Глава 9. Традиции и новации в науке

Способность человека действовать по образцам проявляется во всех сферах человеческой жизни — в производственной деятельности, в поведении, речи, мышлении, общении. И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно воспроизводим при разных обстоятельствах одни и те же действия. Признание той или иной теоретической концепции означает постоянные попытки осмыслить с ее точки зрения новые явления, реализуя при этом стандартные способы анализа или объяснения. Это организует научное сообщество, создавая условия для взаимопонимания и сопоставимости результатов, и порождает особую "индустрию" производства знаний в современной науке.

По образному выражению Куна, ученые, работающие в нормальной науке, постоянно заняты "наведением порядка", т. е. проверкой и уточнением известных фактов, а также сбором новых фактов, в принципе предсказанных или выделенных теорией. Таким образом, нормальная наука очень быстро развивается, накапливая огромную информацию и опыт решения задач. И развивается она при этом не вопреки традициям, а именно в силу своей традиционности. Традиция является не тормозом, а, напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний.

Наука не ставит своей целью нахождение нового факта или теории, и успех в нормальном научном исследовании состоит вовсе не в этом. Тем не менее, новые явления, о существовании которых никто не подозревал, вновь и вновь открываются научными исследованиями, а радикально новые теории опять и опять изобретаются учеными. Новые фундаментальные факты и теории, по мнению многих исследователей, создаются непреднамеренно в ходе игры по одному набору правил, но их восприятие требует разработки другого набора правил. Ученый не стремится к получению принципиально новых результатов, однако, действуя по заданным правилам, он непреднамеренно, т.е. случайным и побочным образом, наталкивается на такие факты и явления, которые требуют изменения самих этих правил.

Традиции могут быть как вербализованными, существующими в виде текстов, так и невербализованными, существующими в форме неявного знания. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственной демонстрации образцов деятельности. Признание неявного знания очень сильно усложняет и обогащает картину традиционности науки. Что бы ни делал ученый, ставя эксперимент или излагая его результаты, читая лекции или участвуя в научной дискуссии, он, часто сам того не желая, демонстрирует образцы.

Противопоставление явных и неявных знаний дает возможность более точно провести и осознать давно зафиксированное в речи различие научных школ, с одной стороны, и научных направлений, с другой. Развитие научного направления может быть связано с именем того или другого крупного ученого, но оно вовсе не обязательно предполагает постоянные личные контакты людей, работающих в рамках этого направления. Однако, в рамках научных школ контакты абсолютно необходимы, ибо огромную роль играет опыт, непосредственно передаваемый на уровне образцов от учителя к ученику, от одного члена сообщества к другому.

Можно выделить два типа неявного знания и неявных традиций. Первые связаны с воспроизведением непосредственных образцов деятельности, вторые предполагают текст в качестве посредника. Первые невозможны без личных контактов, для вторых такие контакты необязательны. Представление о неявных знаниях позволяет значительно обогатить и дифференцировать общую картину традиционности науки.

Каждая традиция имеет свою сферу распространения: есть традиции специально-научные, не выходящие за пределы той или иной области знания, а есть общенаучные или, если выражаться деликатно, междисциплинарные. Это достаточно очевидно и на уровне явных знаний: методы физики или химии широко применяются не только в естественных, но и в общественных науках, выступая тем самым как междисциплинарные методы. Так, аксиоматические построения в геометрии стали в свое время образцом для аналогичных построений в других областях знания.

Неявное знание передается от человека к человеку или от поколения к поколению на уровне воспроизведения непосредственных образцов. Воспроизведение значительной части сравнительно устойчивых форм нашего поведения и деятельности никак не связано с письменными текстами, а чаще всего не вербализовано вообще. Здесь можно провести аналогию с образом жизни. Образ жизни – традиции и обычаи, усвоенные как бы с молоком матери и определяющие в рамках того или иного сообщества основные и постоянно повторяющиеся траектории поведения и деятельности людей. Люди рождаются и умирают, сменяются поколения, а образ жизни может оставаться одним и тем же. В основе этой устойчивости и повторяемости лежат не словесные инструкции, ибо таковых просто не существует, а механизмы более фундаментальные, т.е. воспроизведение форм поведения и деятельности по непосредственным образцам, которые обеспечивают не только стационарность, но и адаптацию к новым условиям жизни.

Наука связана не только с производством знаний, но и с их постоянной систематизацией. Монографии, обзоры, учебные курсы - все это попытки собрать воедино результаты, полученные огромным количеством

исследователей в разное время и в разных местах. С этой точки зрения науку можно рассматривать как механизм централизованной социальной памяти, которая аккумулирует практический и теоретический опыт человечества и делает его всеобщим достоянием. Речь идет о сложных образованиях, предполагающих вербализованные знания, письменность, книгопечатание и т.д. Открыть для науки – это значит открыть для человечества.

Формирование науки – это формирование механизмов глобальной централизованной социальной памяти, т.е. механизмов накопления и систематизации всех знаний, получаемых человечеством. Можно смело сказать, что ни одна наука не имеет оснований считать себя окончательно сформировавшейся, пока не появились соответствующие обзоры или учебные курсы, т.е. пока не заданы традиции организации знания. Традиции, таким образом, управляют не только непосредственным ходом научного исследования. Не в меньшей степени они определяют и характер задач и форму фиксации полученных результатов, т.е. принципы организации и систематизации знания.

Наука постоянно переживает множество разнообразных изменений, включает как различные социально-организационные аспекты, так и создание новых теорий, и возникновение новых научных дисциплин. Новации могут состоять в построении новой классификации или периодизации, в постановке новых проблем, в разработке новых экспериментальных методов исследования или новых способов изображения. Очень часто, говоря о новациях, имеют в виду обнаружение новых явлений, но в этот класс с равным правом входят как сенсационные открытия. К числу новаций следует причислить также введение новых понятий и новых терминов. Нередко именно новый термин закрепляет в сознании научного сообщества принципиальную новизну тех явлений, которые до этого просто описывались, но не получали специальных обозначений.

Все новации, в зависимости от того, с изменением каких наукообразующих программ они связаны, можно разделить на несколько групп. Можно говорить об изменении исследовательских программ, включая создание новых методов и средств исследования, и об изменении программ коллекторских, т.е. о постановке новых вопросов, об открытии или выделении новых явлений, о появлении новых способов систематизации знания. Оба типа новаций могут приводить к существенным сдвигам в развитии науки и воспринимаются в этом случае как революции. Факты свидетельствуют, что эти новации тесно связаны друг с другом, что иллюстрирует и связь исследовательских и коллекторских программ.

В то же время основная масса новаций образует повседневность науки. Эти новации осуществляются в рамках существующих программ, ничего в них не меняя по существу. Это повседневное накопление знаний. И именно из таких повседневных актов и складывается развитие науки, включая и изменение научных программ. Более того, никогда нельзя заранее предсказать, к чему приведет та или иная, казалось бы, вполне традиционная акция.

Новации относительны к последующему развитию науки. Они зачастую осознаются задним числом, осознаются тогда, когда мы ищем в прошлом

истоки современных идей. Когда термин введен и принят, мы понимаем, что идеи были уже высказаны до этого, что они были новыми и значимыми.

