ВВЕДЕНИЕ 8 страница

§ 3. ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ В XIII — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XV в.

Важную роль в отечественной истории сыграло Великое княжество
Литовское. Литовские племена в Прибалтике — жемайты (жмудь), аукштайты,
ятвяги, курши и т. д. — позже, чем восточные славяне, перешли к классовому
обществу. Но во второй половине XII в. у них уже наблюдаются союзы князей,
бывших еще, видимо, племенными вождями. Князья возглавляют первые набеги
на Русь. Однако Литовское государство создалось только в XIII в. Его
основателем был Миндовг (Миндаугас), который впервые упоминается в русских
летописях в 1219 г.
Миндовг объединил под своей властью литовские земли в кровавой борьбе
с остальными князьями. Волынский летописец сообщает, что он «нача избивати
братью свою и сыновце (т. е. племянников) свои, и другие выгна из земли и
нача княжити один во всей земле Литовской». Его называют даже
«самодержцем». Миндовг поддерживал союз с Александром Невским и с галицким
князем Даниилом Романовичем, за которого выдал замуж свою дочь.
Литовцы в это время были еще язычниками, за право христианизации
Литвы соперничали православие (Русь) и католицизм (Польша и Тевтонский
орден). Миндовг было принял католичество (1251), но это было лишь его
ловким политическим маневром. Через несколько лет он вернулся в язычество
и продолжил успешную борьбу с Тевтонским орденом за независимость Литвы.
В 1263 г. Миндовг погиб в результате заговора враждебных ему князей.
В Литве начались междоусобия. Отдельным князьям (Тройдену, Войшелку)
удавалось лишь временно укрепить княжескую власть. Их преемник Витень
(1293 — 1315) в союзе с галицкими князьями одерживал победы над Тевтонским
орденом. Расцвет Великого княжества Литовского (с этого времени оно так
называется) наступил при брате Витеня — Гедимине (1316 — 1341).
С самого начала в состав Великого княжества Литовского входили не
только литовские, но и русские земли. Уже Миндовгу была подчинена Черная
Русь — земли в бассейне Немана вокруг Гродно. При его наследниках
количество русских земель, подвластных великим князьям литовским,
значительно возросло. Особенно большие территории Руси оказались в Великом
княжестве Литовском при Гедимине. В его руках были Минск, Туров, Витебск,
Пинск. В Полоцкой земле сидели на княжении литовские князья. Влияние
Гедимина распространялось также на Киевскую, Галицкую и Волынскую земли.
При преемниках Гедимина — Ольгерде (Альгирдасе), Кейстуте (Кейстутисе),
Витовте — еще больше русских и будущих белорусских и украинских земель
входит в Великое княжество. Собственно этнографическая Литва составляла
около одной десятой части этого обширного государства.
Способы присоединения этих земель были различны. Конечно, имел место
и прямой захват, но нередко русские князья признавали добровольно власть
литовских князей, а местное боярство призывало их, заключая с ними
соглашения — «ряды». Причиной тому были неблагоприятные внешнеполитические
условия. С одной стороны, русским землям угрожала агрессия немецких
рыцарских орденов, с другой — ордынское иго. Феодальная раздробленность и
княжеские междоусобия в Северо-Восточной Руси делали ее бессильной помочь
западным и юго-западным частям страны. Поэтому русские феодалы искали у
Великого княжества Литовского защиты от внешней угрозы, тем более что
литовские князья не были вассалами Орды, и тем самым ордынское иго не
распространялось на его территорию.
Включению русских земель в состав Великого княжества Литовского
способствовали также многосторонние и давние связи литовских племен с
Русью, особенно укрепившиеся в XIV в. Показателем их служат и браки
литовских князей. Так, одна из дочерей Гедимина была замужем за тверским
князем, его сын Ольгерд был дважды женат на русских княжнах, мужьями же
его двух дочерей были суздальский и серпуховской князья.
Русские земли в составе Великого княжества Литовского, более
многочисленные, чем литовские, и стоявшие на более высокой ступени
развития, оказали существенное влияние на характер социальных отношений и
культуру этого государства. Феодальная знать Великого княжества, за
исключением князей, состояла в основном не из литовцев, а из русских. Это
объяснялось в том числе и тем, что в Литве долго сохранялось подчиненное
непосредственно великому князю свободное крестьянство, а местный
феодальный класс был численно крайне невелик. Поэтому русские князья и
бояре в Великом княжестве Литовском участвовали в решении политических
вопросов, в дипломатических переговорах.
Вслед за русской знатью русское право вошло в литовское
законодательство. Русская Правда была действующим сводом законов на
территории Великого княжества Литовского и послужила одним из источников
для Судебника великого князя Казимира (1468). Русский язык в его западном
варианте — так называемая «русская мова» — стал государственным языком
Великого княжества Литовского, языком образованной части литовского
общества. Он послужил основой для формирования в дальнейшем украинского и
белорусского языков. По своим функциям этот язык сравним с латинским
языком в Западной Европе.
