ВВЕДЕНИЕ 29 страница

Глава XXI

§ 1. ТЕРРИТОРИЯ, НАСЕЛЕНИЕ И ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА

К началу XIX в. Россия представляла собой огромную континентальную
страну, занимавшую обширную площадь Восточной Европы, Северной Азии и
часть Северной Америки (Аляску и Алеутские острова). За первую половину
XIX в. ее территория увеличилась с 16 до 18 млн. кв. км за счет
присоединения Финляндии, Царства Польского, Бессарабии, Кавказа,
Закавказья и Казахстана.
По данным 1-й ревизии (1719), в России насчитывалось 15,6 млн.
человек обоего пола, по 5-й (1795) — 37,4 млн., а по 10-й (1857) — 59,3
млн. (без Финляндии и Царства Польского). Естественный прирост населения в
первой половине XIX в. составлял около 1% в год, а средняя
продолжительность жизни — 27,3 года, что вообще было характерно, как
показывают зарубежные демографические расчеты, для «стран доиндустриальной
Европы». Низкие показатели продолжительности жизни обусловливались высокой
детской смертностью и периодическими эпидемиями. Более 9/10 населения
России проживало в сельской местности. По переписи 1811 г., городское
население насчитывало 2765 тыс. человек, а по переписи 1863 г. — 6105
тыс., т. е. за полвека оно увеличилось в 2,2 раза, но удельный вес его по
отношению ко всему населению возрос за это время незначительно — с 6,5 до
8%. Численность самих городов за полвека возросла с 630 до 1032. Однако
среди них преобладали небольшие города: в начале XIX в. из 630 городов 500
насчитывали менее 5 тыс. каждый и только 19 — свыше 20 тыс. жителей. Такое
соотношение между мелкими и крупными городами практически сохранялось и к
началу 60-х годов XIX в. Самыми крупными городами являлись обе «столицы» —
Петербург и Москва. Численность Петербурга за первую половину XIX в.
возросла с 336 до 540 тыс., а Москвы — с 275 до 462 тыс. человек. Многие
города представляли собой фактически большие села, жители которых
занимались земледелием на отведенных городам землях, отчасти торговлей и
мелкими промыслами. В это время официальное разделение поселений на города
и села производилось по административному признаку. Поэтому было немало
крупных торгово-промышленных селений, которые по характеру занятий жителей
и даже по внешнему виду были настоящими городами (как, например, крупное
фабричное село Иваново, которое по числу жителей превосходило даже
губернский город Владимир). Такими промышленными селами были Павлово,
Кимры, Городец, Вичуга, Мстёра. Однако они продолжали оставаться на
положении сел, ибо в большинстве своем принадлежали крупным
помещикам-магнатам — Шереметевым, Паниным, Голицыным, Юсуповым,
Воронцовым. Право помещиков на владение такими селами тормозило процесс
городообразования. Так, село Иваново получило статус города лишь в
1871 г., когда оно окончательно освободилось от всех своих обязательств по
отношению к его бывшему владельцу графу Шереметеву.
В административном отношении европейская часть России делилась на 47
губерний и 5 областей (Астраханская, Таврическая, Кавказская, земля Войска
Донского и земля Войска Черноморского). В дальнейшем численность губерний
увеличилась за счет деления некоторых из них и присоединения новых
территорий. Области Астраханская и Таврическая получили статус губерний.
Сибирь по административному делению 1822 г. была разделена на Тобольскую,
Томскую, Омскую, Иркутскую, Енисейскую губернии и Якутскую область. В 50-х
годах XIX в. образованы еще Камчатская, Забайкальская, Приморская и
Амурская области.
К середине XIX в. вся Россия состояла из 69 губерний и областей,
каждая из которых подразделялась на уезды (на Украине и в Белоруссии —
поветы). В среднем на губернию приходилось по 10 — 12 уездов. Каждый уезд
состоял из двух станов во главе со становыми приставами. Некоторые группы
губерний были объединены в генерал-губернаторства и наместничества. В
европейской части России в генерал-губернаторства были объединены три
литовские (Виленская, Ковенская и Гродненская) губернии с центром в Вильне
и три — Правобережной Украины (Киевская, Подольская и Волынская) с центром
в Киеве. Закавказские губернии составляли Кавказское наместничество.
Генерал-губернаторство Сибири в 1822 г. было разделено на два —
Восточно-Сибирское с центром в Иркутске и Западно-Сибирское с центром в
Тобольске. Статус генерал-губернаторств имели столичные губернии —
Московская и Петербургская. На юге России в начале XIX в. были образованы
5 градоначальств (административно-территориальные единицы, включавшие
города и прилегающие к ним территории) в Одессе, Таганроге, Феодосии,
Керчи, Измаиле. Они выделялись из губерний и подчинялись непосредственно
Министерству внутренних дел, управлялись градоначальниками с правами
губернатора.
