Руткевич А.М. Психоанализ. Истоки и первые этапы развития: курс лекций. М., 1997. 352 с. 12 страница

206______________ПСИХОАНАЛИЗ . Истоки и первые этапы развития

ент в высшей степени внушаем, а потому вместо расшифровки скрытого содержания сновидения, открывается путь к произвольной подгонке содержания к уже имеющейся теории. Причем к. теории, которая сначала утверждает, что в глубинах нашей психики лежит вечный источник творческой деятельности, но затем закрепляет за сновидениями статус компенсаторной деятельности, выводящей на^поверхность сознания прежде всего вытесненные запретные влечения. При всех похвалах искусству, которые мы обнаруживаем у Фрейда, оно понимается по образу и подобию "работы сна", то есть мира иллюзий, помогающего нам хоть на время бежать от нестерпимой реальности.

Подлинным наблюдателем своих сновидений и симптомов является сам испытывающий их индивид. Своими наводящими вопросами аналитик должен помочь пациенту лучше понять себя самого. Здесь всегда есть риск того, что техника психотерапии задает определеный способ описания и даже переживания, толкает к классификации и интерпретации в соответствии с предсущест-вующей теорией. Чаще всего этого не замечают ни пациент, ни аналитик. Разумеется, аналитик не "внушает" пациенту того, что в детстве у него был неразрешенный конфликт с отцом или фиксация на оральной стадии развития либидо. Но если мы возьмем приводимые Фрейдом случаи, то обнаруживается, что своими вопросами он безусловно подталкивал пациентов к определенной трактовке своих воспоминаний и сновидений'.

Это относится не только к ортодоксальному фрейдизму. При чтении работ последователей Юнга всякого критичного читателя поражает то, с какой легкостью они подменяют индивидуальное содержание сновидения архетипическими образами мифологии и религии. Но в случае Фрейда и его учеников произвольность интерпретации особенно бросается в глаза. Пациент обнаруживает у себя именно те "мысли сна", которые наяву принадлежат его аналитику. Произвольность интерпретаций зависит от того, насколько редукционистской является сама теория. Это не означает, что у нас нет сновидений, в которых "Запретным плодом" являются вле-' В качестве примера можно взять знаменитый случай "маленького Ган-са", который был явной подгонкой наблюдений под теорию. Но и в других "историях болезни" мы находим нечто сходное. Скажем, в случае "Люси P." за вытесненным конфликтом с хозяином Фрейд упорно желал обнаружить либидонозное влечение к хозяину, а за ним, вероятно, влечение раннего детства к собственному отцу.

Толкование сновидений_____________________________________________2Q7

чения раннего детства; здесь вполне пригодна фрейдовская расшифровка символов. Вытесненные влечения имеются у любого человека. Но сведение всех сновидений к одному их типу вступает в явное противоречие с многообразием представленного в сновиде-ниях'. Во всяком случае, символика сновидений явно не сводится .к половым органам или актам. Значительно большее значение имеет не узкий схематизм Фрейда, а поставленная им проблема толкования символов сновидений. :

Невротик переживает свои симптомы как нечто непонятное, как с ним "происходящее" помимо его воли и желания. Труднопереда-ваемые субъективные впечатления постепенно обретают контуры в сознании пациента, когда они приходят к языку. Аналитик может узнать о них тоже только через речь анализируемого. Клиническая медицина всегда признавала роль психологического воздействия разговора с пациентом (нежелательность ятрогений, эффект плацебо и т. д.); правильный диагноз часто невозможен баз ответов пациента на поставленные врачом вопросы. Но для психа-терапевта язык представляет собой главное средство и диагноза, и лечения, и;

Развитие техники психоанализа опережало теоретическое осмысление. Фрейд шел от гипноза, где врач вводит пациента'" гипнотическое состояние и контролирует ситуацию, тогда как ^от-ворит практически все время пациент. Этот эмоциональный, драт-матичный поток слов не осознается пациентом. Катартический метод^Брейера, названный первой пациенткой психоанализа ("Анна О.") talking cure уже в явной форме предполагал, что симптомы исчезают вместе с их вербализацией: приходя к слову, аффект как бы разряжается. Техника свободных ассоциаций отличает психоанализ от всех других направлений психотерапии и до сих пор является фундаментом психоаналитической практики. Здесь так* же говорит почти исключительно пациент, тогда как врач являет" ся молчаливым "зеркалом", медиумом коммуникации. Пациент осознает все с ним происходящее, он свободен в каждом отдельном своем высказывании, но направление потока речи, последовательность этих высказываний уже не произвольна. Фрейд обнаружил такие явления, как "перенос" ("трансфер") и "контрпере-' Полный отказ от фрейдовского редукционизма в толковании сновидений ничуть не препятствует психоаналитической практике. Это особенно хорошо видно по трудам аналитиков, прошедших школу феноменологии и Daseinsanalyse Хайдеггера (Бинсвангер, Босс).

