СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА 11 страница


Применительно к этой общей проблеме теория Дюркгейма состоит в том, что первичным объектом, требующим ритуальной позиции, является социальный порядок как таковой и что всякий объект сопряжен с ритуальной позицией, если он находится в определенных отношениях с социальным порядком. Эта общая теория, с которой я согласен, мало чего стоит, пока нам не удастся определить наиболее важные типы отношений к социальному порядку — отношений, которые ведут к тому, что объект, состоящий в таких отношениях, становится объектом, требующим ритуальной позиции.

Если мне будет позволено своими словами сформулировать дюркгеймовскую теорию тотемизма, то она получит следующий вид. Социальная группа, такая, как клан, может быть внутренне сплоченной и устойчивой, только если она является объектом чувства привязанности для своих членов. Чтобы чувство это сохранялось и поддерживалось, оно должно время от времени иметь коллективное выражение. По закону, существование которого, я думаю, уже доказано, всякое регулярное коллективное выражение чувств стремится принять ритуальную форму. А для ритуала, опять-таки в соответствии с обязательным законом, требуются какие-то конкретные объекты, которые могут символизировать группу. Следовательно, нормальная процедура выражения привязанности к группе должна состоять в формализованном коллективном поведении, так или иначе сопряженном с объектом, символизирующим саму эту группу.

Типичный пример мы находим в нашем собственном обществе. Солидарность нации зависит от чувства патриотизма у ее представителей. Это чувство, в согласии с названными выше законами, стремясь выразить себя, оказывается преимущественно направленным на такие объекты, как флаги или короли и президенты, и эти объекты, таким образом, оказываются сопряженными с ритуальной позицией.

Сакральность короля — будь то король африканский или европейский — в значительной мере обусловлена тем обстоятельством, что он символизирует собой солидарность и единство нации, а ритуалы, окружающие его персону, — это средство, с помощью которого поддерживаются патриотические чувства. Точно так же флаг является «священным» объектом, потому что служит конкретным материальным представлением, или эмблемой, социальной группы и ее солидарности.

Дюркгейм сравнивает тотем клана с флагом государства. Сравнение годится — в самом общем смысле — для многих, если не для всех форм тотемизма. Но оставим это сравнение в стороне. Теория со-


стоит в том, что тотем «священен», как говорит Дюркгейм, или что тотем является объектом, сопряженным с ритуальной позицией, как говорю я, постольку, поскольку он является конкретным символом, или эмблемой, социальной группы. А функция ритуальной позиции по отношению к тотему состоит в том, чтобы выражать и поддерживать солидарность социальной группы.

С таким образом сформулированной мною теорией Дюркгейма я согласен, но я не считаю ее завершенной, полной. Во-первых, мне представляется, что тотемизм имеет, помимо указанных выше, и иные функции. Во-вторых, эта теория — в том виде, как она представлена выше, — не объясняет, почему столь многие народы в Америке, Азии, Африке и Австралазии в качестве эмблем, или символов, кланов или иных социальных групп выбирают именно животных или растения. Это правда, что Дюркгейм предлагает ответ на этот вопрос, но ответ его совершенно неудовлетворителен. Он считает существеннейшей частью тотемизма использование эмблем, или условных знаков, т.е. изобразительных символов, образно представляющих тотемических животных или растения. И он полагает, что объекты природы постольку избираются в качестве эмблем социальных групп, поскольку весьма подходят для этого.

Эта гипотеза оказывается непригодной, как только мы начинаем прилагать ее к фактическим данным. В Австралии не изготовляется никаких изобразительных символов тотемов полов, а также тотемов половин или секций, и даже при клановом тотемизме у многих племен нет практики изображения тотемов. Тотемические изобразительные символы, которые, по Дюркгейму, являются столь важной или даже абсолютно необходимой составной тотемизма, характерны для центральной части и севера Австралии, но отнюдь не для всего континента.