Наследниками Гедимина в результате междоусобной борьбы стали его
сыновья Ольгерд, получивший восточную часть Литвы с большинством русских
земель, и Кейстут, владевший западной частью государства. Старшим считался
Ольгерд, даже называвший себя королем. Он захватил Волынь, Черниговскую и
Брянскую земли, одновременно воевал с немецкими рыцарями. После его смерти
(1377) начались новые усобицы. Кейстут в 1381 г. отобрал было
великокняжеский престол у сына Ольгерда — Ягайла (Йогайла), но вскоре
Ягайло вернул себе великокняжескую власть, а затем заманил Кейстута для
переговоров и убил. Борьбу продолжил сын Кейстута — Витовт.
Междоусобицы ослабляли силы Литовского государства, приводили к
усилению опасности со стороны Тевтонского ордена, угрожавшего не только
Литве, но и Польше. В кругах польских феодалов созрел план объединения
двух государств, что создавало бы возможности как для совместного отпора
ордену, так и для захвата Польшей украинских земель и подчинения ей всего
Великого княжества Литовского. Польско-Литовская уния отвечала интересам и
литовских феодалов, надеявшихся на помощь Польши для успешной борьбы
против ордена. В 1385 г. в селении Крево (в 80 км юго-восточнее Вильнюса)
уния была заключена. Ягайло принял католичество с именем Владислава и
женился на наследнице польского престола юной королеве Ядвиге, став
одновременно королем польским и великим князем литовским. Христианство в
католическом варианте было объявлено государственной религией Великого
княжества Литовского.
Однако Витовт не подчинился унии и возглавил борьбу за независимость
Литвы. Он заключил союз с Московским княжеством, выдав свою дочь замуж за
московского великого князя Василия Дмитриевича. В 1392 г. Витовту удалось
добиться признания независимости: он стал наместником Ягайла в Великом
княжестве Литовском, а через некоторое время начал и себя именовать
великим князем.
Прекращение усобиц положительно сказалось на отпоре ордену. А это
было необходимо: рыцари вели наступление на литовские и польские земли,
захватили литовскую Жемайтию и польскую Добржинскую землю. В 1409 г.
началась так называемая Великая война королевства Польского и Великого
княжества Литовского против Тевтонского ордена. Решающая битва произошла
15 июля 1410 г. возле селения Грюнвальд в Северной Польше. С двух сторон в
сражении участвовало около 60 тыс. человек. Польскую часть войска
возглавлял Владислав-Ягайло, осуществлявший и общее командование.
Предводителем литовско-русских войск был Витовт. В состав его рати входили
и смоленские полки, сыгравшие важную роль в битве. Силы ордена были
разгромлены, большинство рыцарей либо погибли, либо попали в плен. В числе
убитых был и великий магистр фон Юнгинген. Вслед за тем соединенные
польско-литовские войска взяли целый ряд замков, принадлежавших ордену, и
захваченных рыцарями городов, в том числе Гданьск, Торунь, Кенигсберг.
В 1411 г. возле Торуня (Польша) был подписан договор, по которому
орден был вынужден отказаться от Жемайтии и Добржинской земли, а также
уплатить большую контрибуцию. Победа под Грюнвальдом остановила дальнейшую
агрессию ордена на территории Польши и Литвы.
Грюнвальдская битва привела к усилению позиций Великого княжества
Литовского. В 1413 г. в местечке Городло (Восточная Польша) была заключена
новая, Городельская уния, согласно которой закреплялась независимость
Великого княжества Литовского. Теперь требовалось лишь взаимное согласие
литовских и польских феодалов при выборе как польского короля, так и
великого князя литовского. Впрочем, в последующий период не раз польский
королевский и литовский великокняжеский престолы объединялись в руках
одного монарха. Эта уния была личной, а не государственной: Польша и
Великое княжество Литовское продолжали существовать как отдельные
государства.
Вместе с тем Городельская уния распространила католичество и на
западную часть Литвы — Жемайтию, сделав его государственной религией всего
Великого княжества Литовского. Феодалы-католики получили определенные
привилегии. Принятие католичества вело к полонизации. Таким образом, в
конечном счете Городельская уния создала условия для наступления Польши на
земли Великого княжества Литовского. Попытка Витовта добиться полной
самостоятельности Великого княжества Литовского и принять королевский
титул оказалась неудачной из-за сопротивления Польши. Вскоре умер и сам
Витовт (1430). Польше в конце концов удалось добиться перехода под свою
власть части украинских земель — Западного Подолья.
