Джузеппе Гарибальди наблюдает за битвой при Вольтурно

Г.).

(Пьемонта) Турине король Карл-Альберт принял его весьма холодно. Король опасался массового на­родного движения. После поражения регулярной сардинской армии под Кустоццей Гарибальди начал партизанскую войну. Осенью 1848 г. он появился в Центральной Италии, пытаясь пробиться к осаж­дённой Венеции, но тут началось восстание в Риме, и полководец повернул свои отряды туда. Но и рим­ские власти, несмотря на чрезвычайную популяр­ность народного героя, не спешили доверять ему и не допустили, чтобы он полностью разбил француз­ский корпус, направленный Луи Наполеоном на по­мощь Папе, т. к. рассчитывали на примирение с Францией. В результате французы, подтянув све­жие силы, взяли Рим в июле 1849 г. При этом ге­роический неравный бой с ними вели только гари­бальдийцы... Оставалась ещё Венеция, к которой вновь начал продвигаться Гарибальди. Но силы его бойцов были истощены. Всего 200 повстанцев до­шли по горам до Сан-Марино. Спустившись к морю, разместились на лодках. Ночью последовала атака австрийцев. На берег Гарибальди вынес смертельно раненную Аниту. Смерть горячо любимой жены бы­ла для него тяжелейшим ударом.

Всё, казалось, было кончено. В августе пала Ве­неция. Ценой моря крови в Италии были восста­новлены прежние границы и порядки. Самого Гари­бальди поспешили арестовать власти Сардинского королевства, где он укрылся, но под давлением об­щественности освободили и выслали за границу.

На некоторое время Гарибальди отдаляется от политики. Он совершает новые морские плавания — в Перу, Китай, Новую Зеландию; кругосветное путешествие. В Лондоне он вновь встречается с Мадзини и итальянской революционной эмиграци­ей. Какое-то время Гарибальди надеется на объеди­нение страны с помощью дипломатической актив­ности Пьемонта, где с программой реформ высту­пил премьер граф Камилло Кавур. В союзе с Фран­цией, которой были тут же отданы Савойя и Ницца (родина Гарибальди), Пьемонт начал войну с Авст­рией за её итальянские владения.

Новый отряд Гарибальди был специально от­правлен на самый тяжёлый участок боёв. Видя, что инициатива от регулярных войск переходит к гари­бальдийцам, Кавур попытался «обезвредить» своих политических соперников. Было спровоцировано поражение войск под командованием Гарибальди (единственное!). Путём искусных интриг Сардин­ское королевство (Пьемонт) объединило под своей короной север страны, а республиканцы и люди из низов оказались не у дел.

Мадзини стремился подготовить восстание своих сторонников в Неаполитанском королевстве. Воору­жённое выступление было намечено на начало ап­реля 1860 г. на Сицилии. Гарибальди получил при­глашение возглавить экспедицию помощи повстан­цам. Долгое время с Сицилии в Геную, где собра­лась тысяча бойцов, приходили тревожные вести — восстание началось неудачно. Но вот крестьяне ста­ли захватывать помещичьи усадьбы.

«Едем!» — сказал Гарибальди. И 6 мая «Тысяча»

бойцов-гарибальдийцев на двух кораб­лях отплыла на юг. Через пять дней бойцы, одетые в красные рубашки, вы­садились в порту Марсала под оркестр и звон коло­колов. Сразу же народный вождь добился ликви­дации декретами революционного правительства наиболее тяжёлых налогов и раздачи помещичьей земли крестьянам. К «Тысяче» присоединились крестьянские отряды. 14 мая 25-тысячная армия неаполитанских Бурбонов встретилась с восставши­ми у городка Калатафими. Это была самая удиви­тельная победа Гарибальди. С лёгким оружием бой­цы врезались в части противника, крича: «Да здравствует Гарибальди!» Всё выше в гору вздыма­лось их знамя, переходя из рук в руки. Впереди был главнокомандующий. В панике противник бе­жал. При полном моральном превосходстве бойцы-гарибальдийцы вступили в Палермо. В июле вос­ставшие заняли весь остров. Почти не встречая соп­ротивления, за 18 дней Гарибальди совершил путь из Калабрии в Неаполь и триумфально вступил в южную столицу. Королевская армия капитулиро­вала, её солдаты отдавали честь победителям. На­родное ликование было небывалым. Неграмотные крестьяне и ремесленники уверовали в то, что Гари­бальди — Христос.

