УГРОЗЫ ДЛЯ РОССИИ И РУССКИХ

ПОТЕРИ РОССИИ И ПРОГНОЗ НА БУДУЩЕЕ

Мы переживаем Смутное время, а это — разброд и ша­тание. Но есть тема, о которой думают все, — «что же будет с Родиной и с нами?». И есть в этой теме общий подход — люди пытаются разглядеть и понять угрозы для России. Предупре­жден — значит вооружен. Это оружие всем нам необходи­мо, чтобы провести через цепь опасностей и Родину, и наших близких, за кого мы в ответе.

Будем говорить о тех угрозах, которые составляют ядро системы опасностей для России. Какие-то мы унаследовали от «проклятого прошлого», которое уходит в туманные вре­мена Киевской Руси, но большая часть порождена на наших глазах, за последние двадцать лет.

Доктрина реформ предполагала высокую степень рис­ка для всех систем страны. Делалось это осознанно или как печальная необходимость при разрушении «империи зла» — задача для следователей. Нас же интересует суть дела: как угрозы зарождались и развиваются, по каким признакам их можно обнаружить и оценить, каков потенциал каждой из них и с какой скоростью он наращивается, в каком месте реа­лизуется опасность и что ей можно противопоставить.

В целом, мины, заложенные при Горбачеве и Ельцине, дозревают до того, чтобы начать рваться только сейчас. Глав­ный вал отказов, аварий и катастроф придется на то поколе­ние, что сегодня входит в активную жизнь. Большинство опасностей, предсказанных специалистами при обсуждении док­трины реформ в начале 90-х годов, проявились. Однако их развитие оказалось более медленным, чем предполагалось. Большие системы, сложившиеся в советское время, облада­ют аномально высоким запасом «прочности». Природа этой устойчивости не выявлена, и ресурсы ее не определены. Это создает опасную неопределенность, поскольку исчерпание запаса прочности может быть лавинообразным и момент его предсказать трудно.

Природа и источники рисков и угроз в условиях наше­го кризиса не стали предметом ни научных исследований, ни общественного диалога. Исследования, «беспокоящие» реформаторов, были свернуты, специалисты разогнаны. Не сло­жилось интеллектуального сообщества, которое могло бы су­дить об угрозах, исходя из норм научной добросовестности. Ячейки таких исследований «ушли в катакомбы».

Перечень угроз можно сделать длинным или корот­ким — на деле все они есть просто разные грани большой угрозы бытию России. Но сначала надо сказать о фоне, на котором зреют угрозы. Свойство разумного человека — спо­собность предвидеть угрозы. Для этого необходим навык рефлексии — «обращения назад». Первым шагом к общему кризису у нас и стало отключение памяти и рефлексии — как будто в конце 80-х годов кто-то сверху щелкнул выключате­лем. Информация об угрозах стала активно отвергаться.

На всех уровнях общества всегда имеется «карта угроз», как-то выраженная. Она всегда не вполне достоверна и отста­ет от жизни. Но в моменты резкого слома порядка эта карта может стать совсем негодной. Следуя ей, мы попадаем в по­ложение командира, который в тумане ведет свой отряд по карте вообще другого района. Он не видит угроз, они возни­кают внезапно.

Это и есть база нашей проблемы, ее нулевой уровень — наше сознание утратило навыки предвидения угроз. Мы ста­ли отключать системы сигнализации об угрозах, одну за дру­гой, — чтобы не мешали «празднику жизни». Ликвидировали структуры, созданные для обнаружения и предотвращения угроз. Общество заболело чем-то вроде СПИДа. Ведь он и вы­ражается в отключении первого контура системы иммуните­та — механизма распознания проникших в кровь веществ, угрожающих организму.

В стране отключена сама функция распознания угроз, подорваны необходимые службы и испорчены инструменты. С учетом этого и начнем разговор.

# * #

В 90-е годы наше общество утратило навык предвидения угроз настолько, что в обиход вошел термин «синдром само­убийцы». Операторы технических систем совершали цепоч­ку недопустимых действий, как будто специально хотели уст­роить катастрофу. Вот, на шахте взрыв метана, погибли люди. Был неисправен какой-то датчик, подавал ложные сигналы. Его просто отключили. Не помогло, сигналы беспокоили — и последовательно отключили 23 анализирующих устройства.

Так вели себя люди в самых разных делах, это был признак общей беды. От травм, случайных отравлений и несчастных случаев у нас стало гибнуть очень много людей — по 400 ты­сяч человек в год. Заговорили даже, будто дело в нашей при­родной неспособности жить в мире техники. Это ерунда, речь идет об общем кризисе индустриального общества. Нас от это­го отвлек социальный кризис 90-х годов, но пора задуматься.

Техносфера, в которой живет человек, дозрела до такой плотности, что опасностям в ней стало «тесно», и они полез­ли из нее, как перекисшее тесто. В Европе сейчас только хло­ра накопилось более 20 тысяч летальных доз на каждого жи­теля. Интенсивность потоков энергии и опасных материалов такова, что сама технология может быть превращена в ору­жие массового уничтожения. Но беда не в технике, а в том, что городской человек не умнел в том же темпе, что росли опасности, — и сейчас его сознание не соответствует струк­туре и масштабам угроз.