Новые методы, как отмечают сами ученые, часто приводят к далеко идущим последствиям – и к смене проблем, и к смене стандартов научной работы, и к появлению новых областей знания.

Все новации можно разделить на два класса: новации преднамеренные и непреднамеренные. Первые возникают как результат целенаправленных акций, вторые – только побочным образом. Первые происходят в рамках парадигмы, вторые – ведут к ее изменению. Наука направлена на получение и фиксацию нового знания и при этом зависит от уже накопленных знаний.

Незнание – область нашего целеполагания, область планирования познавательной деятельности, явная или неявная традиция, использующая уже накопленные знания в функции образцов. Открытие – это соприкосновение с неведением. Специфической особенностью открытий является то, что на них нельзя выйти путем постановки соответствующих деловых вопросов, ибо существующий уровень развития культуры не дает для этого оснований. Принципиальную невозможность постановки того или иного вопроса следует при этом отличать от его нетрадиционности в рамках той или иной научной области. Легче всего ставить традиционные вопросы, труднее – нетрадиционные.

Зачастую, случайные открытия существенно обусловлены не только теми традициями, в рамках которых имел место неожиданный эффект, но и всей совокупностью традиций эпохи или, по крайней мере, данной науки. Явление должно обратить на себя внимание, оно должно потребовать объяснения, а для этого оно должно не укладываться в существующие представления, должно противоречить им.

В рамках некоторой достаточно традиционной работы появляется новый и неожиданный эффект. Дело не в том, что эффектов подобного рода не было до сих пор, и не в том, что наряду с отмеченным, не было каких-то других эффектов. Иначе говоря, дело не в характере объективной ситуации. Все определяется всеми другими традициями, той средой, в которой мы работаем. Именно эта среда выделяет случайный эффект, не принимая его в качестве чего-то обычного.

Выделение и осознание случайных побочных результатов связано с наличием традиций, которым эти результаты противоречат. Традиции как бы отвергают эти результаты, и случайные феномены оказываются в центре внимания. Другая возможность выделения побочных результатов, противоположная первой состоит в том, что результат, непреднамеренно полученный в рамках одной из традиций, оказывается существенным для другой. Другая традиция как бы "подкарауливает", чтобы подхватить побочный результат. Недостаточно просто получить какой-то результат, недостаточно сделать открытие, важно, чтобы сделанное было подхвачено какой-либо достаточно мощной традицией. Нередко новации в развитии науки бывают обусловлены переносом образцов из одной области знания в другую в форме своеобразных метафор.

Каждый, даже великий, ученый обречен на то, что полученные им результаты со временем будут переформулированы, выражены в ином языке, а его идеи будут преобразованы. Науке чужд индивидуализм, она призывает каждого к жертвам ради общего дела, хотя и хранит в социальной памяти имена великих и малых творцов, внесших вклад в ее развитие. Но идеи после их публикации начинают жить самостоятельной жизнью, неподвластной воле и желаниям их творцов. Иногда бывает так, что ученый до конца своих дней не может принять того, во что превратились его собственные идеи. Они ему уже не принадлежат, он не способен угнаться за их развитием и контролировать их применение.

Наука многоаспектна и многогранна, но, прежде всего, она представляет собой производство знаний. Именно производство знаний делает науку наукой, которая возможна только благодаря традиции или, точнее, множеству традиций, в рамках которых эта деятельность осуществляется.

Исследование традиций в гуманитарных науках Особое место в гуманитарных науках занимает изучение стилей, жанров, сюжетов. Исследуются как традиционные приёмы, так и взаимопроникновение сюжетов из одной традиции в другую, вопросы трансформации, изучаются проблемы возникновения той или иной традиции, закономерности её развития, взаимоотношение традиций и новаторства, преемственность традиций. Одной из задач гуманитарных наук является сохранение тех или иных традиций, включение их в современную деятельность.

Метафорически традиции могут быть объяснены как существования определенных программ. Существует три способа бытия программ, а, следовательно, и традиций. Во-первых, традиции существуют как передача опыта от человека к человеку, от поколения к поколению путём воспроизведения непосредственных образцов поведения или деятельности. Во-вторых, традиции могут быть в виде описаний деятельности, иногда в виде предписаний, как осуществлять деятельность, т.е. в виде семиотически организованных текстов. В-третьих, традиции существуют в качестве образцового продукта, в том числе и интеллектуальной деятельности (научные теории, художественные произведения, становящиеся объектом подражания).

Устойчивость традиций обусловлена тем, что в обществе вырабатываются специальные механизмы, поддерживающие их. Однако, в традиции при их осуществлении всегда так или иначе вкрадываются неточности воспроизведения, появляются отклонения или новации. Изменчивость традиций происходит непрерывно, путём накопления мелких отличий и их закрепления. Применительно к науке, в работах Томаса Куна, качественные изменения получили название научных революций. Пересечение нескольких традиций – один из путей появления новаций в науке. В вопросе видоизменения традиций существует два крайних случая. С течением времени традиции могут легко включать в себя новые элементы или могут быть такими образованиями, которые не допускают никаких более или менее существенных новаций и разрушаются от их появления.

Ученый тем отличается от поэта, что всегда и везде рассуждает. Поэт, художник или музыкант создают; ученый не создает, но лишь открывает истину. Научные и эстетические ценности живут и развиваются на основаниях, отличных от индивидуально-неповторимых пери­петий жизни и деятельности их творцов — натуралистов, худож­ников и поэтов.

Утвер­ждается тот «деятельностный» подход, благодаря которому индивид с феноменами его сознания и подсознания выступает не как исходный пункт творческого процесса, а как производное сложной системы объективных отношений. Наука — это не только теоре­тическое знание, но и особая форма деятельности. Устройство атома или мегамира иное, чем аппаратов, посредством которых оно исследуется.

Так же как и в любом другом виде деятельности, люди науки сперва осуществляют функции конт­роля, критики, отбора, самоанализа реально, в практике познания и общения (контролируют результаты, сличая их с предполагае­мыми, оценивают, отбирают и прогнозируют) и лишь затем начинают размышлять о природе совершаемых действий. Из научной деятельности вычленяется рефлексия на нее.

Барбер в своей статье «Сопротивление ученых научному от­крытию» приходит к выводу, что сопротивление есть постоянно действующий фактор в науке, что под его влиянием находятся все ученые либо в качестве испытывающих сопротивление, либо в качестве сопротивляющихся новым идеям. Феномен сопро­тивляемости открытиям несовместим, — отмечает Барбер, — с со­циальным стереотипом ученого как человека с «открытым умом» (Р. Оппенгеймер). Социологические детерминанты сопротивле­ния открытию, отмеченные Барбером, не действуют изолиро­ванно от других процессов и факторов, определяющих развитие науки как системы. В фактах сопротивления обнаруживается лишь один из аспектов большой и своеобразной проблемы вос­приятия открытия.