Поход 1860 г. способствовал необычайной попу­лярности Гарибальди в Европе. В его войска сте­кались добровольцы из разных стран — французы, немцы, поляки, венгры, русские. Адъютантом Га­рибальди был русский учёный-географ Л. И. Меч­ников.

Но, увы, будучи человеком гениального общест­венного чутья, Гарибальди не был профессиональ­ным политиком. И при первых же попытках Кавура прибрать к рукам Южную Италию он уступил. Объявив о передаче власти в Неаполе Виктору-Эм­мануилу, Гарибальди двинулся с войсками на Рим, где сохранял власть Папа, и одержал новую победу — при Вольтурно. Но в обход Рима папские вла­дения уже занимали пьемонтские войска. Властям Пьемонта вовсе не нужна была ликвидация поме­щичьего землевладения (они искали поддержки дворян Юга) и перспектива установления республи­ки. 26 сентября севернее Неаполя произошла встре­ча Гарибальди с Виктором-Эммануилом. Несколько сотен гарибальдийцев приветствовали короля. Тот пожал Гарибальди руку и объявил добровольческие войска распущенными. Напрасно Гарибальди про­сил оставить ему на год управление занятыми им территориями — король был непреклонен. Гари­бальди отправили на остров Капрера, где он ранее купил земельный участок. От титулов и наград пол­ководец отказался. Фактически это было почётной ссылкой. Провозглашение единого Итальянского королевства в марте 1861 г. прошло уже без челове­ка, который был душой объединения страны. Пло­дами его труда воспользовались другие люди, рас­чётливые, осторожные и беспринципные... «Это совсем не та Италия, за которую я боролся всю мою жизнь!» — говорил Гарибальди.

Впрочем, энергия и жажда справедливости ещё

возвращали его в «строй». В 1862 г. Га­рибальди попытался возглавить выс­тупление против Рима, был встречен пьемонтскими войсками и ранен, т. к. не хотел стре­лять в своих. Его вновь арестовали, но выпустили, потому что голос в его защиту подняли все передо­вые люди в Европе. Вылечил Гарибальди видный русский учёный-хирург Н.И. Пирогов, приехавший к нему. А потом Гарибальди командовал войсками во время новой войны с Австрией за Венецию в 1866 г. и, наконец, взял в 1870 г. Рим — этим за­вершилось объединение страны. После этого неуто­мимый ветеран освободительных движений прибы­вает во Францию и защищает от прусских войск Дижон. Он горячо поддержал Парижскую комму­ну, а его сын Менотти стал депутатом Совета ком­муны.

Последние годы жизни Гарибальди были нелёг­кими: неудачный второй брак, смерть многих со­ратников, отчуждённость от королевской Италии. Но в его скромном доме часто бывали многие при­верженцы демократических, революционных взглядов. Умер Джузеппе Гарибальди 2 июня 1882 г.

Конечно, это лишь немногое из того, что можно

рассказать о Гарибальди. Будучи самоучкой и прак­тиком, а не теоретиком освободительного движения (такую роль в Италии сыграл Мадзини), он стал, однако, одной из самых замечательных фигур в ми­ровом революционном движении конца XIX в.

