Проблема релятивизма в современной эпистемологии

Сегодня осознается, что необходимо различать релятивность как свойство самого знания, отражающее изменчивость объекта, обстоятельств его существования и способов его интерпретации, и релятивизм как тенденцию абсолютизации релятивности знания.

Рассуждая об этом, американский философ Т.Рокмор справедливо полагает, что «иначе чем на вероятностных основаниях, невозможно знать, что идея разума соответст­вует независимому объекту». Он исходит из того, что вся традиция от Декарта к Канту терпит неудачу, и после Канта есть лишь два разумных подхода - скептицизм, борьба с которым оборачивается догматизмом, и релятивизм, утверждающий, что знание не имеет абсолютного обоснования. Со времен Платона философы считают необходимым бороться с релятивизмом, но «мало кто глубоко размышлял о его законных источниках». Ситуация усугубляется тем, что отрицательное отношение к «моральному релятивизму» как бы пе­реносится на эпистемологический релятивизм, тем самым «затемняя» правомерность и суть самой проблемы.

Известный методолог П.Фейерабенд, выступая против традиционного ограничен­ного понимания рациональности как следования системе правил, принципов, методу на­учного познания, полагал, что метод, содержащий жесткие, неизменные и абсолютно обя­зательные принципы научной деятельности, сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами научного исследования. Более того, выясняется, что сознательное или непроизвольное нарушение правил привело ко многим значительным достижениям в естествознании, например, построению теории дисперсии, квантовой теории, стереохимии, волновой теории света и другим, т.е. способствовало прогрессу науки.

Анализ истории науки показывает, что релятивность принципов и правил метода, или, по выражению Фейерабенда, «либеральная практика» привычна для науки, «разумна и абсолютно не­обходима» для ее развития. Им предложена целая программа релятивистской (по его определению анархистской) методологии, главной позицией которой является выдвижение гипотез, противоре­чащих хорошо подтвержденным теориям или хорошо обоснованным фактам, наблюдениям и экспе­риментальным результатам. Теория может превратиться в «жесткую идеологию», и тогда понятий­ный аппарат теории и эмоции, вызванные его применением, пронизывают все средства исследова­ния, результаты наблюдений также будут подтверждать данную теорию, поскольку они формули­руются в ее терминах. Создается впечатление, что истина наконец достигнута, но оказывается, что «всякий контакт с миром был утрачен, а достигнутая под видом абсолютной истины стабильность есть не что иное, как результат абсолютного конформизма».

В 70-80 годы ХХ века идеи Фейерабенда широко обсуждались и отвергались сто­ронниками традиционной методологии, но оказались близкими постмодернизму, в част-

ности, принципам плюрализма, диверсификации, многомерному образу реальности, идеям историчности и многообразия типов рациональности, которые сегодня вызывают все больший интерес.

Традиционно одной из причин, порождающих релятивизм в познании, считается некорректное решение проблемы ценностей, дихотомии «факт - оценка (ценность)», на­рушение стандартов современной науки, требующих жесткого разведения этих феноме­нов. Однако обращение к античной философии, анализ работ Декарта, Локка, Юма пока­зывает, что они не ставили явно проблему свободы науки от ценностей и не разводили жестко, как в современной науке, «факты» и «ценности», полагая, в частности, моральные нормы непосредственно включенными в научный метод. Если сегодня настойчиво утвер­ждается, что под влиянием ценностей познание «деформируется», в нем «пускает корни» релятивизм, то Кант причины ошибок и иллюзий теоретического разума видел как раз в отсутствии контроля со стороны морального (т.е. ценностного) сознания, или практиче­ского разума.

