ЦИВIЛIЗАЦIЙНI «РОЗЛОМИ» СУЧАСНОГО СВIТУ

Методологические подходы культур-цивилизационного циклизма: 1) религиозная исключительность локальных культур-цивилизаций, 2) негативная реакция на европоцентристкую схему истории и 3) мета-научная и агностическая трактовка исторического процесса, — лежат в основе современных концепций взаимодействия цивилизаций.

Уже А. Тойнби требовал уточнения культур-цивилизационной модели истории в связи с унификацией мировых процессов и изменением цивилизационной перспективы. Он писал: «Сейчас и здесь я вовлечён в будущее человечества ( ...) Мне любопытно знать, какова будет развязка нынешнего акта драм человеческой истории». Преодолев колониализм, тоталитаризм и мировые войны, человечество может очутиться перед «столкновением цивилизаций», — полагал А. Тойнби, размышляя над историей в перспективе 2047, 3047 и 4047 годов. — «А историки 5047 года? Они ... скажут, что важность общественной унификации человечества состоит не в технических или экономических достижениях и не в военных или политических делах, но в области религии» (А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории). Эти идеи интересны в настоящее время, когда международные отношения приобретают многополярные контуры.

Мысль А. Тойнби о конфликте цивилизаций развил американский социолог Самюэль Хантигтон (род. в 1927 г.) в книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка». Основные положения его концепции заключаются в следующем:

1). «Демаркационными линиями», которые сегодня разделяют мир, являются границы, отделяющие общества различных цивилизационных типов. Цивилизационные «границы» аналогичны геологическим разломам земной коры. Но не только: линии культурных разломов между цивилизациями — это так же и линии будущих «горячих» и «холодных» фронтов, замечает С. Хантингтон. В числе таких цивилизаций он называет западную (атлантическую), славяно-православную, конфуцианскую (китайскую), японскую, исламскую, индуистскую, латиноамериканскую и, возможно, добавляет он, африканскую.

2). Национальные государства не исчезнут, но наиболее фундаментальными различиями в мире останутся не различия идеологические и политические, а различия между цивилизациями;

3). Менее всего подвержены изменениям культурно-цивилизационные особенности и проблемы. Их сложнее разрешить или свести к экономическому и политическому компромису;

4). Наряду с усилением социально-экономического взаимодействия между народами разных цивилизаций растёт осознание ими своей цивилизационной исключительности. Манкуртизированные «граждане мира» остаются кучкой отщепенцев, презираемых даже своими соотечественниками;

5). Человек третьего тысячелетия будет отождествлять себя не с местом жительства или государственным подданством, а со своей культурной принадлежностью. В поисках ответа на вопрос, кто мы такие, «люди самоопределяются, отталкиваясь от истории своих предков, религии, языка, ценностей, обычаев, институтов», то есть всего того, что наиболее дорого человеку (С. Хантингтон. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка).

6). Осознав бесплодность «западного» пути развития, многие страны возвратятся к своим культурно-историческим корням;

7). Конфликт между цивилизациями станет преобладающей формой глобальных конфликтов. «Цивилизация представляет собой человеческий род в его высшей форме, а столкновение цивилизаций выступает в качестве межродового конфликта глобального масштаба», — заявляет автор (там же). Это — антагонизм в форме культур-цивилизационного противостояния.

Конечно, ответ на вопрос: кто мы такие? — предполагает вопросы «против кого мы выступаем?» и «кто — кого?». Западная цивилизация остаётся пока самой могущественной, но её могущество, в сравнении с другими цивилизациями, будет уменьшаться. В ХХI веке мир включит семь – восемь основных цивилизаций. Конфликт между ними может иметь две формы. «На локальном, или микроуровне, конфликты по демаркационной линии будут вспыхивать между соседними государствами, представляющими различные цивилизации в рамках одного государства, а также группами, которые ... стремятся к созданию новых государств на руинах прежних государственных образований» (там же). Особенно часто межцивилизационные конфликты станут вспыхивать между мусульманским и немусульманским миром. «На глобальном, или макроуровне, конфликты происходят между ведущими государствами, относящимися к различным цивилизациям», — пишет С. Хантингтон (там же).

