Внутренняя денежная политика

Имея данными те условия, что мы не готовы и не должны быть готовы позволить внутренней денежной политике опреде­ляться или потоками золота, или другими проявлениями ино­странных платежных мероприятий, без ответа остается централь­ный вопрос: какой должна быть наша внутренняя денежная по­литика.

В знаменитой статье «Правила versus[9] власти в денежной по­литике» Генри Саймоне резко противопоставил два способа от­вечать на этот вопрос: первый, определяя общую цель и затем давая денежным властям широкие полномочия для использова­ния при свободе действий в их продвижении; второй, приписы­вая денежным властям определенные обязанности, которые должны проводиться в жизнь в соответствии с определенными заранее и известными всем правилами. Саймоне прояснил, что противопоставление не полное. Одна общая цель несколько ог­раничивает дискрецию властей, а их полномочия — даже в боль­шей мере; разумные правила едва ли возможно написать так, что это не оставит некоторой меры дискреции. Несмотря на это, противопоставление все же и заметно, и важно.

На практике мы почти целиком полагались на власти. Как было указано ранее во второй главе, мы делали это не намерен­но, но по причине изменения роли золотого стандарта, которое повлекла за собой первая мировая война и которое так сильно ослабило то, что, как ожидали авторы Федерального резервного закона, будет эффективным «правилом», ограничивающим дискрецию денежных властей. В отсутствие смирительной рубашки жесткого золотого стандарта «поддержание коммерции и бизне­са», цитируя оригинал Федерального резервного закона, едва ли налагало какие-либо ограничения на дискрецию властей.

Доверие дискреции властей в такой большой мере и такой важной области политики в свободном обществе высоко предо­судительно по политическим основаниям. Опыт наглядно проде­монстрировал, что это также имело неудачные денежные послед­ствия. Это означало постоянные и непредсказуемые сдвиги в ближайших ориентирах политики и в содержании политики, ко­гда менялись люди и отношения, определяющие власти, — от придания особого значения «реальным векселям» начала 20-х к компенсированию товарных спекуляций середины 20-х, сдержи­ванию спекуляций на фондовом рынке конца 20-х, чувствитель­ности к внешним давлениям и робости перед лицом внутренних утечек начала 30-х, программе поддержки облигаций 40-х, чувст­вительности циклическим колебаниям и ситуации, когда полага­лись на «эффекты объявления» 50-х гг. Это означало постоянную подверженность властей политическим и экономическим давле­ниям и обманчивым эффектам непродолжительных приливов и отливов событий и мнений. Роль денежных властей состоит в том, чтобы обеспечивать стабильную денежную основу, идти против или, по меньшей мере, не усиливать всегда изменяющие­ся направления текущих мнений и событий. Это и есть оправда­ние их заявленной «независимости». Кроме того, неопределен­ность их сфер ответственности и широкие пределы дискреции не оставили им других средств, кроме «мудрости» и персональной дальновидности, для противостояния одновременным давлениям и отказало им в защите, каковой являются ясно определенные критерии и правила, которыми они могут быть обеспечены.

Доверие дискреции в преследовании общих целей также оз­начало отсутствие удовлетворительного критерия оценки дейст­вий денежных властей. Это сделало почти невозможным опреде­ление ответственности за успех или провал и сильно увеличило трудность обучения на опыте. Резервная система или даже де­нежные власти, определенные более широко, не были единствен­ными организациями, ответственными за общие цели, которые они стремились продвигать и которые стали переводом «здоровых кредитных условий и обеспечения коммерции, промышленности и сельского хозяйства» на современный язык — такие общие цели как экономическая стабильность, полная занятость, стабильность цен. <...>

<...> но даже при теперешних обстоятельствах звенья между действием Системы и изменением предло­жения денег достаточно коротки, воздействия происходят доста­точно быстро, а связи достаточно хорошо поняты, так что разумно плотный контроль над предложением денег осуществим при нали­чии желания. Я не хочу сказать, что процесс не будет включать большое количество проб и некоторое количество ошибок, но только ошибки необязательно будут кумулятивными и могут быть исправлены довольно быстро. Процесс включает технические про­блемы значительной сложности, но они относятся к тому виду, в которых Система имеет большой опыт и для решения которых она обучала персонал.

Поэтому денежный запас кажется мне уместной величиной для того, чтобы формулировать денежные правила в ее терминах и использовать ее поведение в качестве критерия исполнения политики. Остается вопрос — к достижению какого поведения денежного запаса мы должны стремиться: или предписывая это денежным властям, или создавая систему, при которой желаемый характер поведения мог бы вызываться автоматически?