Механизм восприя­тия и оценки новой информации непрерывно функционирует в «организме» науки, но внимание он привлекает в случаях рази­тельного расхождения в оценках, при конфликтных ситуациях, при «патологии» восприятия. И подобно тому, как знание пато­генных факторов — необходимое условие эффективных действий, направленных на излечение, раскрытие причин, вызывающих неадекватную интерпретацию новых идей или даже их неприя­тие, сможет оказать влияние на оптимизацию научной дея­тельности.

Попытки перейти от глобального, аморфного представления о творческом процессе к расчлененному побудили выделить в нем несколько фаз, имеющих — каждая — собственную характеристи­ку. Наиболее приемлемой была признана схема Уоллеса, рас­членившего 4 фазы: подготовку, созревание, «озарение» и про­верку (верификацию). Основной упор был сделан на двух фа­зах: созревании (бессознательной деятельности ума, которая происходит вслед за неудачными попытками решить проблему, оперируя уже известной информацией) и озарении — «вспышках гения» — неожиданном взлете мысли, схватывающей то, что ка­залось непостижимым. Вслед за производством идей наступает, согласно этой концепции, их проверка, выявление того, какова ценность полученного умственного продукта, каковы средства, способные убедить других в правильности решения, и др.

Прогресс науки не исчерпывается тем, что продуцируемые отдельными учеными идеи (а каждая новая идея — продукт творческой активности отдельного индивида, даже если она од­новременно зарождается во многих головах), получая адекват­ное выражение в языке науки, вливаются тем самым в потоки объективно циркулирующей информации. Чтобы приобрести ра­бочий «инструментальный» смысл, идея должна быть восприня­та научным сообществом, сопоставлена с другими, оценена, «индексирована» сообразно определенной шкале, как более ценная или менее ценная, перспективная, практически значимая и т. д. Эта неформализуемая шкала и придает ей «вес», от которого в свою очередь зависит ее дальнейшая жизнь. Правда, шкала, о которой идет речь, не является одной и той же для всех времен и народов. Она очень подвижна. Идея, признанная новаторской сегодня, через некоторое время может восприниматься совсем иначе. Но в любом случае новое слово должно быть не только Произнесено, но и услышано. При современной же чрезвычайно сложной и разветвленной организации научного труда, при ином, чем в прежние времена, характере отношений между наукой и производством, обществом, государством, вопрос о том, будет ли, и как скоро, услышано это новое слово, как его оценят, ста­новится решающим при распределении средств, выделяемых на требующее ныне огромных затрат научное производство, при выборе направлений исследований, планировании подготовки кадров и т. д. Естественно поэтому, стремление выяснить, что же представляет собой незримый, но мощный, непрерывно ра­ботающий оценочный аппарат науки, проанализировать строе­ние и функционирование этого аппарата, оказывающего столь глубокое влияние на науку (а, тем самым, и на все другие со­циальные образования и институты, с которыми она неразрыв­но связана), на общество в целом и, конечно, на отдельных ин­дивидов, усилиями которых созидается система человеческого знания о мире.

Существуют два диаметрально противоположных взгляда на то, может ли знание «механизма» открытия, иными словами, знание развития науки, иметь какое-либо эвристическое значение в «про­изводстве» новых открытий.

Известный физик Фейнман утверждает, что каждое новое откры­тие делается по-новому, что по способу своего создания оно не вос­производит черт, характерных для предыдущих открытий, а поэто­му история науки не может оказать сколько-нибудь существенной помощи творцу науки, когда он совершает «прыжок» в дотоле не­известное, подходит к получению принципиально нового резуль­тата.

В. Оствальд, напротив, считал, что процессу научного откры­тия можно научить других людей, как «езде на велосипеде». Его позиция, по сути дела, совпадает с программой, предложенной Ф. Бэконом. Как известно, Ф. Бэкон считал принципиально воз­можным и необходимым составление свода правил, следование которым должно приводить ученого к искомым результатам.

Позиция Бэкона как в ее первоначальном виде, так и в более поздних вариантах — неверна хотя бы потому, что ни одно от­крытие в истории науки не было сделано по заранее составлен­ному рецепту.

При открытии происходит скачок мысли, выход ее за пределы традиционных норм. Поэтому некоторые исследования трактуют открытие как иррациональный акт, как разрыв рациональной це­пи дискурсивного мышления. В такой связи в литературе укоре­нилось разграничение открытия и изобретения. В первом случае происходит обнаружение того, что существует независимо от нас, во втором — создание того, что до сих пор не существовало.

Это различие открытия и изобретения отметил еще Кант: «Изобрести что-нибудь — это нечто другое, чем что-нибудь открыть, ибо то, что открывают, предполагается уже существующим до это­го открытия, только оно до сих пор не было известным». Одни из них представляют собой «овеществление» теории, реализацию сложнейшего комплекса теоретических разработок, как, например, ускорители и детекторы в современной физике. Они наиболее характерны для современной науки. Другие же обязаны своим возникновением случаю, что свойственно более ранним эта­пам истории науки.

Между указанными группами открытий существуют опреде­ленные связи и зависимости, которые достаточно полно раскрыва­ются историко-логическим анализом.

Генезис теории и открытия научного закона — один из аспек­тов проблемы открытий. Правда, некоторые исследователи склон­ны относить к открытиям только обнаружение новых явлений. Во всяком случае, генезис экспериментальных открытий составляет большую часть во всей проблеме открытий. Для понимания суще­ства такого генезиса весьма важно выявить критерии идентифика­ции открытий и их квалификации. Общим для всех видов открытий служит то, что они утверждают новое в науке, обусловливают из­вестное ускорение ее развития, вызывают к жизни новый поток исследований.

П. Л. Капица под открытием понимает обнаружение новых явлений, которые «нель­зя ни полностью предсказать, ни объяснить на основе уже имею­щихся теоретических концепций и поэтому они открывают новые области исследования». В данном определении важны два момента: непредсказуемость и невозможность объяснения того или иного явления в рамках су­ществующей теории. Эти моменты неразрывно связаны друг с дру­гом и представляют собой логическую характеристику принципи­ально нового в науке. Кроме того, важен и еще один момент: от­крытие вызывает к жизни новую область исследования, рождает новый раздел науки.

Правда в истории науки встречаются ситуации, когда не «факт», не какое-либо другое открытие «рождает» теорию, а на­оборот, появление новой теории вызывает энергичные поиски но­вых фактов для ее доказательства. Кроме того, возникновение новой теории всегда приводит к серии открытий, которые при бли­жайшем рассмотрении оказываются реализацией соответствующих прогнозов данной теории. Такие открытия, по классификации, предложенной М. Борном, относятся к аналитическим предсказа­ниям, сделанным с помощью существующей теории и работающих методов. К синтетическому классу открытий М. Борн относит создание новых концепций, представляющих осмысление новой эмпириче­ской информации (например, квантовая механика) или радикаль­ное переосмысление уже давно известных фактов (например, теория относительности, объяснившая установленный еще Нью­тоном факт пропорциональности масс инерции и гравитации).

М. Борн различает теоретические и эмпирические открытия. Так, теоретическому открытию — созданию квантовой механики — предшествовала серия экспериментальных открытий: открытие катодных лучей, рентгеновских лучей, радиоактивности и т. д. Ко­нечно, созданию квантовой механики предшествовала и большая серия теоретических открытий, развитие которых наряду с экспе­риментальными открытиями вело к их созданию. Это прежде всего открытие кванта энергии М. Планком и последовавший за этим ряд исследований.