Уже в настоящее время «на микроуровне наиболее горячие точки расположены по демаркационным линиям, разделяющим ислам и его соседей с их православной, индуистской, африканской и западно-христианской традициями. На макроуровне основной водораздел проходит между Западом и «всеми остальными», причём наиболее острые конфликты будут вспыхивать между мусульманскими и азиатскими обществами, с одной стороны, и Западом — с другой» (там же). На уровне реальных групп, существующих вдоль линий цивилизационных разломов, борьба пойдёт за территорию и власть друг над другом. На глобальном уровне цивилизационный конфликт будет протекать в формах борьбы за лидерство в военной и экономической сферах, контроля над международными организациями, типа ООН, МВФ и Всемирного банка, в целях утверждения своих экономических, политических, религиозных, культурных ценностей и норм.

После поражения социализма в «холодной» войне акценты в противостоянии цивилизаций сильно изменились. Страны Западной Европы стали подчёркивать свою европейскую самобытность, а страны Востока — выступать против «вестоксикации», отравления мусульманской цивилизации ценностями западного образа жизни. В конце ХХ века граница цивилизационного разлома проходит по линии, отделяющей народы западно-христианской традиции от мусульман и православных. Острота конфликта между этими цивилизациями объясняется, во-первых, тем, что все три опираются на монотеистическую форму религий. Поэтому христианство и ислам не способны к усвоению духовных ценностей друг друга в отличии от языческих цивилизаций, которые опираются на политеизм и допускают ассимиляцию чужих богов. Во-вторых, и христианство, и ислам имеют универсальный характер и претендуют (оба) на приобщение всех людей к канонам своего вероучения. В-третьих, историческая концепция ислама и христианства, как и иудаизма, телеологична. Каждая из них считает себя единственной носительницей мировых целей Бога. Отсюда — конфликты между ними на почве прозелитизма, новых «крестовых походов», «джихада», разделения на «верных» и «неверных».

Антизападные настроения выходят за рамки исламского мира. «Антизападный «конфуцианско-исламский альянс» наметился между Китаем и Северной Кореей, с одной стороны, и в различной степени, между Пакистаном, Ираном, Ираком, Сирией, Ливией и Алжиром — с другой» (там же).

Общества украинского типа (Индия, Нигерия, Судан, Шри-Ланка) «живут в условиях всё большего и большего напряжения» (там же). Украина, по С. Хантингтону, чревата цивилизационным расколом по линии: окатоличенная Западная Украина — остальная, православная часть страны (при наличии анклавов исламской цивилизации, например, в Крыму и Донбассе). Этот раскол отражает тысячелетние конфессиональные расхождения на фоне административной и диалектно-языковой близости. Цивилизационный разлом в нашем обществе подпитывают и мощные глобально-политические импульсы.

Попытка Запада объединить другие цивилизации под предлогом защиты интересов «мирового сообщества» встречает сопротивление. Китай и страны исламского мира открыто заявляют, что в действительности США и НАТО защищают собственные интересы, выдавая их за интересы всех народов. Интеграция экономики незападных обществ в глобальную экономическую систему рассматривается на Востоке как форма продвижения Соединёнными Штатами своих интересов по каналам МВФ и других международных экономических институтов. То, что западным странам представляется «универсализмом», в восточных обществах воспринимается как «империализм», который экспроприирует чужие деньги и навязывает остальным недемократические правила хозяйственной и политической деятельности, поясняет С. Хантингтон. «Лицемерие, двойная мораль, игра в «да и нет» — вот цена его (Запада — В. П.) претензий на универсализм ( ... ) Двойная мораль стала неизбежной ценой универсальных норм и принципов» США и их союзников — «универсальных», конечно, в кавычках (там же).

Недавно страны НАТО предприняли «миротворческую» агрессию против Югославии, хотя сами США, Великобритания и Франция до сих пор порицают агрессию Ирака против Кувейта. Много ими говорится о нарушении прав человека в Иране и Китае, но умалчивается о нарушении тех же прав в Саудовской Аравии. Свобода торговли объявлена универсальным принципом, но попытки проникнуть на рынок США со стороны Японии (электроника), Китая (текстиль) или Украины (металлопрокат) именуются демпингом и всячески ограничиваются американским законодательством.

