ЭКСЦЕНТРИЗМ и КОСМОФИЛИЯ

Эксцентризм.

Падение человека означало отпадение от Теоса (Бога) и, если можно говорить о падении с уровня Божественного Эроса, т.е. Теофилии, то это падение есть проявление Космофилии, т. е. любви к миру, и любви к самому себе. Космофилия и филавтия тесно связаны друг с другом и составляют основу катастатического противоестества человека. Отпадение человека от Бога, его духовную изоляцию, выпадение из центра Бытия, Климент Александрийский назвал эксцентризмом ⁴⁶⁴. Тем самым возник некий искусственный центр Бытия в виде Космоса. В браманизме и само Божество становится эксцентричным, стремится к Космосу, вплоть до полного растворения в нем. Браманизм должен был привести к тенденции, к нахождению другого центра - в человеке. Антропизм или антропоцентризм, т. е. перемещение центра Бытия в человека стал краеугольным камнем буддизма. В нем Теос и Космос стремятся к человеку, ища в нем спасение.

Haberlin ⁴⁶⁵ ставит субъективизм в связь с эксцентризмом и видит во влечении (влекомости) проявление эксцентризма. Субъективизм, по Haberlin исключает духовность. Он близок к религиозной точке зрения, когда рассматривает эксцентризм, как падение с духовного уровня на уровень психосоматической влекомости.

"Eritis sicut Deus" ... Греховная мысль об исотеии, равенстве Богу, стала родоначальницей всех грехов и в этом первоисточнике греха стирается тонкая грань между грехом и страстью. Страсть становится руководящим началом в жизни человека и эксцентризм принимает специфические черты отчужденности от Бога. Начальные страсти: гордость, себялюбие (филавтия) и тщеславие определили всю духовно-интеллектуальную жизнь человечества. Центр тяжести всякой деятельности, в том числе и аскетической, полагается не в Боге, а в человеке, и возникает непримиримое противоречие между внешним богоугодностью поведения человека и его внутренней отчужденностью от Бога. Максим Исповедник называет тщеславие отступлением от Бога и переходом к другой цели, противоположной божественной. Тщеславный совершает добродетель ради собственной, а не божественной славы. Отсюда название «кенодоксия» - пустая, суетная слава. Отсюда - показная сторона праведности и подвижничества, лицемерие и ложь всякого фарисейства. Отчуждение выступает еще интенсивнее в гордости. Гордый усвояет себе свои подвиги и достоинства, утверждает свою независимость, способность своими силами осуществить свое идеальное человеческое назначение и осуществление добродетелей.

Замкнувшись в себе, человек утверждает свою духовную самодовлеемость, признает себя этически и религиозно самостоятельным, независимым от внешнего, даже божественного авторитета, считает себя бытием самоценным, имеющим необходимые средства для бесконечного самостоятельного развития, помимо реальных отношений к Абсолютному Бытию. Эти отношения признаются или ненужными, или невозможными по тем или иным философским или психологическим соображениям. Каким образом человек приходит к утверждению безусловности своей личности в самой себе при наличных эмпирических условиях, остается загадкой даже для самого убежденного гуманиста. Гордый отщепенец Бытия не допускает мысли о коренных недостатках и глубокого расстройства своей природы, а если и допускает их в той или иной мере, то не признает своей личной греховности и ответственности. Единственным критерием своих, мыслей, умонастроений, и деятельности он признает только тот, который устанавливает он сам. История западного гуманизма показала, что антропоцентризм легко переходит в эгоцентризм. Гуманизм находит свое завершение в полной отмене гуманности в отношении к другому Я.

Отчуждение и отпадение от Бога приводит рано или поздно к противлению Богу, к энантности во всех видах и проявлениях, вплоть по теомахии (борьбы с Богом). Псалмопевец Давид предостерегает от «совета нечестивых», который заключается в заговоре против Бога.

Гипноз отщепенческого самоутверждения так велик, что он заражает даже людей морально безупречных, людей высокой культуры и личных дарований, как Лессинг, Кант, Фридрих Шиллер, Фихте, Л. Толстой и др., и удаляет их от религии. В древности, во времена Давида, праведность и вера шли рука об руку, а неверие сопровождалось всяким нечестием и нечистотою. С тех пор многое изменилось. Мы видим и на Востоке, и в Европе, образцы внешнего благочиния, добродетельной жизни, образцы бескорыстия, напр. в жизни философов Спинозы, Канта, Фихте и Гегеля, в жизни ученых Эрнста Геккеля, Вильгельма Оствальда и др. Как огласовать эту внешнюю безукоризненность с внутренним нечестием, безверием и атеизмом. Мы не беремся судить о том будет ли эта внешняя добродетельность оправдана и будет ли внутреннее нечестие покрыто этой добродетельностью. Но в Евангелии есть сравнение фарисейской праведности с крашенными гробами,

«которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Матв. 23, 27).

Можно ли внутреннюю мерзость покрыть внешним согласием с законом, при наличии даже чистых внутренних побуждений? Может ли чистая совесть философа-спекулянта спасти его ум от духовного маразма и бесчестия? Такое расхождение во внутреннем человеке, такой разлад ума с совестью и сердцем, свидетельствует о далеко зашедшем процессе дезинтеграции человека.

Эксцентризм и антропоцентризм-гуманизм суть лишь иллюзии и ведут к другому искусственному, фальшивому центру, к Эосфору-Люцисферу. Эосфоризм есть заключительная фаза всякого эксцентризма.

