Определенную роль в экономике начинают играть товарно-денежные отношения.

Крепостное хозяйство, втягиваясь в им же порожденный рынок, все более качественно видоизменялось.

До тех пор, пока оно носило натуральный характер, потребности помещиков были в основном ограничены тем, что производилось на их полях, огородах, скотных дворах и т.д. В этих условиях производительность поместья и, естественно, эксплуатация крестьян имели определенные, довольно четко обозначенные пределы.

Когда же появилась реальная возможность превратить производимую продукцию в товар и получить деньги, потребности поместного дворянства начинают расти неудержимо.

Помещики спешат перестроить свое хозяйство таким образом, чтобы максимально повысить его продуктивность, причем пытаются достичь этого традиционными, крепостническими методами. У подавляющего большинства из них не было ни средств, ни желания идти на обременительные эксперименты: закупать технику, переходить к новым системам землепользования и т.п. Зато помещики владели крепостными, эксплуатация которых не ограничивалась никакими нормами. Естественно, что хозяйственное переустройство пошло в русле последовательного усиления этой эксплуатации.

В черноземных районах, дававших прекрасные по тем временам урожаи зерновых, усиление эксплуатации выразилось, прежде всего:

- в расширении барской,

- запашки за счет крестьянских наделов и

- увеличения барщины — крестьянской работы на помещика.

В первой половине XIX в. обычным явлением для этого региона была шестидневная барщина в страду.

Для обработки же своих все уменьшающихся наделов крестьянам оставались воскресенья, дни церковных праздников и ночи.

Не говоря уже о том, что подобное положение во все большей степени разжигало ненависть крепостных к своим хозяевам, оно в корне подрывало крестьянское хозяйство.

Ведь крестьянин обрабатывал помещичью землю, используя свой инвентарь и свою скотину, да и сам он представлял ценность как работник постольку, поскольку был более или менее сыт, силен, здоров.

Упадок его хозяйства бумерангом бил по хозяйству помещичьему. В результате после заметного подъема на рубеже XVIII-XIX вв. помещичье хозяйство постепенно попадает в полосу длительного и, по существу, безысходного в данных условиях застоя.

Некоторые помещики черноземной зоны пытались выйти из создавшегося положения, переводя крепостных на месячину: крестьян вообще лишали их собственного хозяйства, выдавая им месячное содержание натуральным продуктом. Барская запашка, таким образом, целиком пожирала крестьянские наделы, помещик заводил свой рабочий скот и инвентарь, а крестьянин, по сути, превращался в пашенного холопа, т.е. раба. Хотя такая практика, означавшая возврат к давно изжитым отношениям, не получила широкого распространения, она свидетельствовала о глубоком кризисе господствующей системы хозяйства.

Помещики нечерноземного региона также попали в сложную ситуацию.

Вследствие истощения и без того небогатых почв продукция поместий приносила здесь все меньшую прибыль.

Поэтому помещики склонны были не столько расширять, сколько сворачивать свое хозяйство.

Усиление же эксплуатации крестьян выразилось, прежде всего, в постоянном повышении денежного оброка.

Причем нередко этот оброк устанавливался выше реальной доходности земли, отведенной крестьянину в пользование; помещик рассчитывал, прежде всего, на посторонние, не земледельческие заработки своих крепостных: за счет промыслов, «отходничества» — работы на фабриках, мануфактурах, в различных сферах городского хозяйства.

Расчеты эти были вполне оправданны: в этом регионе в первой половине XIX в. растут города, складывается фабричное производство нового типа, которое широко применяет вольнонаемную рабочую силу.

Приложение 66 к теме 4.1. Схема «Социально-экономическое и политическое развитие России в первой половине XIX века».

Но попытки крепостников использовать эти условия для того, чтобы повысить доходность хозяйства, приводили, по сути, к его саморазрушению: увеличивая денежный оброк, помещики неизбежно отрывали крестьян от земли, превращая их отчасти в ремесленников, отчасти в вольнонаемных рабочих.

Однако у него не было внутренних стимулов для развития, для технического прогресса:

- количество и качество продукции детально регламентировалось сверху;

- установленному объему производства строго соответствовало число приписанных крестьян.

Крепостная промышленность была обречена на застой; это стало особенно очевидным после того, как в Западной Европе в 60-80-х годах XVIII в. произошел промышленный переворот, и производство стало развиваться семимильными шагами.

В российской же промышленности переворот начался лишь накануне отмены крепостного права, в 1840-х годах, а по-настоящему проявил себя лишь в пореформенное время.

Однако уже в первой половине XIX в. в России появляются предприятия совсем иного типа: не связанные с государством, они работают на рынок, производя товар для свободной продажи и используя вольнонаемный труд:

Крепостное право препятствовало и формированию кадрового пролетариата, необходимого для нормального развития промышленности: ведь рабочие на этих предприятиях и юридически и по сути своей оставались крестьянами, стремившимися, как правило, заработав на оброк, вернуться в деревню.

Рост производства затруднялся и относительно узким рынком сбыта, расширение которого, в свою очередь, было ограничено крепостным строем.

Таким образом, в первой половине XIX в. традиционная система экономики уже явно тормозила развитие производства и препятствовала становлению в нем новых отношений.

Что касается крепостного поместного хозяйства, то при всей своей бесперспективности оно сохраняло относительную рентабельность и в глазах подавляющего большинства помещиков оставалось не только предпочтительным, но и единственно возможным.

В промышленности необходимость перемен ощущалась явственней. В первой половине XIX в. со стороны владельцев предприятий крепостного типа постоянно раздавались жалобы и просьбы в адрес правительства, свидетельствовавшие о том, что вести дело на старых основаниях становилось все сложнее.