Рассматривая проблему открытия, видный теоретик истории науки Агасси относит к открытиям обнаружение новых явлений. Критерием идентификации открытия служит у него отношение между новым фактом и теорией. Данное отношение может быть трех типов: а) логическая зависимость, выводимость или предска­зуемость; b) логическая независимость или случайность; с) не­совместимость или появление противоположного ожидаемому.

Агасси считает, что все открытия принадлежат к категории (с), т. е. они не вытекают из существующей теории, не вписываются в нее, опровергают ее, требуют создания новой теории, адекват­ной им. Такой критерий, безусловно, следует принять в отношении экс­периментальных открытий, т. е. к открытиям нужно относить об­наружение явлений, которые не могли быть предсказаны сущест­вующей теорией.

А. Гаррет, составитель сборника «Вспышка гения» [Гаррет А. Вспышка гения.— «Химия и жизнь», 1966, № 9.], полагает, что все открытия можно разделить на три группы: 1) сделанные методом проб и ошибок; 2) сделанные методом запланирован­ного, заранее намеченного исследования; 3) случайные. Только группа (3), согласно принятому критерию идентификации откры­тий, может быть отнесена к открытиям. Различие между группами (1) и (2) состоит в том, что исследования (2) имеют теоретиче­скую «детерминацию», т. е. они проводятся в рамках определенной теории, а в случае группы (1) этого не происходит. Общее между двумя упомянутыми группами состоит в том, что деятельность исследователя имеет здесь целевой характер и направлена на по­лучение определенных результатов, одни из которых ищутся эмпирическим путем, другие — на основании определенных тео­ретических соображений.

Как бы то ни было, всякая новация обусловлена традицией. Она может быть признана новацией лишь смотрясь в зеркало традиции. Это происходит и на теоретическом, и на эмпирическом уровнях научного поиска.

Исследователь и изобретатель

Герц, который, увлек­шись вначале изучением техники, следующим образом описывает свои колебания в выборе жизненного пути: «Раньше я часто говорил себе, что мне больше хотелось бы быть великим ученым, чем крупным инженером...»

В этом признании заслуживает внимания один мо­мент. Оказывается, Герц еще на пороге творческой жиз­ни рассматривал путь исследователя я путь инженера-изобретателя как два разные, несовместимые пути, меж­ду которыми нужно делать выбор. И своею собственной жизнью Герц как бы наглядно подтвердил справедли­вость этого убеждения. В самом деле, несмотря на то, что в юности наряду с задатками ученого Герц ощу­щал в себе и задатки инженера, ни одно из его собствен­ных научных открытий' им самим не было доведено до практики.

Хронологическая таблица, приведенная ниже, показы­вает, например, как открытие радиоволн привело к их ис­пользованию в качестве нового средства связи. Но этот путь от открытия к изобретению был реализован не Гер­цем, а другим исследователем — А. С. Поповым.

Хронологическая таблица

1879 — Объявление Берлинской академией наук конкурса на экспериментальное подтверждение теории Максвелла. 1887 — Открытие Герцем радиоволн. 1890 — Изобретение Бранли когерера — индикатора радиоволн. 1896 — Грозоотметчик Попова — первая в мире приемная радиостан­ция с когерером. 1896 — Первая радиопередача азбукой Морзе. Первая передача Попова состояла всего из двух слов: «Генрих Герц». Это была заслуженная дань изобрета­теля исследователю, несмотря на то, что не кто иной, как сам Герц, в 1889 г. в письме к инженеру Губеру категори­чески отверг самую возможность применения открытых им волн для практических целей.

Таким образом, история науки предъявляет нам два крайних типа деятелей, равно необходимых для ее разви­тия. Первый тип в «чистой» форме представлен, напри­мер, гением Фарадея, о котором Столетов писал: «Никог­да со времен Галилея свет не видел столько поразитель­ных и разнообразных открытий, вышедших из одной го­ловы...». Тимирязев в свою очередь охарактеризовал прак­тические результаты этих «поразительных и разнообраз­ных открытий» следующими словами: «Теперь можно скорее надоесть бесконечным перечнем того, что наука дала человечеству и, заметим, благодаря не только изобретателю, как обыкновенно думают, но именно исследо­вателю. Начало той власти над электричеством, которая так характеризует современную жизнь, можно в значи­тельной степени проследить до той тесной, плохо осве­щенной лаборатории в Британском институте, где рабо­тал Фарадей, имея в виду только одну цель — расши­рение знаний».

Второй тип — изобретатель, в наиболее чистой форме воплощенный в Эдисоне. Вся деятельность Эдисона была целеустремленно направлена на то, чтобы извлечь прак­тическую пользу из открытий, сделанных в той или дру­гой области другими. Если ему самому и случилось сде­лать важное открытие термоионной эмиссии, вошедшей в науку как «эффект Эдисона», то это открытие было чи­сто случайным, своеобразным «отходом» его изобрета­тельских поисков. Изобретения Эдисона не менее, чем открытия Фарадея, способствовали широкому внедре­нию электрических устройств в жизнь.

Гораздо реже, чем это можно было бы ожидать, мы встречаемся с совмещением исследователя и изобрета­теля в одном и том же лице, как это имело место, на­пример, в случае Бертолле. Между тем на заре умствен­ной жизни человечества, нужно думать, первоокрыватель новых истин, исследователь выступал одновременно как изобретатель и непосредственный инициатор их практи­ческого использования. Дифференциация пришла позд­нее и вместе с ней возникла иллюзия «чистой науки», рождающейся и развивающейся вне всякой связи с прак­тикой, наподобие теории шахматной игры.

Преемственность — не единственный исторически сложившийся в этих условиях путь к воссоединению утраченного единства между исследователем и изобре­тателем. Второй, более органический и представляющий особый интерес с точки зрения проблемы планирова­ния науки путь — это кооперирование усилий исследова­теля и изобретателя в решении общей проблемы. Наибо­лее типично этот путь выявился в химической технологии.

В прошлом, в истории науки такая форма воссоеди­нения науки с ее первоисточником — общественной прак­тикой, как кооперирование усилий ученых и изобрета­телей, появляется редко, эпизодически. В условиях же социализма творческое сотрудничество ученых, инжене­ров-технологов, проектировщиков, конструкторов и завод­ских работников в создании прогрессивных технологиче­ских процессов и новой техники становится законом.

Теперь нам предстоит рассмотреть, каким образом открытия и изобретения вытекают друг из друга, порождаются друг другом.

Хронологический ряд II

1896 — Радиоактивность (Беккерель).

1898 — Радий (Склодовская-Кюри).

1903 — Теория атомного распада (Резсрфорд и Содди).

1919 — Первое искусственное превращение элементов (Резерфорд).

1930 —Нейтрон (Чедвик).

1934 — Искусственная радиоактивность (Жолио-Кюри).

1939 — Ядерное деление урана (Ган и Штрассер).

1942 — Первый атомный реактор (Ферми).