В чем же дефект? В том, что в основу индустриального разума была положена иллюзия, что мироздание — это ма­шина. Все в ней предопределено и поддается расчету. Бог-часовщик завел пружину мироздания и больше не вмешива­ется, часы тикают в полном порядке. Возникла теория рын­ка как такой машины, эта же модель положена в основание Конституции США— сдержки и противовесы держат ее в равновесии. Такой машиной, наподобие часов (или насоса), представлялся и человек. Это мировоззрение породило без­ответственность. Если вокруг— простые машины, все пред­сказуемо, то нечего опасаться, невидимых угроз мир не таит.

Так возникла цивилизация огня и железа, ее кумиром стал Прометей — титан, воплощение культа силы и техники. Человек посчитал себя всесильным, вновь обрел свое языче­ское Я. Так был выброшен дар предвидения угроз. Идея сво­боды затоптала ответственность, идея прогресса — память. Слепые вели слепых, и мир свалился в яму нынешнего кризи­са. В России все кризисы Запада происходят в самой бурной форме. Теперь глотнули неолиберализма, больного учения уже больного Запада. Судя по всему, поправимся, но сильно исхудаем...

Люди осознают себя как народ в сравнении с другими на­родами, как «мы» и «они». Для сравнения в качестве «иных» берутся народы, которые оказывают большое влияние на «нашу» судьбу. Начиная с XVI века такими для русских стали народы Запада («немцы»). С Запада приходили теперь захват­чики, несущие главные угрозы для России, оттуда же пригла­шали учителей. К Западу русские относились с напряженным вниманием, перенимая у них многие идеи и технологии. По поводу отношения к Западу среди русских шел непрерывный диалог и возникали конфликты, так что даже оформились два течения — западники и славянофилы.

Ненависть к Западу никогда не была стержнем самосоз­нания русских. От этого нас уберегла история — во всех боль­ших войнах с Западом русские отстояли свою независимость, а в двух Отечественных войнах одержали великие победы.

Это укрепило не только русский народ, но и ту нацию, кото­рая складывалась вокруг него в России и СССР. Кроме того, са­мосознание русских в их сравнении с Западом укреплялось успехами в культурном строительстве— большинство рус­ских чувствовали себя, в главном, на равных с Западом.

Не слишком задумываясь об этом, русские считали себя самобытной цивилизацией, как это принято и в мировой нау­ке. К концу XX века мы подошли с определенным мнением о Западе, и особенно о США, как об ином, задающем координа­ты для нашего самоосознания. Это мнение выражали духов­ные авторитеты народа, начиная с Гоголя и Пушкина.

Да, многое есть у Запада, чем можно восхищаться, но есть и неприятие, возникшее с отходом его от православно­го представления о человеке. Это сочетание делало вдвой­не важной роль Запада как иного для самосознания русских, поднимало его образ на высокий уровень.

Антиправославный дух Запада играл в нашей жизни большую роль. Особым воздействием «заразительного дыха­ния» Запада на Россию были провоцируемые им расколы об­щества и, говоря современным языком, национальные пре­дательства тяготеющей к Западу части элиты. Вторжение в русскую жизнь западного капитализма с конца XIX века вы­звало особенно тяжелый раскол и довело до революции.

Таким образом, Запад и его наиболее «чистое» воплоще­ние — США — были для русских важнейшей системой коор­динат, в которой они понимали сами себя. В 70-е годы XX века в сознании части интеллигенции возник кризис, эта часть в холодной войне встала на сторону Запада против СССР. Так, А.Д. Сахаров, признанный духовный лидер нашей демокра­тической интеллигенции, стал открыто бороться с нашей «им­перией зла». Он завалил президентов США требованиями о введении санкций против СССР и даже о бойкоте Олимпий­ских игр в Москве в 1980 г. В 90-е годы демократы этим хва­стались, теперь помалкивают, но надо же вспомнить урок.

Все 90-е годы правящая верхушка требовала от русских принять Запад как идеал гуманизма и демократии. Это нанесло тяжелый удар по мировоззренческой матрице народа. Нам ломали устои нравственности и совести, критерии раз­личения добра и зла. Этот порядок был противен совести на­шего народа и главным устоям русской культуры, так что его одобрение создавало конфликт между этой совестью и госу­дарством, что разрушало важную систему «народообразующих» связей. На деле власть и элита вели демонтаж народа, ибо переделать его мировоззрение политики не могли, но подорвать его связность им было по силам.

Для того чтобы восстановить эту связность, требуется об­ратиться к устоям своей культуры, которая выросла на Пра­вославии и русском космическом чувстве. С этим ядром совместимы взгляды народов, что собрались в Россию. Механи­цизм мы используем как научный инструмент. Но мир — не машина, а Космос, хрупкая Вселенная. Процессы в ней час­то необратимы, так что по незнанию или сдуру можем со­вершить непоправимое. В обществе и человеке много тако­го, что нельзя рассчитать. А значит, что-то менять, а тем бо­лее ломать, надо с большой осторожностью — а тут кувалдой страну перестраивают. Вот и встают угрозы.

Чтобы их увидеть и нанести на карту, надо изменить тот фон, на котором разыгрывается наша драма. Нужно отремон­тировать нашу мировоззренческую матрицу — вернуться к принципу минимизации рисков, к тому космическому чувст­ву, из которого русская наука черпала идеи для понимания катастроф, борьбы порядка и хаоса, от которой мы не можем ни дезертировать, ни откупиться.

* * *

Сегодня в России— системный кризис. Входе таких кризисов страдают и элементы, и связи всех систем страны. Сильнее всего — самая уязвимая часть систем — связи. Угро­зы каким системам являются критическими, то есть могут по­влечь лавинообразные цепные процессы распада, угрожаю­щие гибелью целого?