Мы видели, как непросто складывались отношения Великого княжества
Литовского с Северо-Восточными княжествами. Связано это с тем, что, вобрав
в себя культуру, право, литературу Древней Руси, включив в свой состав
Западные и Юго-Западные древнерусские земли, Литовское княжество стало
претендовать на то, чтобы стать центром объединения русских земель. С 70-х
годов XIV в. Литовское княжество вело борьбу на два фронта — против
Тевтонского ордена и Москвы — и в иные периоды даже заключала союзы с
крестоносцами ради достижения успеха в борьбе против русских князей. В
1368 — 1372 гг. князь Ольгерд трижды ходил походами на московское
княжество, открыв эпоху так называемой литовщины. Не отказался от попыток
остановить рост могущества Москвы и князь Витовт. В 1404 г. к Литовскому
княжеству был присоединен Смоленск. Однако к этому времени Москва упрочила
свои позиции в объединении Северо-Восточной Руси. После Куликовской битвы
она стала центром освободительного движения. Кроме того, в Литовском
княжестве все большее распространение получали католичество и католическая
культура, что, конечно, мешало литовским князьям претендовать на роль
наследников земель, некогда входивших в состав Древнерусского
православного государства.
Основное население Великого княжества Литовского составляли
крестьяне-земледельцы, находившиеся в феодальной зависимости. Уже в XV в.
возникают зачатки крепостнических отношений. Так, крестьяне делились на
похожих, т. е. имевших право уходить от феодала в определенный срок, и
непохожих, т. е. прикрепленных к земле, фактически крепостных.
Существенным этапом развития крепостничества в Великом княжестве Литовском
был привилей (жалованная грамота) Казимира IV (1447), согласно которому
крестьяне не имели права переходить из владений частных лиц в
великокняжеские имения, а из великокняжеских имений — на земли бояр.
Значительную часть зависимого населения составляла челядь, холопы, в том
числе сидевшие на земле.
Господствующий класс имел сложную структуру. Высшее положение в
феодальной иерархии занимали князья, владевшие огромными вотчинами, а
часто и княжествами. За ними шли наиболее крупные, но нетитулованные
феодалы — паны. Следующий слой составляли бояре, на которых в XV в. все
чаще переходит польское название шляхты. Шляхтой называли и земян,
которые, так же как и бояре, ходили на войну, владели наследственными
«отчинами», но были менее аристократичны по происхождению и владели
меньшими имениями. Аналогичные категории феодалов — своеземцы и земцы —
известны на Руси, в Новгородской и Псковской землях. Городские жители —
мещане несли определенные военные повинности и также имели право владеть
населенными имениями. Таким образом, некоторые мещане по своему
социальному статусу оказывались феодалами.
Верховным главой класса феодалов и правителем государства был великий
князь, носивший титул господаря (т. е. государя), а иногда даже
самодержца. В действительности же власть великого князя была значительно
ограничена советом крупных феодалов (Паны-рада). До середины XV в. в
состав Рады входили и русские (будущие украинские и белорусские) феодалы,
однако со второй половины XV в. Паны-рада состоит только из католиков.
Многие земли управлялись отдельными князьями, большей частью из числа
потомков Гедимина, но иногда и Рюриковичами. В Смоленской и
Чернигово-Северской землях сохраняли власть местные наследственные
князья — Вяземские, Воротынские, Одоевские, Мосальские, Мезецкие,
Барятинские и т. д. В большинстве они были православными. Городами и
землями управляли наместники и воеводы, получавшие, как и на Руси, «корм»
и судебные пошлины. Они бывали иной раз достаточно независимыми от
центральной власти. Вместе с тем Великое княжество Литовское не знало
феодальной раздробленности, так как образовалось в результате объединения
уже раздробленных русских княжеств с литовскими землями. Управление
сельским населением находилось в руках выборных из волостных и городских
общин. В выборных органах участвовали и мещане, и представители крестьян.
Этническая неоднородность и слабая централизация Великого княжества
Литовского способствовали сохранению значительной автономии вошедших в
него русских земель. Часть этих земель, лежащих в верховьях Оки, Дона и
Днепра, по мере возрастания могущества Москвы стремилась перейти из
Литовского княжества в Русское государство. Одновременно в славянских
землях, оставшихся в составе Литвы, идет процесс становления украинской и
белорусской народностей. Процесс этот, однако, был осложнен тем, что
власть здесь принадлежала литовцам и полякам, а господствующей культурой
была культура католическая, которую с середины XV в. стала активно
перенимать местная знать. Окатоличивание, а затем и полонизация феодалов
приводит к ухудшению положения низов, столкнувшихся с религиозным и
национальным гнетом. В итоге растет патриотическое сознание низов и той
части феодалов, которые не утратили связи с православной религией и
культурой. Память о единстве восточнославянских народов рождает стремление
к объединению с Русским государством и делает русско-литовские, а позднее
русско-польские отношения одними из центральных в отечественной истории.

§ 4. РУСЬ В КОНЦЕ XIV — СЕРЕДИНЕ XV в. ФЕОДАЛЬНАЯ ВОЙНА

Наследник Дмитрия Донского Василий I Дмитриевич (1389 — 1425) успешно
продолжат политику своего отца. В 1392 г. ему удалось присоединить
Нижегородское княжество: Василий купил в Орде ярлык на него, а местные
бояре во главе с Василием Румянцем поддержали московского великого князя —
они воспользовались случаем перейти на сторону более сильного. Впрочем,
местные князья сохранили власть над территорией Суздальского княжества и,
возможно, Городецкого. Василий Дмитриевич сумел также присоединить
Муромское и Тарусское княжества.
