете в сердцах ваших? (Лук. 5, 22).

Антоний Великий говорит:

«Есть нечистый огонь, который воспламеняет сердце, пробегает по всем членам и побуждает людей к непотребству» (Добр. 1, 233).

Эта нечистота - огонь сладострастия, «греховная сладость», пребывающая в сердце. Поэтому чистота сердца занимает центральное место в религиозном катарсисе. Чистота ума и сердиа заключается в бесстрастии, в свободе от отпечатков памяти и фантазии. Основной акт соединения, сцепления (сочетания) метасхематизированных и автоматизированных сил и функций тримерии совершается в сердце, где сконцентрированы к тому же космические и демонические существа.

Власть тьмы.

Бесстрастие отождествляется в древнецерковной аскетической литературе со здоровым состоянием, а страсти с болезнью. Григорий Нисский говорит:

«духовное в человечестве было некогда здраво, потому что некие стихии, разумею душевные движения, растворены были в нас по закону добродетели» (Творения, т. 11, 432).

Страсть является в человеке выражением закона порока смерти. В свято-отеческой и аскетической литературе говорится о гибельности всех страстей для человека. Все, что мыслится, говорится и совершается со страстью ⁵⁹⁶, то чуждо Христу и носит на себе черты противника.

«Тихое и спокойное состояние души приходит в колебание от нападения даже одной какой-нибудь страсти» (Григорий Нисский, т. ж., О девстве).

Страсти стали, по Макарию Ег. «одеждою царства тьмы» для человека с тех пор, "как лукавый вошел в душу и сердце и обложил их своею «духовной тьмою». С тех пор настала «власть тьмы» (Доброт. 1, 163-164).

«Кто раздражителен, гневлив, славолюбив, любостяжателен, чревоугодник, кто хочет, чтобы исполняема была его воля, кто вспыльчив и исполнен страстей, все таковые пребывают в таком же смятении, как сражающиеся ночью, и осязают тьму, находясь вне области жизни и света» (Исаак, Сл. 8, 46).

Авва Пимен говорит, что сила Божья не может пребывать в человеке, преданном страстям (Древний Патерик, 10, 77) и просветить душу невозможно тому, кто не очистил себя от страстей (т. ж. 11, 80). Страсти являются препятствием для мистического единения с Богом, являются закрытой дверью, и кто не откроет эту дверь, тот не войдет в святую обитель сердца, к внутреннему Логосу. При наличии в душе страстей невозможны созерцание, ведение, откровение тайн и скрытых даров сердца, видение. Небесный жених не приходит к страстной душе, которая прелюбодействует с Князем мира сего. Обучение и знание не приносят, по Исааку, пользы при страстях, ум не просветляется и не созерцает, такой ум - не ясновидящий. Никакой «матезис» (обучение) никакая наукообразная система оккультизма и древней мудрости не может заменить личного опыта бесстрастного, очищенного ума. Преждевременность созерцания и гнозиса (знания) без предварительного очищения (катарсиса) и бесстрастия характерны для всей до- и внехристианской мистики, здесь - источник ее заблуждений. Эту преждевременность Исаак назвнает «душенной болезнью».

«Если душа не уврачуется от порока..., человеку невозможно вожделевать сверхъестественных даров Духа... а вожделевает оного только по слуху и по Писаниям» (Сл. 55, 259).

Страсть становится средостением между светом созерцающего ума и созерцаемой вещью. Страсть притупляет способность различения (Сл. 43, 186).