208______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития

нос" бессознательных влечений и некоторые другие особенности психоаналитического диалога. Техника свободных ассоциаций применялась им уже в конце прошлого века, но осмыслялась в духе энергетической модели, нашедшей свое выражение в так называемом "Проекте" (1895), где язык определялся как "суррогат действия", с помощью которого происходит "абреагирование" аффектов. После устранения препятствий психическая энергия выходит на поверхность и разряжается, а вместе с тем исчезают невротические симптомы.

Языковые знаки рассматриваются здесь как физические события, символы выступают как своего рода "симптомы памяти", они не отсылают к мысленному содержанию, знак не имеет содержательной связи с означаемым. Знаки первоначально были для Фрейда простыми сигналами, которые не нуждались в интерпретации'. Символами они называются только потому, что одно физическое событие замещает другое.

В "Толковании сновидений" мы имеем дело уже с содержательной трактовкой символов, с так называемой "подлинной символикой" (eigentliche Symbolik). Символы сновидений, оговорки и другие ошибочные действия нуждаются в толковании, за явным смыслом стоит скрытый. Фрейд сравнивает символы с иероглифами, и такое сравнение достаточно верно передает понимание Фрейдом символизации: иероглифы происходят от пиктограмм, которые чем-то напоминают обозначаемое. Иероглиф требует расшифровки, поскольку его значение непонятно тому, кто не знаком с тем, как

' В качестве примера того, как в ранний период развития психоанализа Фрейд представлял себе соотношение знака-симтома и его причины, можно привести комментарий Фрейда к его переводу иа немецкий работ Шар-ко: "Ядром истерического припадка, в какой бы форме он не проявлялся, будет воспоминание, галлюцинаторное переживание значимой для заболевания сцены... Содержанием воспоминания, как правило, является психическая травма, в зависимости от интенсивности которой либо сразу провоцируется истерический приступ у больного, либо необходимо событие, которое своим вмешательством в какой-то момент пробудит эту травму... Травму можно было бы определить, как рост возбуждения в нервной системе, с которым последняя не способна достаточным образом справиться посредством двигательных реакций. Истерический припадок, видимо, следует представлять как попытку завершения реакции на травму" (цит, по: Lorenzer A. Intimitat und soziales Leid. Archaologie der Psychoanalyse. - F. a. M., 1984, S. 157). Здесь хорошо видно то, что Фрейд исходил из физиологической и даже физикалистской трактовки травмы, которая действует наподобие физической силы, а воспоминание о травме есть просто оставленный этим процессом след.

Толкование сновидений__________________________________^__________209

трансформировалась в абстрактный знак конкретная пиктограмма. Значения тут неразрывно связаны со знаками, они не зависят от индивидуального опыта.

Тем самым происходит онтологизация символов, которые сводятся к "первичным процессам", к бессознательным влечениям, делаются некими передаваемыми по наследству образованиями. "Подлинной символикой" названы именно те знаки, которые отсылают к вытесненным влечениям. Психоаналитик открывает за явным смыслом вытесненный из сознания, принадлежащий "архаичному Наследию", которое "охватывает не только предрасположенности, но также и содержания, следы памяти о переживаниях прежних поколений"'. Это наследие соответствует инстинктам животных как коллективная память) сохранившая древние пра-сим-волы некоего палео-языка, предшествующего словесной коммуникации. Иначе говоря, постулируется знаковая система, обладающая собственным синтаксисом и логикой.

Хотя многие лингвисты говорили о плодотворности некоторых идей Фрейда^ его учение явно расходится с современной философией языка, психологией и лингвистикой. В психоанализе и побудительным источником, и центром образования символов является бессознательное, "Оно", тогда как на долю "Я" остаются "вторичные" процессы переработки и ассимиляции. Фрейд понимал репрезентацию в духе британского эмпиризма и ассоцианизма своего времени. Знаки для него суть копии психических процессов, их зеркальные отображения. Символ-симптом однозначно отображает вытесненное влечение (пусть зеркало нередко кривое). Совсем иные концепции развивались в философии, психологии и лингвистике XX века. Символы происходят не от впечатлений, вдавленных как бы в чистую восковую таблицу, но порождены символическими функциями. В основе многообразных человеческих творений лежат не копии внешнего или внутреннего мира - "теория отражения" сохранилась только в рамках догматического марксизма. "Миф и искусство, язык и наука являются конфигурациями по направлению к бытию: это не просто копии существующей реальности, но важнейшие направления движения духа, идеального процесса, кон-ституирующего для нас реальность как единую и множественную -

' Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М., "Ренессанс", 1992, с. 223.

