ВЛАДИМИР ФЕДОРОВИЧ ОДОЕВСКИЙ

Повесть «Сильфида» с замечательным подзаголовком «Из записок благоразумного человека» развивает достаточно характерный для романтической прозы конфликт. Конфликт между разумом и потребностью в большем знании о мире, чем дает рациональная сфера. Философия романтизма начинается с критики просветительского рационализма. Эту идею развивает еще в 30 годы. Повесть опубликована в пушкинском «Современнике» уже после гибели Пушкина, в 1837 году, но принимал её еще Пушкин. Эта повесть свидетельствует о неисчерпаемости проблемы рационального и интуитивного познания. Она была очень актуальна в 30-е годы в связи с тем, что поздний Шеллинг, как и многие немецкие философы, более всего сконцентрировал свое внимание на интуитивном познании, на том, что дается сверх разума, на сверхчувственном знании, интуиции и т.д.

Поднимается проблема встречи в начале вполне благоразумного героя[6] с духом воздуха[7]. Встреча с этой прекрасной белокрылой девушкой-видением отрывает его от обыденной жизни, от обыденных радостей и увлекает в мир призраков, фантазии, («фаназмов», как писал В.Г. Белинский, которому это очень не нравилось) и наполняет его жизнь другим смыслом. Он отказывается от женитьбы, от обычных радостей помещика, но окружающее общество всячески противодействует этому, в частности отец невесты, которому надо было выдать дочь замуж. Он считает, что это сумасшествие, герой вылечивается, женится и становится внешне вполне счастливым человеком. Новопрос повисает в воздухе: а счастлив ли он на самом деле в своей помещичьей вполне благополучной жизни?Возникает вопрос, а что есть счастье: жизнь в мире грёз, призраков, сверхчувственного и непознаваемого разумом, в мире мечтаний, в мире потустороннем или в мире действительном, где для статуса помещика все как надо. «Что есть счастье?» - это высочайший философский вопрос. Но в то же время, повесть фантастическая, потому что в реальной жизни встреча с Сильфидой невозможна.

Одоевский сам увлекался разного рода алхимическими, мистическими учениями, его называли Фаустом. Всех, например, поражало, что гостей в его квартире встречал скелет. Значит, он интересовался естественными науками. Но при этом он интересовался и книгами алхимиков средневековых. Такое соединение рационального и надрационального характерно для его романтического синтетизма как философской, так и жизненной позиции. Одоевский был любопытнейшим, интереснейшим русским писателем 30-х годов, а начинал он вместе с Веневитиновым с Общества любомудров.Это продолжение той линии, которую начинали в русской литературе любомудры.

Одоевский проявил себя и как писатель-сказочник. Он печатал свои сказочные произведения под псевдонимом Дедушка Еремей. Одоевского иногда называют русским Гофманом в связи с его увлечением романтической фантастикой. Однако сам Одоевский подчеркивал свою самостоятельность в отношениях к великому немецкому писателю. Он говорил, что был бы польщен, если бы был вторым Гофманом, но он идет своим путем. И свое своеобразие он видел в том, что он, прежде всего, философ, а потом писатель. По мнению Одоевского, Гофман в первую очередь писатель и в десятой степени философ, который мог пренебрегать новыми философскими идеями, и, как говорил О., мог даже не посещать лекции Шеллинга. Одоевский в отличие от других посещал лекции Шеллинга и лично с ним беседовал, о чем оставил воспоминания. Так что О. был шеллингианцем не только по знакомству с его произведениями, но и по личному опыту бесед с ним. Шеллинг, кстати, довольно высоко оценил философскую подготовленность. Хотя собственно философом как ученым Одоевский не был.