Временами конфликты между государствами разной цивилизационной принадлежности приобретают достаточно острые мировоззренческие формы. Действия противоположной стороны нередко объявляются упадническими, безбожными, антиморальными, преступными. Необъявленная война мусульманских режимов с западной цивилизацией обострилась после исламской революции в Иране в 1979 году. «Иран практически ведёт войну с Америкой», — заявил тогда аятолла Хомейни. У нас иная основа и иная история, пишут в арабском мире, подчёркивая, что речь идёт не о конфликте между религиями, а о конфликте между цивилизациями. Это не случайно. Западные технические разработки — доноры технических разработок современного Востока. С их помощью создана «исламская» атомная бомба, подготовлены офицеры, учёные и инженеры, призванные противостоять военной зависимости от Запада.

«Горячие точки» межцивилизационных конфликтов протянулись ныне от Филиппин и Индонезии, через индостанский регион на Кавказ и Балканы. В странах Персидского залива только население Кувейта сохраняет симпатии к Западу, возросшие после войны с Ираком в 1990–1991 годах. В то же время «мусульманские правительства, даже диктаторские режимы, дружественные Западу и зависящие от него, ведут себя на удивление сдержанно, когда речь доходит до осуждения антизападной террористической деятельности», — подчёркивает С. Хантингтон (там же). «В отличие от идеологических распрей в конфликтах между цивилизациями, — продолжает он, — люди одной крови ещё больше сплачиваются». Культурные привязанности — прежде всего.

Подведём итоги. Цивилизационное противостояние насчитывает не одно столетие и охватывает многие регионы мира. Более того, человечество всё более расходится по своим религиозно-культурным «квартирам». Это чревато новыми опасностями, поскольку «разломы» цивилизаций заряжены гигантской преобразующей энергией. Потенциал этой энергии сформирован длительной историей экономических, хозяйственных, социальных, политических и идеологических отношений и событий настоящего и прошлого многих народов. Поэтому религиозно-культурная напряженностьможет стать «детонатором» многих конфликтов, «горячих» и «холодных» войн, провокаций экстремистов.

Опыт истории свидетельствует, однако, что культура не только разъединяет, но и объединяет людей разных ориентаций. Мировые религии возникли из сплава элементов предшествующих религий, организованного иным видением вечных проблем человечества. Другой пример. Формами духовного объединения разных этносов и приверженцев разных религий стали философия, потом — движение за просвещение, борьба за социальное освобождение, за подлинную демократию, за национальное самоопределение, за гуманизм.

Поэтому не следует игнорировать угрозу раскола цивилизаций по культурному признаку, но и преувеличивать её — тоже нельзя.

3. ГЕОПОЛIТИЧНI «СВIТИ–ЕКОНОМIКИ»

Впоследиедесятилетия набирают силу концепции модернизации и глобализации национально-региональных потоков всемирной истории. Это связано с формированием глобальной картины мира, с углублением международного разделения труда, с попытками влиятельных сил перенести решение острых проблем с национально-государственного на всемирный уровень.

«Модернизация» — концепция сочетания экспансии индустриализма и технического знания с сохранением культурной самобытности стран, впитавающих новый научно-технологический опыт. Модернизированный «мир» («модернити») противостоит странам, опирающимся на традиционные структуры, отношения и культуры. Успешным примером модернизации является исторический опыт Японии ХХ века и, отчасти, стран Восточной Европы и Азии.

«Глобализация» — концепция усиления единообразия мира и размывания экономических, политических и культурных границ между странами в ходе формирования общего технологического, информационного и финансового рынка.

Вариантом этой концепции является «мондиализм»,идеикоторогоразвиваетрядфранцузскихавторов.Он сводит смысл истории к неизбежности перехода отдельных культур, народов и государств к единообразному существованию в рамках униформного мира, существование которого свободно от проблем, противоречий и конфликтов, присущих состоявшейся истории.

