Микросодиалогические теории
Чарльз Хорток Кули(1864—1929) считается сегодня одним из основателей того теоретического направления, которое впоследствии стало известно как символический инте-ракционизм. Его важнейшими произведениями являются: «Человеческая природа и социальный порядок» (1902), «Социальная организация» (1909) и «Социальный процесс» (1918).
Как и другие современники, Кули испытал сильное влияние Герберта Спенсера и его теории социальной эволюции; он также понимал социальную эволюцию как органический общественный процесс, при котором в функциональных частных системах происходит все более эффективное приспособление к условиям окружающего мира при одновременной постоянной дифференциации внутренней структуры общества. Однако Кули отвергал индивидуализм Спенсера, который выражался прежде всего в его экономическом либерализме. Он также прекрасно видел сильное социальное и прежде всего экономическое неравенство, существовавшее в американском обществе; он занимал поотношению кнему критическую, но все же оптимистическую позицию. Он различал в принципе два типа социального неравенства; один представлен кастой, принцип которой — наследование социального статуса; второй — это класс, прикотором социальный статус достигается благодаря конкуренции в "получении доходов. Профессия, доход и стиль жизни («культура») являются критериями этой стратификации, которая может изменяться от поколения к поколению и даже в пределах одного поколения.
Существенное значение имеет то, как Кули понимал человеческую природу. Он воспринимает ее не как некое качество, которое является свойством каждого отдельного индивида, а как продукт коммуникации. Человек становится личностью, развивает свое Я посредством процесса интеракции с другими людьми Поэтому Кули отрицал предположение об автономном, рациональном индивиде и выступал за то, что приобрело величайшую важность для понимания американской социологии прежде всего под впечатлением работ Мида: социальный генезис Я. Это, однако, ни в коем случае не идентично социальной детерминированности Я, тотальному приспособлению индивида к обществу.
Индивид и общество для Кули, как и для всех социальных бихевиористов, дополняют друг друга, но не доминируют друг над другом. Кули был убежден, что каждый индивид — единственный в своем роде.
Это можно понять только исходя из психолого-поведенческих основ американской социологии, т. е. социальное существует не как оторванное от индивида коллективное сознание Дюркгейма, а как процесс интеракций, поведения индивидов, направленного друг на друга. Человеческая природа всегда в одно и то же время и индивидуальна, и социальна, это «групповая природа», а каждый индивид есть продукт определенной специфической комбинации отношений интеракции к другим конкретным лицам и группам. Таким образом, подразумевается также динамический аспект Я, который формируется и постоянно изменяется в ходе процессов интеракции; это и есть содержание того, что принято считать социализацией индивида,
В этой концепции уже была заложена возможность сочетания микро- и макроперспективы, которое столь характерно для американской социологии и столь явно наблюдается у Т. Парсонса. Ибо социальный генезис Я обусловливает, что активность индивидов, наряду с индивидуальностью и субъективностью, имеет еще и способность каким-то образом представлять групповые цели и интересы, т. е. выполнять функции целого, которые отличимы от целенаправленных намерений индивидуального поведения. Подчеркивание творческой силы общества — существенный нюанс американского социологического мышления.
Особый вклад Кули в это развитие заключается в разработке теории «первичных групп» и их роли в процессе социализации, эволюции общества и в выделении символических свойств интеракции.
Первичные группы (primary groups) — это небольшие группы без специализации на основе прямых (face-to-face) отношений, как, например, семья, детская группа при игре, соседи. Они «первичны» постольку, поскольку:
1) они распространены везде, во всех человеческих обществах;
2) они представляют собой естественные образования, т. е. они не планируются и не организуются рационально на основании определенного целеполагания;
3) индивид в них получает самый первый опыт человеческих отношений;
4) в процессе отношений и интеракций в этих группах возникает и развивается то, что представляет собой «человеческую природу».
Поэтому первичные группы играют фундаментальную роль в процессе социального генезиса Я, в плане становления человека. Они являются «колыбелью» человечества и самой ранней формой обобществления. Их значение умалил цивилизационный процесс и органически присущая ему логика рационализации; все большее значение приобретали вторичные группы. Это крупные объединения людей, основанные на формализованных, внеличных отношениях, поскольку они сознательно создаются людьми в определенных целях. Каждый индивид участвует в подобных институтах лишь какой-то частью своей личности, а не всей личностью, как в первичных группах. Институты основываются на заранее определенных деловых отношениях; напротив, в первичных группах интеракции возникают на основе эмоциональных личных связей между членами, участие которых в них, как правило, происходит неосознанно и незапланированно. Первичные и вторичные группы представляют и воспроизводят, по крайней мере, частично, противоречивые ценностные представления. Кули считал вторичные группы и их принципы потенциальной угрозой миру «первичных отношений» и тем самым — человеческой природе.
