Владимир Лукич Боровиковский.

Третьим в плеяде гениальных русских портретистов второй половины XVIII века был Владимир Лукич Боровиковский (1757-1825).Он внес в русское портретное искусство новые черты: возросший интерес к миру человеческих чувств и настроений, утверждение морального долга человека перед семьей и обществом.

Будущий художник родился в маленьком городке Миргороде, знакомом нам по творчеству Н. В. Гоголя, в семье казака. Отец художника, Лука Боровик, отличался от прочих миргородских обывателей тем, что занимался иконописью и приучал к ней своих четырех сыновей. Старший сын – Владимир, был самым одаренным, легко учился и скоро стал писать не только иконы, но портреты и другие живописные композиции. Довольно скоро он становится известным в округе. Его замечает предводитель дворянства Миргородского уезда Василий Капнист – талантливый поэт, широко образованный и либерально настроенный человек. Именно Капнист сумел разглядеть дарование Боровиковского.

Кто знает, может быть, Боровиковский так бы и остался провинциальным художником, но в его судьбу вмешался случай, благодаря которому он смог стать тем живописцем, которого мы знаем и любим. В 1787 году, во время, путешествия Екатерины II из России в Крым, в одном из специально построенных для приезда императрицы дворцов, она обратила внимание на аллегорические композиции, которые были написаны по поручению Капниста молодым живописцем Боровиковским.Аллегории понравились императрице, и художнику было предложено отправиться в Петербург, чтобы полностью отдаться живописи. Боровиковский приезжает в Петербург, поселяется в квартире Николая Львова, которая находилась в здании «Почтового стана» (Почтамта), построенного по проекту Львова. Там Боровиковский прожил восемь лет. Львов, сам отличный рисовальщик, помогал провинциальному живописцу дельными советами, редкими книгами, а главное он познакомил Боровиковского со своим частым и дорогим гостем – Дмитрием Григорьевичем Левицким. Вскоре Боровиковский подружился со знаменитым портретистом и даже унаследовал у него «нежность колорита и мягкость письма». У Львова собирался интеллектуальный цвет Петербурга. В своих сатирах и шутливых посланиях эти люди высмеивали все напыщенное и ходульное, почитая во всем естественность – и в поэтическом языке, близком к разговорному, и в образе жизни. Способность к размышлению, созерцанию, меланхолии провозглашалась отличительной чертой людей избранных – с возвышенной душой и чувствительным сердцем. Боровиковский проникся этими новыми веяниями, выражая их в живописи. В своем творчестве он обращается к человеческим чувствам; его занимают их оттенки, изменчивость, сложность. Не случайно, говоря о русском сентиментализме, исследователи обычно рядом с Карамзиным ставят имя Боровиковского.

Вначале Боровиковский увлекся миниатюрами, он писал их на кости, на жести, на картоне. Моделями для этих миниатюр ему служили хорошо знакомые люди: поэт Державин со своей прелестной молодой женой, Львовы, Капнисты, Оленины. Миниатюры Боровиковского созвучны развивающемуся тогда в литературе новому стилю – сентиментализму. Он очень много внимания уделяет передаче эмоций, а многие его образы овеяны легкой грустью, но он никогда не впадает в слезливость, расслабленность.

Ощущением мягкой грусти пронизан миниатюрный портрет Василия Капниста. Он стоит, опершись на постамент мраморного бюста, а за ним, как бы аккомпанируя его меланхолическому настроению, сгущаются таинственные сумерки вечереющего парка. Поэт грустен, его печальный взгляд и улыбка обращены к зрителю, как бы приглашая разделить с ним эту печаль. Он ищет сочувствия. Но такое настроение жизненно оправдано. Незадолго перед тем Капнист потерял маленького сына. Художник верно уловил настроение поэта, его желание поведать людям о своем горе и этим его облегчить.

Высокое художественное мастерство видно в портрете «Лизанька и Дашенька». Это близкий к миниатюре, первый в искусстве Боровиковского двойной портрет, на котором изображены дворовые девушки Николая Львова, превосходные плясуньи. Именно о них Державин упоминает в своем стихотворении "Другу".