Конкретным выражением подобных представлений выступает мир-системная модель истории И. Валлерстайна и концепция «миров-экономик» Фернана Броделя и Жака Аттали, который развивает идею движения человечества к будущей «электронно-номадической цивилизации» (в книге «Линии горизонта», 1990; в переводе: «На пороге нового тысячелетия», 1993).

Жак Аттали (родился в 1943 г.) приходит к выводу, что современный мир перегруппировывается вокруг двух-трёх геополитических пространств: Европейского, Тихоокеанского и Американского. В отличие от традиционного глобализма и мондиализма Ж. Аттали развивает геоэкономический вариант мирового универсализма, объединяющий экономическую ось истории с реалиями геополитики. Геоэкономика отрывает историю от традиционных носителей общественной эволюции и сводит её к эволюции место-расположения мировых фокусов экономического развития: денежных центров, товарных бирж, полезных ископаемых, крупных производств, информационных сетей.

В центре каждого геоэкономического мира или очередной «формы торгового строя» находится город, доминирущий над регионом, опутанным паутиной торговых путей. В таком городе сосредоточена основная финансовая, культурная и идеологическая власть мира-экономики. Для Американского мира-экономики — это Нью-Йорк, для Азиатского — Токио, для Европейского — Лондон, Франкфурт, Амстердам, Париж, Милан ... Вокруг такого, доминирующего над экономической округой, города складывается «тяготеющий к центру регион, в который входит множество стран и развитых областей, приобретающих товары из центра. Здесь можно столкнуться со старыми центрами и центрами будущего, с процветающими или же переживающими упадок регионами» (Ж. Аттали. На пороге нового тысячелетия. — М.: Межд. отнош., 1993. — С. 39). Первая забота исследователя заключается в том, чтобы очертить пространство, которое занимает конкретный мир-экономика, ибо «зона, которую охватывал такой мир-экономика, представляется первейшим условием его существования» (Ф. Бродель. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм ХV–XVIII вв).

Геопространство мира-экономики (Ф. Бродель) или формы торгового строя (Ж. Аттали) определяется напряжённостью торгово-обменных отношений. Их конфигурация должна быть такой, чтобы потери от обмена внутри мира-экономики не превышали бы прибыли. Вследствие этого иерархия субпространств, связанных международным разделением труда, предполагает, что одни из них являются бедными, другие — скромными и только одно пространство, лежащее в центре данного мира-экономики, оказывается относительно богатым. От окраины к центру этого «мира» (и наоборот) распространяется неравенство цен или разность экономических потенциалов, что обеспечивает функционирование данной формы геоэкономики.

В числе состоявшихся «миров-экономик» Жак Аттали перечисляет восемь последовательных форм с центрами (и периодами господства): первая — во фландрском Брюгге (1300 г.), вторая — в Венеции средины ХV века, третья — в Антверпене около 1500 года. К четвёртой форме торгового строя относится — Генуэзская (1557–1627 гг.), к пятой — Амстердамская (голландская) форма (1650–1750 гг.), к шестой — английская с центром в Лондоне (1750–1880 гг.), к седьмой — североамериканская, Бостонская форма (1880–1930 гг.), к восьмой — Нью-Йоркско-американская форма лидирования на мировой арене (с 1930 г. по настоящее время).

Современный мир находится в переходном состоянии. Несколько регионов стремятся стать центрами грядущей девятой мир-экономической структуры. В этих регионах технологическое развитие ведёт к скачкообразному росту производительности труда. Специфический облик девятой формы торгового строя «сверхиндустриального общества», по мысли Жака Аттали, определит производство и потребление портативных изделий информационного спектра, которые повышают мобильность («номадизм») его преуспевающих членов. Рынок и технологии микроинформационной техники превращают субъекта девятой формы торгового строя в электронно-озабоченного кочевника — номада.