Однако на рубеже XIV — XV вв. осложнились отношения Руси с Ордой. В
70-х гг. XIV в. один из мелких среднеазиатских правителей Тимур (в
европейской транскрипции — Тамерлан) начал завоевание Средней Азии, а на
рубеже 80 — 90-х годов подчинил себе Золотую Орду и разгромил хана
Тохтамыша.
В ходе войны с Золотой Ордой Тимур появился и в пределах Руси: в
1395 г. он дошел до Ельца и разграбил его. Навстречу ему вышли русские
войска во главе с Василием I. Однако битва не состоялась: Тимур после
двухнедельной остановки повернул назад. Люди средневековья приписывали
избавление от страшной опасности чуду, сотворенному иконой Богородицы,
Разумеется, дело было в другом: Тимур, для которого в это время главной
задачей было покорение именно Золотой Орды, не был готов к затяжной и
изнурительной войне с основными силами Руси.
Свержение Тохтамыша и последовавшие за этим смуты и ослабление Орды
позволили Руси явочным порядком отказаться от посылки дани и поездок в
Орду за ярлыками. Однако в 1399 г. фактическим главой Орды стал эмир
Едигей. Укрепив свою власть, он решил добиться от Руси восстановления
зависимости. Поход Едигея (1408) оказался неожиданностью для Василия I: он
не успел собрать рать. Ордынские войска сожгли множество городов, в том
числе Нижний Новгород, Ростов, Дмитров, Серпухов, разорили села, а вокруг
Москвы «вся поплени и пусто сотвори». Лишь Москву, героически
оборонявшуюся, Едигею не удалось взять. Получив денежный выкуп, он,
напуганный известиями об угрожавших ему смутах в Орде, ушел восвояси.
Однако ордынское иго было вновь восстановлено.
К концу княжения Василия Дмитриевича еще более возросла власть
великого князя московско-владимирского. По размерам принадлежащей ему
территории он неизмеримо превосходил всех остальных князей. Те князья,
которые сохраняли пока свой суверенитет, за редким исключением, вынуждены
были повиноваться ему. Некоторые князья перешли на положение
великокняжеских слуг, получали назначения воеводами и наместниками, хотя и
сохраняли в полном объеме княжеские права в своих землях. Таких феодалов
(князья Стародубские, Оболенские, Белозерские) называли служилыми или
служебными князьями. Постепенно перестраивается вся система управления,
превращаясь из местной, московской, в общерусскую. Появляются
административно-территориальные единицы — уезды, бывшие самостоятельные
княжества. Управляют уездами великокняжеские наместники. Московский князь
реально руководил всеми вооруженными силами страны, а в дипломатических
сношениях — с Ордой и с Великим княжеством Литовским — он выступает от
имени всей земли.
Процесс политического объединения русских земель и превращения
великого княжества Московско-Владимирского в единое государство замедлила
продолжавшаяся около 30 лет феодальная война второй четверти XV в. Поводом
для нее был династический конфликт между князьями Московского дома. После
смерти Василия I претендентами на великокняжеский престол выступали его
десятилетний сын Василий и энергичный младший брат Юрий Дмитриевич. На
Руси издавна существовали два принципа престолонаследия: родовой (от брата
к брату) и семейный (от отца к сыну). Однако было неясно, какой из них
существовал в Московском княжестве; до сих пор князья либо умирали без
мужского потомства (естественно, наследовали младшие братья), либо
переживали братьев, и никто не соперничал с их сыновьями.
По завещанию Дмитрия Донского после смерти Василия великокняжеский
престол должен был перейти к Юрию, но не было оговорено, что этот порядок
сохранится и после рождения у Василия сына.
Силы претендентов были, казалось, неравными. Юрий, владевший
подмосковным Звенигородом и Галичем в Костромской земле, был известен как
храбрый воин, строитель крепостей, храмов и монастырей. Сам великий князь
Василий 1 не очень верил, что его сыну удастся сесть на великокняжеский
престол, уж в очень осторожной форме он предусматривал эту возможность в
завещании: «А дасть бог сыну моему великое княженье, ино и яз сына своего
благословляю».