Если бы открытие радиоактивности Беккерелем не осуществилось в свое время как случайное, оно осущест­вилось бы позже, уже как необходимое решение очеред­ной задачи познания, например после -реализации в цик­лотронах искусственных ядерных превращений, т. е. в ко­нечном счете следовало бы по тому же пути — от рент­геновской трубки, поскольку циклотрон в принципе та же сверхмощная и сверхусложненная рентгеновская трубка.

Но коль скоро урановые лучи были обнаружены, изучение их не могло не привести к открытию радиоактив­ности и далее — к теории атомного распада, открытию искусственной радиоактивности, нейтронов, реакции ядерного деления урана и в конце концов — при наличии теории цепных реакций Семенова и Гиншельвуда — к атомному реактору и атомной 'бомбе.

Ни одно звено в этой цепи не могло выпасть, иначе говоря, она не могла оборваться уже в силу того, что ядерные реакции сделались предметом массового и системагического исследования. Случайность первого откры­тия переросла в необходимость развития из него «цеп­ной реакции» последующих, вплоть до атомного реакто­ра, также в силу того, что прогресс физики подготовил необходимый теоретический аппарат для обработки на­копляющегося эмпирического материала.

И на пути от опыта Беккереля к атомному реактору, конечно, имели место случайности. Так, случайно было обнаружено, что при облучении нейтронами серебряного цилиндра, помещенного в свинцовый ящик, наведенная активность серебра изменяется (ослабляется или уси­ливается) в зависимости от того, куда поставлен ци­линдр — в середину или в угол ящика. Исследование столь неожиданного явления привело к эмпирическому выводу, что на индуцированную нейтронами активность влияют, и всегда в сторону увеличения, находящиеся ря­дом с облучаемым объектом посторонние вещества, осо­бенно водородные соединения — парафин, вода. Поиски причин этого влияния в свою очередь привели к двум теоретическим обобщениям: 1) замедление нейтронов из-за столкновений с ядрами легких элементов и 2) осо­бенно легкой поглощаемости замедленных нейтронов ядрами мишени. Тем самым были подготовлены все необ­ходимые предпосылки для конструирования, вслед за открытием реакции деления урана, уранового атомного реактора.

Часть 4. Роль техники в научном исследовании

"Механика – простая семиотика следствий"

Ф Ницше. (Воля к власти. М., 1994. С. 329)

Для понимания сущности техники обратимся к нашим рассуждениям о понятии сознания как совокупности знаний. Как мы утверждали, знание имеет два разнонаправленных устремления: интенция и рефлексия. Обе эти направленности по аналогии с человеком можно определить как способности. Они присущи знанию, но, обладая побудительной силой, активны. Благодаря наличию системных связей знания вступают во взаимодействия с другими знаниями. В результате они могут измениться (преобразоваться, развоплотиться и воплотиться в иное).

Обратимся теперь к истоку европейской цивилизации – древним грекам. Природа (фюсис) обладает свойством порождать, то есть производить из себя нечто новое. Техника (греч. слово techne означает искусство, искусность, ремесло) говорит нам о созидательной стороне природы, но в большей степени и главным образом – человека, поскольку здесь речь идёт не просто о созидании, но о превосходящем природу созидании, о возвышении над ней. "Разумным существам, – учил стоик Хрисипп, – в качестве совершенного вождя дан разум, и для них жить по природе – значит жить по разуму, потому что разум – это наладчик (technites) побуждения"*. Говоря современным языком, разум "технологичен" по природе, он не может не порождать технику.

Уже Платон ясно говорит о том, что искусство (из контекста просматривается понятие "техника") возникает там, где мы нуждаемся, ибо природа нас не удовлетворяет*. Сам факт неудовлетворённости следует рассматривать как проявление человеческого духа, а он, как позже скажет Гегель, есть способность человека возвыситься над природой. Аристотель понимал это так, что искусство (techne) есть некий причастный истинному суждению склад души, предполагающий творчество**. Вместе с тем, Платон указывает на наличие практического интереса, который стимулирует techne: "...не для того ли вообще и существует искусство, чтобы отыскивать и изобретать, что кому пригодно?"***, – вопрошает он. Эту же мысль высказывает и Аристотель: "Всякий, кто творит, творит ради чего-то, и творчество, ..это не безотносительная цель, но чья-то цель и относительная"****. Но так как природа тоже творит, необходимо её отличить от творчества человеческого. Аристотель замечает по этому поводу; "...природа есть первая материя, лежащая в основе каждого из предметов, имеющих в себе самом начало движения и изменения"******. Начало же искусства (техники) - в творце. Итак, причина техники (искусства) – человек, подобно тему, как причина статуи – её творец – скульптор Поликлет******. В предметах искусства мы обрабатываем материал ради определённого дела, а в природных телах он имеется в наличии как нечто существующее*******. Вообще же искусство в одних случаях завершает то, что природа не в состоянии произвести, в других же подражает ей. Но Аристотель, как известно, рассуждал о причинах не односторонне, он углублялся в поисках их и выделял ряд причин (материальную, формальную, целевую, действующую). И в случае с техникой он остаётся верен себе, указывая на то, что природа всё-таки может рассматриваться как причина техники, ибо она входит в последнюю как материал и предполагает знания о себе, столь необходимые человеку - творцу, если в искусстве имеется "ради чего", то и в природе. Итак, природа есть причина, и притом в смысле "ради чего".

Однако, говоря об искусстве, Аристотель выделяет относительную самостоятельность его, прибегая к характерному для него примеру: "...истинным грамматиком будет тот, кто делая что-то грамотно, делает это... согласно грамматическому искусству, заключённому в нём самом" В "Никомаховой этике" у Аристотеля читаем далее: "В искусствах принимаются решения, и они касаются не целей, а средств достижения целей. Но всякое принимаемое решение - поиски; в одних случаях они обращены на орудия, в других - на их употребление, т.е. на средства и на способ [т.е. на исполнителя]"*.

А вот рассуждения Аристотеля относительно техники и конкретного её образца. Искусство есть знание общего, всякое же действие и всякое изготовление относится к единичному: ведь врачующий лечит не человека вообще, а Каллия или Сократа"**. Отсюда следует, что постижение сущности техники выводит нас на уровень философского обобщения, тогда как конкретная вещь, изготовленная мастером-ремесленником, представляет прежде всего практическую ценность. "...То, что относится к области искусства, - говорит Платон, - каким-то образом причастно к измерению". Здесь подразумеваются конкретные результаты технического творчества (оружие, домостроение, ткацкое производство, охота, земледелие и т.д.); они настолько обширны, что дают возможность их классификации***. Так Платон закладывает основы философской теории техники. Если учесть, что согласно греческим представлениям именно человек – мера всем вещам, то измерение как прерогатива техники есть дело человека. Связь между природой и техникой выражается не только в материальной их общности, она глубже и значительнее, ибо, как пишет Платон, "строительные искусства и все вообще ремёсла обладают знанием, как бы вросшим в дела и, таким образом, они создают предметы, которых раньше не существовало"****. Какое хорошее высказывание у Платона – знание как бы вросшее в дела. Это знание и есть techne. Техника, выступающая как «вторая» природа, оказывается связанной с первой (естественной) природой посредством знания, которое содержит в себе знание природы и знание тайн ремесла.