^ См., например, Benveniste Е. Problemes de linguistique generate. Paris, 1966; Kristeva J. Le langage, cet inconnu. - Paris, Seuil, 1981.

210______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития

как многообразие форм, которые, в конечном счете, скрепляются единством смысла"'. Фрейд недооценивает активность сознания, которое перерабатывает "первичные" процессы. Хотя в сновидениях эта активность минимальна, уже самое первое воспоминание о сновидении есть его интерпретация.

Символ не является просто аббревиатурой уже известного, но открывает пути в незнаемое. Знаки не являются копиями какого-то мира "вещей" (влечений). Мы постигаем мир в формах собственной деятельности. Еще В. фон Гумбольдт писал, что многообразие языков представляет собой многообразие мировоззрений, а не просто звуков и знаков. Язык субъективен по отношению к познаваемому и объективен для человека как эмпирико-психологического субъекта. Фрейд придерживался позитивистской трактовки языка, для которой на область языка распространяются законы, открытые в природном мире. Но язык есть область творчества, духовных форм экспрессии. Если символ понимать как копию, то следует признать, что репродукция всегда хуже оригинала: "истина" влечений может только переживаться. Фрейд постулирует существование "бесознательных идей", представлений, которые еще не входили в сознание. Они суть истинные "отпечатки" влечений, хотя эти "идеи" еще не "переводились" на язык сознания, не артикулировались.

При этом Фрейд не затронул один действительно важный вопрос, который заслуживал внимания того, кто придавал столь большое значение ранним ступеням фило-и онтогенеза. Мимезис, язык жестов, сопровождающих слова, представляет собой единство физического и психического, внешнего и внутреннего. В детстве речь и жестикуляция еще неразрывно связаны; вполне вероятно, что и в прадревности слова в значительно большей мере привязывались к мимике. Психоаналитики много говорят о "забытом языке", о "палеосимволах", но подразумеваются символы сновидений, однозначно выражающие влечения. Между тем, языковая экспрессия не похожа на "язык" влечений и не является репродукцией: чтобы "обозначать" другое, язык должен быть чем-то иным, нежели простой копией.

Истолкование, предлагаемое психоаналитиком, - это не перевод с одного языка на другой. Повсюду, где мы имеем дело с пере-' С assire г Е. The Philosophy of Symbolic Forms, v. I: Language. - New Haven & London, Yale, 1955, p. 107.

Толкование сновидений_____________________________________________211

водом, встает вопрос об его эквивалентности и адекватности. Распространяется ли понятие эквивалентности на микроединицы текста или речь идет о коммуникативной эквивалентности (когда оба текста способны вызвать один коммуникативный эффект), при переводе всегда встает вопрос об отношении исходного текста и тек-ста-рецептора'. И "язык" сновидений, и его "перевод" наделены смыслом и отсылают к внеязыковой реальности. Но интерпретация не является переводом, поскольку образы сновидений впервые обретают словесную форму по ходу толкования. Эти образы не более уподобляемы языку, чем образы живописи или музыки. Отнесен-ность элементов сновидения и текста интепретации к одному и тому же предмету еще не есть свидетельство их эквивалентности.

Современные теории, разрабатываемые за пределами психоанализа, ясно указывают на то, что центром формирования символов может быть только "Я" - "Оно" безъязыко, и его роль может заключаться в побуждении определенных символических экспрессий. В некоторых ситуациях происходит высвобождение бессознательных содержаний психики, которые воспринимаются и перерабатываются "Я". Влечения сами по себе не имеют "языка", символической формы, да и не являются единственным Источником порождения "внутренних" символов. Для многих современных психоаналитиков бессознательное оказывается резервуаром еще не или уже не символических образований, поскольку символическую форму дают лишь синтезы "Я"^. В эго-психологии и в "глубинной герменевтике" подчеркивается роль "Я" в образовании символов как заместителей влечений. Это не означает того, что фрейдовская теория бессознательного должна быть вообще отброшена: репрезентация не сводится к одной лишь символической форме - "сознательные представления имеют форму символов, бессознательные представления, напротив, не являются символическими структу-рами"^ Вытесненные из языковой коммуникации представления утрачивают символическую форму, но не утрачивают ни своей ин-тенциональности, ни динамически-энергетических характеристик. Они могут вернуться в символический ряд, поскольку некогда ему

' См.: Швейцер А.Д. Теория перевода. Статус, проблемы, аспекты. - М., "Наука", 1988.