Понятие «номадизм» является ключевым в философско-исторической концепции Ж. Аттали, который вкладывает в него нетрадиционное содержание:

1). Кочевой образ жизни, пишет он, не прошлое, а будущее наиболее активной части, элиты общества третьего тысячелетия. Оазисами, которые станут притягивать к себе новых «номадов», станут торговые (типа империи «Мак-Дональдс») и глобальные электронно-информационные сети (наподобие той, которая рекламируется Б. Гейтсом в книге «Дорога в будущее»);

2). Осязаемым символом общества богатых «нео-кочевников» станут высокотехнологичные изделия типа портативных компьютеров и радиотелефонов, телефаксов и автоответчиков, микрокалькуляторов и регистраторов здоровья (давления, температуры тела ...): «все они созданы для манипуляции информацией — образами, формами, звуками, причём делают это на громадных скоростях» (там же);

3). Производство и потребление портативных предметов неузнаваемым образом изменит социальный облик общества будущего. Со своих привилегированных технологических и экономических позиций миром станут править нувориши — состоятельные «номады». Их будут обслуживать номады среднего уровня — своеобразный «средний класс» и молчаливое большинство «живых мертвецов», социально побеждённых, отрешенных и отверженных людей. Они будут напряженно трудиться, чтобы сохранить своё право на автономию и призрачное счастье. Машина заменит пролетариат. Козлом отпущения девятой «социоформы» станет «не тот человек, у которого просто нет денег, а тот, кто не находится в хорошей физической форме: упитанный, лишенный человеческих форм, ленивый, больной, невежественный индивид», — любой из тех, кто не захочет жить по программе «помоги себе сам» (там же).

4). «Девятая» мировая социоформа, как и предыдущие формы эволюции «торгового строя», будет основываться на бизнесе и деньгах. Пока «на её вершине стоят Соединённые Штаты, а все остальные страны сползают с этого американского пика, соблюдая при этом иерархический порядок» (там же. — С. 47). Однако экономический центр самих США географически всё более смещается к юго-западу — в направлении Техаса и Тихого океана. Выиграв военно-политическую конфронтацию с СССР, Соединённые Штаты сталкиваются с проблемами, от решения которого зависит их будущее, как экономического центра мира. США «предоставляют займы традиционным отраслям производства и не дают деньги предприятиям, которые занимаются инновационной деятельностью ... Они стремятся вкладывать деньги, скорее в большой бизнес, чем в малые предприятия, больше в сельское хозяйство, чем в промышленность».

Растущая стоимость услуг, уменьшение объёма сбережений, рост числа неимущих и преступности ведут к утрате всякого интереса к дальнейшему развитию страны. «Все эти начальные тенденции коренятся, — по мнению Жака Аттали, — в глубокой культурной мутации, в культе немедленного удовлетворения своих запросов, в чувстве благодушия и самодовольства, в отсутствии социальной солидарности ... Чтобы добиться ... притока «свежей крови» в экономику, Соединённым Штатам придётся превратиться в испаноязычную нацию» (там же).

Последние шаги правительства президента Джорджа Буша-младшего подтверждают прогноз Жака Аттали о латиноамериканизации экономического вектора развития мира-экономики во главе с США. Но если экономический спад в Америке углубится, то новый мировой центр девятой формы «торгового строя» утвердится в Европе или в бассейне Тихого океана. Япония, например, обладает рядом преимуществ, повышающих её шансы стать лидером девятой всемирной торговой формы. В числе японских преимуществ: длительный опыт массового производства потребительских товаров в рамках высоких технологий; коммунально-патерналистское обслуживание государственных и промышленных интересов в сфере рынка и экономики; наличие самобытной культурной традиции индивидуального мастерства; постоянно растущее влияние Японии в материковом регионе Тихоокеанского побережья, включая США, Гонконг, Сингапур, Тайвань, Южную Корею.

Япония имеет необходимые условия для концентрации мирового финансового, промышленного и культурного могущества. В Токио находятся восемь из десяти крупнейших мировых банков, в которых Япония ежегодно накапливает 200 миллиардов долларов, инвестируемых, как правило, в Соединённых Штатах. Японские предприниматели вкладывают в два раза больше средств в модернизацию производства, чем американские бизнесмены. Япония даёт более половины мирового производства микропроцессоров, США — только 35 %, а Европа — лишь 10 %. «Идея применения роботов, миниатюризации машин появлялась и в других странах, но именно Япония первой создала их на практике» (там же. — С. 57). Скоро японцы станут поставлять американским производителям и потребителям все основные ключевые технологии: телевизоры, сканеры, компьютерно-дизайнерские графические системы. Но шансы Японии на мировое лидерство резко уменьшает память народов Восточной Азии и Тихоокеанского региона о японской агрессии 30–40-х годов ХХ века, которую она вела под ширмой создания азиатской зоны «сопроцветания».