Для феодального общества характерно деление его на сословия —
социальные группы, обладающие разными правами и обязанностями,
закрепленными обычаями или законами и, как правило, передающимися по
наследству.
Сословный строй России первой половины XIX в. получил свое
оформление, как уже было сказано ранее, еще в начале XVIII в., когда
окончательно утвердилось и деление населения на привилегированные и
податные сословия.
Высшим привилегированным сословием являлось дворянство. В законе
говорилось: «Дворянство — ограда престола, важнейшее орудие правительства.
Для него отверсты в отечестве нашем все пути чести и заслуг». Дворянство
состояло из двух категорий — «дворянства потомственного» и «дворянства
личного». Потомственное дворянство передавалось по наследству и
приобреталось «по рождению» (по происхождению), «по выслуге» (начиная с
8-го класса по Табели о рангах Петра I), «монаршей милостью» (царским
пожалованием за какие-либо заслуги) и «пожалованием российского ордена»
(дававшим право на получение дворянского достоинства). Статус российского
потомственного дворянства получили (точнее, сохранили) дворяне
присоединенных к России Финляндии, Польши, Закавказья. Личное дворянство
приобреталось путем выслуги с 12-го ранга на гражданской и 14-го на
военной службе.
Потомственные дворяне обладали исключительным правом владения
крепостными крестьянами, неприкосновенностью дворянского достоинства,
освобождением от обязательной службы, от подушной подати и прочих
повинностей (натуральных и денежных), освобождением от телесных наказаний
(«телесное наказание да не коснется благородного»), преимуществом при
чинопроизводстве, при получении образования (причем специально для дворян
в закрытых учебных заведениях), монопольным правом на наиболее доходные
промышленные производства (например, монополия на винокурение), правом
иметь свои дворянские корпоративные учреждения (уездные и губернские
дворянские выборные органы), наконец, правом поступать на службу к союзным
с Россией государствам, получать ордена, свободный выезд за границу.
Личные дворяне обладали привилегиями дворян потомственных, кроме права
владения крепостными крестьянами.
Петровская Табель о рангах, дававшая возможность приобретать
потомственное или личное дворянство путем выслуги, способствовала притоку
в дворянство представителей других сословий. К 1825 г. таких дворян в
составе российского дворянства было уже 54%.
Личные дворяне жили в основном за счет жалованья за военную и
гражданскую службу. Этими же источниками дохода пользовались многие
потомственные дворяне, среди которых не все были помещиками. По данным
ревизии 1833 г., из 127 тыс. семей потомственных дворян крепостными
крестьянами владели 109 тыс. Большинство их (76 тыс., или 70% к поместному
дворянству) относилось к числу мелкопоместных, т. е. владевших каждый
менее 21 д. м. п. крестьян. Крупных помещиков, владевших каждый свыше 1
тыс. д. м. п., насчитывалось 3,7 тыс. (или 3%), но у них находилось в
общей сложности 5120 тыс. д. м. п. крепостных крестьян, т. е. более
половины их общего числа. Среди этих помещиков выделялись такие крупные
магнаты, как Шереметевы, Юсуповы, Воронцовы, Гагарины, Голицыны, владевшие
каждый десятками тысяч крепостных крестьян и сотнями тысяч десятин земли.
К середине XIX в. во всей Российской империи (включая Польшу, Финляндию и
Закавказье) числилось 887 тыс. дворян обоего пола, из них 610 тыс.
потомственных и 277 тыс. личных.
Привилегированным сословием являлось духовенство, освобожденное от
всех податей, рекрутской повинности и от телесных наказаний (более
подробные сведения о положении духовенства см. в главе XXVI).
При Петре I оформился сословный статус купечества, которое
первоначально состояло из двух гильдий, а с 1775 г. — трех гильдий.
Купечество освобождалось от подушной подати (вместо нее платило в казну
гильдейский взнос в размере 1% с объявленного им капитала) и телесных
наказаний, а купцы 1-й и 2-й гильдий также освобождались и от рекрутчины.
Сословный статус купца всецело зависел от его имущественного состояния: в
случае разорения и банкротства он утрачивал свой статус. По данным
Министерства финансов, численность купцов за 1801 — 1851 гг. возросла со
125 до 180 тыс. д. м. п.
