Конвенции в социально-гуманитарном знании

Проблема конвенциональнос^ти рассматривалась преимущественно по отношению к естественнонаучному знанию, принимаемому за научное знание в целом, и очевидно, что новые особенности конвенциональных элементов и процедур могут проявиться при исследовании природы социально-гуманитарного познания. Как и в естественных науках,

в обществознании широко представлены такие формы конвенций, как языковые, вообще знаковые системы, операциональные, измерительные приемы и единицы, логические пра­вила, когнитивные стандарты в целом. Однако в отличие от естествознания, где, напри­мер, соглашение относительно выбора единиц измерения является в большинстве случаев тривиальностью, в социальном познании принятие таких конвенций оборачивается труд­норазрешимой проблемой перевода на язык математики качественных свойств и характе­ристик.

Так, в конкретно-социологических исследованиях качественные характеристики (напри­мер, социальная принадлежность, мнения людей и т.п.) не имеют установленных эталонов измере­ния и конструируются в соответствии с природой изучаемого объекта и согласно гипотезе исследо­вания. Практические возможности измерений существенно зависят от умения исследователя найти или изобрести, обосновать надежную измерительную процедуру, добиться ее принятия научным сообществом. В частности, важнейшая процедура конструирования шкалы измерений включает конвенциональные моменты, требующие качественной классификации объектов (в рамках концеп­ции исследования), выделенных в качественном анализе свойств, выявления эмпирических индика­торов свойств объекта, поддающихся ранжированию и др. Один из важных методов конкретно-социологического исследования - контент-анализ - также нуждается в переводе качественной ин­формации «на язык счета». Конвенциональные моменты здесь существенно возрастают еще и в свя­зи с таким важным фактором, как мировоззренческие принципы, лежащие в основе отбора и вычле­нения объектов анализа.

Таким образом, творческая активность исследователя в эмпирической социологии существенно проявляется через широкое использование метода конвенций. В то же время здесь особенно наглядны как «издержки» плохо обоснованных соглашений, так и соответ­ствующие способы их предупреждения и снятия. В частности, разработаны и совершенст­вуются способы проверки процедуры измерения на надежность, которая определяется по трем критериям: обоснованности, устойчивости и точности шкалы; для измерительной процедуры сформулированы требования пригодности (система измерения должна соот­ветствовать объекту измерения, эталон и единицы измерения должны точно фиксировать свойства и признаки объекта, определенные программой исследования). Эти способы реа­лизуются в конкретном исследовании на эмпирическом материале, т.е. апробация приня­тых конвенций здесь возможна и широко применяется. В целом же следует отметить, что неопределенность и неоднозначность вводимых конвенций вызвана в значительной сте­пени отсутствием разработанного понятийного аппарата перехода от теоретических кон­структов к эмпирическому материалу.

Специфика и проблемы социально-гуманитарного познания, трудно поддающегося квантификации, введению математических методов, а также экспериментальной проверке

(т.е. процедурам, которые позволяют успешно снимать «издержки» конвенциональных моментов), особенно ярко проявляются в тех случаях, когда исследователи обращаются к компьютерному моделированию.

Так, работы ученых в области инженерной лингвистики и машинного перевода дают бога­тый материал для понимания природы гуманитарного знания, особенностей его методов, в том чис­ле конвенций, в частности в лингвистических науках. Как показал опыт инженерно-лингвистических исследований, одной из главных трудностей для языковедов было отсутствие ме­тодологического аппарата, позволявшего корректно применять фундаментальные лингвистические теории к конкретному языковому материалу в прикладных исследованиях. Невозможность осуще­ствить проверку соответствия теории реальному положению дел приводила к тому, что лингвисты, как отмечал Р.Г.Пиотровский, вынуждены были опираться сразу на несколько, часто взаимоисклю­чающих друг друга гипотез. Очевидно, что в этом случае проблема конвенции возникает как проблема выбора гипотезы (теории) и лежащего в ее основе понятия; критерием такого выбора служит в лучшем случае формальная истинность. Так, в 50-60-х годах ХХ века была предпринята попытка осуществить машинный перевод на основе концепции глубинных структур и их трансфор­маций Н.Хомского, принятой без предварительной экспериментальной проверки. Только через пят­надцать лет поисков с гигантскими затратами выяснилось, что концепция Хомского не имеет отно­шения к машинному переводу. Сходная гносеологическая ситуация сложилась в такой отрасли ин­женерной лингвистики, как автоматическое распознавание и понимание устной речи. Эта концеп­ция безоговорочно опиралась на гипотезу, согласно которой звучащая речь представляет собой на­бор дискретных единиц - фонем. Понимание фонемы как однородного звука, нечленимой единицы принималось фонетистами и акустиками на веру, без предварительной проверки. Однако неудачи в построении систем по распознаванию слитной речи показали, что данная гипотеза не отражает важ­нейших свойств звука. В конечном счете исследователи пришли к пониманию конвенциональной природы понятия фонемы и стали считать ее всего лишь более или менее удобной гносеологиче­ской гипотезой-фикцией. В практических исследованиях эта единица была заменена другими, более адекватно представлявшими объективные свойства звуковой речи.