Однако в действительности перед Юрием стояла нелегкая задача. Василий
Дмитриевич назначил опекуном своего сына могущественного великого князя
литовского Витовта, на дочери которого Софье был женат. Софья Витовтовна
стала фактической правительницей при малолетнем сыне, за ней стояла
поддержка отца. Юрию было не по силам вести войну с Витовтом, поэтому он в
1428 г. признал своего 13-летнего племянника «братом старейшим» и великим
князем. Но в 1430 г. умер Витовт, и Юрий получил свободу действий. В
1433 г. он внезапно напал на Москву, разбив войска Василия II, занял
великокняжеский престол, а Василию дал в удел Коломну. Но из столицы в
удельную Коломну к юному князю-неудачнику один за другим потянулись
московские бояре и «слуги вольные». Юрий был удельным князем в течение 40
лет и за это время обзавелся своими боярами, которым, естественно, больше
доверял. Московские бояре опасались, что пришельцы оттеснят их на задний
план. Но править без опоры на московское боярство было невозможно. Юрий
покинул Москву. На следующий год он возобновил войну, разбил Василия и
снова стал великим князем, но через два с половиной месяца, 5 июня
1434 г., умер. Младшие сыновья Юрия Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный
признали Василия Васильевича великим князем: его права на престол были
неоспоримы. Но старший их брат Василий Косой не сложил оружия. Через
некоторое время клан сыновей Юрия возглавил Дмитрий Шемяка. В ходе войны
было много неожиданных и трагических поворотов. Применялось варварское
средство расправы с противником — ослепление. Дважды его использовал
Василий Васильевич: сначала приказал выколоть глаза боярину Ивану
Дмитриевичу Всеволожскому, переметнувшемуся на сторону Юрия Дмитриевича;
затем такая же судьба постигла попавшего в плен Василия Косого. Но и
Василий Васильевич не избежал этой участи. В 1445 г. казанский хан
Улу-Мухаммед совершил набег на Русь. Василий II потерпел поражение и попал
в плен, власть захватил Шемяка. Но Василий Васильевич, мастер закулисных
комбинаций, обещал хану выплатить огромный выкуп и с ханским ярлыком
вернулся в Москву. Шемяка не думал сдаваться. Он использовал справедливое
недовольство народа обещанным великим князем выкупом (Шемяка даже говорил,
что Василий хану всю землю «процеловал», т. е. поклялся уплатить огромную
сумму, поцеловав крест), заключил соглашение с суздальско-нижегородскими
князьями о восстановлении независимости их княжества. Стоило через три
месяца после возвращения, в феврале 1446 г., Василию поехать на богомолье
в Троице-Сергиев монастырь, как Шемяка захватил Москву. Арестованного
Василия ослепили и отправили в ссылку в Углич. С тех пор Василий II стал
Василием Темным, т. е. слепым. В сентябре Василий Темный поклялся, что не
будет стремиться к великокняжескому престолу и стал удельным князем в
Вологде. Казалось, Шемяка победил, но выкуп, обещанный Василием,
собирать-то приходилось Шемяке. Московские бояре и другие феодалы уже не
только были напуганы появлением на первых местах шемякинских приближенных,
но потерпели материальный урон: при восстановлении независимости
Суздальско-Нижегородского княжества были возвращены местным феодалам
вотчины, захваченные или купленные московскими боярами. Общественное
мнение постепенно отворачивалось от Шемяки. Роль Василия Темного в
ослеплении Ивана Всеволожского и Василия Косого подзабылась, а он сам был
свежей жертвой отвратительной жестокости. Поддержал Василия Темного и
тверской великий князь Борис Александрович: он, видимо, полагал, что
неудачник Василий Темный будет не так опасен для независимости Твери, как
Шемяка. Услужливый игумен Кирилло-Белозерского монастыря «снял клятву» с
Василия, он переехал в Тверь, где закрепил союз торжественным обручением
своего шестилетнего сына Ивана (будущего Ивана III) и четырехлетней
тверской княжны Марьи. Со свадьбой, правда, пришлось подождать, пока
молодые подрастут: их обвенчали тогда, когда жениху исполнилось 12, а
невесте 10.
Через год после своего свержения и ослепления Василий II победоносно
въехал в Москву. Московские феодалы отказали Шемяке в поддержке, они не
только не стали воевать против Василия, но и переходили на его сторону. Но
феодальная война не кончилась: московские войска преследовали Шемяку, пока
он не умер в 1453 г., (судя по всему, его отравили).
Феодальная война дорого стоила народу: за распри князей
расплачивались жители сожженных дотла и разграбленных городов. Сторонники
Василия расправлялись с теми, кто осмелился присягнуть Шемяке, а
сторонники Шемяки вешали тех, кто был лоялен к Василию. Театром военных
действий была вся страна. Междоусобица усилила власть Орды, снова
получившей возможность вмешиваться в политические отношения на Руси.
Вместе с тем феодальная война показала необратимость процесса
объединения русских земель вокруг Москвы. По сравнению с междоусобицами
предшествующего периода цели, которые ставили враждующие стороны,
изменились. Если в XIV в. речь шла о том, Москва или Тверь возглавит
объединительный процесс, то теперь велась борьба между князьями
Московского дома за обладание Москвой. И даже тверской князь не
воспользовался ситуацией для захвата Владимира, а решал, какого из
претендентов на московский престол ему поддержать. Феодальная война вместе
с тем показала и феодалам, и народным массам, что единство необходимо и
для сохранения государственного порядка. Оказалось, что призрак кровавых
княжеских междоусобиц XII — XIV вв. может воскреснуть. Страх перед этой
опасностью делал желанной твердую власть. Поэтому в конечном счете
феодальная война укрепила великокняжескую власть.