Более того, причина, по которой, по предположению Дюркгейма, в качестве эмблем социальных групп избираются именно объекты природы, слишком малозначительна Подобным образом нельзя удовлетворительно объяснить столь широко распространенный институт, как тотемизм. Несомненно, должна существовать какая-то гораздо более основательная причина того, что столько разных народов по всему свету находит приемлемым символизировать социальные группы, ассоциируя их с животными или растениями.

Именно в этом пункте, я думаю, дюркгеймовская теория тотемизма не выдерживает критики. Она подразумевает, что тотемы обязаны своим священным, или ритуальным, характером исключительно тому, что служат эмблемами групп. Однако существует не-


которое число народов, у которых нет тотемизма (ни в каких формах). Но тем не менее они используют животных или растения в качестве объектов ритуала или ритуальной позиции, выраженной в мифологии. И даже у народов, обладающих тотемизмом, таких, как австралийские племена, не все ритуалы, сопряженные с природными видами, являются тотемическими. Иными словами, феномены, которые мы договорились обозначать словом «тотемизм», — это лишь часть более широкого класса феноменов, включающего все виды ритуальных отношений между человеком и природными видами. Ни одна теория тотемизма не будет удовлетворительной, если она не вписывается в более общую теорию, объясняющую многие иные явления помимо тотемизма. Дюркгеймовская теория этому условию не отвечает.

В большинстве, а может быть даже, как я полагаю, во всех обществах, где человек полностью или преимущественно обеспечивает свое существование охотой на диких животных и собиранием диких растений, — независимо от того, имеют ли такие общества какие-либо формы тотемизма или нет, — животные и растения становятся объектами, сопряженными с ритуальной позицией. Это часто, хотя, вероятно, и не всегда, закрепляется в мифологии, которая персонифицирует животных и представляет их в виде предков и культурных героев. Это закрепляется также множеством обычаев, связанных с животными и растениями. Такую систему ритуальных и мифологических отношений между человеком и природными видами лучше всего изучать у «нетотемических» народов, например у эскимосов или андаманских островитян. Мы обнаруживаем, что в таких обществах отношения между обществом и природными видами носят обобщенный характер, все наиболее важные виды животных и растений рассматриваются как в той или иной мере священные (это проявляется либо в ритуале, либо в мифологии). При этом некоторые виды считаются более священными, чем другие, и только отдельные виды являются одинаково священными для любого члена сообщества в целом. Ритуальная позиция, которую андаманские островитяне занимают по отношению к черепахе, калифорнийские индейцы — к лососю, народы Северной Америки и Северной Азии — к медведю, представляет собой отношение между обществом в целом и священными видами.

Я хотел бы предположить, что тотемизм возникает из этого обобщенного ритуального отношения между человеком и природными видами или является особой формой его развития. Давайте на минуту допустим, что такое обобщенное ритуальное отношение


человека к природе — универсальная черта охотничьих обществ. А я думаю, что это можно и доказать. Когда общество делится на группы-сегменты, такие, как кланы, происходит процесс ритуальной специализации. В результате этого процесса каждый сегмент обретает особое и свое собственное отношение к какому-то одному (или более) объекту из sacra* сообщества, т.е. к какому-то одному (или более) природному виду. Тотем клана или какой-то иной группы в каком-то смысле все еще священен для сообщества в целом, но теперь он особо священен — каким-то особым образом — для одного из сегментов.

Такой процесс, в котором я предположительно вижу движущий принцип развития тотемизма, играет, я думаю, роль огромной важности в социальном развитии в целом, и подобные процессы наблюдаются при развитии иных явлений. Так, возьмем лишь один пример, причем, возможно, не самый лучший. Святые святы для всех приверженцев римско-католической церкви. Но церковь сегментированна и состоит из местных конгрегации. Конгрегация же часто находится в особых отношениях с одним конкретным святым, которому посвящен ее храм. В этом я усматриваю параллель с клановым или групповым тотемизмом. Мы могли бы также провести аналогию — содержательную, хотя и не вполне прямую — между святым—покровителем индивида, с одной стороны, и личным тотемом или животным-хранителем австралийских и американских племен — с другой.