Современный американский философ Р.Д.Мастерс, опубликовавший монографическое ис­следование по проблеме эпистемологического релятивизма, отмечает, что «натуралистические цен­ности», т.е. моральные нормы, определяемые природой, влияют на все составляющие современной науки, а поскольку люди имеют глубокие психологические и социальные потребности в ценностях, то неадекватность концепции свободного от ценностей научного знания очевидна. Для большинства людей жизнь без моральных принципов и морального выбора невозможна, это «естественно для че­ловеческого мозга». Повсеместное распространение «нелинейности и хаоса» создает условия для ошибочных действий людей, к чему мы должны быть толерантными и снисходительными, одно­временно ответственно относясь к нашим собственным действиям. Преодоление ошибки противо­поставления природы и воспитания означает значимость образования как развития и совершенство­вания природного потенциала человека, поскольку выдающееся мастерство, как полагали греки, -это добродетель. Необходимы также толерантное отношение к способностям других и высокая тре­бовательность к себе. Таким образом, по существу, речь идет об особого рода критериях правильно­го и ошибочного в научном познании - общечеловеческих ценностях, которые изложены в класси­ческих трудах и священных книгах разных культур и без которых не может осуществляться совме­стная деятельность людей, в том числе деятельность ученых. Тем самым Мастерс стремится дока­зать, что ценности — это понятие, не чуждое научному знанию, в чем его убеждает философия древ­них греков, учения Гоббса, Локка, Юма, труды которых он внимательно исследует в связи со ста­новлением «внеценностной» науки, а также нейропсихология, экология поведения и математиче­ская логика. Одновременно утверждается, что необходимо предотвратить опасность постмодерниз­ма, провозглашающего релятивность всего знания, в том числе и научного, поскольку оно культур­но обусловлено, а также кризис движения в защиту традиционных моральных норм и ценностей, природу релятивности которых никто не объяснял эффективным образом.

Таким образом, исследования эпистемологического релятивизма показали, что фактически существуют различные его смыслы: во-первых, абсолютизируется сам момент релятивности как изменчивости, неустойчивости, исходящих из индивидуальных особен­ностей познающего. Именно в этом случае преобладают отрицательные оценки данного феномена как неплодотворной формы релятивизма. Во-вторых, релятивизм понимается как обязательный учет обусловленности познавательной деятельности многочисленными факторами различной природы, и в этом смысле он предстает обязательным моментом как эмпирического, так и теоретического познания. Толкования и оценки этой проблемы имеют значительный разброс: от утопического и догматического стремления «искорене­ния» всех его следов как отрицательного явления в познании до понимания неотъемлемо­сти этого феномена познания и стремления осознать многообразие форм релятивизма и оценок его роли в достижении когнитивных результатов.

Обращение к методологии гуманитарного познания, а также выдвижение на перед­ний план субъектных характеристик познания в постнеклассической науке приводят к дальнейшему изменению понимания многих эпистемологических проблем релятивизма. Именно в этом ключе различные варианты релятивизма исследовал американский фило­соф-аналитик Н.Решер, предложивший свое видение роли субъектного фактора и границ когнитивного релятивизма. Он исходит из того, что «реальная истина» одна, но множест­во исследователей в истории познания имеют различные представления о ней в зависимо­сти от времени и обстоятельств. Соответственно релятивизм как доктрина строится на признании «базисного многообразия», или потенциально изменчивых оснований (его «от­правных точек»), и «базисного равенства» всех стандартов оценивания.

Решер полагает, что в познании должны быть проявлены определенные моральные свойст­ва - необходимая скромность, если мы будем помнить, что наши стандарты далеко не совершенны и правомерно существование других критериев и перспектив, которых мы не придерживаемся. Мы должны «примириться с гносеологическими реалиями» — расхождением людей в опыте, вариациями наличной информации, неполнотой фактов, изменчивостью когнитивных ценностей, соответствен­но, - различием в верованиях, суждениях, оценках. Важно занять позицию, что значит принять на себя ответственность, не бояться «подставиться», как говорит Решер, ведь именно «релятивизм отражает достойную сожаления неготовность взять на себя интеллектуальную ответственность». Из концепции Решера следует, что «человекоразмерный» подход и есть тот рациональный путь, на ос­нове которого должна выстраиваться эпистемология, содержащая моменты релятивности в том случае, если от проблемы не «отделываются» со ссылкой на единственно верный формально­логический подход. Истина не носит абсолютного характера, она относительна и обосновывается только в контексте нашей целеполагающей деятельности. Объективность истины понимается как

инвариантность (неизменность) «наших» относительных истин. Выбор и определенность перспек­тивы, системы стандартов и критериев — непосредственный путь к истине в заданных условиях; ин­дифферентность (все альтернативы равноправны) ведет к отрицанию истины. Все это, как представ­ляется, позволяет снять отрицательные последствия релятивизма, не утратив в то же время конкрет­ной отнесенности к истине.