Таким образом, очевидно, что научный поиск, в частности, в лингвистических нау­ках, невозможен без конвенционального выбора гипотезы (и соответственно понятий, единиц и методов измерения) в качестве «рабочей», поскольку отсутствует или весьма не­совершенен концептуальный и операциональный аппарат применения лингвистических теорий к эмпирическому языковому материалу и невозможна прямая (в эксперименте) проверка соответствия гипотезы положению дел. Подобная ситуация имеет место и в со­циологических исследованиях. Отсюда возникает методологическое требование, все более осознаваемое исследователями-гуманитариями: необходимы постоянный критический анализ оснований гипотез, апробация входящих в них явных или неявных конвенций, соз­нательное преодоление тенденции к возведению содержания таких соглашений в ранг объективных законов.

Конвенции в познавательной деятельности, отражая ее коммуникативный характер, могут получить статус научных понятий, гипотез, методов по существу только при кол­лективном их принятии. Как отмечал Ст.Тулмин, индивидуальная инициатива может при­вести к открытию новых истин, развитие новых понятий - это дело коллективное. Новое предложение станет достойным экспериментирования и скорейшей разработки после то­го, как будет коллективно признано заслуживающим внимания.

Известный отечественный философ науки В.Н.Порус обратил внимание на то, что при всех различиях есть нечто общее, связывающее все варианты конвенционализма. «Это — признание того факта, что конвенции заключаются отнюдь не всеобщим согласием всех участников научных по­знавательных процессов, не каждым членом научного сообщества и не всем сообществом в целом, а теми учеными, которые образуют элитную группу, формируют мнения и принципы деятельности научных сообществ. Именно эти авторитеты формулируют те ценности, следование которым пола­гается целесообразным и потому рациональным. Таким образом, расходясь в определениях этих ценностей, конвенционалисты всех типов и видов согласны в том, что принятые конвенции по сути выступают как определения рациональности, а следование этим конвенциям — как доказательство лояльности ученых по отношению к законам разума» (Порус В.Н. «Радикальный конвенционализм» К.Айдукевича и его место в дискуссиях о научной рациональности //Философия науки. Вып.2.Гносеологические и логико-методологические проблемы. М., 1996. С.75).

Констатация этих фактов выводит нас на такую проблему, как принятие и функ­ционирование конвенций в условиях профессионального согласия (консенсуса) или несо­гласия (диссенсуса). Под консенсусом понимают степень консолидации, согласованности в научном сообществе относительно когнитивных стандартов, онтологических предпосы­лок, системы ценностных ориентаций в целом. Согласие (несогласие, рассогласование) исследуется как своеобразный коммуникационный механизм в самых различных функци­ях, одна из которых - быть логическим основанием развития научного знания, что имеет значение и для понимания природы обществознания. В частности, методологический консенсус представляет собой принятие конвенций в отношении когнитивных стандартов для выбора центральной, первоочередной проблемы предпосылок ее исследования, при­емлемых теоретических подходов, методов и приемов, полезных методик.

Сама по себе высокая степень консенсуса не гарантирует результативности иссле­дования, если единодушно принятые конвенции носят тривиальный характер, находятся в стороне от коренных содержательных проблем. Следовательно, влияние консенсуса на развитие знания существенно зависит от характера самой методологии, конвенционально выбранной исследователями. В гуманитарном познании обычно предлагается множество значений и истолкований результатов эмпирических исследований, ученые проявляют

тенденцию каждый раз предлагать собственную интерпретацию наблюдений. Отсюда в целом можно ожидать довольно незначительный консенсус. Обнаруживается своеобраз­ный парадокс: при высоком уровне конвенциональности есть весьма незначительный кон­сенсус, т.е. много условно принятых и введенных понятий, определений, гипотез и т. п., но нет стабилизированного согласия относительно их понимания и интерпретации даже в рамках одной школы, направления. Это говорит о том, что следует всегда иметь в виду возможное несовпадение принятых конвенций и консенсуса - в целом о достаточно широ­ком распространении подобной ситуации, вовсе не являющейся иррациональной или не­продуктивной.

К проблеме консенсуса и диссенсуса обращался американский философ и методолог Л.Лаудан в монографии «Наука и ценности» (1984); его идеи представляются не устаревшими, но до сих пор не оцененными в отечественной литературе, несмотря на то, что их актуальность несо­мненно возрастает в связи с признанием объективной значимости плюрализма целей, ценностей, многообразия их интерпретаций. В разные периоды развития философии науки на первый план вы­ходила либо проблема объяснения высокой степени согласия, которая достигается в науке ХХ века (40-50 годы), либо загадка периодической вспышки разногласий в науке и их рационального разре­шения (60-70 годы). По-видимому, существует необходимость некой единой теории, объясняющей возникновение и взаимопереход консенсуса и диссенсуса в науке. Именно такую теорию и предла­гает Лаудан, предварительно подчеркивающий, что в гуманитарных и общественных науках расхо­ждения носят характер «эпидемии», тогда как в естествознании большая часть ученых находится в согласии, во всяком случае, относительно фундаментальных компонентов знания. Традиционно считалось, что разногласия возникают только в том случае, если свидетельства о фактах являются относительно слабыми и неполными и достаточно привлечь дополнительные доказательства или соответствующие правила и согласие будет достигнуто.