В 1832 г. была образована новая привилегированная сословная
категория — почетные граждане двух степеней (потомственных и личных),
которым предоставлялись привилегии: освобождение от рекрутчины, телесных
наказаний, от подушной подати и других государственных повинностей. В
категорию почетных граждан, чье звание передавалось по наследству,
попадали купцы первой гильдии, ученые, художники, дети личных дворян и
духовенства, имевшего образовательный ценз. В личные почетные граждане
попадали чиновники до 12-го ранга и дети духовенства, не имевшего
образовательного ценза.
Основную массу непривилегированных (податных) сословий составляли
крестьяне трех основных категорий: государственные (или казенные),
владельческие (помещичьи) и удельные (принадлежавшие царской фамилии).
Помещичьи крестьяне были самой многочисленной категорией. Перед
отменой крепостного права их насчитывалось 23,1 млн. человек обоего пола,
в том числе 1467 тыс. дворовых и 543 тыс. приписанных к частным заводам и
фабрикам. Удельный вес крепостных крестьян составлял в то время 37% ко
всему населению империи. Основная масса крепостных крестьян проживала в
центральных губерниях, а также в Литве, Белоруссии и на Украине, где они
составляли от 50 до 70% населения. Совсем не было крепостных крестьян в
Архангельской губернии, а в Сибири их насчитывалось всего 4,3 тыс. чел., в
основном дворовых. Крепостные крестьяне фактически находились в полной
зависимости от владельцев, которые могли сдавать их без очереди в рекруты,
ссылать в Сибирь, наказывать («без увечья»), отнять у них все их
достояние, а самих крестьян продавать, дарить, закладывать в кредитные
учреждения, передавать по наследству. Словом, крепостное право в России
превратилось в вещное право и достигло такого развития, что мало чем
отличалось от рабства.
Положение государственных крестьян было несколько лучше, чем
помещичьих. Они принадлежали казне и назывались «свободными сельскими
обывателями». В составе государственных крестьян находились и однодворцы —
потомки служилых людей, размещенных главным образом в Курской, Орловской и
Воронежской губерниях, где находились охраняемые ими засечные черты. Уже
при Петре I на них наложили подушную подать и заставляли отбывать
рекрутскую повинность, а при Николае I у них отобрали принадлежавшие им 23
тыс. д. м. п. крепостных крестьян, но своими земельными участками они
продолжали владеть на правах собственности. Всех категорий государственных
крестьян по 10-й ревизии (1857) насчитывалось около 19 млн. человек обоего
пола. Основная масса государственных крестьян была сосредоточена в
северных и центральных губерниях России, на Левобережной и Степной
Украине, в Поволжье и Приуралье. Помимо подушной подати государственные
крестьяне платили еще и денежный оброк в казну. Ранее их могли путем
«пожалований» перевести в разряд помещичьих. Александр I хотя и прекратил
с 1801 г. практику раздачи казенных крестьян в частные руки, но не оградил
от других форм закрепощения: перевода в военные поселяне, передачи в
удельное ведомство. В Литве, Белоруссии и на Правобережной Украине сотни
тысяч государственных крестьян были сданы в аренду. Арендаторы широко
практиковали в своих имениях барщину и эксплуатировали этих крестьян не
менее жестоко, чем помещики своих крепостных.
«Промежуточное» положение между государственными и владельческими
занимали удельные крестьяне. Это бывшие дворцовые крестьяне, которые с
1797 г. получили название удельных, когда был создан для управления ими
Департамент уделов. С 1800 по 1858 г. численность удельных крестьян
возросла с 467 тыс. до 838 тыс. д. м. п. «Удельные крестьяне, — говорилось
в законе, — находятся в том же отношении к императорской фамилии, как
помещичьи к помещикам». Помимо уплаты подушной подати, отбывания
рекрутчины и других государственных повинностей, удельные крестьяне
платили также оброк в пользу императорской фамилии за предоставленные им в
пользование наделы.
Другим податным сословием были мещане — лично свободное (бывшее
посадское) население городов, обязанное платить подушную подать, отбывать
рекрутчину и прочие денежные и натуральные повинности. Сам термин «мещане»
официально был принят в 1775 г. и произошел от польского слова «място»
(город). В 1811 г. мещан числилось 703 тыс., а в 1858 г. — 1890 тыс.
обоего пола. Не все принадлежавшие к этому сословию жили в городе.
Выкупившиеся на волю крестьяне, желавшие перейти в сословие мещан,
обязывались приписаться к какому-либо уездному городу, но обычно они
продолжали проживать в своем прежнем селении.