Обратим внимание на категориальное описание техники, содержащееся в источниках по древнегреческой философии. Здесь встречается понятие empereia (опытное знание), которое даёт ответ на вопрос: "что перед нами?" и вместе с тем в его прикладном значении подразумевает знание о том, "как" делать то, что нас интересует. Категория episteme охватывает теоретическую сторону знания; здесь существен вопрос "почему?" происходит интересующее нас событие, явление. Что же касается категории techne (умение, искусство, ремесло), то она выражет продуктивное знание и занимает промежуточное положение по отношению к вышеназванным категориям. Из этого следует, что техника

Рис. 1.

Рефлексия Знание Интенция

С У Б Ъ Опредмечивание Е К Т

Практика

О Б Ъ Е К Т

не локализована ни в объекте, ни в субъекте; она обнаруживает себя как отношение между ними, как взаимоотнесённое единство. В технике человек встречается сам с собой, со своими замыслами и идеями, но такими, которые выступают в форме отчужденной технической реальности. Как реальность техника событийна, переживается и проживается человеком. В целом технику можно характеризовать как способность человеческого существа, нашедшую свое специфическое выражение в деятельности. Сама деятельность так устроена (точнее, мы ей приписываем такое строение), что содержит элементы, близкие по природе тем, которые определяют сущность технологии. Действительно, в культуре деятельность, целенаправлена и функциональна, что предопределяет ее социальную эффективность. Далее, деятельность – это, как правило, особый механизм развития. Деятельность – это, собственно, то в исторической действительности, что развивается и воспроизводится. Наконец, деятельность предполагает и такой план как осознание и контроль (иначе не удается удержать и воспроизвести ее основные параметры). Конечно, в обычных условиях деятельностные способы осознания и контроля осуществляются не в той форме, которая характерна для технологической реальности. Это прежде всего так называемый профессиональный опыт, практико-методические знания (правила, принципы действия, запреты, описания способов и приемов деятельности и т.д.), сфера передачи профессионального опыта, т.е. обучение. Но можно заметить, что эти неспецифические для технологии способы осознания и контроля тем не менее по ряду параметров сходны с технологическими, хотя и менее совершенны.

Исходя из этого, сформулируем положения о сущности техники:

– Техника представляет собой артефакт (искусственное образование), она специально изготавливается, создается человеком (мастером, техником, инженером). При этом используются определенные замыслы, идеи, знания, опыт. Через эту характеристику техники естественно вводится и такой план, как организация деятельности (аспект технологии в узком смысле слова). Создание технических устройств помимо замыслов, знаковых средств предполагает и особую организацию деятельности. С точки зрения понимания техники как артефакта даже выращенная в пробирке биологическая культура является артефактом, то есть техникой. Однако все поле артефактов, очевидно, нужно разделить на два больших класса – технику и знаки. Если техника живет по законам первой природы и использующей практической деятельности (техническое устройство, с одной стороны, есть известная практическая деятельность или средство деятельности, с другой, – в нем реализуются определенные природные процессы), то знаки живут по законам языковой коммуникации (они транслируются, их нужно понимать и т.д.) и семиотической деятельности (их используют для создания идеальных предметов – в науке, искусстве, проектировании и т.д.). И хотя любое техническое сооружение в культуре означено, как-то описано в языке, сама техника не является языком.

– Техника является "инструментом", другими словами, всегда используется как средство, орудие, удовлетворяющее или разрешающее определенную человеческую потребность (в силе, движении, энергии, защите и т.д.). Инструментальная функция техники заставляет отнести к ней как простые орудия или механизмы (топор, рычаг, лук и т.д.), что очевидно, так и сложную техническую среду (современные здания или инженерные коммуникации).

– Техника – это самостоятельный мир, реальность. Техника противопоставляется природе, искусству, языку, всему живому, наконец, человеку. Но с техникой связывается определенный способ существования человека, в наше время – судьба цивилизации. Первое осознание самостоятельной роли техники относится к античности, где было введено и обсуждалось понятие "технэ", следующее – к Новому времени (формирование представлений об инженерии), но основной этап падает на конец ХIХ–начало ХХ столетия, когда были созданы технические науки и особая рефлексия техники – философия техники.

– Техника представляет собой специфически инженерный способ использования сил и энергий природы. Конечно, любая техника во все исторические периоды была основана на использовании сил природы. Но только в Новое время человек стал рассматривать природу как автономный, практически бесконечный источник природных материалов, сил, энергий, процессов, научился описывать в науке все подобные естественные феномены и ставить их на службу человеку. Хотя сооружения античной техники тоже частично рассчитывались и при их создании иногда использовались научные знания, все же главным был опыт, а творчество техников мыслилось не как создание "новой природы" (о чем писал Ф.Бекон), а всего лишь как искусственная реализация заложенных в мироздании вечных изменений и превращений разных "фюсис" (природ). Все, что можно было – уже было сотворено, человеческая деятельность только выводила из скрытого состояния те или иные конкретные творения. В этом смысле техническое творчество и в древнем мире, и в античности, и в средние века было именно хитростью, непонятно почему получавшимся творением вещей и машин (на самом деле творить мог только Бог). В новое время техническое творчество – сознательный расчет сил (процессов, энергий) природы, сознательное приспособление их для нужд и деятельности человека. В инженерии техника создается на основе знаний естественных наук и технических знаний. Основные деятельности этого периода – изобретение и инженерное конструирование. Оба эти вида инженерной деятельности предполагают естественнонаучную и техническую рациональность.

Мерой техники является достигаемая польза и полезность, как материальная, так и духовная - углубление самосознания, свободы, силы, и господства и т.д. В этом смысле сущность техники не ограничена; первоначально она специфицирует продукт (техническое устройство) как таковые, но продукт ограничен человеческим сознанием, а сущность представляется открытым процессом и идёт за пределы продукта. Поэтому технику нельзя отождествлять с конкретными техническими устройствами, что было бы упрощением.

Техника в современном мире неотделима от широко понимаемой технологии. До определенной поры технология рассматривалась только как определенная сторона организации производственных процессов, существующая наряду с другими – организационной, ресурсной, технической и т.д. В последние два-три десятилетия ситуация стала резко меняться. Реализация крупных национальных технических программ и проектов в наиболее развитых в промышленном отношении странах позволила осознать, что существует новая техническая действительность, что технологию следует рассматривать в широком смысле. Исследователи и инженеры обнаружили, что между технологическими процессами, операциями и принципами (в том числе и новыми) и тем состоянием науки, техники, инженерии, проектирования, производства, которые уже сложились в данной культуре и стране, с одной стороны, и различными социальными и культурными процессами и системами – с другой, существует тесная взаимосвязь. Разработка и производство сложных технических систем, оказались зависящими как от достигнутого в данной стране уровня развития научных исследований, инженерных разработок, проектирования, так и от характера организации труда, наличия необходимых ресурсов, соотношения приоритетов и целей общества, качества производимого сырья и продукции и многих других факторов.