В этой статье нет места для обсуждения процессов ритуальной специализации социальных групп, да и к тому же подобающий анализ этой проблемы требует рассмотрения всех процессов социальной дифференциации и сегментации. Я сошлюсь только на один пример, который может проиллюстрировать проблему. Одна из наиболее важных особенностей адаптации эскимосов Северной Америки к природным условиям — чепсое разграничение между зимой и летом и между зимними и летними животными. Существует сложная система ритуальных отношений между обществом и всеми наиболее важными из этих животных, и в ритуальном поведении эскимосов четко противопоставляются зима и лето. Так, нельзя есть мясо оленя (летняя еда) и мясо моржа (зимняя еда) в один и тот же день. Эскимосы подразделяются на две группы, одна из которых состоит из тех, кто родился летом, другая — из тех, кто родился зимой. Этому соответствует некоторая ритуальная специализация: летние люди считаются особенно тесно связанными с летними животными, а зимние — с зимними. Это явление — не тотемизм, но


оно очевидно родственно тотемизму и иллюстрирует, я полагаю, процесс, в ходе которого возникает тотемизм.

Именно таким образом, я думаю, мы сможем сформулировать социологическую теорию тотемизма, которая включает в себя значительную часть результатов дюркгеймовского анализа, но которая не так уязвима для критики, как теория Дюркгейма в его собственной редакции. Мы начинаем с основанного на эмпирическом материале обобщения, что у охотничьих и собирательских народов наиболее важные животные, растения и природные явления рассматриваются — это отражается в обычаях и мифах — как «священные», т.е. они являются — в разных формах и в разной степени — объектами, сопряженными с ритуальной позицией. Первоначально ритуальные отношения между человеком и природой носили обобщенный характер: это отношения между обществом в целом и его sacra. Когда общество дифференцируется, т.е. делится на сегменты, или социальные группы, отграниченные друг от друга, внутренне солидарные и имеющие особые индивидуальные характеристики, тогда вступает в действие другой принцип. Он более широко распространен, чем тотемизм, и является важнейшей составляющей общего процесса социальной дифференциации — это принцип, на основе которого в комплексе обобщенных отношений общества к священным объектам выделяются и устанавливаются особые отношения между каждой группой, или сегментом, и каким-то одним (или более) священным объектом.

Эта теория включает то, в чем я вижу наиболее ценную часть дюркгеймовского анализа, а конкретно признание того, что функция ритуального отношения группы к ее тотему состоит в выражении и, следовательно, поддержании солидарности группы. И более того, эта теория выявляет причину, по которой именно биологические виды были выбраны в качестве эмблем, или символов, социальных групп, — причину, коренящуюся (я думаю, это можно доказать) в самой природе социальной организации.

Прежде чем покончить с этой частью нашего анализа, хотелось бы коснуться еще одного вопроса. Дюркгейм, рассматривая клановый тотемизм, делает упор на самом клане и его солидарности. Тотем для него — это прежде всего средство, с помощью которого клан осознает и проявляет свое единство. Но на деле все обстоит значительно сложнее. Клан — это лишь сегмент более крупного сообщества, тоже характеризующегося солидарностью. С помощью особого отношения к тотему или тотемам клан осознает и свое единство, и свою индивидуальность. Это просто частный пример