Лаудан полагает, что проблема должна рассматриваться на «пересечении между работами философов и социологов», поскольку согласие, в частности при выборе теории, складывается не только в отношении фактического, но и в отношении методологического и аксиологического мо­ментов. Кроме того, необходимо учесть, что классическое стремление рассматривать консенсус ус­ловием рациональности, а диссенсус - иррациональности подрывается целым рядом реально дейст­вующих в науке факторов. По Лаудану их четыре: научные исследования постоянно находятся в си­туации дискуссий, являющихся их неотъемлемым свойством; отношения между теориями могут определяться «тезисом о несоизмеримости»; существуют ситуации «недоопределенности теорий» эмпирическими данными; наконец, возможна успешная исследовательская деятельность в «состоя­нии диссенсуса», а ученые, имевшие высокие достижения, чаще всего нарушали установленные нормы. Из этого следует, что консенсусная модель неполна и не соответствует реальной науке, обычной характеристикой является скорее диссенсус - положение, поддерживаемое также Т.Куном.

Господствующей моделью всякого научного обоснования, по Лаудану, является иерархическая, на нижнем уровне которой обсуждается «фактическое» (фактуальный кон­сенсус), затем общепризнанные методологические правила как средства достижения це­лей науки (методологический консенсус), наконец, консенсус ценностей и целей. Послед­ний либо не осознается, либо не принимается во внимание, поскольку всегда считалось, что ценности и цели исследования у всех одни и одинаково понимаются. Эта модель «по­стулирует однонаправленную лестницу обоснований» от целей к фактическим утвержде­ниям, тогда как в реальной науке обоснование идет в любом направлении, связывая цели, методы и результаты. Лаудан убежден, что нет привилегированных уровней, аксиология, методология и фактические утверждения с неизбежностью взаимодействуют и перепле­таются. Рассмотрение в целостности всех трех уровней выражает существо «сетевой мо­дели» научной рациональности, позволяющей понять многообразие их сочетаний, лежа­щих в основе консенсуса или диссенсуса.

Сетевая модель, по Лаудану, расширяет представления о научной рациональности, не связывая ее только с консенсусом относительно цели, фактов или методов и тем более потому, что происходит постоянный «сдвиг познавательных ценностей», изменяются тео­рии и методы, соответственно применяются новые конвенции, исключаются старые, кон­сенсус и диссенсус существуют всегда, дополняя друг друга и отражая общий коммуника­тивный характер науки. Эти идеи могут стать основой для дальнейшего изучения в фило­софии науки и эпистемологии проблемы конвенциональности как следствия коммуника­тивных отношений в научном познании.

ЛИТЕРАТУРА

Основная

Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Он же. Избр. произведения. М., 1990.

Лаудан Л. Наука и ценности // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Хрестоматия. М., 1996.

Микешина Л.А. Конвенции как следствие коммуникативной природы познания // Субъект, познание, деятельность. М., 2002.

Позер Х. Правила как формы мышления. Об истине и конвенции в науках // Разум и экзи­стенция. Анализ научных и вненаучных форм мышления. СПб., 1999.

Поппер К. Логика и рост научного знания. Избр. работы. М., 1983.

Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1. Чары Платона. М., 1992.

Порус В.Н. «Радикальный конвенционализм» К.Айдукевича и его место в дискуссиях о научной рациональности // Он же. Рациональность. Наука, Культура. М., 2002.

Пуанкаре А. О науке. М., 1983.

Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977.

Ядов В.А. Социологическое исследование (методология, программа, методы). М., 1972.

Дополнительная

Вебер М. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке // Он же. Избр. произведения. М., 1990.

Дюгем П. Физическая теория, ее цель и строение. СПб., 1910.

Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959.

Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978.

Пиотровский Р.Г. Лингвистические уроки машинного перевода // Вопросы языкознания. 1985. № 4.

Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984.

Вопросы для самопроверки

1 .Какова роль коммуникаций в познании?

2.Социальная природа познавательных конвенций.

3.К.Поппер о конвенциональной природе норм и правил в науке.

4.Почему принятие конвенций связано с моральной ответственностью?

5.А.Пуанкаре о природе конвенций в естествознании.

6.Какую функцию выполняют конвенции в естественных и искусственных языках?

7.М.Вебер о роли соглашений в социологии.

8.Вычлените и назовите базовые конвенции в познании.

9.Место конвенций в методах конкретно-социологических исследований.

.Как понимать взаимодействие консенсуса и диссенсуса в науке?