Технология есть обусловленные состоянием знаний и общественной эффективностью способы достижения целей, поставленных обществом. Документ - материальный объект, содержащий закреплённую информацию (обычно при помощи какой-либо знаковой системы на специально выбранном материальном носителе) и предназначенный для её передачи и использования. Технология есть документально определённая совокупность применяемых для получения готовой продукции методов и процессов (включая контроль) обработки, изготовления, изменения состояния, свойств, формы материалов и изделий, а также приёмы, способы и операции, связанные с транспортировкой, складированием, хранением. Первая часть определения характеризует преимущественно физическое и/или химическое воздействия, необходимые для рождения изделия, вторая - пространственные перемещения (если не затрагивать вопроса изменений во времени, например, старения). Технология в широком современном понимании – это совокупность принципов, образующих своего рода "техносферу", состояние которой определяется и уже достигнутой технологией, и различными социокультурными факторами и процессами.

Рис. 2.

Сущность техники

ТЕХНИКО-ПРОИЗВОДЯЩАЯ ТЕХНИКО-ИСПОЛЬЗУЮЩАЯ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

ТЕХНИЧЕСКОЕ

УСТРОЙСТВО

ТЕХНИЧЕСКАЯ СРЕДА

Сущность техники описывается в пространстве четырех координат: первая координата задается категорией "технико-использующая деятельность", вторая – категорией "технико-производящая деятельность", третья – категорией "техническое устройство", наконец, четвертая – категорией "техническая среда".

В этой схеме средний элемент – техническое устройство – выполняет роль своеобразного посредника. С одной стороны, техническое устройство живет по законам деятельности и является продуктом технико-производящей деятельности, с другой – по законам природы и деятельности и является средством или условием технико-использующей деятельности.

Сформулируем основные характеристики техники:

Техника (техническое действие) существует только на пересечении, стыке технико-производящей и технико-использующей деятельностей.

Существует связь двух сторон технико-использующей деятельности: один искусственный – деятельностный, другой – естественный, природный.

Техника (техническое действие) – это такой феномен, который осознается как техническая реальность, то есть то, что обладает характеристиками, соответствующими технико-производящей и технико-использующей деятельности.

Технико-производящая деятельность строится с опорой на специальные знания и картины мира, как бы опосредуется этими знаковыми средствами и представлениями.

Влияние техники на природу, человеческое окружение и самого человека является неотъемлемым моментом техники.

Картина мира представляет собой образ той действительности, из которой, как непосредственно данной, исходит специалист. Научно-инженерная картина мира включает в себя некий сценарий. Существует природа, мыслимая в виде бесконечного Резервуара материалов, процессов, энергий. Ученый описывает в естественной науке законы природы и строит соответствующие теории. Опираясь на эти законы и теории, инженер изобретает, конструирует, проектирует инженерные изделия (машины, механизмы, сооружения). Массовое производство, опираясь на инженерию, производит вещи, продукты, необходимые человеку или обществу. В начале этого цикла стоят ученый и инженер – творцы вещей, в конце – их потребитель.

Если ученый ближе к способам проектирования (создания языка) и организации «работы» технических сооружений, то инженер – к реализации этих научных разработок. Первое называют технологией, а второе – техникой. Однако иногда технологией называют не только науку о процессах и способах производства, но и саму технику, что, в принципе, ошибочно.

Итак, стыковка науки и техники происходит на уровне технологии. Техника (в заначении технического устройства) есть застывшая технология. Однако эта запечатленная технология непрерывно сказывается в актах технико-использующей деятельности. Выполняя технологически заложенную функцию, техника «ведет себя» подобно живому существу, Эта «самодостаточность» выражается в разночтении языков действующего технического устройства и пользователя.

Так, например, исследовательская деятельность ученого связана с прибором, который призван осуществить функцию измерения в конкретном эксперименте. Прибор декодирует поступающую информацию о конкретном фрагменте действительности, а ученый должен декодировать язык прибора в язык науки (например, математики). Прибор выполняет только то, на что «способен». Т.е. он выполняет работу и качественно, и количественно только в границах кода. Ученый, доверяя прибору, вполне может получить искаженную информацию. Более того, прибор сам может вносить собственные флуктуации в исследуемую область. Если учесть, что техника пронизала практически все сферы социума и может по праву быть обозначена как техносфера, то следует с уверенностью признать прямую зависимость результативности научных исследований от техники. Это касается и гуманитарных наук. Обоснуем это.

Технология и учение о деятельности близки по духу и назначению. С того момента, как представление о технологии было обобщено до более широкого, понимания, стало очевидно, что технология – это одна из специализированных современных- форм развития деятельности. Развитие технологии определяется более общими механизмами развития деятельности. С технологией связаны ряд особых, современных механизмов развития деятельности – отслеживание ее эффективности в цивилизационном плане, контроль и управление за развитием, внимание к технологической стороне дела и т.д. Известно, что специфическое осознание технологии возникло довольно поздно (оно относится к концу ХIХ началу ХХ столетия), поскольку именно в этот период сформировались указанные здесь аспекты технологии.

Деятельность — это не только одна из форм отноше­ния; это очень специфическая форма отношения, имеющая два основных признака:

Во-первых, это отношение продуктивного типа, предполагающее получение некоторого результата. Он может быть представлен, однако, не только в форме какого-либо продукта (изделия, ценности и др.), но и в виде освоения челове­ком тех или иных знаний, умений, других форм социального опыта. Тем самым данное определение указывает на наличие трех основных типов деятельности — не только собственно тру­довой, но также и игровой, и учебной.

Во-вторых, деятель­ность — это такое отношение, которое регулируется осознавае­мой целью как идеальным образом будущего результата. Цель выступает так называемым системообразующим фактором дея­тельности, т.е. главным критерием определения ее содержания, структуры и динамики. И в этом заключается важнейшее отличие деятельности от иных форм активности человека (скажем, от импульсивной, непроизвольной активности). Содержание дея­тельности определяется не потребностями человека как таковыми, а именно целью (изготовление какого-либо продукта, получение каких-либо знаний). То, почему человек действует определенным образом, не совпадает с тем, для чего он действует. Возникает важнейший деятельностный феномен — явление расхождения по­требностей, мотивов человека с непосредственными целями его деятельности.

В деятельности выделяют следующие свойства:

Во-первых, это свой­ство интенсиональности деятельности — ее направленности на опре­деленный «внешнеположенный» по отношению к субъекту объект, который выделяется им в качестве предмета своей целенаправленной активности.

Во-вторых, это свойства адаптив­ности деятельности, т.е. способности к гибким перестройкам и трансформациям при изменении условий ее реализации.

В-тре­тьих, это свойство системности, согласно которому деятель­ность предстает не рядоположенной суммой своих компонентов, а их организованной целостностью.