Однако в концепции Решера совсем не учтены такие важные факторы, как интер­субъективность, коллективность субъекта познания, диалог и коммуникация в научном сообществе, которые позволяют действительно преодолеть индивидуальное введение кри­териев и обоснование истины. Общность предметного мира, некоторых предпосылок и традиций, даже при различных стандартах, позволяет вводить конвенции, вести диалог, использовать систему аргументации, отличить истинное знание от неистинного, тем са­мым расширяя поле определенности, строгости и доказательности рассуждений, т.е. сфе­ры достоверного и рационального.

Классическая научная рациональность, требующая исключения релятивизма, по-прежнему широко представлена как традиция в современной науке. Следующие ей уче­ные часто не готовы признать историческую относительность научного знания, его соот­несенность с социальным контекстом; исходят из не адекватной реальному положению дел концепции свободного от ценностей научного знания; не осознают нелинейность и хаотичность не только социальных и культурных, но и природных явлений.

В то же время, казалось бы, чисто эпистемологическое понимание релятивизма обретает все более глубокие - философские смыслы в научном познании, в частности, при обсуждении про­блемы, не имеющей ясного и легкого решения, - применима ли концепция возможных миров к миру научного познания? ( Е.А.Мамчур). За ней стоит одна из идей постмодернизма о принципиальном многообразии миров, цивилизаций, культур, языков, хотя в большинстве естественных наук, опи­рающихся на идеалы классической рациональности, идея плюрализма по-прежнему воспринимается как нечто релятивистское и даже иррациональное. Признание множества миров означает, что нет никакого особого выделенного мира, тогда как в традиции модерна признавать, что среди множест­ва миров всегда существует один предпочтительный, тот, который «есть на самом деле». Можно ли считать, что применение концепции множества миров к научному познанию приводит к отказу от идеала объективности научного знания, поскольку признает культурный и когнитивный реляти­визм? Положительный ответ на этот вопрос основан на принципах классической рациональности, он многократно оправдан и сохраняется в науке.

Однако множественность миров, плюрализм как таковой пришел в постмодернизм из самой науки конца ХХ века, где исследуются как мир малых скоростей, так и мир, где скорость приближается к световой; мир макротел и мир микрочастиц. В таком случае нау­ка не только допускает, но даже нуждается в сосуществовании и диалоге разных типов мышления, рациональности, в том числе и классического типа. Предполагается равно-

правное и конкурирующее существование разного типа научных парадигм и теорий, воз­никших на разных логических основаниях и предпосылках. На «постнеклассическом» этапе науки плюрализм становится ее фундаментальной особенностью, что убедительно обосновывается, в частности, фактом возникновения и развития синергетики, для которой многоликость обусловлена бесконечным многообразием школ и направлений, научных теорий, моделей и подходов, вовлеченных в познание в процессе самоорганизации. Сто­ронники синергетики безусловно поддерживают идею разнообразия, свойственную науке на всех этапах ее исторической эволюции, и соглашаются с парадоксальной мыслью ка­надского философа Я.Хакинга - «идеальной целью науки является не единство, а вели­чайшая множественность».