Это нашло свое выражение в том, что Василий Темный все более властно
распоряжался делами всей Руси. Глава Суздальско-Нижегородского княжества
стал фактическим наместником Василия Темного. Ростовские и ярославские
князья также подчинялись ему. Наместник Василия правил Рязанским
княжеством, хотя и от имени малолетнего князя. В 1456 г. Василий Темный
разгромил новгородские войска и в Яжелбицах заключил договор с Новгородом,
по которому была усилена в Новгороде власть князя (он, а не вече стал
теперь высшей судебной инстанцией), Новгород лишался права внешних
сношений и т. д. Великокняжеский наместник появился и в Пскове (ок. 1460 —
1461).
Так во второй — третьей четверти XV в. были заложены основы для
окончательной ликвидации феодальной раздробленности и создания единого
государства.

§ 5. ЦЕРКОВЬ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIII — XV в.

С утверждением татаро-монгольского ига русская церковь была включена
золотоордынскими ханами в созданную ими систему управления. При этом они
придерживались правила, к которому прибегали и в других покоренных
странах, — духовенство становилось привилегированной категорией населения.
Это не означало, что во время многочисленных татарских набегов, призванных
искоренять всякую мысль о сопротивлении, духовенство не страдало наравне с
населением, — речь шла о системе податных и административных льгот,
которые получала православная церковь и ее служители.
С 60-х годов XIII в. установилась практика выдачи митрополитам
ханских грамот, в которых перечислялись дарованные привилегии:
освобождение от уплаты даней (прежде всего ордынского «выхода»), пошлин и
повинностей. Таким образом, по ханским ярлыкам церковь обладала
привилегиями и льготами, которые даже превосходили по своему объему
доордынские времена.
Было бы ошибочно связывать веротерпимость ордынских ханов с каким-то
особым отношением к православной религии (правящая верхушка уже при хане
Берке в третьей четверти XIII в. обратилась к исламу). В огромной
монгольской державе, где уживались различные религии, веротерпимость
долгое время была нормой государственной политики — в противном случае это
могло угрожать единству империи. Присутствовал здесь и прагматический
расчет: принцип разделяй и властвуй находил свое выражение в объемах
дарованных прав, противопоставлении митрополита как самостоятельной
политической силы князьям.
Веротерпимость ордынских правителей предполагала лояльное отношение
церкви к власти завоевателей. Это требование ставило духовенство в
двойственное положение. Церковь поддерживала власть, проповедуя покаяние,
смирение и покорность «неверному царю» — хану Золотой Орды. Духовенство
должно было, согласно ханским грамотам, воздавать молитву «о нас и за наше
племя», освещая своим авторитетом иноземное иго. Вместе с тем, участвуя в
процессе формирования национального самосознания, церковь с ее единым
учением, богослужебной практикой и организацией постепенно становилась
фактором единения земель и духовного сопротивления.
Большие трудности испытывало духовенство в связи с разорением и
упадком Киева. Митрополиты Кирилл II (1250 — 1280) и Максим (1281 — 1305)
находились в постоянных разъездах, не имея надежного пристанища в бывшем
стольном городе. Кирилл до начала духовной карьеры был близок к князю
Даниилу Романовичу. Однако упорное стремление галицкого князя получить
помощь против татар от католических монархов и папы римского заставило
митрополита переориентироваться на северо-восточных князей. В итоге в
1299 г. митрополичья кафедра была окончательно перенесена из Киева во
Владимир.
Крупной политической фигурой стал митрополит Петр (1308 — 1326), с
именем которого традиционно связывается возвышение Москвы. На самом деле
будущий «святитель» проводил вполне самостоятельную политику, заботясь
прежде всего о выгодах митрополии и высоте своего сана. Другой разговор,
что его интересы совпали с интересами московских князей, в результате чего
и возник политический союз, из которого наибольшую пользу извлекли потомки
Калиты.
Митрополит Петр с самого начала оказался в остром конфликте с великим
владимирским князем Михаилом Ярославичем Тверским. Последний надеялся
посадить на кафедру своего ставленника, и появление Петра нарушило его
планы. Поводом для столкновения послужила, в частности, симония — практика
продажи церковных должностей. В требовании отменить симонию, которому
сочувствовал тверской князь, Петр увидел опасность посягательства на права
митрополита, вмешательство «мирских лиц» во внутрицерковные дела. Дважды
Михаил Ярославич пытался лишить Петра кафедры. Митрополит сумел
оправдаться. Но ситуация потребовала от него поиска союзника. Он был
найден, как уже отмечалось, в лице Юрия Даниловича, непримиримого и
малоудачливого соперника Михаила Ярославича.
Пастырская поддержка принесла немалые выгоды московским князьям.
Митрополит Петр подкреплял своим авторитетом многие действия Даниловичей.