универсального процесса, в ходе которого возникает и поддерживается солидарность — путем объединения некоторого числа индивидов в коллективном отношении к одному и тому же (или одним и тем же) священному объекту (или объектам). Тот факт, что каждый клан обладает собственным тотемом, отражает дифференциацию и противостояние кланов. Люди клана кенгуру осознают не только связь, которая соединяет их друг с другом как людей-кенгуру, но и также свое отличие от людей-эму, людей-бандикутов и т.п. А кроме того, единство и солидарность широкого тотемического сообщества выражаются в том факте, что сообщество в целом через посредство своих сегментов находится в ритуальных отношениях с природой в целом. Это очень хорошо иллюстрируется церемониями размножения тотемов, распространенными во многих районах Австралии и организованными в разветвленные системы. Каждая группа обязана «ритуально заботиться» о некотором числе природных видов. Этими «заботами», как считается, обеспечиваются сохранение и поддержание численности видов. Для племени в целом важны все эти природные виды, и церемонии, направленные на их размножение, в совокупности представляют собой нечто вроде системы кооперируемых усилий. Получается как бы разделение ритуального труда, благодаря чему, по верованиям аборигенов, гарантируется нормальный ход природных процессов и поддерживаются на нужном уровне источники пищи на обширных пространствах страны.

Одно из следствий дюркгеймовской теории — переоценка значения кланов и клановой солидарности. Тотемизм — это гораздо больше, чем просто выражение солидарности клана; тотемизм выражает и единство тотемического сообщества в целом. Это единство проявляется в ритуальном взаимодействии многих кланов внутри широкого сообщества.

Следствием моего анализа — если он убедителен — является замещение проблемы тотемизма иной проблемой. Вот вопрос, на который теперь требуется ответить: почему большинство народов, которых мы называем примитивными, занимают некую ритуальную позицию (отражающуюся в обычаях и мифах) по отношению к животным и другим природным видам? Цель этой моей работы — просто продемонстрировать (настолько тщательно, насколько это возможно при ограниченности ее объема) тесную связь проблемы тотемизма с этой более широкой проблемой.

Ясно, что я не могу даже пытаться, делая лишь заключение к краткой статье, анализировать проблему соотношения природы и


человека в мифе и ритуале. Несколько лет назад я пытался рассмотреть ее в связи с изучением обычаев и верований нетотемического народа — андаманских островитян. В результате этого и других своих изысканий я сформулировал следующий закон: каждый предмет или каждое событие, которые оказывают значительное влияние на существование (материальное или духовное) общества, а также все то, что символизирует или как бы замещает собой такие предметы или события, — все это имеет тенденцию превращаться в объекты, сопряженные с ритуальной позицией.

Я привел причины, по которым следует отвергнуть дюркгеймовскую теорию, утверждающую, что при тотемизме природные виды становятся священными постольку, поскольку они избираются в качестве символов социальных групп. В противоположность этому я настаиваю на том, что природные виды избираются в качестве символов социальных групп, таких, как кланы, постольку, поскольку они уже являются готовыми объектами, сопряженными с ритуальной позицией, у которой имеются совсем иные основания. Эти основания создаются благодаря общему закону отражения социальных ценностей в ритуале — закону, сформулированному выше.

Для современной теоретической мысли типично проводить жесткое разграничение между социальным и природным порядком. Мы считаем, что общество состоит из некого набора индивидов, группировки которых образуют социальную структуру, подчиненную определенным моральным принципам, или законам. И мы противопоставляем общество природной среде, в понятие которой включаем географические характеристики, флору и фауну, климат и его сезонные изменения и т.п. — все, что управляется естественными законами.

В некоторых случаях такое противопоставление общества и естественной среды, человека и природы бывает полезным, но мы не должны позволить, чтобы оно вводило нас в заблуждение. В ином и также очень важном ракурсе природный порядок проникает в социальный порядок и становится частью последнего. Сезонные изменения, влияющие на ритм социальной жизни, животные и растения, употребляемые в пищу или используемые для удовлетворения других нужд, — все это включается в социальную жизнь и становится неотъемлемой ее частью — неотъемлемой частью социального порядка. Можно доказать, я полагаю, что именно поскольку природные явления и природные объекты проникают в социальную жизнь, постольку они либо сами по себе, либо при посредстве вещей или существ, их символизирующих, становятся объектами, со-