Космофилия.

Теофилин, любовь к Богу, была основным стержнем всего райского бытия человека. В первой книге Моисея отмечается изменение в человеческой природе, его отклонение от божественного Эроса:

«И к мужу твоему влечение твое» (Быт. 3, 16).

Это относится не только к жене, но и к мужу, Адаму. Но для жены это означает еще порабощение мужу:

«И он (муж) будет господствовать над тобою» (т. ж.).

Порабощение было обоюдное и означало порабощение человека его низшей природе, со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до полного метасхематизма (извращения) всей человеческой тримерии.

Другим объектом извращенного человеческого эроса становится мир, как третий член Бытия. Любовь к миру, к мирским вещам, вызывает заботу об этих вещах, заботу о мирском ⁴⁶⁶, стремление обеспечить себя этими мирскими благами.

Отсюда - самоуверенность, доверие к себе ⁴⁶⁷, гордость своими достижениями. Любовь к мирскому или желание мирского ⁴⁶⁸, вместе с заботами о нем, определяют все мысли и все поведение человека, что лежит в основе «плотскости», составляет жизни по плоти ⁴⁶⁹ (Рим. 8, 13), доверие к плоти. Так возникают дела плоти ⁴⁷⁰, «плотское делание», делание мира сего. Ап. Иоанн отмечает злой, гедонический, страстный аспект всего мирского:

«Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Иоан. 2, 16).

Космофилия усиливает и углубляет отчуждение от Бога (Ефес. 4. 18). «Эпитимайн» и «меримнан» - первые и главные проявления не только эксцентризма и космофилии, но и греха вообще. За ними следует третий член греха: похвальба, самовосхваление, самодовольство, «кавхезиз» ⁴⁷¹. Апостол отвергает эту похвальбу хвалящихся ⁴⁷² (2 Кор. 11, 12 и 10, 8).

Космофилическая плотскость имеет свою религию и свою мудрость, «плотскую мудрость» ⁴⁷³ (2 Кор. 1, 12). Она имеет своих мудрецов, самоуверенных и самовлюбленных (1 Кор. 1, 26). Отсюда - метафизическая потребность, ментальная страсть, философствование и спекулятивизм, стремление проникнуть в сферу тайн духа силою душевного ума. И как плод этой страсти - так называемая «древняя мудрость», о которой ап. Павел говорит:

«Мир своею мудростью не познал Бога» (1 Кор. 1, 21).

Она отвергнута Богом и потому выродилась в безумие мира сего (т. ж. 1, 20).

«Кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Иоанн, 2, 15).

Космофилия ведет к энантности, ставит в ряды «сынов противления», уподобляет человека демону, делает человека «сыном ночи» (1 Фесс. 5, 5). Происходит катастатическая поляризация всей тримерии, всего человеческого бытия, как это формулировано ап. Петром: «отпадение от своего утверждения» (2 Петр. 3, 17).

Из мирскости и плотскости возникает своеобразное опьянение миром. Жизнь превращается в сладостный сон, полный ночных обманов и прельщений. Опьяненный таким образом человек не видит опасности, стоящей перед ним, не видит бездны у своих ног и становится жертвой невидимого врага. Космофилия становится ловушкой врага для уловления человека. Отсюда - религиозная задача трезвения, отказа от мирского опьянения. Ап. Павел говорит:

«Итак, не будем спать, как прочие, но будем бодрствовать и трезвиться ⁴⁵» (1 Фессал. 5, 6).

Этим отличаются «сыны света» от «сынов ночи»,

«Мы же, будучи сынами дня, да трезвимся, облекшись в броню любви и веры и в шлем надежды спасения» (т. ж. 5, 8).

Из отчуждения ⁴⁷⁵, аллотрии ⁴⁷⁶, эксцентризма возникают все виды греха и зла, а из греха возникает отчуждение, - создается порочный круг.

«Не пожелай»... звучит 10-я заповедь, направленная против «эпитимайн». Заповеди Нового Завета направлены против «меримнан»:

«

Не заботьтесь ни о чем» ⁴⁷⁷ (Филипп. 4, 6).

О спасительной беззаботности сказано:

«Воззрите на птицы небесные» (Матв. 6, 26).

Космофилия в своих крайних формах поражает целые народы и означает вырождение народов, идя рука об руку с теософией, психизмом и магией. Древний Вавилон стал символом катастатического вырождения и космофилии и в таком виде он вошел в Апокалипсис Иоанна.

МЕТАСХЕМАТИЗМ

Духовная изоляция человека, эксцентризм, привел не только к ослаблению систатической связи в тримерии, но и к тому искажению духа и души, которое у Климента Александрийского (Патр. М. гр. т. 8/1, 536), Григория Синайского и др. получило название метасхематизм. Первым следствием падения был метасхематизм духа и с ним тесно связан вопрос о происхождении зла вообще. Как стало доброе творение Бога злым ? Это - величайшая загадка, почти неразрешимая путем философской спекуляции и логизирования, и ставшая камнем преткновения для «древней мудрости». Происхождение зла - это тайна Эосфора (Денницы), о падении его повествует пророк Исайя. Те же побуждения лежат в основе падения человека: исотеия ⁴⁷⁸ по Иоанну Златоусту, богоравенство, желание быть равным Богу: "Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum". Эмпирическое познание зла, познание через злое делание, не уподобило Богу ни ангела, ни человека...