Художник восхищенно изображает свежую красоту молоденьких крепостных балерин, обаятельных, как сама юность. Две склонившиеся друг к другу головки выражают идеал нравов XVIII века - нежную и чистую дружбу. Минимум украшений, легкие и скромные платья, живописный розовый венок на светлой головке Дашеньки говорят о том, что дворовые девушки одеты барышнями в духе увлечения "сельской простотой". Дуэт написан в овале. Две девушки-подружки необыкновенно хороши. В нежном объятии, невозмутимых взглядах читается искренняя девичья дружба со своими секретами и радостями. Их воздушные, жемчужного цвета необыкновенно красивые платья, словно не надеты, а наброшены на девушек. Кажется, не будь золотой каемки, обрамляющей их наряды, они сливались бы с нежной белой кожей, на которую падает лиловая, почти прозрачная тень. Цветовая гамма портрета необыкновенного перламутрового оттенка; все едино: нежный, живописный фон, девичий румянец, жемчужное ожерелье Дашеньки, каштановые волосы Лизаньки. Все создает почти меланхолическое настроение, ощущение тепла и света.

Особой поэтичностью отличается портрет «торжсковской крестьянки Христиньи» - кормилицы дочерей Львовых, ее облик лишен, как идеализации, так и нарочитой простонародности. Христинья - молодая женщина, лицо которой приветливо и чуть смущено. В нем есть некая сентиментальность героинь Карамзина, книгами которого так увлекалась в то время читающая публика. Портрет весьма привлекателен и по своим живописным качествам. Смелые сочетания насыщенной зелени сарафана с малиновым поясом и головным убором художник смягчает золотом позумента, а нежные краски лица и белый цвет рубашки с розоватым отблеском приводят все в единую гармонию.

Образ Христиньи с полным правом можно поставить рядом и с портретом неизвестной в крестьянском костюме И. П. Аргунова, и с портретами крестьянских девушек ученика Боровиковского – А. Г. Венецианова, который творил уже в веке XIX.

Расцвет творчества художника продолжался всего лет десять, начиная со второй половины 1790-х годов. В это время он пишет лучшие свои произведения. Счастье, не имевшего семьи художника, заключалось в работе, и он отдавал всего себя любимому делу. В эти годы портреты один другого прекраснее сходят с его мольберта. Один из лучших - изумительный портрет Екатерины Арсеньевой, дочери суворовского генерала. На картине совсем еще молоденькая девушка-подросток, об этом говорят черты ее лица, неподдельное веселье, живость выражения, и даже "пастушеская" соломенная шляпа. Облик девушки очень русский: круглое лицо с мягкими чертами, слегка вздернутый нос, узкие, чуть раскосые глаза. Прекрасно чувствуется ее характер - мягкий, жизнерадостный, может быть даже слегка легкомысленный. Зрителя привлекает непринужденность, открытость юной Арсеньевой. Игриво приподнятая головка, пышность летящих кудрей, подкупающее девичье простодушие и веселость – вот в чем прелесть этого портрета.

В 1797 году живописец получает заказ на портрет Марии Ивановны Лопухиной. Быть может, это самый поэтичный и женственный среди всех созданных Боровиковским портретов. На нем Лидия Ивановна Лопухина, дочь отставного генерала И. А. Толстого. Говорят, что в замужестве она была несчастна и умерла в молодости от чахотки. На портрете Лопухина молода, ей всего 18 лет, но в ней нет веселого задора Арсеньевой. Это женщина с "нежной и чувствительной душой", как сказали бы в то время. Ведь в образованной женщине XVIII столетия особенно ценилась такая черта характера как "чувствительность", - предмет восхищения поклонников и громких похвал поэтов. "Чувствительностью" называлась тогда сердечная восприимчивость, чуткая ко всякому страданию человека.