Существенное место в социально-сословной структуре населения России
занимали казачество и разночинцы. Казачество составляло военизированную
категорию, в которой все мужское население в возрасте с 18 до 50 лет
считалось военнообязанным, составляя иррегулярную конницу. Несение военной
службы освобождало казачество от рекрутчины, подушной подати и других
повинностей. По закону каждая «ревизская душа» (м. п.) получала надел в
размере 30 десятин. Однако эта норма, особенно в старых, более густо
заселенных казачьих округах, не соблюдалась. В первой половине XIX в.
казачество состояло из Донского, Черноморского, Терского, Оренбургского,
Уральского и Сибирского войсковых округов.
Термин «разночинец» появился в начале XVIII в. Тогда к таковым
относили «разных чинов» людей, составляющих особую служилую группу
населения, лично свободную, но не принадлежавшую ни к податным, ни к
привилегированным сословиям. В первой половине XIX в. разночинец — это в
первую очередь образованный интеллигент, выходец из мещанства,
духовенства, деятель науки, литературы и искусства. К середине XIX в.
разночинцев в России насчитывалось 24 тыс. человек м. п. Отметим, что не
все разночинцы — «деятели передового общественного движения». Подавляющая
их часть верно служила престолу.

§ 2. КРИЗИС КРЕПОСТНИЧЕСТВА

В первой половине XIX в. Россия продолжала оставаться преимущественно
аграрной страной с экстенсивным характером развития земледелия. С 1802 по
1860 г. посевная площадь возросла с 38 до 58 млн. десятин (на 53%), а
валовые сборы хлебов — со 155 до 220 млн. четвертей (на 42%, в одной
четверти насчитывалось от 7 до 10 пудов). Если учесть и естественный
прирост населения, то в расчете на 1 душу количество производимых хлебов
оставалось почти на одном уровне.
Господствующей системой земледелия было традиционное трехполье —
яровые, озимые, пар. В северных губерниях страны при обилии лесных угодий
и недостатке пахотных земель существовала подсечно-огневая система
земледелия в соединении с трехпольем. Трудоемкость работ при подсеке
вознаграждалась высокой урожайностью без внесения удобрений в течение 3 —
6 лет: она была в 7 раз выше, чем на обычных землях. Затем по мере
истощения отведенного под подсеку участка он использовался для сенокоса, а
позже снова запускался под лес. В южных степных районах с обширными
земельными пространствами и относительно редким населением применялась
залежно-переложная система, когда земля в течение нескольких лет подряд
использовалась под пашню без внесения удобрений, а затем «запускалась» под
залежь на 15 — 20 лет.
Среди сельскохозяйственных культур преобладали «серые» хлеба: рожь,
ячмень, овес. В центрально-черноземных губерниях, в Среднем Поволжье и в
южной степной полосе значительный удельный вес составляли посевы пшеницы,
которая в большей своей части шла на продажу. С 40-х годов XIX в. в
центральных губерниях расширяются посевы картофеля, а в южных — посевы
сахарной свеклы, использовавшейся на сахарных заводах.
Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось животноводство. Оно
носило преимущественно «натуральный» характер, т. е. скот разводился
главным образом «для домашнего употребления», а не на продажу. Товарное
животноводство имело место в Ярославской, Костромской, Тверской,
Вологодской и Новгородской губерниях.
В первой половине XIX в. расширяются посевы технических культур
(льна, конопли, табака и пр.), вводится плодосменная система с
травосеянием, заменяющая традиционное трехполье. Внедряются технически
более совершенные сельскохозяйственные орудия и механизмы — молотилки,
веялки, сеялки, жатки. Некоторые нередко конструировали
крестьяне-самоучки. Государство через общества сельского хозяйства,
устройство выставок, издание агрономической литературы поощряло введение
этих новшеств.
Применялся и наемный труд в земледелии. По данным статистики 50-х
годов XIX в., на сельскохозяйственные работы уходило 700 тыс. человек,
преимущественно в южную степь, в Заволжье, частью в Прибалтику.
Расширялись аренда и покупка земли крестьянами. К середине XIX в.
среди государственных крестьян насчитывалось 268 тыс. земельных
собственников, в среднем на каждого приходилось по 4 дес. купленной земли.
Помещичьими крестьянами только в девяти центральных губерниях было
приобретено (на имя помещиков) до 270 тыс. десятин. Около 140 тыс. десятин
купленной земли принадлежало 17 тысячам удельных крестьян.
В конце XVIII — начале XIX в. формируются очаги торгового земледелия:
в степной части юга России и в Заволжье складываются районы зернового
хозяйства и тонкорунного овцеводства, в Крыму и в Закавказье — центры
виноградарства и шелководства, в нечерноземных губерниях — районы
торгового льноводства, коноплеводства, хмелеводства, а около крупных
городов и промышленных центров — торговое огородничество. Крупным центром
торгового огородничества являлся Ростовский уезд Ярославской губернии.