Несколько лет назад я предложил в качестве одного из отве­тов на этот вопрос в большой мере автоматическую структуру, ко­торая связала бы изменения предложения денег с состоянием бюджета. Излишки бюджета сократили бы запас денег в пропор­ции доллар к доллару, а дефициты увеличили бы запас денег дол­лар к доллару. Излишки и дефициты сами по себе были бы ре­зультатом воздействия изменяющихся экономических условий при стабильной структуре налогов и стабильной политике расходов. Структура налогов и политика расходов должны были быть при­способлены к видам деятельности, в отношении которых общество пожелало бы выполнения государством, и не изменяться в связи с реакцией на циклические колебания — это «стабилизирующая бюджетная политика», предложенная приблизительно в то же время Комитетом экономического развития. Это предложение использовало бы, таким образом, встроенную гибкость федераль­ного бюджета как средство создания противоциклических коле­баний запаса денег.

Исследования, которые я провел со времени внесения этого предложения, не дают мне никаких причин сомневаться в том. что оно работало бы хорошо; что оно обеспечивало бы стабильную денежную основу, которая сделала бы основные колебания почти невозможными, не усиливала бы второстепенные колебания и могла бы даже смягчить их. Но я стал все больше и больше убеждаться в том, что это предложение более тонкое и сложное, чем необходимо, что гораздо более простое правило также будет вызы­вать весьма удовлетворительные результаты и будет иметь два больших преимущества: первое, его простота облегчит понимание и получение поддержки публики, которые необходимы, если пра­вило состоит в обеспечении эффективного барьера оппорту­нистическому «мышлению»; второе, оно в большой мере отделит денежные проблемы от фискальных и, следовательно, потребует менее далеко идущей реформы в более узкой области.

Более простое правило заключается в том, что запас денег должен увеличиваться на фиксированную норму из года в год без какой-либо вариации в норме прироста для удовлетворения цик­лических нужд. Это правило могло бы быть принято самой Ре­зервной системой. В противном случае, Конгресс мог бы предпи­сать Резервной системе следовать ему. Если бы оно было приня­то без каких-либо других изменений в денежных соглашениях, Резервная система имела бы относительно большую свободу дей­ствий в точных техниках, используемых для увеличения запаса денег, и могла бы достичь этой цели с заметной, хотя и не боль­шой, долей ошибки — возможно в половину одного процентного пункта. Если бы другие изменения, которые я рекомендовал, бы­ли сделаны, область дискреции радикально сузилась бы, как и доля ошибки.

Чтобы сделать правило специфическим, нам нужно: 1) опре­делить запас денег, к которому оно относится; 2) установить, ка­кой должна быть фиксированная норма прироста или как она должна определяться; 3) установить, нужно ли, и, если нужно, какое, допущение необходимо сделать для внутригодовых или сезонных изменений.

1) До этого я использовал термин «запас денег» так, как если бы он был самоочевиден. Конечно, это не так. Существует по­следовательность активов, в разной степени обладающих ка­чествами, которые мы приписываем идеальной конструкции «де­нег» и, поэтому, нет единственного пути, чтобы провести линию, отделяющую «деньги» от «почти денег»; для разных целей или в разные моменты времени может быть правильным провести эту черту в разных местах последовательности. В нашем собственном исследовании мы нашли наиболее полезной концепцию, вклю­чающую наличность, которой владеет публика, плюс скорректиро­ванные бессрочные депозиты плюс срочные депозиты в коммерче­ских банках, но исключает срочные депозиты во взаимно-сберегательных банках, доли в сберегательных и ссудных ассоциациях и подобное. Резервная система обычно использовала тер­мин «деньги» более узко, включая в него только наличность и бессрочные депозиты, а многие экономисты использовали его более широко, включая также срочные депозиты во взаимно-сберегательных банках. Я склонен поддерживать концепцию, ко­торую мы использовали, потому что она кажется несколько более тесно эмпирически связанной с доходом и другими экономиче­скими величинами, чем другие концепции, и потому, что она не требует классификации обязательств по депозитам отдельных ин­ститутов в терминах бухгалтерских категорий, которые допускают большую вариацию. Однако доказательства в пользу этой кон­цепции, несомненно, далеки от окончательных. Что более суще­ственно, я не верю в жизненную важность того, какая конкрет­ная концепция выбрана пока, первое, она по крайней мере так же широка, как наличность плюс скорректированные срочные депозиты; второе, делается определенный и ясно очерченный выбор; и, третье, выбранная норма увеличения адаптирована к концепции. Возможные кандидаты для включения имели и, ве­роятно, будут иметь разные вековые темпы прироста. Они, одна­ко, не разнятся радикально один по отношению к другому в те­чение коротких периодов, и разнились бы даже меньше, если бы некоторые из моих более ранних предложений были приняты, в частности, выплата процента на резервные остатки в Феде­ральном резерве, отмена существующего запрета на выплату процента по срочным депозитам и потолок процента по сроч­ным депозитам.

