Главные идеи скептиков

Своей целью скептики имели опровержение догматов всех школ, для них знание -это то, что должно быть целиком и окончательно верно, но это невозможно, поэтому одни считали, что знание всегда ошибочно, другие, например Д.Юм, что знание может быть ошибочным. Призывая к неустанным, настойчивым поискам истины, скептики всегда стремились доказать равносильность противоположных суждений. Нет критерия истины, истина недостижима, чувства вводят нас в заблуждение, мы можем воспринимать несуще­ствующее - галлюцинации, сны, иллюзии; обманывает и разум, неспособный разрешить противоречия; предлагалось воздерживаться от высказывания «абсолютной истины» и признавать правдоподобные или вероятностные высказывания.

Античные скептики, опровергая догматы других школ, стремились не высказывать собст­венных догматических суждений, доказывали, что притязания различных философских, вообще теоретических построений на абсолютную истинность неправомерны, а истинность всех знаний ан­тичности только вероятна и относительна. Очевидно, что эти идеи достойны внимания философов всех времен. Античный скептицизм с его исследовательской, ищущей устремленностью и разочаро­ванием в результатах, если они не окончательны, не разрушает философию, но предлагает познаю­щему быть невозмутимым, воздерживаться от суждений об истине, теории, следовать опыту, обы­чаям, здравому смыслу и благоразумию; в споре с другими философскими школами, в первую оче­редь со стоицизмом, стремился преодолеть догматизм как форму некритического философствова­ния, религиозных учений, определенного типа ментальности в целом.

Скептические идеи и сомнения относительно деятельности ума развивал известный шотландский мыслитель XVIII века Д. Юм, полагавший, что всякое знание «вырождает­ся» в вероятность, поскольку существует неопределенность в самом предмете познания (первое сомнение), проявляется слабость нашей способности суждения (второе сомнение), имеется возможность ошибки при оценке достоверности (третье сомнение). «Думая об естественной погрешности своего суждения, - писал Юм в "Трактате о человеческой при­роде", - я меньше доверяю своим мнениям… если же я пойду еще дальше и буду подвер­гать анализу каждое свое суждение о собственных способностях, то результатом этого со­гласно требованию всех правил логики будет… полное исчезновение веры и очевидно­сти». Его скептицизм сочетался с крайним эмпиризмом и отрицанием онтологического значения принципа причинности. Но вместе с тем Юм не принимал идею «полного» скеп­тицизма, не соглашался, «что все недостоверно и наш рассудок ни к чему не может приме­нять никаких мерил истинности и ложности». Он исследовал, каким образом наши ум и чувства сохраняют всегда определенную степень уверенности относительно познаваемого

предмета, каким образом мы сохраняем некоторую степень веры, достаточную как для обыденной жизни, так и для философских целей. Сегодня идеи Юма оценены в новых контекстах, выясняется, что его тексты содержат высказывания, которые могут быть зна­чимы для современной философии и методологии науки, в частности, проблема аналити­ческого и синтетического, индукции, демаркации науки и метафизики, проблема «чужих сознаний» и природы человека. Исследователи, например, австралийский историк фило­софии Дж.Пассмор, стремятся выделить в юмизме и скептические и не скептические, реа­листические тенденции.

ХVII век дал скептицизму новые «виды на жизнь» за счет своей эпистемологии. Скептицизм превратился в своего рода культурную традицию, что было обусловлено воз­никновением нового философского направления - стремления рассматривать субъект и объект познания в нерасторжимой взаимозависимости: «примирение» их стало целью фи­лософии. Как мы уже отмечали, скептицизм стремится преодолеть догматизм как форму некритического философствования, религиозных учений и обыденного мышления. Такое понимание скептицизма имеет позитивный смысл, неотъемлемо от самой сути научного исследования, должно быть сохранено как одно из оснований доверия субъекту, который осознает необходимость выполнения определенных требований скептицизма. В целом скептицизм на протяжении тысячелетий прошел путь от школ, самостоятельных систем к существованию в форме идей, пронизывающих в той или иной степени большинство фи­лософских учений и отражающих стремление понять, как соотносятся разум, его сомне­ния и критическая рефлексия с убежденностью и верой в возможности человека познавать мир.