Александр Герцен познакомился с Гарибальди во время его приездов в Лондон и способствовал однажды его примирению с Мадзини. Николай Доб­ролюбов был в Италии вскоре после движения 1860 г. и высоко оценил борца за объединение стра­ны. Алексей Горький, живший уже в другое время, вспоминал, как вошёл в его жизнь Гарибальди: «В первый раз я услышал это великое имя, когда мне было 13 лет. Я служил тогда кухонным мальчи­шкой на пассажирском пароходе... Кто сидя, кто стоя слушал рассказ одного пассажира: "Звали его Джузеппе, по-нашему Осип, а фамилия его была Гарибальди. Великая у него была душа. И кликнул он клич по всей стране: «Братья, свобода выше и лучше жизни! Подымайтесь все на борьбу с врагом и будем биться, пока не одолеем!» И все послуша­лись его, потому что видели, что он скорее трижды умрёт, чем поддастся. Все пошли за ним и побе­дили..."»

КАРБОНАРИИ

Лучшие драматурги — во Франции, а лучшие театры — в Италии...

Вольтер

Странное зрелище представляла собой Италия в XVIII в. С одной стороны — страна высочай­шей культуры, вековых традиций науки, об­щественной мысли, литературы; страна, бывшая школой для живописцев, скульпторов, компози­торов, музыкантов, артистов и зодчих всей Европы; страна роскошных вилл, фонтанов, карнавалов и потрясавших воображение учёных людей археоло­гических находок. С другой стороны — сохранение самой рутинной раздробленности, отсутствие са­мостоятельной политики у большинства мелких государств, зависевших сначала от Испании, а за­тем — от Австрии, стоявшая поперёк всякого сво­бодомыслия папская власть в самом центре — Ри­ме, тяжёлая отработочная система в поместьях, обилие батраков и городских нищих, разбойничьи шайки, инквизиция, шпионаж и дворцовые за­говоры. Одна лишь Венеция была относительно свободной республикой, но и ей было далеко до былого величия. При всём блеске своего искусства Италия не дала за весь «век Просвещения» ни одного крупного мыслителя европейского масшта­ба.

Положение стало меняться только после Фран­цузской революции. Гром пушек в Париже разбу­дил все страны Европы, где господствовали феодально-абсолютистские порядки. Во многих горо­дах Италии проходили демонстрации в поддержку революционного народа Франции. Появилась на­дежда, что освобождение от австрийского господ­ства и политические преобразования в Италию при­несут французские войска. Появились первые тай­ные общества, в том числе «Общество лучей» в бо­лее культурно развитой северной части страны. Сторонниками преобразований в Италии выступа­ли часть молодых дворян, буржуазия, офицерство. Наиболее решительно настроенные выступали за республиканский строй в княжествах и королевст­вах, были и сторонники якобинцев, из которых вы­двинулся Филиппо Буонаротти, приехавший затем в Париж и ставший сподвижником Гракха Бабёфа. И вот в 1795 г. войска Франции под командо­ванием генерала Наполеона Бонапарта вступили в Италию под лозунгами республики и борьбы против контрреволюционной Австрии. На севере страны была провозглашена Цизальпинская республика, в центре — Римская, на юге — Партенопейская. Ка­залось, старые режимы рухнули навсегда и в стра­не, правда, по-прежнему раздробленной, устано­вился конституционный строй. Однако с самого на­чала Наполеон стремился прежде всего подчинить Италию Франции. Он отказался от помощи мест-

ных революционеров и начал вывозить в Париж культурные ценности. «Общество лучей» было рас­пущено. Окончательно захватническая политика Бонапарта проявилась после узурпации им едино­личной власти во Франции в 1799 г. и затем — провозглашения себя императором с помощью Па­пы Римского. Пьемонт, Генуя, Тоскана, Венеция и Рим стали французскими владениями, на осталь­ной территории были образованы Итальянское и Неаполитанское королевства с приближёнными На­полеона, Богарне и Мюратом, на тронах.