2) Норма прироста должна быть выбрана так, чтобы в сред­нем можно было ожидать, что она приблизительно будет соответ­ствовать стабильному долгосрочному уровню цен конечной про­дукции. Для только что рекомендованной концепции денег, а именно, наличности плюс все депозиты в коммерческих банках, это потребовало бы темпа прироста величиной немного больше 4% в год в среднем за последние 90 лет: немного больше 3%, чтобы учесть рост выпуска, и 1%, чтобы учесть вековое уменьше­ние в скорости, которое показывает увеличение запаса денег на единицу выпуска, который публика пожелала держать, в то время как ее реальный доход на душу рос. Судя по этим данным, при норме прироста от 3 до 5% в год можно было бы ожидать, что она будет соответствовать приблизительно стабильному уровню цен для этой, в частности, концепции денег. Так как срочные депозиты в последнее десятилетие выросли относительно бессрочных депозитов, а срочные депозиты в некоммерческих бан­ках относительно коммерческих, подходящей могла бы стать не­сколько более низкая норма прироста, если бы было принято более узкое определение денег.

Как и в случае с определением, конкретно принятая норма прироста кажется мне менее важной, чем принятие фикси­рованной нормы, только при условиях, что эта норма находится где-то в предложенных пределах и что она адаптирована к опреде­лению денег. Норма, которая окажется в некоторой степени слишком высокой, будет означать умеренный вековой рост цен, ставка которая окажется в некоторой степени слишком низкой, -умеренное вековое падение цен. Ни одно из них, как мне кажет­ся не будет серьезным. Что серьезно нарушает экономическую стабильность, - это быстрые колебания в ценах большого разме­ра а не умеренные и равномерные вековые изменения в любом направлении. Фиксированная норма прироста запаса денег почти несомненно исключит такие быстрые и размерные колебания и даст твердую основу для долгосрочного планирования части пуб­лики, хотя и не исключит умеренные циклические или вековые колебания.

Я нахожу более затруднительным вопрос обращения с внутригодовыми изменениями. Сейчас мы допускаем сезонные изменения запаса денег и имеем тенденцию уподоблять их другим сезонным колебаниям. Хотя есть критическое отличие. Сезонное изменение запаса денег - это квазиумышленный акт политики, а не продукт климатических или подобных обстоятельств. Одной из первоначальных целей Резервной системы было сократить се­зонные колебания процентных ставок. Она достигала этой цели увеличением сезонных изменений запаса денег. Я не вижу воз­ражений против сезонных изменений запаса денег, при условии, что они регулярны, так, что публика может приспособиться к ним При этом я не вижу каких-либо возражений против сезон­ных'колебаний краткосрочных процентных ставок. Несмотря на то что этот вид прикрепления имеет некоторые особые оправда­ния он отнюдь не свободен от дефектов других видов прикреп­ления Кроме того, не существует способа совершенно точно оп­ределить необходимое сезонное изменение запаса денег, чтобы элиминировать сезонное колебание процентных ставок. Фактические сезонные колебания, которые вносились в запас денег, были размерными и год от года значительно изменялись.

Заключение

<...> Это были бы значительные достижения. Но они бы не стали панацеей от экономических проблем. Деньги важны, но только, словами Джона Стюарта Милля, «как приспособление для эко­номии времени и труда»¹¹. Есть другие источники неопределен­ности и нестабильности. Несомненно, они будут продолжать соз­давать периодические колебания экономической активности и время от времени вызывать более серьезные проблемы экономи­ческого приспособления. Денежная политика это только один сегмент общей государственной политики, оставляющей в сторо­не гораздо более широкий круг частных и публичных экономиче­ских соглашений, которые влияют на ход событий. И даже если бы мы могли улучшить государственную политику в других об­ластях настолько, насколько позволило бы наше ограниченное знание и понимание, некоторая неопределенность и нестабиль­ность осталась бы. В конце концов, неопределенность и неста­бильность — это неизбежные спутники прогресса и изменений. Они только одна сторона монеты, другая сторона которой — свобода.