Особенно упрочились эти связи в последний период жизни митрополита, при
князе Иване Даниловиче, который хорошо понимал значение идейного
обоснования политики. Этот князь немало сделал для того, чтобы превратить
свой стольный град в религиозный центр Северо-Восточной Руси. С
благословения Петра здесь был построен кафедральный каменный собор Успения
Богородицы. Когда же во время своих разъездов митрополит скончался в
Москве (1326), Иван Калита похоронил его в Успенском соборе и добился
канонизации. Таким образом и Москва обрела «своего» месточтимого святого,
со временем обратившегося в общерусского. Истинный подтекст всех этих
усилий московских князей — стремление потеснить главного соперника, Тверь,
которая в первой трети XIII в. обладала большей, чем Москва,
духовно-религиозной властью.
Константинопольский патриарх стремился к тому, чтобы «митрополит
Киевский и всея Руси» сохранял свободу рук в княжеских распрях. Вот почему
после смерти Петра митрополитом был назначен «нейтральный» грек Феогност
(1328 — 1353). Но новому митрополиту приходилось исходить из реальностей —
соотношения сил и намерений золотоордынских ханов, которые после народного
восстания 1327 г. в Твери сделали ставку на московского князя. Феогност
поддержал Ивана Калиту в его борьбе за великокняжеский престол с тверскими
и суздальскими князьями. Когда после неудачного восстания 1327 г. тверской
князь Александр Михайлович нашел себе убежище в Пскове, митрополит наложил
отлучение на весь город. Это побудило тверского князя отъехать в Литву.
Однако позднее Феогност, обеспокоенный чрезмерным возвышением Ивана
Калиты, содействовал возвращению тверского князя, что, конечно, не
отвечало интересам Москвы.
Много сил пришлось приложить Феогносту для того, чтобы сохранить
единство митрополии. Мечтавшие о церковной независимости литовские князья
всячески стремились заиметь собственного, послушного их воле митрополита.
С этой целью они оказывали сильное давление на константинопольского
патриарха. Феогносту с огромным трудом удалось сохранить единство
митрополии и низвергнуть «самозваных» митрополитов Юго-Западной Руси.
Однако было ясно, что с образованием двух центров, соперничавших между
собой за главенство в объединении древнерусских земель, раскола митрополии
не избежать.
Преемником Феогноста стал митрополит Алексей (1354 — 1378), о
деятельности которого шла речь выше. Это был редкий случай, когда
константинопольский патриарх утвердил на митрополичий престол «русича»,
ставленника московских князей. В грамоте патриарха Филофея о назначении
было подчеркнуто, что подобное сделано в виде исключения. В Золотой Орде,
поддержавшей Алексея, надеялись, что его возвышение вызовет негативную
реакцию литовских князей: в Орде делали все, чтобы столкнуть между собой
Литовское и Московское княжества, разрушить любое единство, даже хрупкое
церковное. В первые годы своего митрополичества Алексею пришлось напрячь
все силы, чтобы подобного не случилось. Это раздражало литовских князей.
По приказу Ольгерда Алексей, который объезжал свою епархию, был схвачен в
Киеве и заточен. Лишь спустя два года, в 1360 г. ему удалось бежать, после
чего Алексей уже опасался появляться в литовской части своей митрополии.
Позднее это дало повод Ольгерду обвинять митрополита в пренебрежении
своими пастырскими обязанностями. Под давлением князя константинопольский
патриарх поставил на Литву отдельного митрополита Киприана с условием, что
после смерти Алексея он останется на вновь объединившейся русской
митрополии.
В годы правления Алексея ситуация на северо-востоке Руси существенно
менялась. Золотая Орда была потрясена жестокими междоусобицами. На глазах
росло могущество Великого княжества Литовского. Москва после смерти князя
Ивана Красного переживала внутренние неурядицы, которые некому было
пресечь твердой рукой, — князю Дмитрию шел лишь десятый год.
Воспользовавшись этим, суздальский князь Дмитрий Константинович получил в
Орде ярлык на великое княжение. Но именно в это трудное для Москвы время и
определилось политическое лицо Алексея. Он не устранился, подобно своему
предшественнику, от политической борьбы, а, напротив, активно в нее
вмешался.
Митрополит Алексей неофициально возглавил правительство Москвы.
Соединение в его руках светской и духовной власти способствовало торжеству
дела потомков Калиты. Москва, руководимая искушенным
правителем-митрополитом, очень скоро не только вернула утраченное, но и
стала завоевывать новые позиции. Характерно, что для достижения своих
Целей Алексей прибегал даже к таким сомнительными способам, как арест
политических противников, поверивших «слову» митрополита. Так, в 1368 г.
был брошен в темницу Михаил Тверской, приехавший под митрополичьи гарантии
в Москву.
Использовал митрополит и высокий духовный авторитет Сергия
Радонежского. По-видимому, не без участия Сергия, подкрепленного движением
московской рати, было сломлено стремление ростовского князя Константина
Васильевича обрести независимость. Появление знаменитого игумена в 1364 г.