Сама деятельность так устроена (точнее, мы ей приписываем такое строение), что содержит элементы, близкие по природе тем, которые определяют сущность технологии. Действительно, в культуре деятельность, целенаправлена и функциональна, что предопределяет ее социальную эффективность. Далее, деятельность – это, как правило, особый механизм развития. Деятельность – это, собственно, то в исторической действительности, что развивается и воспроизводится. Наконец, деятельность предполагает и такой план как осознание и контроль (иначе не удается удержать и воспроизвести ее основные параметры). Конечно, в обычных условиях деятельностные способы осознания и контроля осуществляются не в той форме, которая характерна для технологической реальности. Это прежде всего так называемый профессиональный опыт, практико-методические знания (правила, принципы действия, запреты, описания способов и приемов деятельности и т.д.), сфера передачи профессионального опыта, т.е. обучение. Но можно заметить, что эти неспецифические для технологии способы осознания и контроля по ряду параметров сходны с технологическими, хотя и менее совершенны.

Деятельность как принцип и объект изучения относится к области оснований философско-методологического мышления. Ее задают в плане метода установки на воспроизводство, развитие, преобразование, трансляцию, возможность кооперации (позиций, актов деятельностей), соединение в анализе разных планов изучения (материального, функционального, структурного, процессуального, гносеологического и т.д.). Технология – это только один из специфических видов деятельности. В философско-методологическом мышлении технология относится не к основаниям, а к предметной области, т.е. ее изучают с помощью понятий "деятельность", "реальность", "существование" и других.

Представление деятельности в качестве технологии (с эпитетами "потенциальная", "неартикулированная", "виртуальная" и т.п.) прием вполне правомерный, если иметь в виду соответствующий контекст – анализ сущности техники и генезиса техники в культуре. Вне этого контекста отождествление технологии с деятельностью может привести к различным парадоксам.

Когда мы говорим об исследовательских технологиях применительно к гуманитарному знанию, мы должны иметь в виду рациональную форму деятельности. Рациональная форма вырастает из выстраивания стратегии исследования, которая укоренена в социальные формы жизнедеятельности. Рациональность, как мы ранее определяли, есть расчет. В нашем случае – это расчет ресурсов, времени, финансирования, значимости, степени разработанности темы, характеристики усилий и др. Все эти параметры требуют обоснования и аргументации, которые, в свою очередь, входят в понятие рациональности. Возьмем для примера научную диссертацию. Задача научного руководителя в основном сводится к помощи технологической. Он должен, в соответствии с требованиями ВАК, подсказать как следует выполнять работу, как успешно защитить диссертацию. Если к этим как добавить что (основные идеи содержания и принципы их экспликащии), то мы и получим технологию написания диссертации.

В теме «роль техники в научном исследовании» важное значение играет техническое устройство. Но даже в этом случае следует иметь в виду, что любое техническое устройство внедрено в систему, которая функционирует в режиме технологии. Например, функционирование информационных потоков, их дозирование и систематизация зависят от компьютерной техники, которая обслуживает систему (например, интернет). Работа с текстами – одна из важнейших составляющих гуманитарной науки. В целом электронная техника сегодня является необходимым средством в гуманитарных исследованиях. Но если техника выступает в функции диагноста (прибора), то к ней следует относиться аналогично естествознанию.

Заключение

В этом учебном пособии было рассмотрено современное состояние науки, ее место в жизни общества. При этом мы выделили специальные рубрики, отражающие различные аспекты науки как формы общественного сознания, как социального института. Рассмотрели положение науки в системе культуры, значение техники в научном исследовании. Но главное на что было обращено внимание – это философские основания научного познания и методы и формы научного исследования. При этом все повествование строилось в дискурсе особенностей гуманитарного знания.

Вместе с тем, хотя в учебном пособии специально вопрос о трудностях современной науки специально не ставился, здесь хотелось бы указать на глубинные, еще недостаточно проявившие себя обстоятельства, которые принципиально меняют всю ситуацию с наукой. Попробуем разобраться в том, что собственно происходит на наших глазах, тем более что количество публикаций, где говорится о кризисе в науке, стремительно растет.

Вернемся для начала к субъектно-объектной схеме познания.

Допустим, что я высказываюсь об А, например, «стакан – чистый». Спрашивается, в какой мере это является зна­нием? Вводится вторая позиция, которая строит другое утверждение, как бы включающее внутрь первое: что В знает А. В этом отношении его мож­но назвать под­лежащим – тем, о чем высказывается – «В зна­ю­щий». О нем утверждается, что «В знает А». Тем самым он ста­новится субъектом (но в другом отношении): субъектом-подлежащим высказывания о наличии зна­ния. О нем высказывается, что он действительно знает А, то есть что содержание первого высказывания соответствует реальности или истинно. Эту позицию обозначим С.

Объект-представление теперь принадлежит вто­рой позиции С, потому что объект есть то представление, которое позволяет С говорить об А, что В знает А, то есть позволяет оценивать знание А на истинность. Этот объект уходит в онтологию или в метафизику, то есть в некую совокупность аксиом, задающих способ оценки знаний.

Таким образом, В квалифицируется как субъект. Субъектная компонента заключается в том, что В есть подлежащее знания о знании, то есть это то, о чем высказываются словами.

Знание соответствует неким рамкам, контекстам или аксиомам. Но вместе с тем В есть объект во втором отношении, то есть инстанция, обладающая представлением. И эта вторая связка попадает внутрь первой. Итак, из объекта представления С возникает рамка, названная метафизикой (а потом онтологией), а содержание знания возникает внутри по сопричастности к неким аксиомам о том, что мы можем считать знанием, а что – нет.

До тех пор, пока мы предполагаем наличие некоторого С, знающего о знании или име­ю­ще­го позицию, в которой может быть по отношению к некоему знанию установлена его истинность, то в рамках такой онтологической картины (она либо задана, либо присутствует неявно и требует раскрытия), можно продвигаться по пути получения все более детальных знаний о некоторых конкретных объектах, предположенных с самого начала в рамках этой объемлющей онтологии. В этом смысле все объекты заданы, но не даны познающему, и могут быть им открыты в процессе исследования.

В тот момент, когда проблематизируется идея объемлющей или предельной онтологии, в рамках которой о знании можно сказать, что оно знание, картинка переворачивается, и возникает новая единица, которая благодаря Николаю Кузанскому получила наз­вание проблемы. Проблема есть особое имя для позиции С. В позиции С мы выстраиваем проблему, то есть фиксируем, чего мы не знаем, а в позиции В мы осуществляем полагание, соотнесенное с действием. Как только возникает идея проблемы и проблематизации, онтология в традиционном философском смысле, то есть как то представление, в рамках которого знание оценивается как знание, разрушается, и на его место приходят другие технологии: собственно технологии проблематизации, построенные на коммуникации и управленческом действии.

Итак, знание есть эта конструкция в целом: связ­ка представления и того, о чем мы высказываемся, позиционированная в рамках другого представления – онтологии. В этом смысле есть пред‑полагание, совокупность аксиом об «устрой­стве мира на самом деле». Первоначальная совокупность аксиом, как известно, содержалась в безымянном трактате Аристотеля, который назвали «Ме­та­фи­зи­кой». Внутри этих аксиом мы можем произвести соотнесение данного конкретного представления об А и квалифицировать его как знание – в рамках исследовательского подхода или установки.

В период между XV и серединой XIX века сложилась специфическая совокупность институтов мышления, которую мы сегодня называем словом «наука». Характеристика этой институциональной структуры состоит в том, что процесс исследования был замкнут на процесс обучения, и была сформирована очень спе­цифическая технология про­