^ CM.: Lorenzer A. Kritik des psychoanalytischen Symbolbegriffs,- F.a.M.,1970.

^ Lorenzer A. Sprachzerstorung und Rekonstruktion.- F.a.M., 1969. S. 113.

212_____________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развитии

принадлежали. Находясь в бессознательном, они действуют как "клише", вызывают принудительную реакцию. Такого рода вытесненные содержания не знают разграничения знака и объекта, но , они способны вызывать навязчивые действия и симптомы, в которых ощутима строгая детерминация, стереотипность - один и тот же "неизнашиваемый" образец заявляет о себе в сновидениях, фантазиях, действиях пациента. Но для того, чтобы действовать подобным образом, эти "клише" должны были когда-то стать символами, а затем быть вытесненными, "экскоммуницированными". Именно в этом заключается главное открытие Фрейда, тогда как его теория символизма, порождаемых "первичными процессами" бессознательных идей может быть оставлена без всякого ущерба для практики психоанализа.

Наряду с онтологизацией символики бессознательного, несмотря на превращение психологии в метафизику, у Фрейда всегда присутствовал и совсем иной подход к бессознательному. Его можно назвать функциональным. Он заметен уже во многих трудах Фрейда, но так и не стал для него основополагающим. Поэтому в работах Фрейда имеется множество оговорок по поводу eigentliche SymboUk, а на практике он очень мало пользовался "иероглифами", за которыми в обязательном порядке обнаруживались гениталии. Символы сотканы из материала ассоциаций, они связаны с жизненной историей индивида. В ортодоксальном психоанализе произошла релятивизация двух тезисов Фрейда: о постоянстве значений символов и об их независимости от индивидуальных условий. Классической для психоанализа стала работа Э.Джонса "Теория символизма" (1918), в которой была предложена целостная концепция, отвергающая две крайности: во-первых, упомянутую выше онтологизацию символов (критикуя Юнга автор отчасти задевает и Фрейда), во-вторых, противоположную тенденцию - размывание границы между сознанием и бессознательным, между "первичными" и "вторичными" процессами, Джонс в известной мере считается с тем, что все разрабатываемые вне психоанализа теории символа, связывают символическую функцию с деятельностью сознания. Он не отрицает роли апперцепции в образовании символов: они являются компромиссными формами, состоят из сознательных и бессознательных элементов. Общими для всех символов он полагает следующие черты: сходство знака и обозначаемого, сгущенность знака в сравнении с денотатом, сокрытость означаемого, красочность символического мышления в сравнении

Толкование сновидений_____________________________________________213

с научным и предшествование первого второму (с указанием на символичность детского и первобытного мышления).

Но главным для Джонса и для всех фрейдистов является вытеснение, как главный источник образования символов. Критикуя Юнга, ближайший в то время ученик Фрейда, С. Ференци писал: "Не все то, что стоит на месте другого, является символом... Символом в психоаналитическом смысле такое уравнение становится лишь в тот момент, когда цензура вытесняет первоначальное значение уравнения в бессознательное"'. Только там, где исходное значение вытесняется в бессознательное, где оно недоступно прямому постижению из-за сопротивления, в сознании появляется тот иероглиф, который одновременно говорит и умалчивает, открывает и скрывает. Иначе говоря, лишь то, что было вытеснено и не может вернуться по причине "цензуры", нуждается в символической репрезентации. Психоаналитик занят расшифровкой не просто сложного "текста", где есть пропуски и искажения; эти пропуски имеют собственную логику, связаны с "работой" той инстанции, которая систематически искажает "текст" мыслей и переживаний человека, что сам он не отдает себе отчета, не замечает искажений. Более того, явный смысл часто является результатом рационализаций, то есть идеализированных мотивов, скрывающих подлинную мотивацию. Желаемое принимается за действительное {Wanschdenken, wishful thinking), но иллюзии имеют значение как замещения подлинных устремлений.