пряженными с ритуальной позицией, Я уже пытался продемонстрировать это примерами из жизни андаманских островитян. У примитивных народов нет свойственных нам отчетливых представлений о естественном порядке вещей и законах природы, хотя ростки, из которых такие представления развиваются, имеются и у них. Это проявляется в том, как люди, основываясь на эмпирических знаниях, регулируют процессы практической деятельности. Для человека примитивной культуры вселенная в целом — это моральный и социальный порядок, обеспечиваемый не тем, что мы зовем законами природы, а скорее тем, что мы должны называть законами морали или ритуала. Признание именно такой идейной основы — пусть имплицитной, а не эксплицитной — у мифа и ритуала, я думаю, будет одним из наиболее важных шагов на пути к правильному пониманию не только того, что иногда именуют «примитивной ментальностью», но и всех явлений, которые мы без особой строгости группируем под термином «религия»4.

Изучение примитивных мифов и ритуалов именно под таким углом зрения будет, я думаю, очень плодотворным. Так, в Австралии существует бесконечное множество конкретных способов, которыми туземцы организуют отношения между людьми и явлениями природы в системы, чрезвычайно сходные с системами отношений между человеческими существами, закрепленными в их социальной структуре.

Мне приходится ограничиться лишь некоторыми примерами. Первый — персонификация природных видов и природных явлений. Животные персонифицируются, т.е. в определенных обстоятельствах к ним относятся так, как если бы это были человеческие существа; в мифологии такие персонифицированные природные виды выступают в качестве предков или культурных героев. Функция процесса персонификации состоит в том, что он позволяет представить природу в виде сообщества конкретных лиц (персон) и как бы втягивает природу в социальный или моральный порядок. Еще один из

4 Если постараться более точно сформулировать предлагаемую мною здесь точку зрения, то следует сказать, что в каждом человеческом обществе обязательно сосуществуют два различных и в известном смысле конфликтующих между собой представления о природе. Одно из них — натуралистическое — повсюду имплицитно проявляет себя в технологии, а в нашей европейской культуре двадцатого столетия — с ее высоким уровнем развития контроля над природными явлениями — сделалось эксплицитным и прочно завладело умами. Другое представление, которое можно было бы назвать мифологическим или спиритуалистическим, имплицитно присутствует в мифе и религии и часто находит эксплицитное выражение в философии.


процессов, инкорпорирующих природу в социальный порядок, мы обнаруживаем в австралийских системах классификации природных видов, системах, которые существуют в целом ряде различных форм в разных частях континента. Но есть нечто общее для всех этих систем: классификация наиболее важных природных видов производится так, что каждый из них принадлежит к определенной социальной группе и занимает особое положение в социальной структуре в целом.

Хотя в кратких формулах всегда таится опасность, я думаю, что мы не представим австралийский тотемизм в ложном свете, если охарактеризуем его как механизм, посредством которого устанавливается система социальной солидарности между человеком и природой. Механизм этот создавался различными путями (в одних случаях гораздо более сложными, чем в других), но повсюду характер его именно таков.

Таким образом, я выдвигаю предположение, что тотемизм являет собой часть более обширного целого и что один из наиболее важных способов, которыми мы можем охарактеризовать это целое, — сказать, что оно обеспечивает представление о вселенной как о моральном или социальном порядке. Дюркгейм если и не сформулировал подобного предположения, то по крайней мере близко подошел к нему. Но создается впечатление, что, согласно его концепции, это происходит как процесс проецирования общества на внешнюю природу. Я же, напротив, полагаю, что это процесс, в ходе которого при формировании культуры так называемая внешняя природа инкорпорируется в социальный порядок в качестве его неотъемлемой части.

Далее, представление о вселенной как о моральном порядке не есть достояние одних только примитивных обществ, оно — неотъемлемая часть любой религиозной системы. Оно, я думаю, является универсальным элементом человеческой культуры. Но сейчас я не могу даже пытаться ответить на вопрос, почему это так.