Размышляя о скептицизме, скептиках и сомневающихся, русский философ начала ХХ века И.И.Лапшин в известном труде «Философия изобретения и изобретение философии» (1922) пола­гал, что скептицизм подвергает «сомнению самую возможность философии, если под задачей фило­софии понимать прежде всего стремление привести человеческое знание к стройному единству, свободному от внутренних противоречий и согласующемуся с данными мира опыта». Если эту тен­денцию, по Лапшину, перевести на уровень личностных черт философа-скептика, то прежде всего его мышление характеризуется стремлением к разнообразию в философском познании, к концен­трированию внимания на различном, индивидуальном, текучем и одновременно неспособностью останавливаться на постоянном, устойчивом, универсальном, единообразном. Кроме того, у скепти­ка проявляется наклонность к сближению реального и нереального, сна и действительности, изме­нение «чувства реального» — ослабление к реальному и усиление к «невзаправдашнему».

Очевидно, что Лапшин противопоставляет эти тенденции, разводит их как поло­жительное и отрицательное и не предполагает, что они могут существовать в единстве в мышлении реального познающего человека, близкого самой противоречивой действи­тельности. Однако, характеризуя скептицизм в целом как «состояние духа» мыслителя, Лапшин находит для него и «добрые» слова: скептицизм благодетелен для философского развития, потому что освобождает от устаревшей традиции; указывает на все тонкости и изощрения мысли, контрастные сопоставления, «будит философскую мысль от догмати­ческой дремоты», делает «прекрасную прививку интеллектуального яда»; наконец, скеп­тицизм «носит в себе изрядную дозу великой иронии над резонерством, самомнением и тупым педантизмом догматиков». Таким образом, философ понимает, что нарисованная им благостная картина непротиворечивой философии - это лишь некий идеальный и в этом смысле искусственный образ. Реальное философское мышление, как он сам показал на материале истории философии, вбирает в себя все эти противоречия и нуждается в скептицизме как «интеллектуальной прививке» против догматизма. Знаменитый призыв Декарта «Подвергай все сомнению!» остается в силе для научного познания. Мыслящий, познающий человек обретает способность к сомнению, скепсису и самоиронии, с необхо­димостью смиряя господство веры, и это одно из фундаментальных его свойств, укреп­ляющих к нему доверие, а не разрушающих его способность познавать действительность, которая вовсе не покоится на догматической, несомневающейся позиции.

В античности существовала и другая традиция оценки когнитивных возможностей человека, но в отличие от скептицизма не получившая столь широкого распространения, поскольку в ней усматривался очевидный релятивизм, неприемлемый для рационалисти­ческого мышления. Имеются в виду идеи Протагора и его единомышленников, предшест­вовавшие скептицизму, его знаменитый тезис «человек есть мера всем вещам - существо­ванию существующих и несуществованию несуществующих» (по Диогену Лаэртскому) По существу, этот тезис противостоит скептицизму, но и своеобразно дополняет его, а се­годня обретает новое социальное и гуманистическое звучание, вызывает к жизни новые или забытые смыслы категории «субъект познания». До недавнего времени однозначно квалифицировавшийся в нашей литературе как субъективистский, этот тезис в действи­тельности содержит не понятые в полной мере реальные смыслы, имеющие непосредст­венное отношение к природе истины. Хайдеггер, еще в 30-х годах ХХ века размышляя над тезисом Протагора, непосредственно связывал его с сущностью человеческого познания. Вся история философии, в той мере в какой она обращена к познанию, - это история поис-

ка ответа на вопрос «доверять ли возможностям человека познающего?» и бесконечное выдвижение и обсуждение аргументов за и против.

Как уже отмечалось, положительный ответ на этот вопрос может быть сформули­рован в виде принципа доверия субъекту: анализ познания должен явным образом исхо­дить из живой исторической конкретности познающего субъекта и строиться на дове­рии ему как ответственно поступающему в получении истинного знания и в преодолении заблуждений. Сегодня вопрос о правомерности принятия принципа доверия субъекту на­ходит существенную поддержку не только в трудах М.М.Бахтина, но, в частности, в ос­новных положениях эволюционной теории познания (эпистемологии), где идеи скептиков и Протагора получили новый контекст.