Кули считал, что те социальные изменения, которые произвело индустриальное общество в целом, характеризуются двумя факторами: растущим засильем больших вторичных групп над традиционными структурами первичных групп и изменением характера скорости и объема коммуникации, т. е. развитием массовой коммуникации. Кули видел в формализме отличительную черту институтов, а также массово-ориентированной коммуникации, что представляет собой опасность для развития человеческой личности. Вследствие противоречия с ценностями первичных групп, которые считались незыблемыми, возникает дезорганизация общества.
Здесь ясно проявляется влияние различения Теннисом «общины» и «общества» на мышление Кули. Однако он видел задачу будущего в том, чтобы люди осознали ответственность за реорганизацию своего общества, восстановили связи между ценностями первичных и вторичных групп и выработали программу социальных реформ и воспитания, которая позволила бы максимально сблизить отношения, свойственные вторичным группам, с идеалами «первичных отношений».
Однако Кули известен в первую очередь не благодаря этому анализу современного общества, а как один из предшественников символического интеракциокизма. В этой связи уместно вспомнить введенное им понятие «Looking-Glass Self» — «зеркального Я».
Коммуникация — это инструмент социализации индивида и механизм, благодаря которому существуют и развиваются человеческие отношения («коммуникация» создает «community» — общность). В процессе коммуникации происходит обмен представлениями, которые сложились у людей друг о друге, познание себя через драматическое восприятие отношения других.
Я или его познание — это нечто, что приобретают в интеракции с другими; оно основывается на организации воспринимаемых представлений в сознании («зеркальное Я»). Для Кули, в отличие от Мида и (позднее) Гофмана, речь идет в первую очередь не об этом процессе организации себя, а о взаимности представлений, которые люди имеют друг о друге. В этих представлениях он видел «упрямые факты», с которыми имеет дело социология. Эти представления являются также связью между «self» (Я) и «society» (общество); они — составные части социоментального процесса; Кули говорит также о «social mind» (социальном разуме). Это понятие весьма напоминает «коллективное сознание» Дюркгейма; однако Кули уделял в этой связи динамическому способу существования «social mind» как содержанию процесса коммуникации значительно больше внимания, чем Дюркгейм, который рассматривал коллективное сознание как вещь, которая оказывает на индивида принудительное воздействие «снаружи». Кули употреблял понятие «social mind» также лишь эпизодически и то лишь как вспомогательное выражение.
Как Я, так и общество имеют у Кули динамический характер, это не «предметы», а процессы коммуникации. И оба понятия имеют символический характер, т.е. и Я, и общество — это представления, сформировавшиеся в интеракциях и постоянно меняющиеся. Особенность Кули, а также Мида, — это сочетание натуралистического понимания социальной эволюции с подчеркиванием аспекта субъективности. Поэтому Кули определял социальную эволюцию как развитие символических способностей индивидов в общественном обмене.
Джордж Герберт Мид (1863—1931) считал действительность, природу, физические предметы, так же как и сознание, личность, организованными социально или, лучше сказать, интерсубъективно. Он отстаивал точку зрения, что общество не состоит из множества независимых индивидов, так же как природа не состоит из множества отдельно существующих друг от друга предметов. Эволюция человеческого общества в гораздо большей степени определяется процессами кооперации и коммуникации людей между собой и между людьми и предметами. В ходе этого процесса эволюции человеческий интеллект, так же как и другие способности, развился до уровня, на котором он сегодня находится. Однако этот процесс продолжается. Каждый индивид принимает в нем участие и лишь в интеракции и коммуникации с другими развивает свое социальное Я- Сознание, мышление, представления возникают и изменяются применительно к практическим действиям, которые индивиды осуществляют в интеракции друг с другом, или с группой, или с обществом.
Этот социальный генезис Я он противопоставлял индивидуалистическим представлениям о человеке как автономном существе. В этом он близок Кули, который, кстати, оказал на него сильное влияние. Однако Мид хотел считать этот социальный генезис сознания объективным процессом. Здесь он ориентировался на прагматизм Уильяма Джемса и прежде всего его друга Джона Дьюи. Прагматизм способствовал развитию в психологии бихевиористского подхода, который не был редукционистским в духе Уотсона и отличительной чертой которого была преимущественно ориентация на действия.