Именно эти идеи Фрейда представляют собой сущность психоаналитического подхода, а потому можно отказаться от фрейдов-ского пансексуализма и натурализма, даже от специфической для Фрейда трактовки влечений (по схеме возбуждение-удовлетворение)- главное, что сохраняется, это динамическая картина взаимодействия различных инстанций психики, вытеснение одних содержаний другими и символизация одних другими.

Теория символа непосредственно связана с методом интерпретации. Пока символы являются просто сигналами, как симптомы в соматической медицине, то никакое истолкование в строгом смысле слова не требуется. Конечно, всякий опытный терапевт по внешним признакам диагностирует болезнь, но боль в боку, слезящиеся глаза или покраснение кожи в "толковании" не нуждаются,

' Ferenezi S. Bausteine zur Psychoanalyse. - Leipzig, 1927. Nachdruck Bern u. Stuttgart, 1964. В. I, S. 247.

214_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития

будучи такими же соматическими явлениями, как внутренние процессы. Даже в клинической психиатрии те или иные симптомы и синдромы - психические по форме и содержанию - указывают на какие-то реальные или гипотетические нарушения соматического порядка. Физическое явление "а" здесь относит к процессу "А", который объясняется теоретической моделью, а не истолковывается. Если же символы представляют собой знаки особого рода, если они указывают одновременно на явный и скрытый смысл, то воз-- можным и необходимым оказывается их истолкование, расшифровка скрытых значений за явными.

В "Толковании сновидений" Фрейд самым недвусмысленным образом отказывается не только от религиозно-мифологического истолкования, но и от наследия немецкого романтизма. Фрейд пренебрежительно говорит о "символическом толковании", которое на место одного целостного образа ставит другой. Символы мифологии или поэзии могут целостно выражать соответствующее переживание или божественный образ, особенное и всеобщее тут даже неразличим^, значение просвечивает сквозь мифологический образ. В романтизме "осмысленный образ" (Sinnbild) представляет собой единство явления и значения, чувственного и сверхчувственного, где "чувственное-это не просто ничтожество и мрак, но истечение и отблеск истинного"'. К такому "симболическому толкованию" склонялся Юнг: символ сновидения у него целостно передает "пра-образ", архетипическое представление, чуть ли не платоновский эйдос, поднимающийся из бессознательных глубин. Для Фрейда и большинства его последователей подобное толкование означает подмену науки мифологией или даже оккультизмом. Невротический симптом не является ни мифологическим образом, ни каким-то единством смысла, которое могло бы вести самостоятельное существование и целостно выражать невротический конфликт. Образ сновидения искажает скрытый смысл. Правда, чтобы истолковать "текст" конкретного симптома, Фрейд переходит ко все более общим контекстам, которые также оказываются "текстами": Эдипов комплекс у нашего современника отсылает к первобытной орде, к "архаичному наследию" коллективной памяти; Метафорическое теоретизирование по поводу культуры дает расшифровку конкретному случаю, который, в свою очередь, делается небольшим отрывком универсальной книги человеческого бытия.

Га да мер X.Г. Истина и метод. - М., "Прогресс", 1988, с.

Толкование сновидений______________________________________215

Поэтому элементы "символического толкования" были и остаются важной стороной психоанализа, в особенности в культуроло-гии, эстетике и социологии. Символическое толкование идет рука об руку с телеологическим, поскольку "первичные влечения" задают финальную цель всех психических процессов. Юнг прямо признавал, что его толкование является телеологическим. Фрейд считал себя сторонником детерминизма, но и у него нередко смешиваются заранее постулированная устремленность всех психических процессов и результат истолкования данного конкретного случая.

Тем не менее, наивная телеология в духе Аристотеля никогда не преобладала в психоанализе. Всякое функциональное истолкование предполагает телеологию, поскольку часть выступает как функция целого. Качественные функциональные отношения вообще вы-разимы лишь в телеологических, вернее, квазителеологических суждениях. Их можно сформулировать в телеологических терминах, "истинность которых, тем не менее, зависит от истинности номиче-ских связей. Объяснения этого вида гораздо чаще отвечают на во-, просы о том, как нечто произошло или стало возможным, ... чем на вопросы о том, почему нечто произошло с необходимостью"'. Понятны трудности, стоящие на пути превращения психологии в естественную науку, ставящую на место качественных зависимостей количественные. Психоанализ, в отличие от академической психологии имеет дело со сложными психическими феноменами, которые не поддаются квантификации. Попытки Фрейда измерять эти явления квантами энергии не шли дальше метафор. Однако, наличие квазителеологических объяснений не делает психоанализ "антинаучным", поскольку к ним прибегают многие научные дисциплины, имеющие дело с качественными переменными. Такие суждения не служат для предсказания будущих событий, но по наличному событию или процессу находят предшествующие необходимые условия, отвечая не на вопрос "почему", а на вопрос "как возможно". Г. X. фон Вригт удачно назвал их "ретросказаниями". В психоанализе, как и в медицине в целом, значительную роль играют индуктивно-вероятностные модели, объясняющие не "почему" события произошли, но вероятность их ожидания. Невротические нарушения более вероятны у пациента с таким детством и с такими конфликтами. Там, где у Фрейда речь идет о психической причин-' Фон Вригт Г. X. Логико-философские исследования. Избранные труды. - М., "Прогресс", 1986, с. 117.