Всё это определило двойственное отношение пе­редовых людей к тому, что произошло в Италии. Идеи французской революции, принесённые в стра­ну, совершили в ней внутренний сдвиг. Но фран­цузская империя грозила похоронить идею нацио­нального возрождения. Поэтому с 1805 г. в Италии начали возникать новые тайные общества, высту­павшие против наполеоновского господства, но за сохранение нового законодательства. На Севере это было «Общество адельфов» (братьев), на Юге — «Общество карбонариев» (угольщиков). Угольщи­ками называли себя члены масонского братства на юге Франции, собиравшиеся в заброшенных уголь­ных копях. Общества возникли по типу масонских лож и вначале проповедовали идеи раннего хрис­тианства, но постепенно приобрели революционный характер. Они были разбиты на секции — венты (ячейки на определённой территории). Венты под­чинялись «материнским вентам», а те — «высоким вентам». У испанских революционеров карбонарии позаимствовали катехизисы — своды правил своей деятельности. Большую привлекательность для тайных обществ Италии имела испанская консти­туция 1812 г., принятая также на волне борьбы с Наполеоном. После поражения Наполеона в России и изгнания его войск из Испании была надежда, что с Сицилии придут англичане и обеспечат неза­висимость как от Франции, так и от Австрии, под­держав конституцию, подобную испанской.

Тактикой карбонариев и адельфов стала органи­зация восстаний в армейских частях. Первое вос­стание удалось организовать в сентябре 1813 г. в Калабрии, но оно было сразу подавлено. Не увен­чались успехом и последующие разрозненные выс­тупления. Тем временем Венский конгресс вновь отдал север Италии под власть Австрии. Неаполи­танский король Мюрат, вначале заявивший о ло­яльности победителям Наполеона, во время "Ста дней" вновь выступил на его стороне. Под этим предлогом австрийцы вторглись и на юг Италии и восстановили там власть династии Бурбонов. Была восстановлена Папская область, герцогства Тоска­на, Модена, Парма и Лукка и Сардинское королев­ство, к которому присоединили бывшую республи­ку Геную. По существу были восстановлены поряд­ки XVIII в. в ещё более худшем варианте.

Тайные общества ушли в глубочайшее подполье и были строго законспирированы. Постепенно они вновь начали развёртывать свою деятельность. Все они выступали за ликвидацию иностранного при­сутствия и конституцию. Многие революционеры

стремились к объединению страны, но некоторые выступали лишь за федера­цию итальянских независимых госу­дарств. Допускалось даже сохранение в районе Ри­ма светской власти Папы. Как и раньше, нечёткой и частичной была программа улучшения положе­ния крестьян. Только «Общество высокодостойных мастеров», созданное в Алессандрии (Пьемонт) под влиянием французского утопического социализма, имело «символом веры» своей высшей венты лозунг «Пусть будут уничтожены различия» (имуществен­ные). Члены вент не должны были в это время даже знать друг о друге, получая распоряжения свыше. Наиболее значительным по-прежнему было движе­ние карбонариев на наиболее отсталом Юге, где сильнее было недовольство в народе.

Революция в январе 1820 г. в Испании, открыв­шая мятежную волну на юге Европы, вновь окры­лила карбонариев. Во главе их заговора встал Гульермо Пепе — бывший офицер Мюрата. Он готовил план восстания в Неаполитанском королевстве. В ночь на 2 июля 1820 г. было поднято 127 солдат и младших офицеров в городе Нола. Во главе восста­ния встал священник, руководитель местной венты Луиджи Миникини. Всё дальнейшее развёртыва­лось как яркое эффектное итальянское зрелище. С криками «Ура, смелее, граждане! Да здравствует свобода и конституция!» восставшие прошли по ма­леньким городам и вступили в город Авеллино при поддержке народа, увеличив свои ряды. Повстанцы заняли дорогу в Неаполь. Другие карбонарские вен­ты, предупреждённые способом древнеримских времён — огнями на вершинах гор, также подняли восстания. Неаполь был отрезан от провинции, а в ночь на 6 июля в нём выступил Пепе, за которым пошли два кавалерийских полка. Пепе соединился с отрядами у Авеллино и принял командование все­ми силами восставших. Напуганный король Ферди­нанд обещал дать в восемь дней конституцию. 9 июля повстанцы торжественно вступили в Неа­поль, и уже через четыре дня в королевстве была принята испанская конституция 1812 г. Новое пра­вительство составили выдвиженцы Мюрата. При этом не было пролито ни единой капли крови! Авст­рийский посол доносил Меттерниху: «Необходимо согласиться с тем, что конституционные идеи доми­нируют и пустили свои корни в нацию. Клир, дво­рянство, военные, буржуазия и особенно судебные служащие пропитаны ими...»