Такой подход предполагает рассмотрение всякого поведения как результата действия некой причины, некоего стимула. Однако в отличие от бихевиоризма Джона Б. Уотсона, Мид не исключал внутренний опыт, а объявлял его социально обоснованным и определяемым поведением. Поэтому Мид считал себя социальным бихевиористом. По его мнению, всякая психология должна быть социальной психологией, ибо сознание и дух людей не могут быть объяснены в отрыве от социального поведения.
Дух, речь, мышление, рациональность, интеллект — это социальные явления; их общим источником является «мир рассуждений» (universe of discourse), процесс коммуникации. Инструментом его является жест — понятие, которое Мид заимствовал у Вильгельма Вундта. У Вупдта жест является выражением эмоций, однако не представляет собой составную часть действий. У Мида жесты в принципе получают свое значение в процессе взаимоотношений индивидов в интерактивной ситуации.
Жест передает «смысл» вначале постольку, поскольку он воздействует в качестве стимула на alter ego', вызывая действие. Мид называет его «сигнификативным символом».
В этом качестве он служит основой для действия, а также для нашего мышления, поскольку мышление для Мида есть внутренняя коммуникация индивида с самим собой посредством сигнификативных символов.
Эти символы могут быть поняты и могут вызвать реакцию лишь тогда, когда их значение одинаково для всех членов коммуникационного сообщества. Однако эти значения, со своей стороны, возникают только в процессе интеракции и постоянно изменяются в ходе нее.
Мид представляет себе процесс интеракции таким образом, что все участники анализируют подготовку к действию других через собственную реакцию на их жесты. Тогда индивиды постоянно меняют свое поведение соответственно «сигнификативным символам» своего партнера. Такое приспособление возможно благодаря способности индивида анализировать свои собственные реакции на поведение партнера. Мы осознаем наши собственные реакции, поскольку они вызывают изменения в поведении других. Это известно нам благодаря нашему социальному опыту, так что мы можем использовать наше поведение «инструментально», чтобы «контролировать» (to control) поведение других.
«Я» и другие.Любая опосредованная символом интеракция является в то же время элементом при построении или изменении идентичности «Я». В то время как Кули предполагал, что восприятие представлений других о нас служит мерилом социального «Я», Мид считал, что человек может развивать свое Я лишь тогда, когда он способен познавать себя самого как объект. Он способен на это, поскольку он перенимает отношение других к себе самому, т. е. перенимая перспективу другого. Этим Мид обосновывает социальную природу всего нашего знания о мире.
Возникновение «Я» — это процесс обучения, в ходе которого индивид должен постоянно перенимать установку других. Это объективное познание себя происходит в каждой интерактивной ситуации с другими, но оно ни в коем случае не ограничивается этим, а находит свое продолжение в мышлении индивида, что является для Мида продолжением социальной коммуникации, внутренним диалогом с другими. Этими другими могут быть значимые другие, конкретные лица из нашего непосредственного окружения, или «обобщенные другие» — другие в качестве представителей определенных функций, носители ролей, которые олицетворяют для нас институт, организацию или группу. Итак, согласно Миду, наше самосознание — это драматическая структура, которая включает в себя и прошлое, поскольку мы заимствуем воспоминания и роль других, их отношение к нам и реагируем на это в нашем воображении.
Ребенок лишь постепенно достигает идентичности своего Я. Вначале ребенок воспроизводит в том, что Мид характеризует как «пьеса» (play) реакции окружающих его лиц, причем ребенок берет на себя роли всех актеров мира своих представлений; при этом он еще сильно связан с лицами, с которыми у него тесные эмоциональные отношения. Постепенно он также учится предвосхищать поведение любых лиц и перенимать их точку зрения. В ситуациях, которые Мид называет «игрой» (games), ребенок уже сознательно играет совершенно определенную роль в группе, но это означает также, что он может предвосхищать поведение многих других, которые также представляют совершенно определенные функции, и перенимать эти роли в их совокупности, т. е. перспективу группы. Мид называет это— « обобщенные другие», они «состоят» из правил игры игровой группы, норм и ценностей семьи, группы в детском саду, школьного класса и т. п.
Процесс социализации в нашем современном обществе вызывает необходимость ориентироваться на «обобщенных других», которые становятся все более абстрактными и универсальными. «Я» человека, его идентичность самому себе возникает в этом процессе интеракции с окружающим социальным миром. В каждой ситуации коммуникации, в каждом намерении индивида действовать происходит «объективизация» себя, возникновение «Me»', рефлексивной идентичности «Я», которая обоснована принятием точек зрения или роли другого относительно меня. Однако «Me» должно быть завершено в «Я» человека другой инстанцией. Мид называет ее «Я» («I»). Различение между «Me» и «I» не принадлежит самому Миду; он заимствовал его у Уильяма Джемса, но дополнил этой особой интерпретацией.