Пойменные земли около озера Неро вблизи Ростова стали «колыбелью русского
огородничества». В Богородском и Бронницком уездах Московской губернии
возник район торгового хмелеводства, охватывавший 142 селения. В 40-х
годах XIX в. здесь выращивалось до 10 тыс. ц. хмеля, значительная часть
которого шла на экспорт. В Московской, Ярославской, Тверской и
Нижегородской губерниях возникли центры торгового луководства,
табаководства, птицеводства и мясо-молочного хозяйства. Однако удельный
вес предпринимательского сельского хозяйства был тогда еще невелик.
Помещичье хозяйство, втягиваясь в товарно-денежные отношения,
постепенно теряло свой натуральный характер. С этим было связано и
изменение форм феодальной ренты, наметившееся еще в предшествующее время.
В центрально-промышленных губерниях накануне отмены крепостного права на
оброке находилось 67% помещичьих крестьян, а в губерниях с развитым
промысловым отходом (Ярославской и Костромской) на оброк было переведено
80 — 90% крестьян. Наоборот, в земледельческих центрально-черноземных,
средне- и нижневолжских губерниях, производивших товарную продукцию, до
80 — 90% находилось на барщине. В целом же за первую половину XIX в.
удельный вес барщинных крестьян увеличился с 56 до 71%. Расширение барщины
было обусловлено, с одной стороны, ростом производства в помещичьем
хозяйстве хлеба на продажу, с другой — еще недостаточным промышленным
развитием страны, ее аграрным характером.
Дальнейшее расширение барщинной формы эксплуатации крестьянства в
дореформенной России вполне совмещалось с возникновением кризисных явлений
в крепостном хозяйстве, что нашло свое выражение в неуклонном падении
производительности барщинного труда. По мере превращения крестьянского
хозяйства из натурального в мелкотоварное крестьянин, борясь за наиболее
благоприятные условия своего хозяйствования, все сильнее тяготился
господской работой и откровенно саботировал ее. Помещики постоянно
жаловались на «лень» и «нерадение» мужика. Конечно, при трудолюбии
русского крестьянина «лень» и «нерадение» он проявлял не к своей, а к
господской, подневольной работе. Наиболее дальновидные помещики видели
отрицательные стороны подневольного труда, более высокую
производительность труда наемного. Но осознание этого еще отнюдь не
означало их желания, да и возможности, заменить крепостной труд наемным.
На данном этапе, когда рынок рабочей силы был еще узок и наем требовал от
помещика значительных затрат, все еще было выгоднее использовать даровой
крепостной труд, чем заменить его дорогостоящим наемным.
Помещики изыскивают средства интенсификации барщины: вводят систему
«брат на брата» (когда в семье одна половина работников всецело занята на
барщине, а другая полностью освобождена от нее), «урочную» систему (т. е.
определенные нормы дневной выработки на барщине — «урок»), иногда
практикуют частичную оплату барщинных работ или переводят крестьян на
«месячину», когда крестьянам, лишенным земельных наделов и обязанным все
рабочее время находиться на барщине, выдается плата натурой в виде
месячного продовольственного пайка, а также одежда, обувь, необходимая
утварь, при этом помещичье поле обрабатывается господским инвентарем.
Однако все эти меры интенсификации барщины не могли возместить
возраставшие потери от падения производительности барщинного труда.
Серьезные трудности в предреформенные десятилетия переживали и
оброчные помещичьи имения. Распространение с конца XVIII в. в
нечерноземных губерниях крестьянских неземледельческих промыслов, которые
вначале, еще при недостаточном их развитии, оплачивались сравнительно
сносно, явилось определяющим фактором перевода крестьян на оброк и
стремительного роста его размеров. Возросли тогда и доходы оброчных
помещичьих имений. Это было время возведения роскошных помещичьих усадеб.
Однако дальнейшее развитие этих промыслов, породившее конкурентную борьбу
между ремесленниками, а также рост фабричной промышленности, подорвавшей
многие традиционные крестьянские промыслы, привели к сокращению заработков
крестьян, что отразилось на их платежеспособности, а следовательно, и
доходности помещичьих имений. Дальнейший нажим помещиков на крестьян еще
более подрывал платежные возможности оброчной деревни. С 20-х годов XIX в.
повсеместно растут недоимки по уплате крестьянами оброка, превышающие в
два-три и более раз годовые оброчные оклады.