216_______________ПСИХОАНАЛИЗ. Истоки и первые этапы развития

ности, М. Шелер (в "Сущности и формах симпатии") предлагал говорить о судьбе. Сознательно судьбу не выбирают, ее линии в значительной мере определяются впечатлениями раннего детства, периодом формирования характера. Настоящее и будущее зависят от прошлого, но это не жесткая детерминация, а ограничение круга возможностей. Каждое переживание имеется лишь единожды, оно уникально, занимая свое место в жизни индивида. Но они кристал-лизируются в черты характера, склад ума, преобладание определенных аффектов; что-то получает перевес, что-то блокируется. Одни события становятся более вероятными, чем другие.

В психоанализе доминируют такого рода "ретросказания" и ин-дуктивно-вероятноетные модели, хотя Фрейд придавал им черты универсальных каузальных закономерностей. В действительности они не объясняют, но оправдывают определенные ожидания и предсказания на основе имеющегося эмпирического опыта. Психоанализ вполне может оставаться научной дисциплиной, даже если мы отбросим его формулировки универсальных законов. Но не удивительно то, что последователи Ф рейда держатся этих обобщений метапсихологии: если постулированные общие законы таковыми не являются, то психоанализ из многообещающей общей психологии (и тем более философской доктрины и даже рода обмирщен-ной религии) становится прикладной наукой - эвристически ценной, но ограниченной пределами медицинской практики и требующей иной теории, устанавливающей номические связи.

Многие психотерапевты психоаналитической ориентации фактически вообще отказались от поиска причин даже применительно к неврозам. Произошло смещение от установления "почему" тот или иной аффект возникает у пациента, к тому "что" и "как" он переживает. Лечебное действие вызывает не установление причин: "интерпретация отныне - это встреча пациента со своим опытом"'. Исторические реконструкции раннего детства уступают место анализу актуальных переживаний. Пациент сам придет к тому или иному "почему" после того, как сумеет постичь "что" - содержание своих переживаний и конфликтов. Подобная реформа психоанализа угрожает ему тем, что название "глубинная психология" станет излишним, да и все притязания на оригинальную теорию оставляются во имя эффективности терапии. Исчезает и символическая репрезентация латентного содержания явным.

' Singer Е. Key Concepts in Psychotherapy. - N.Y., Random, 1965, p.

203.

Толкование сновидений_____________________________________________217

Преобладание символического и финального толкования делает психоанализ родом мифологии. Признание господства ква-зителеологических "ретросказаний" и индуктивно-вероятностных моделей сохраняет звание науки, но прикладной и лишенной всех притязаний. Редукция бессознательного символизма к актуальным переживаниям делает психоанализ прагматически эффективной терапией, вообще лишенной теоретического основания. Таковы последствия принятия методов толкования, которые часто встречаются в психоаналитической литературе.

Но психоанализ не исчерпывается этими методами интерпретации. Толкование отдельных симптомов или сновидений связано с дескриптивным понятием бессознательного; здесь фиксируются ошибки, пробелы, несообразности, умолчания. С систематическим понятием бессознательного, которое должно объяснять эти разрывы, связаны так называемые "реконструкции" индивидуальных случаев. Симптомы или сновидения входят в целостность биографии пациента. То, что внешне кажется лишенным смысла, на самом деле им наделено, только это смещенный и деформированный смысл. Сознание, вопреки всей философии cogito, недостоверно, оно не может служить основанием себе самому и всему другому. Психоанализ является "археологией субъекта", и метод истолкования, наиболее характерный для Фрейда, - это генетическое истолкование, роднящее психоанализ не с естествознанием, а с герменевтикой.