Слегка устало, в задумчивости, стоит Лопухина. У нее мягкие
черты лица, грустный, спокойный взгляд, легкая, чуть равнодушная
улыбка. В позе и выражении лица чувствуется какая-то томность, так ее украшающая. Лопухина красива своей простотой и скромностью. Трогательная голубая ямка на шее, по-детски припухлый рот и взгляд «бархатных» печальных глаз. Все в ней спокойствие и безмятежность. Белое платье, падает плавными складками и скрывает очертания полной фигуры, красоту пышных форм подчеркивает нежно-голубой шелковый пояс. Единственное украшение - скромный золотой браслет. Лопухина, стоит, облокотившись на ограду сада, в тени, необыкновенно украшающей ее. Все в этом портрете полно гармонии: и музыкальный ритм линий, и изысканное сочетание светлых тонов, и пышная склоненная роза, и мирный сельский пейзаж с колосьями и васильками. В красоте модели двойное очарование: то она манит близостью счастья, желанием любви, готовностью к ней, то мы замечаем ее созерцательно-задумчивую позу. Безвольно опущенные руки, размытый контур силуэта, и она – уже мечта – близкая и неотступная. Именно к этому сложному впечатлению и стремился художник.

Знаменитый поэт Яков Полонский под впечатлением этого портрета написал стихотворение, которое так и называется: "К портрету Лопухиной".

Она давно прошла, и нет уже тех глаз

И той улыбки нет, что молча выражали

Страданье - тень любви, и мысли - тень печали,

Но красоту ее Боровиковский спас.

Так часть души ее от нас не улетела,

И будет этот взгляд и эта прелесть тела

К ней равнодушное потомство привлекать,

Уча его любить, страдать, прощать, молчать…

В конце XVIII - начале XIX веков художники часто писали семейные портреты. В России именно Боровиковскому принадлежит это начинание. Он ввел в широкий обиход русского искусства жанр семейного портрета. Человек представал на них не в роли придворного или государственного деятеля, а в своих личных связях и отношениях. Эти отношения показывались как идеальные. В те времена много писали и говорили о семейных добродетелях, об обязанностях супругов, о родительской любви. Художники изображали верных и любящих супругов, почтительных детей, заботливых родителей.

Один из лучших семейных портретов мастера «Портрет сестер Гагариных». На холсте сестры Анна и Варвара Гагарины, представительницы одного из самых знатных княжеских родов России, музицирующие, на веранде среди зелени. Младшая играет на гитаре, одном из любимых инструментов того времени, старшая - держит нотный лист и вот-вот запоет, несомненно, чувствительный романс вроде «Стонет сизый голубочек». Художник умело разместил две девичьи фигуры на почти квадратном полотне, связав их единством действия. Причем связь эта, внешне выраженная в совместном музицировании, гораздо глубже. Она передана художником всем строем картины, как композиционным, так и красочным. Молодые девушки одеты по-домашнему. Эта картина - изображение идиллии домашнего быта и нежных чувств, рожденных музыкой, - вполне соответствуют настроениям общества того времени. Не только по выражениям лиц сестер, но и по цветовой гамме, которую выбрал Боровиковский, можно судить о характере исполняемой музыки и настроениях Варвары и Анны Гагариных. По сравнению с нежной, почти прозрачной мечтательностью "Лизаньки и Дашеньки" этот портрет отличается необыкновенной сочностью, достигаемой с помощью контрастов. Несмотря на то, что они сестры, девушки непохожи друг на друга, но объединены общим настроением "нежной мечтательности". Их позы изящны и немного изнеженны, жесты легки и грациозны. Одежды, несколько напоминающие античные хитоны, спадают плавными классическими складками, более мелкими у младшей сестры и более крупными у старшей. Очертания фигур, расположение рук, направление гитары, контуры нотного листа - все связано между собой сложным линейным ритмом.