Однако после победы революции карбонарское общество превратилось в организацию, в которую вступали все, кому вздумается. Избранный к октяб­рю парламент, в котором преобладали представи­тели буржуазии, не спешил с какими-либо рефор­мами, а войска были в основном посланы на Си­цилию, где восстанием в Палермо воспользовались местные бароны, потребовавшие независимости острова. Австрийские власти призвали к интервен­ции стран «Священного союза» в Неаполь. На конг­рессе в Троппау их поддержали Россия и Пруссия. Фердинанд норовил убежать из Неаполя. В январе 1821 г. он с согласия парламента поехал на конг-

ресс в Лайбах и по пути заявил, что конституция навязана ему и он требует австрийской интервенции. И она нача­лась. В феврале австрийцы перешли реку По. Народ уже не поддерживал горячо карбонариев, не решав­ших аграрный вопрос. До прихода австрийцев Пепе попытался поднять против них Папскую область, двинулся туда, был атакован и отступил. 23 марта интервенты вступили в Неаполь. Парламент был распущен.

В это же время был составлен революционный заговор в Пьемонте. Адельфы и федералисты рас­считывали на приход к власти либерально настро­енного наследного принца Карла-Альберта. Вече­ром 11 января два студента явились в театр в крас­ных беретах и были арестованы. Начались студен­ческие волнения, которые были использованы заго­ворщиками. В Алессандрии и Турине в марте под­нятые членами тайных обществ полки водрузили над крепостями трёхцветные флаги сторонников

единства Италии. После отречения от престола ко­роля наследник присягнул испанской конститу­ции, но за его спиной придворные уже вели пере­говоры со «Священным союзом». Революционные войска были разбиты у Новары, а в Генуе само на­селение потребовало возвращения королевского гу­бернатора. ..

Повстанцы бежали из Италии.

Вскоре были раскрыты венты карбонариев в дру­гих областях Италии (читайте новеллу Стендаля «Ванина Ванини»). Многие революционеры были осуждены, некоторые — казнены. Слишком огра­ниченное, хотя и самоотверженное, движение кар­бонариев потерпело поражение. Движение Рисорджименто — за объединение и освобождение Италии — продолжали уже другие люди.

Движение карбонариев отозвалось и в России. «Ах, Боже мой, он карбонари!» — говорит в ко­медии Грибоедова «Горе от ума» Фамусов о Чацком. Это слово стало символом вольномыслия.

ПАРИЖСКАЯ КОММУНА

Парижская коммуна 1871 г. — восстание на почве голода и лишений, которые испытыва­ло население французской столицы во время франко-прусской войны 1870—1871 гг. — в марк­систской литературе традиционно рассматривается как первая в мировой истории социалистическая революция, прообраз диктатуры пролетариата.

Парижская коммуна завершила цикл револю­ций и восстаний — демократических по целям, ро­мантических по духу, которые периодически сотря­сали Францию на протяжении первой и второй тре­тей XIX в. Её вождями были люди, искренне ве­рившие в то, что ценой героических усилий можно одним махом установить на земле царство свободы и справедливости. Большей частью они считали се­бя продолжателями дела великих предшественни­ков — революционеров конца XVIII — первой по­ловины XIX в. Отсюда и названия основных партий Парижской коммуны: якобинцев (называемых так­же неоякобинцами, чтобы подчеркнуть их отличие от современников Робеспьера и Дантона) и блан­кистов (по имени социалиста Огюста Бланки).