Уже само восприятие мышления как внутреннего диалога требует разделения «I» надвое. «I» выполняет функцию интеграции в «Я» — принятие перспективы, так что «другое» может стать составной частью личности и, человек не будет относиться к себе как к объекту. То новое, другое, чужое, что содержит «Me», интернализируется и становится частью собственной «Я». Само «I» остается неопределенным и «неощутимым», оно — «собеседник» «Me», но также ивсе то, что я уже интернализировал, это исторические «Me», на основе которых я могу принять на себя новые роли.
И все же «I» — это не «субстанция», а функция «Я». Точно так же «Я» мало присущ характер сущности, оно, скорее, процесс, который вследствие осуществленной «I» интернализации представляется постоянно изменяющейся организацией опыта «Me».
«Д» — это не только организация исторического опыта «Me», но и интегративная инстанция, которая множество ролей, играемых индивидом в различных групповых отношениях, обобщает в единственную в своем роде комбинацию коммуникативного опыта. «Я» в концепции Мида — это динамический комплексный социальный продукт, а не односторонний процесс приспособления «Я» к представлениям, нормам, принуждениям окружающего его социального мира.
Как для Кули, так и для Мида нет разделения и противопоставления «Я» и общества. Оба они — взаимопроникающие процессы, две стороны одного и того же явления: интерсубъективной структуры действительности.
Общество — это коммуникационная общность, существенные социальные признаки которой заключаются в объективировании психического. Она представляет собой организацию многообразных перспектив действительности в «Я», группах, институтах, обществе.
Структура «Я» отражает общественный процесс, и наоборот, организация группы идентична каждому «Я», играющему в ней роль. «Я» трансцендирует группу, поскольку содержит опыт многих «Me», которые возникают из различных социальных ситуаций, и объединяет индивида с различными группами.
Чикагская школа. Роберт Э. Парк (1864—1944) изучал массовое поведение, массовую коммуникацию. Он стал социологом «коллективного поведения», что типично «вне институционального поведения». Масса (crowd), была для него прототипом социальной группы, а социология — основополагающей наукой о коллективном поведении, базирующейся на каузально-научных основах.
Особенно плодотворным оказалось изучение общин, которому Парк способствовал в Чикаго. Его интерес к географии выразился в убеждении, что культура — это географический феномен. Парк считал, что городскую жизнь можно изучать теми же методами, которые антропологи применяли для изучения первобытных сообществ. Парк разделил территорию города на концентрические круги, которые отражают рост городов: «зона бизнеса» в центре, вокруг нее — «зона трущоб», далее рабочие районы, затем более хорошие жилые районы, «одноэтажные районы» и, наконец, «пригородная зона».
Общество рассматривается с точки зрения человеческой экологии, важных для жизни человеческого сообщества условий окружающей среды. Общество возникает из сообщества, которое определяется одновременно территориальными ифункциональными факторами и основывается на коммуникации, согласии и обычаях. Соответственно этому социальные проблемы следует решать не только путем изменения общественных структур как таковых, а путем понимания, приятия и перенимания нового порядка в привычки, традиции и обычаи сообщества.
Значение исследований Парка заключается в первую очередь в их стимулирующем воздействии на фактические исследования, которые сделали Чикагскую школу знаменитой. Он тесно сотрудничал с Эрнестом У. Берджессом (1886—1966), тогда же работал целый ряд исследователей того же направления. Нельс Андерсон проводил исследования среди бездомных («Бродяги», 1923), Фред М. Трешер — среди молодых преступников («Банда», 1927), Луи Вирт — в гетто (1928), Гарви Зорбо опубликовал работу о центральной части Чикаго, где были ярко выражены социальные и экономические различия («Золотой берег и трущобы», 1929), а Родрик Маккензи углубил экологический подход в работе «Столичная община» (1933).
Работы Чикагской школы, кроме того, дали импульс целому ряду работ по изучению сообществ. Большое значение имели исследования Роберта и Хелеи Линд о промышленном городе в штате Индиана («Миддлтаун», 1929), который был взят как отражение американского общества и классовых отношений в нем. После экономического кризиса Линды повторили свои исследования в этом городе, чтобы выяснить, какие изменения вызвали экономические потрясения во взаимоотношениях классов и в жизни города («Миддлтаун в изменении», 1937). Роберт С. Линд (1829—1931) стал профессором в Колумбийском университете и одним из самых известных социологов довоенного периода, который испытывал глубокое недоверие к теоретическим конструкциям, столь характерное и для других социологов того времени.