Я могу просуммировать все, что стремился показать, следующим образом: социологическая теория тотемизма должна быть способна показать, что тотемизм — это просто особая форма, которую в определенных условиях принимают элементы или процессы культуры, являющиеся универсальными и необходимыми. Дюркгеймовская попытка выработать такую теорию оказалась в некоторых весьма существенных отношениях неудачной. Но тем не менее мы можем инкорпорировать большую долю результатов дюркгеймовского анализа в теорию, которая имеет своим исходным пунктом ту же самую общую гипотезу природы и функций ритуала, или «священного».


И наконец, мои построения позволяют указать на некоторые условия, в которых названный универсальный элемент культуры скорее всего должен принимать форму тотемизма Эти условия таковы: 1) полная или частичная зависимость жизнеобеспечения от готовых продуктов природы и 2) наличие сегментарной организации — деления на кланы, половины или иные сходные социальные единицы. У андаманцев и эскимосов имеется первое, но отсутствует второе, и у них нет тотемизма, хотя у них есть исходный материал, из которого тотемизм с легкостью может быть создан. Существуют, конечно, примеры, явно не укладывающиеся в это обобщение, — некоторые племена Африки, Америки и Меланезии. Но я думаю, что подробное изучение этих примеров, которое, конечно невозможно предпринять в короткой статье, подтвердит общее правило.

Меня не следует понимать так, что я утверждаю, будто тотемизм или скорее различные институты, существующие в различных частях света и именуемые этим словом, возникли независимо друг от друга. Но я думаю, что это очень вероятно. Однако для социолога этот вопрос несуществен, по крайней мере при сегодняшнем состоянии наших знаний. Если кто-то хочет верить, что все существующие формы тотемизма распространились из одного центра в ходе процесса, очень неудачно называемого диффузией, я не возражаю. Я бы только хотел подчеркнуть, что тотемизм не проник повсюду, что он не распределен по ойкумене равномерно и что он не уцелел в одинаковой мере хорошо в различных частях света. Для моей позиции будет достаточным, если мы сможем сказать, что тотемизм воспринимается людьми, к которым он приходит извне, только в тех случаях, когда в их культуре имеются некоторые иные черты, или же что только в тех случаях, когда такие черты наличествуют, тотемизм после своего внедрения сохраняется в активном состоянии.

Комментарии

с. 139

*Имеется в виду традиционная культура аборигенов Австралии, охотников и собирателей.

с. 141

*Идея Рэдклифф-Брауна о патрилинейности австралийской общины (орды) неоднократно подвергалась критике в австраловедческой литературе. Строго говоря, такая группа, как община вообще, не может быть ни патрилинейной, ни матрили-


нейной, ведь она состоит из семей, каждая из которых включает по меньшей мере представителей двух экзогамных унилинейных родственных групп. Структурной основой многих австралийских общин были территориальные, т.е. традиционно связанные с определенным участком земли, патрилинейные кланы. Мужская половина территориального клана проводила основную часть жизни на земле своего клана Жены мужчин данного территориального клана приходили из других мест, дочери, достигая брачного возраста, уходили в группы мужей из других кланов. Именно такую модель Рэдклифф-Браун неточно именовал «патрилинейной ордой». Но дело не только в неточности терминологии, а в том, что эта модель не только не была в Австралии универсальной, но, возможно, не была даже преобладающей. Универсальными, по-видимому, были только патрилинейные территориальные кланы. При этом, как показали критики Рэдклифф-Брауна, во многих местах в традиционных условиях костяк общины могли составлять мужчины нескольких территориальных кланов и община могла использовать одновременно или попеременно несколько клановых территорий либо же на территории одного клана могло кормиться несколько общин и члены их — как женщины, так и мужчины — могли происходить из разных патрилинейных территориальных кланов и иметь право на длительное использование традиционных земельных угодий друг друга в силу индивидуальных родственных связей. Известны и иные, еще более сложные модели землепользования и структурирования общин (подробнее см.: Кабо В.Р. Первобытная доземледель-ческая община. М., 1986).