Органическая связь человека с окружающей природой, возвышенная поэтичность образа, одухотворенность, деликатная, ненавязчивая интимность – это черты, свойственные большинству лучших произведений живописца. Очень наглядно подход художника к изображаемому человеку сказался в его портрете Екатерины II. В период тесной связи с кружком Львова Боровиковский пишет "Портрет Екатерины II на прогулке". Замысел портрета - представить императрицу частным лицом, "казанской помещицей", как любила она себя называть. Боровиковский ввел новое - интимное начало в привычную форму парадного портрета, сохранив его монументальность. Пожилая дама в теплом голубом капоте и шляпке прогуливается в сопровождении любимой левретки по Царскосельскому парку. И хотя фигура ее не потеряла величавости, но походка слегка отяжелела, и дама предпочитает опираться на тросточку. Императрицу художник поместил в совершенно конкретный пейзаж: в глубине, среди глади озера с плывущими лебедями отчетливо видна Чесменская колонна. Не смотря на то, что Екатерина изображена с интимной простотой, и ее облик и одежда нарушают традиционную парадность царского портрета, она остается императрицей. Ее лицо, лицо умной женщины, полно важности и снисходительной доброжелательности. Поза при всей простоте сохранила величавость. Скромен и благороден голубовато-холодный колорит произведения. В русском искусстве это первый пример интимного по своему существу императорского портрета, который приближается к жанровой картине.

Не случайно около этой картины (именно, картины, поскольку Боровиковский никогда императрицы с натуры не писал) приходит на ум сцена встречи Маши Мироновой с Екатериной в Царскосельском парке из повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка»: «Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: "Не бойтесь, она не укусит". И Марья Ивановна увидела даму сидевшую на скамейке против памятника... Она была в белом утреннем платье, ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет 40. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».

Художник оставил большое количество прекрасных поэтических женских образов, однако не меньше в его творчестве замечательных мужских портретов. Чаще всего, мужские портреты глубже и психологичнее женских. Среди вельмож XVIII века встречались люди с яркими характерами и выразительными лицами, писать их было одно удовольствие. Эти портреты довольно сложны по живописи, по умению передать фактуру материи. Почти все женщины в его портретах одеты в простые белые и светлые легкие платья. Зато в мужских портретах Боровиковский с превеликим умением писал разноцветный атлас и бархат кафтанов, кружева, мех, золотое шитье, ленты и сверкающие драгоценными камнями, ордена.

В XVIII веке вельможи на парадном портрете изображались со всеми знаками отличия. Для художников существовало правило, что на портрете "каждый должен быть одет по чиностоянию своему". Эти жесткие коконы екатерининских мундиров очень помогают теперь историкам в определении времени написания некоторых произведений. Лучшее произведение этого рода в русском искусстве принадлежит Боровиковскому. Речь идет о портрете князя Александра Борисовича Куракина, вице-канцлера при Павле I, ведавшего внешней политикой России. Это был опытный царедворец, хитрый и изворотливый, стихия которого - придворные интриги. Спесив и важен князь был до чрезвычайности, не зря недруги, за глаза, называли его "павлином".

Большое полотно (более 2,5 метров в высоту) написано по всем правилам искусства и в то же время оно неизмеримо выше любых правил. Блестящий вельможа изображен среди дворцовой обстановки на фоне зеленой драпировки, за окном вдали виден Михайловский замок. За Куракиным справа - бюст Павла, что говорит о близости вице-канцлера к императору. Портрет, по количеству элементов, которые его образуют, сложен как настоящая музыкальная симфония. Нарядная одежда: богатейший камзол из золотой парчи, разноцветные ленты и сверкающие звезды орденов, бриллианты и кружева; брошенная на золоченое кресло черная мальтийская мантия с восьмиконечным крестом, тяжелая пурпурная бархатная скатерть, покрывающая стол - все это создает обстановку чрезвычайной пышности. Необычайно сложной работой для Боровиковского была вырисовка кружев, манжет и бриллиантов - это главная атрибутика "Бриллиантового князя". Так называли Куракина, имея в виду его богатство и любовь к роскоши. Наряды Куракина поражали великолепием. Один из его парадных кафтанов был так густо расшит золотом, что однажды буквально спас жизнь своему владельцу: попав в пожар, Куракин не получил сильных ожогов, только благодаря "золотой броне" своего кафтана. На портрете бриллианты как бы выступают над поверхностью живописного слоя, кажутся выпуклыми, отражают свет и передают эффект переливающейся игры драгоценных камней. Здесь художник превзошел самого себя. Тихого, скромного Боровиковского вряд ли можно было заподозрить в иронии, но, глядя на эту сокровищницу, вывернутую на кафтан князя, невольно вспомнишь и «павлина» и «бриллиантового князя». Куракин слегка опирается на массивный стол с разложенными на нем письменными принадлежностями; несколько странной кажется тяжелая постановка ног, которая выдает его нездоровье, говорят, вице-канцлер страдал подагрой. Такая постановка ног делает фигуру неустойчивой. На лице - дипломатическая улыбка, воспитанная придворной жизнью, маска, которую долголетняя практика лжи и притворства сделала его подлинным лицом. Красочная гамма состоит из контрастных сочетаний цветов: желтого и зеленого, темно-красного, черного, золотого и ярко-синего. Полотно восхищает виртуозностью передачи мерцания парчи, блеска шелков, глубины цвета и мягкости тяжелых складок бархата, которые придают полотну соответствующую случаю торжественность и нарядность. Написанный около 1801 года портрет вобрал в себя все лучшие достижения прошлого века и показал, что Боровиковский мастер не только камерно-лирических, но и по-настоящему монументальных полотен.