Некоторые помещики стремятся повысить доходность своих имений,
применяя новые методы ведения сельского хозяйства: вводят многопольный
севооборот, приглашают из-за границы специалистов-фермеров, выписывают
дорогостоящие сельскохозяйственные машины, удобрения, новые сорта семян,
улучшенные породы скота и пр. Но это было по плечу только богатым
помещикам. Бум «рационализаторства» приходится на 20 — 30-е годы XIX в.,
когда проявился кризис крепостного хозяйства и «рационализация» его была
одной из попыток преодолеть этот кризис. Однако рационализаторские опыты
терпели неудачу и еще более разоряли помещиков-«новаторов». Даже
прославившееся своими достижениями калужское имение помещика Полторацкого
Авчурино, куда другие помещики ездили знакомиться с новыми методами
ведения хозяйства, не окупало себя и могло существовать как опытное только
потому, что у его владельца были другие имения, работавшие на Авчурино. Но
и это «показательное» хозяйство, по словам одного из современников,
«исчезло как блестящий феномен в сельскохозяйственном мире, оставив по
себе грустные развалины напрасно затраченных трудов и капитала». Попытка
помещиков ввести новую агротехнику при сохранении старых, феодальных основ
была бесперспективной. Для крестьян это выливалось в усиление феодальной
эксплуатации, что обостряло социальные отношения в деревне.
Показателем кризисного состояния помещичьего хозяйства в
предреформенные десятилетия явился и рост задолженности помещичьих имений.
Еще в конце XVIII в. помещики стали влезать в долги, закладывая свои
«крепостные души» в кредитных учреждениях. К началу XIX в. в залоге
находилось не более 5% крепостных крестьян, к 30-м годам — уже 42%, а к
1859 г. — 65%. Основная масса помещиков тратила полученные ссуды
непроизводительно. К моменту отмены крепостного права долги помещиков
государственным кредитным учреждениям составили свыше 425 млн. руб. Они в
два раза превысили годовой доход в государственном бюджете.
Кризис помещичьего хозяйства во второй четверти XIX в. в России
выражался в том, что дальнейшее его развитие на крепостной основе
становилось уже невозможным. Кризис феодализма в России не следует
рассматривать как проявление упадка и регресса. Регрессировало и приходило
в упадок помещичье хозяйство, базировавшееся на крепостном труде. В целом
же и в экономике, и в социальных отношениях несомненны были важные
прогрессивные сдвиги, но они происходили на базе не крепостного, а
мелкотоварного и капиталистического производства. Чем сильнее разлагалась
феодально-крепостническая система хозяйства, тем больше условий
создавалось для развития новых производственных отношений. В этом смысле
разложение и кризис феодализма следует признать явлением не только
закономерным, но и прогрессивным.

§ 3. НАЧАЛО ПРОМЫШЛЕННОГО ПЕРЕВОРОТА

Новый, капиталистический способ производства формировался прежде
всего в промышленности. Для России первой половины XIX в. было характерно
широкое распространение мелкой, преимущественно крестьянской,
промышленности. В сфере обрабатывающей промышленности, изготавливавшей
главным образом предметы массового потребления, мелкие крестьянские
промыслы по объему продукции в стоимостном выражении занимали
господствующее положение. В 50-х годах XIX в. на долю мелких крестьянских
промыслов приходилось 4/5 обрабатывающей промышленности.
Многие традиционные крестьянские промыслы, имевшие многовековую
историю (ткачество, обработка кож, изготовление домашней утвари, посуды,
несложных орудий крестьянского труда, дерево- и металлообрабатывающие),
стали интенсивно развиваться в конце XVIII — первой половине XIX в., что
обусловливалось ростом общественного разделения труда, углублением
хозяйственной специализации отдельных регионов страны и усилением обмена
между ними. Крестьянское хозяйство все более утрачивало свой натуральный
характер и укрепляло связи с рынком: если раньше предметы домашнего
обихода крестьянин изготовлял в своем хозяйстве, то теперь он их стал
приобретать на рынке. Возникли и новые виды промыслов: шелкоткачество,
изготовление галунов и позументов, орденских лент, кружевное дело во
многих селениях Подмосковья, ювелирное дело в селах Красном и Сидоровском
Костромской губернии, литографирование лубочных картин в известном
владимирском центре иконописания — слободе Мстёра.