с. 142

*Скорее всего, в данном случае индивид входил сразу в три группы: общину, матрилинейную тотемическую группу и патрилинейный территориальный клан. При написании этой работы Рэдклифф-Браун пользовался ранними литературными источниками, авторы которых, будучи под влиянием представления о том, что в обществе может существовать только либо патрилинейный, либо матрилинейный десцент (см. коммент. к с. 30), зафиксировали в названных районах страны лишь матрилинейные тотемические группы.

** Здесь уже определенно сказывается отсутствие адекватной информации у Рэдклифф-Брауна в 1929 г. Как показали позднейшие исследования в Австралии, патрилинейная тотемическая группа — это отнюдь не орда, а совсем иное — особое — объединение (см.: Элькин А. Аборигены Австралии. М., 1952). И орда никак не может состоять из одних только родственников по мужской линии и быть экзогамным патрилинейным объединением.

*** Это явно недостаточно достоверное свидетельство какого-то старинного источника, составленного непрофессионально. Уже ко времени написания данной работы Рэдклифф-Брауна коренное население устья Муррея почти полностью исчезло, и полноценная информация о его традиционной культуре так никогда и не стала достоянием профессиональной этнологии.

с. 144

*«Les Formesélémentaires de la Vie religieuse»(франц.) — «Элементарные формы религиозной жизни».

с. 149

*Sacra (лат.) — комплекс объектов религиозного почитания.


Глава 7. ТАБУ1

Цель этой лекции, которую вы, оказав мне большую честь, пригласили меня прочитать, состоит в том, чтобы напомнить о работе сэра Джеймса Фрэзера как о примере беззаветной, пронесенной через всю жизнь преданности научному поиску, а также о значительно большем его вкладе в создание фундамента социальной антропологии, чем. когда-либо удавалось внести кому-либо другому. Поэтому мне представляется правомерным избрать предметом обсуждения ту проблему, которая была впервые систематически проанализирована сэром Джеймсом более полувека назад при подготовке статьи «Табу» для девятого издания «Энциклопедии Britannica» и прояснению которой он планомерно содействовал своими работами, написанными впоследствии.

Английское слово taboo* происходит от полинезийского слова tábu (с ударением на первом слоге). В языках Полинезии это слово означает просто-напросто «запрещать», «запретное» и прилагается к любому виду запретов. Правило этикета, приказ вождя, назидание детям не трогать чужих вещей — все это может быть выражено словом tabu.

Ранние путешественники по Полинезии заимствовали это слово для обозначения особого рода запретов. Их можно проиллюстрировать следующим примером. Некоторые объекты, такие, как новорожденный, труп или особа вождя, считаются tabu. Это означает, что следует избегать, насколько возможно, прикосновения к ним. Тот, кто дотронется до какого-либо из табуированных объектов, сразу же сам становится tabu. В этом заключается двоякий смысл. Во-первых, человек, на которого наложено tabu в этом смысле слова, должен соблюдать ряд ограничений в своем поведении; например, ему нельзя есть руками. Он считается особенно уязвимым. Говорят, что если он не будет соблюдать предписываемые обычаем меры

1 The Fraser Lecture, 1939.


предосторожности, то заболеет, может быть даже умрет. Во-вторых, он сам представляет собой опасность для окружающих — сам является tabu в том же смысле, равно как и вещи, к которым он прикасается. Если он дотронется до очага или сосуда, в котором варится пища, опасные свойства передадутся этой пище, и она, таким образом, повредит тому, кто ее отведает. Человека, сделавшегося tabu таким способом, как прикосновение к трупу, можно вернуть к нормальному состоянию при помощи ритуала очищения или десакрализации. Тогда о нем говорят, что он снова стал поа (антоним tabu).








Дата добавления: 2016-03-15; просмотров: 546;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.02 сек.