И тем ни менее, талант Боровиковского был талантом лирическим. Ему важно было запечатлеть не только характер, душевный строй модели, но и свое впечатление от встреч с героями портретов. Образ, созданный мастером на полотне, подчинялся идеалу чистой поэтической личности с возвышенной душой. Поза, жест, пейзаж за спиной героя, все служило обрамлением лица. Боровиковский отличался особой, очень узнаваемой манерой письма: четкости рисунка противопоставлялись удивительные тонкие перламутровые переливы тонов.

Последние годы жизни Боровиковский посвятил иконописи. Целых десять икон кисти великого мастера украшают Казанский собор.

Значение художника для русского искусства определяется, прежде всего, созданной им галереей женских образов. Когда мы говорим о русской культуре, то вспоминаем "Бедную Лизу" Н. Карамзина и портреты Боровиковского наиболее полно выразившие идеи и эстетику русского сентиментализма, во многом определившие настроения, вкусы и духовный облик образованного русского общества. Мир и согласие, нежная любовь, внутреннее самоусовершенствование, чувственность и мечтательность, народолюбие ("И крестьянки чувствовать умеют"), гармоническое слияние с природой - вот идеалы, рождавшиеся в обществе, воплощенные и как бы укрупненные художником.

Пейзаж.

В конце столетия, кроме портретного искусства в русской живописи начинают интенсивно развиваться иные жанры, в частности, - пейзаж и бытовая живопись. Начнем с пейзажа. В конце века пейзаж становится самостоятельным жанром. В этом свою роль сыграли очень модные в начале и середине века перспективные и панорамные виды городов, дворцов, парков и чем-нибудь прославленных мест, театральные декорации, декоративные росписи и панно. Однако все эти произведения, как правило, не обладали большой художественно-эмоциональной выразительностью и образностью. Поэтому их нельзя назвать в полном смысле пейзажем.

Русский пейзаж как особый жанр родился в Академии художеств, но процесс его рождения был весьма сложен. Поначалу пейзажную живопись там не преподавали вовсе, хотя прекрасно учили законам перспективы. Понятно, что в пейзаже без знаний перспективы обойтись нельзя, но понятия перспективы и пейзажа отнюдь не тождественны. Тем более что ученики Академии изучали законы перспективы не на натуре, а в классах – умозрительно или на картинах образцах. Кроме того, Академия не требовала от своих учеников точной фиксации местности, нужно было умение отобрать (откуда угодно) и красиво скомпоновать отдельные детали пейзажа. Однако стремление к естественности, появившееся в конце столетия в русской культуре, привело к новому, поэтическому восприятию природы. До этого времени, художники, писавшие «виды», прежде всего, добивались передачи информации о достопримечательностях. Теперь же живописцы стремятся, прежде всего, выразить поэтическую сущность природы. Пейзажисты хотят показать «простые» пейзажи, передать в картине «сельскую простоту».