Наиболее широкое распространение мелкая крестьянская промышленность
получила в центрально-промышленных губерниях России — Московской,
Владимирской, Калужской, Костромской, Ярославской, Тверской и
Нижегородской, где крестьяне сочетали занятие земледелием с какими-нибудь
промысловыми, как местными, так и отхожими. Существовало немало селений и
целых промысловых округов, в которых эти занятия играли главную роль в
крестьянском хозяйстве, а в крупных торгово-промышленных селах земледелием
практически вообще не занимались. В данный период сложилась и промышленная
география центрального района России. Такие известные промысловые селения,
как Иваново и Тейково Владимирской губернии, Павлово, Ворсма, Богородское,
Мурашкино и Городец Нижегородской, Вичуга, Середа, Сидоровское и Красное
Костромской, Великое Ярославской, Кимры Тверской, Улома Новгородской,
превращались в центры текстильной, ювелирной, металлообрабатывающей и
деревообрабатывающей промышленности, формируя вокруг себя промысловые
округа. Впоследствии некоторые из них стали центрами крупной фабричной
промышленности, в основном текстильной. Характерно, что крестьянские
промыслы, равно как и торговое земледелие, возникли главным образом в
помещичьей, а не в относительно «свободной» государственной деревне. Все
названные здесь торгово-промышленные селения принадлежали крупным
помещикам, привилегии и влияние которых обеспечивали их крестьянам защиту
от вмешательства государства и своеобразное «покровительство» в промыслах,
чего была лишена государственная деревня. Таким образом, феодальный
иммунитет служил защитой для крестьянского предпринимательства.
Мелкая крестьянская промышленность являлось базой для становления
крупного капиталистического производства в форме мануфактуры:
накапливались у посредников-скупщиков (выходцев из той же крестьянской
среды) капиталы в результате скупки и перепродажи изделий крестьянских
промыслов, готовились кадры обученных рабочих-надомников для мануфактурной
промышленности. Из мелких товаропроизводителей-кустарей выделялись
представители будущей промышленной буржуазии. Династии известных
фабрикантов — Морозовых, Гучковых, Гарелиных, Гандуриных, Рябушинских —
вышли из крепостных крестьян-кустарей.
Развитие крестьянской промышленности преобразовывало экономический
облик деревни и сам быт крестьянина. В промысловых селах интенсивнее шли
процессы социального расслоения крестьянства — выделение, с одной стороны,
предпринимателей, а с другой — работавших у них по найму односельчан.
Крестьяне все более отвлекались от земледелия на промысловые занятия. Об
этом свидетельствовал их массовый уход на заработки. В 1826 г. в целом по
стране только по долгосрочным паспортам (на срок от полугода до трех лет)
уходило 756 тыс. человек, а в середине XIX в. — уже 1,3 млн. Но еще
большее число крестьян уходило на заработки по краткосрочным билетам,
выдававшимся на срок до четырех месяцев. Промысловый отход служил важным
фактором в складывании рынка рабочей силы для промышленности.
Крупная промышленность в первой половине XIX в. в России росла за
счет распространения капиталистической мануфактуры, возникавшей на базе
мелкой промышленности. Количество предприятий в обрабатывающей
промышленности России увеличилось за 1799 — 1825 гг. с 2094 до 5261, а к
1860 г. — до 15 338. В среднем на одно предприятие приходилось по 40
рабочих, хотя некоторые мануфактуры насчитывали сотни и даже тысячи
человек. Удельный вес наемных рабочих возрос с 1799 по 1860 г. с 41 до
82%.
Несмотря на рост удельного веса наемного труда, крепостной труд на
предприятиях обрабатывающей промышленности вырос в 2,5 раза. Особенно
показателен рост числа крепостных рабочих на вотчинных мануфактурах — с
14,7 тыс. до 91 тыс. (в 6 раз). Впрочем, на вотчинных предприятиях
применялся и наемный труд на работах, требовавших высокой квалификации.
Вотчинная мануфактура проявила способность к адаптации в новых условиях,
вызванных изменениями в экономике страны.
Вотчинные мануфактуры основывались в первую очередь там, где
существовала возможность использования бесплатных ресурсов собственных
имений (сельскохозяйственное сырье, лес, руда и пр.). Помещик в силу
менявшейся конъюнктуры мог сокращать производство, сажая своих крепостных
рабочих на землю. Кроме того, действовала система покровительственных мер
правительства, стремившегося поддержать помещичье предпринимательство:
предоставление дешевого кредита и выгодных заказов казны. В вотчинных
мануфактурах практиковалась частичная денежная оплата крепостным рабочим
(помимо оплаты натурой, предоставления усадьбы и сенокосов).
Горнодобывающая промышленность базировалась преимущественно на
принудительном труде как вотчинных, так и посессионных рабочих. В этой
сфере промышленности накануне отмены крепостного права было занято более
540 тыс. д. м. п. В конце XVIII — начале XIX в. значительная часть
выплавляемого в России металла шла на экспорт (главным образом, в Англию).