От прежних революционных выступлений Па­рижскую коммуну отличало то, что она в большой степени была обусловлена противоречиями капита­лизма. Ей предшествовали годы беспрецедентного в истории Франции экономического подъёма и про­цветания, которые, однако, имели и теневую сто­рону. Широкое развёртывание промышленной ре­волюции, ускорение темпов индустриализации привели к обнищанию значительного слоя мелких собственников. Они шли работать на фабрики и за­воды, где условия труда оставались крайне тяжёлыми, а заработная плата — нищенской. Ведь ма­шинное производство моментально обесценивало квалификацию, опыт и способности десятков тысяч ремесленников, мануфактурных рабочих. На фаб­риках и заводах широкое распространение получи­ло использование низкооплачиваемого труда детей и женщин. Копившаяся в обездоленных массах не­нависть к эксплуататорам грозила рано или поздно вырваться наружу.

Однако, не будь франко-прусской войны, клас­совая борьба во Франции вряд ли переросла бы в кровавую гражданскую распрю.

Причиной войны между Францией и Пруссией было их соперничество за гегемонию в Центральной Европе. Франция опасалась усиления Пруссии и рассчитывала помешать объединению немецких зе­мель под её главенством. Наполеон III объявил вой­ну Пруссии 17 июля 1870 г., а уже в начале августа прусские и союзные им войска других германских государств вторглись в пределы Франции и окру­жили основные силы противника в городах Мец и Седан. 2 сентября они заставили капитулировать седанскую группировку французских войск, при которой находился Наполеон III.

Весть о пленении императора всколыхнула Па­риж. 4 сентября толпы людей заполнили улицы столицы. По их требованию Франция была провоз­глашена республикой. Власть перешла к Времен­ному правительству национальной обороны, кото­рое представляло широкий блок оппозиционных Империи политических сил — от монархистов до радикально настроенных республиканцев. Оно не помышляло о продолжении агрессивной войны и

предложило Пруссии перемирие, рассчитывая на заключение в дальнейшем почётного мира. В ответ Пруссия предъявила откровенно захватнические требования.

Республиканцы, пришед­шие к власти во Франции, счи­тали бесчестьем принять прус­ские условия. Они опасались, что на республику падёт подо­зрение в предательстве нацио­нальных интересов, тогда как ещё во время революции конца XVIII в. она заслужила репу­тацию патриотического режима в отличие, например, от монар­хии Бурбонов (1814—1830 гг.), навязанной французскому на­роду иностранными интервен­тами. Но и масштабы потерь, по­несённых Францией в этой вой­не, не оставляли надежд на ско­рую победу. 16 сентября прус­ские войска появились в ок­рестностях Парижа и спустя три дня полностью его блокиро­вали. В течение короткого вре­мени они оккупировали весь се­веро-восток Франции, а 27 ок­тября приняли капитуляцию последней крупной группиров­ки французских войск в Меце. На некоторое время Франция осталась беззащитной перед противни­ком. Лихорадочные усилия правительства по вос­созданию военной мощи принесли ощутимые ре­зультаты лишь к концу 1870 г., когда к югу от Парижа была развёрнута Луарская армия.

Оставалась возможность призвать Францию к всенародной войне за освобождение, как это сде­лали в сходной ситуации революционеры 1792 г. К этому побуждали и демократические силы — как радикальные республиканцы наподобие Гамбетты, который занимал в правительстве пост министра внутренних дел, так и социалисты, пользовавшиеся влиянием среди рабочего населения крупных горо­дов. Однако страх перед угрозой перерастания на­ционально-освободительной войны в гражданскую (что, кстати, и случилось в 1792—1793 гг.) удер­живал правительство от такого шага. Оно пришло к выводу о неотвратимости заключения мира на ус­ловиях, которые предлагала Пруссия, но ожидало для этого благоприятного момента, а пока имити­ровало национальную оборону.

Затягивание войны поставило Париж в тяжёлое положение. Его гарнизон насчитывал до полумил­лиона вооружённых людей, большей частью солдат Национальной гвардии, состоявшей из мужчин не­призывных возрастов. Плохо обученные и не особо дисциплинированные, они вряд ли смогли бы про­тивостоять регулярной армии противника в чистом поле, но, защищая дома и улицы родного города, представляли серьёзную силу. Поэтому прусские войска, в стремительном броске подступившие к