Итак, Соединённые Штаты могут превратиться в периферию нового региона с центром, расположенным в Токио или в Западной (Малой) Европе. Если же Тихоокеанская и Европейская сфера не победят друг друга, то центр нового мирового порядка будет разделён между несколькими регионами. В таком случае Америка станет курировать вопросы валюты, безопасности и культуры, Япония — финансы и промышленность, Европа — сферу услуг и стиль жизни. Но распылённость функциональных центров Нового торгового строя не изменит главного. В «девятой» его форме, как обычно, контроль за рынком будет осуществлять элита — финансовая верхушка Торгового строя. «Она регулирует цены и продвижение товаров; элита получает прибыль, аккумулирует её в своих руках, осуществляет контроль за заработной платой и рабочей силой, финансирует творческую деятельность и исследования», вписывающиеся в стратегию оптимизации получения прибылей. Наконец, «элита определяет идеологию, поддерживающую власть» (там же).

Подведём итоги. Жак Аттали развивает мондиалистско-глобалистский вариант техноцентристско-потребительской версии истории, детализируя последнюю, «мир-торговую» тысячу лет истории в концепции девяти форм эволюции «торгового строя». В центре схемы — прогноз грядущего общества «электронных номадов».

Продиагностируем «нервные узлы» концепции общества «нео-кочевников», которое завершает, по мнению Ж. Аттали, историю?

Во-первых, это общество удешевляет производство товарных услуг,превращаяихв обезличенный массовый товар, который заменяет «электронным предметом» деятельность,например, врача или преподавателя. Индивид станет практиковать электронно-номадическое самообслуживание. Человеческий организм киборгизируется и состоятельные клиенты получат возможность время от времени заменять свои органы их электронными протезами. Человечество столкнётся со своего рода «индустриальным каннибализмом».

Во-вторых, общество «неономадов» трансформирует мир творческих («свободных») профессий и форм труда в мир экономического рассчёта и калькуляционной повседневности, другими словами — в мир торгашеских отношений.

В-третьих, «для того, что бы дожить до торжества наших светских (прагматичных — В. П.) идей, нам необходимо новое определение святого», признаёт Жак Аттали (там же). Под прикрытием разговоров о вечных ценностях, прогрессе и демократии Жак Аттали проповедует идеалы общества толстосумов. Его манит «очень дешевое» (для работодателя!) общество, капитализирующее сферу высококвалифицированного труда, но страшит цивилизационный выбор миллионов и «разгул демократии» — право выбора для всех, которое ставит под вопрос привилегии хозяев денежного мешка.

В-четвёртых, история третьего тысячелетия превратит знакомое нам общество в цивилизацию человека-перекати-поле, породит социум кочевых нуворишей, обнищавших бродяг и «пиратов». Жак Аттали предвидит даже самоликвидацию семьи. Рядовой индивид превратится в трудоголика, а нувориш — в раба телефона и автоответчика. «У него исчезнут представления о естественном делении суток на дневное и ночное время, как и ... всякое понятие о времени» (там же).

Стоит ли тогда «электронно-номадическая» игра свеч? Кто доказал и решил, что человеческое участие, личное общение, домашний уют и социальное творчество людей устарели и подлежат самоликвидации? Вечные ценности потому и называются вечными, что (видоизменяясь в своём содержании) служат сотням поколений людей, которые от них никогда добровольно не отказывались и, вероятно, не откажутся даже в «электронно-номадическом раю».

Да и для чего человечеству идти на такие жерты? — Для того, чтобы по Земле скитались беспризорные «орды номадов, нагруженных «под завязку» товарами, сделанными из невосполняемого сырья», — как предсказывает Жак Аттали. Но разве будущее не находится больше чем на половину во власти настоящего, упорно доказывающего свою состоятельность и стремящегося выжить, размышляет учитель Ж. Аттали — Фернан Бродель.

И мы не можем не разделять его сомнений.