Как отмечали известные социологи П.Бергер и Т.Лукман, «все типизации обыден­ного мышления сами являются интегральными элементами конкретно-исторического и социально-культурного жизненного мира», многообразие обыденного мышления опреде­ляет относительность знания, его соответствие конкретному социальному окружению. Именно «здесь находят свое основание проблемы релятивизма, историцизма и так назы­ваемой социологии знания». Эти авторы говорят еще об одном явлении, которое также может рассматриваться как объективно существующее основание или предпосылка ког­нитивного релятивизма и плюрализма миров. Субъект осознает мир как состоящий из множества реальностей,и познаваемые объекты представлены сознанию в составляю­щих их элементах разных сфер реальности. Прежде всего это практически «главная» ре­альность - реальность повседневной жизни, она упорядочена, систематизирована, пред­ставлена в образцах понимания и репрезентации, схемах типизации, соответствующим принятым языком. Устойчивость, нерелятивность знания в повседневности определяются именно этими специально заданными ее свойствами, конвенциональное принятие которых поддерживается интерсубъективностью, а также принятой «непроблематичностью» по­вседневного жизненного мира, который человек разделяет с другими людьми. Но рано или поздно возникают проблемы, решение которых требует выхода из этой «главной» и всеобщей реальности, обращения к другим, иным по своей природе реальностям. Это ре­альности науки, театра, игры, сновидений, мира религий, и они прежде всего требуют из­менения повседневного языка, мышления, эмоций, действия в «предлагаемых обстоятель­ствах» или выход в виртуальные реальности. Возникает задача интерпретировать сосуще­ствование этих реальностей, их вкрапление в повседневность, получить знание о них, ко­торое с необходимостью будет релятивным и тем более потому, что меняется язык описа­ния при переходе от одной реальности к другой.

Итак, очевидно, что решение проблемы релятивности знания, выявление законных источников релятивизма - это фундаментальная задача современной эпистемологии, фи­лософии познания в целом. Преодолевая крайние представления теории отражения и на­ивного реализма, следует признать, что всякое знание, которого достигает человек и ко­торым он пользуется в своей деятельности, носит принципиально релятивный характер. Это не может оцениваться отрицательно, поскольку является не только характеристикой знания, но и неотъемлемым свойством познавательной способности человека, результат которой может быть лишь относительно устойчивым, относительно истинным и постоян­ным. Фундаментальность проблемы релятивизма очевидна, различное понимание этого феномена имеет достаточно глубокие традиции и предпосылки как в культуре, социуме, так и в самой европейской философии.

ЛИТЕРАТУРА

Основная

Гуссерль Э. Логические исследования. Часть первая. Пролегомены к чистой логике // Он же. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994.

Манхейм К. Идеология и утопия // Он же. Диагноз нашего времени (Лики культуры). М., 1994.

Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002.

Мамчур Е.А. Релятивизм в трактовке научного знания и критерии научной рационально­сти // Философия науки. Вып. 5. Философия науки в поисках новых путей. М., 1999.

Рорти Р. Релятивизм: найденное и сделанное // Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М., 1997.

Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

Дополнительная

Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004.

Решер Н. Границы когнитивного релятивизма //Вопросы философии. 1995. №.4

Рокмор Т. Математика, фундаментализм и герменевтика//Вопросы философии, 1997, № 2.

Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

Вопросы для самопроверки

1 .Что такое релятивизм, его основные формы?

2.Эпистемологический релятивизм и его представители.

3.Почему релятивизм в познании стремятся преодолеть?

4.Объективные предпосылки релятивизма, невозможность его «искоренения».

5.Э.Гуссерль о релятивизме.

6.Релятивизм в социально-гуманитарном знании. К.Манхейм.

7.Релятивизм в научном познании: анализ и критика.

8.Проблема «множественности миров» в естествознании и релятивизм.

9.Релятивизм и проблема объективности знания.

.Как психологизм и историзм познания связаны с релятивизмом?

§ 3. Проблема истины в эпистемологии и философии науки

Развитие философии и методологии науки показало неоднозначность оценок ка­тегории «истина», поставило вопрос ее необходимости для анализа процессов научного познания. Истина - одна из главных категорий теории познания и эпистемологии, ме­няющая свои определения в разных контекстах. Происходящая сегодня переоценка ря­да фундаментальных понятий, прежде всего таких, как отражение, субъект, практика (как критерий истины), позволяет по-новому проблематизировать категорию истины, вырваться из пут традиционной гносеологической концепции, несущей на себе явные следы созерцательного материализма.