Наряду с целым рядом исследований, которые проводились в человеческих сообществах в сельской местности или в городе и имели определенное соответствие социографическим исследованиям в Европе, особенно сильный интерес возник к субкультурам — это понятие, которое обязано своим происхождением изучению сообществ с культурно-антропологическим уклоном. Бестселлером в этой области стала работа Уильяма Фута Уайта «Общество на углу улицы» (1934), где участие в процессе социологического наблюдения зашло настолько далеко, что превратилось почти в «репортаж изнутри».
Все эти исследования, характеризующие эпоху 20—40-х гг. и выходящие за пределы так называемой Чикагской школы, отмечены сочетанием точных наблюдений и описаний с репортажной формой отчета. Однако у социологов Чикагской школы все же превалировал практический интерес к решению проблем, чем претензии на разработку теории. В результате этого публикации были вполне доступны и находили широкую читательскую аудиторию.
Социометрия. Дж. Морено (1892—1974) разрабатывал свои идеи в Австрии отчасти уже в период первой мировой войны, но полностью они сформировались и приобрели известность лишь в Америке, после его эмиграции.
Идеи Морено уходили своими корнями в психотерапию. Согласно Морено, методы психотерапии породили три революции: первая — это гипноз в том виде, как его применял Месмер, вторая — психоанализ Фрейда, третья — психодрама, открытие терапевтического воздействия театральной игры, разработанное Морено. Драматическая структура этой формы терапии делала неизбежным появление сокио-драмы, в которой происходит раскрытие и представление социальных ролей, играемых людьми. Здесь сочетаются терапевтическое воздействие и анализ социальной действительности, что привело, Морено, который в силу своих первоначальных марксистско-социалистических настроений испытывал особый интерес к социальному анализу, к разработке социометрии, которую он считал одновременно и экспериментальным методом, и основой социальной науки. С ней он связывал далеко идущие планы; она должна была «спастипогибающую социологию нашего века».
Морено ясно показал, что он считает свою социометрию не суммой отдельных эмпирико-экспериментальных технических приемов, а генератором идей, образующих отправную точку теоретических концепций и методов; кроме того, она должна была сделать возможным осуществление подлинной демократии.
Социометрия занимается «психологической географией некой общности», так называемыми телеструктурами, потоками чувств, или психической сеткой. Таким образом, общество считается психической реальностью, состоящей из потоков чувств, причем Морено ни в коем случае не останавливается на малых группах, а считает возможным социометрический анализ мирового общества. Отсюда вытекает некоторая амбивалентность, которая отражена в двух различных определениях: социометрия — это наука, которая занимается математическим изучением психологических свойств населения, экспериментальными методами и результатами, получаемыми от применения количественных принципов; и в то же время это исследование развития и организации группы и положения индивидов в ней, исследование внутренней структуры групповой организации.
Согласно Морено, в обществе существует три измерения.
1. Внешнее общество, т.е. все распознаваемые (макроскопические) группировки.
2. Социометрическая матрица, т. е. все микроскопические структуры, которые выявляются социометрическим методом. Социометрическое соответствие внешней структуры социальной группе Морено обозначал как «социоид».
3. Общество и социологическую матрицу он отличал от социальной действительности как динамического синтеза макро- и микроскопических тезиса и антитезиса.
Социальная действительность неизменно конфликтна из-за несовпадения внешней структуры и эмоциональных отношений, т. е. «социодинамической разницы между официальным обществом и социометрической матрицей». Социометрия имеет дело с диалектической действительностью и, будучи ее частью, вносит свои изменения; она сама диалектична, ибо не довольствуется объективистским определением структур и разницы между ними, а оказывает на них влияние посредством анализа. Упраздняется субъектно-объектное разделение, так же как индифферентность метода относительно объекта. Итак, социометрия — это не только метод анализа «социодинамической разницы», но одновременно и метод ее решения, причем у Морено решение может осуществляться только в направлении приспособления формальных структур к «потокам чувств», но не вмешательством сверху или извне, а благодаря возбуждению социодинамических процессов у соответствующих людей.
Экспериментатор неизбежно вызывает эти процесса, но его особое положение должно быть затушевано тем, что испытуемые сами выступают как «исследователи» планирования и организации замысла исследования. Тот факт, что исследователь при этом не может оставаться объективным, не является для Морено проблемой, поскольку для него речь идет в первую очередь о социальных изменениях, а не о научной объективности как самоцели.
Дата добавления: 2015-08-26; просмотров: 986;