в Нижнем Новгороде, где им были запечатаны все церкви, заставило князя
Бориса Константиновича в конце концов покинуть захваченный им город и
пойти на мир со своим старшим братом Дмитрием Константиновичем. Но
подобные услуги дорого стоили: князь Дмитрий принужден был в том же году
«добровольно» уступить ярлык на Великое княжение подросшему московскому
князю. Следует, однако, подчеркнуть, что эта победа — не только итог
расчетливой политики митрополита, заставившей суздальского князя принять
подобное решение. Москва уже определилась в роли руководящей силы
Великороссии. Она настолько выделялась среди других княжеств, что
владимирцы в своей ориентации на сильного не желали иных князей, кроме их
московских «природных государей». Московские князья, в свою очередь,
привыкали смотреть на Великое княжение как на наследное.
Это явное возвышение Москвы вызвало опасения в Золотой Орде.
Наметилось сближение Орды, Литвы и тверских князей. Союз этот был непрочен
и внутренне противоречив. Но тем не менее он грозил Дмитрию Ивановичу и
Алексею большими бедами. В этих условиях Алексей настоял на умеренности и
осторожности. В 1371 г. московский князь отправился с поклоном в Золотую
Орду к захватившему власть Мамаю. Мамай отступился от князя Михаила
Тверского. Опасное сближение удалось нейтрализовать, и Твери пришлось в
дальнейшем в одиночестве завершать борьбу. Но силы были слишком неравны. В
1375 г. московский князь с союзниками, получив благословение митрополита,
осадил Тверь. Михаил Тверской сдался. Мирный договор зафиксировал неравное
положение сторон. Тверской князь признавал Дмитрия Ивановича «старшим
братом» и отказывался от Великого княжения даже в том случае, если его
станет жаловать сам хан.
Отношения Алексея с повзрослевшим Дмитрием Ивановичем были далеко не
такими безоблачными, как обыкновенно представляются историками церкви.
Митрополит был противником обострения отношений с Золотой Ордой.
Московский князь все более склонялся к мысли о выступлении против
правителей Орды. Тяготился, по-видимому, Дмитрий Иванович и
теократическими наклонностями митрополита. Возникшие трения отражали
различия в положении и целях светской и духовных властей, государства и
церкви в период собирания земель. Дмитрий Иванович даже требовал от
стареющего митрополита назначить себе преемника, Митяя, человека
незаурядного, близкого к московскому князю. Алексей противился этому
желанию, опасаясь, что Митяй не сумеет отстоять перед светской властью
интересы митрополии. Он даже попытался противопоставить Митяю Сергия
Радонежского, которого прочил в митрополиты. Однако Сергий наотрез
отказался от митрополичьего сана.
В середине XIV в. возникло течение, направленное на улучшение нравов
духовенства и рост авторитета церкви. Главой его и стал Сергий
Радонежский, основатель Троицкого монастыря. В его обители утвердился
общежитийный устав, согласно которому монахи отказывались от всякой личной
собственности (в противоположность ранее распространенному келиотскому
уставу, по которому каждый монах жил особо, своим хозяйством, не являясь
собственником монастыря в целом). Аскет, человек твердых религиозных
убеждений и правил, Сергий своим благочестивым поведением утверждал новый
тип церковного деятеля-подвижника, который служил живым укором высшему,
мало радеющему о спасении ближних, клиру. Алексей сумел оценить всю силу
духовного воздействия Сергия. При этом митрополит проявил себя как
дальновидный церковный политик, который использовал авторитет Сергия и его
последователей для упрочения позиций церкви.
После смерти Алексея за митрополичий престол разгорелась упорная
борьба. Московским князьям на этот раз уже не удалось поставить
безусловного своего сторонника. Преемники Алексея, болгарин Киприян и грек
Фотий, проводили достаточно независимую политику, заботясь о единстве
своей митрополии и не допуская откровенной поддержки московских
правителей. Но к этому времени Москва уже превратилась в признанный центр
Северо-Восточной Руси, вокруг которого шел процесс «собирания земель».
Смерть Фотия положила начало длительной борьбе за освободившуюся
кафедру между московскими и литовскими ставленниками. В этой затянувшейся
церковной смуте ни одна из сторон не достигла решающего успеха — в 1437 г.
в Москве появился присланный из Константинополя Исидор, ставленник
патриарха, последний русский митрополит из греков. Вскоре он отправился на
Флорентийский собор, где вошел в число активных сторонников объединения
восточной и западной церквей, признания власти Папы Римского. В Византии
на Флорентийскую унию (1439 г.) смотрели как на средство, призванное
объединить усилия с Западом и остановить продвижение турок. На Руси же
решение восточных иерархов было воспринято как отступление от православия.
Уния была решительно отвергнута. Возвратившийся в сане кардинала Исидор
был арестован и заключен в Чудов монастырь «яко отступник веры».
Уния, а затем и последовавшее в 1453 г. падение Константинополя
подорвали авторитет греческой церкви. Это нашло свое выражение в изменении
положения русской церкви: Московская митрополия стала автокефальной,
отделившейся от константинопольского патриарха. Первым русским
автокефальным митрополитом стал рязанский епископ Иона, который, не без
колебаний, поддержал Василия II в феодальной войне. Митрополичья кафедра,
таким образом, приобретала национальное значение. Следствием этого была
возросшая зависимость митрополита от великокняжеской светской власти.