Быстрый рост английской металлургической промышленности и падение в связи
с этим экспорта металла из России сказались и на резком снижении темпов
роста русской металлургии.
В целом же в России в первой половине XIX в. промышленное развитие
существенно опережало сельскохозяйственное. Рост промышленности в
значительной степени стимулировался и тем, что в то время не было кризиса
перепроизводства, ибо потребности рынка превышали возможности
промышленности.
Первая треть XIX в. характеризуется дальнейшим ростом
капиталистической мануфактуры, а вторая треть — началом перехода от
мануфактуры к фабрике. Этот переход связан с промышленным переворотом,
воздействующим на техническую (применение системы машин) и социальную
(формирование промышленного пролетариата и промышленной буржуазии) сферы.
Обе эти сферы находились в процессе постоянного взаимодействия. Начальная
фаза промышленного переворота характеризуется созданием
материально-технической базы, завершающая — глубокими изменениями в
социальных отношениях.
Большинство историков и экономистов относит начало промышленного
переворота в России примерно к рубежу 30 — 40-х годов XIX в., а завершение
его к рубежу 80 — 90-х годов. Раньше всего этот процесс начался в
текстильной промышленности (в первую очередь, хлопчатобумажной), позднее —
в горнодобывающей. В связи с переходом к машинной технике
производительность труда к середине 50-х годов XIX в., по сравнению с
началом века, выросла в 3 раза, и на долю промышленного производства
приходилось уже свыше 2/3 продукции крупной промышленности.
Важным показателем развития капиталистических отношений являлось
формирование новых социальных групп — наемных рабочих и буржуазии. Однако
наемные рабочие начала XIX в. существенно отличались от пролетариата конца
века. Они были представлены преимущественно помещичьими и государственными
крестьянами, ушедшими на оброк, но находившимися в феодальной зависимости
и связанными с сельским хозяйством. Такие рабочие подвергались двойной
эксплуатации — феодальной (со стороны своего помещика) и капиталистической
(со стороны нанявшего его предпринимателя). Помещик в любое время мог
вернуть отпущенного на фабрику крестьянина в деревню, посадить его на
барщину, перевести в дворовые. Не мог свободно распоряжаться собой и
государственный крестьянин, прикрепленный к своему наделу и связанный с
общиной. В заработную плату такого рабочего входила оплата не только его
прожиточного минимума, но и феодальных повинностей, что удорожало
стоимость наемного труда.
Буржуазия тогда также отличалась от буржуазии капиталистической
эпохи: в ее составе преобладала торговая буржуазия, представленная
гильдейским купечеством и «торгующими крестьянами», получавшими
специальные свидетельства («билеты») на право торговли. Формирование
промышленной буржуазии в России шло двумя путями: либо купец становился
мануфактуристом и фабрикантом, вкладывавшим свой капитал в промышленное
предпринимательство, либо мануфактурист и фабрикант вырастал из среды
мелких товаропроизводителей, главным образом из среды разбогатевшего
промыслового крестьянина. Характерным для того времени было соединение
торгового капитала с промышленным: купец, став мануфактуристом и
фабрикантом, не прекращал своей торговой деятельности, а вышедший из
кустарей крупный промышленник обычно соединял промышленное
предпринимательство с торговым делом. Нередко предприниматель являлся по
своему положению крепостным крестьянином, и на него так же давила
крепостная зависимость, как и на работавших у него по найму помещичьих
крестьян. Крепостная зависимость и сословная неравноправность таких
разбогатевших крестьян-фабрикантов сильно сковывала их
торгово-промышленную деятельность. Поэтому они, как и в XVIII в.,
продолжали идти на большие материальные жертвы, чтобы выкупиться на волю,
приписаться в сословия либо мещан, либо купцов.
Известный фабрикант Савва Морозов выкупился на волю у своего помещика
Рюмина в 20-х годах XIX в. за 16 тыс. руб., а несколько десятков
фабрикантов с. Иванова заплатили графу Шереметеву за свою свободу свыше 1
млн. руб., при этом за помещиком осталась вся ранее купленная ими
недвижимость — фабрики, леса, земли, которые помещик оставлял им уже в
пользование за высокую арендную плату. Далеко не всегда помещики
соглашались отпускать на волю своих крепостных-фабрикантов даже за большой
выкуп, ибо они платили им высокие оброки. Например, владелец крупной
шелкоткацкой фабрики в селе Щелкове под Москвой Иван Кондрашев вплоть до
реформы 1861 г. оставался крепостным князей Голицыных.