Договоры и пакты. Толкование договора

Мы уже говорили о том, что римские юристы пытались свести всю совокупность известных им обязательств в некоторую систему. В институциях Юстинина предлагается четырехчленное деление оснований возникновения обзятаельств: «…из контракта, или как бы из контракта, или из деликта, или как бы из деликта [возникают обязательства]» (в романистике высказывается мнение, что это деление результат компиляции составителей Свода Юстиниана).

Если мы перенесем сказанное в плоскость современной теории права, то можно сказать, что основаниями возникновения, изменения и прекращения гражданских правоотношений являются юридические факты. Последние в свою очередь по волевому моменту подразделяются на юридические факты события и действия. Действия совершаются по воле субъектов - физических, юридических лиц, соотвественно события не зависят от воли субъектов (смерть, стихийное бедствие и др.).

Действия в свою очередь подразделяются на правомерные (контракты) и неправомерные (правонарушения). Для гражданского оборота, конечно, огромное значение имеют правомерные действия, направленные на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей.

В современном гражданском праве такие правомерные действия называются сделками.Согласно ст. 153 ГК РФ сделками признаются «действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей». Римские юристы не выработали общего понятия «сделки»; они знали только отдельные конкретные договоры. В современном праве сделки - волевые действия субъектов гражданского права, направленные на достижение гражданско-правовых последствий. В зависимости от количества лиц, волеизъявление которых необходимо для совершения сделки, сделки могут быть односторонними либо двух- или многосторонними, т.е. договорами. Для совершения односторонней сделки необходимо и достаточно выражения воли одной стороны: например, отказ от наследства, составление завещания и др. Обычно односторонняя сделка создает обязанности лишь для лица, совершившего ее. Наиболее распространенными являются двух- и многосторонние сделки (договоры): купля-продажа, аренда, страхование, подряд и т.п.

Для обозначения договора римляне использовали слово «контракт» (contractus), в отличие от «пакта» (pactum) как термина более широкой значимости, рассчитанного не только на договоры, но и на любые соглашения вообще. Соглашение – родовое понятие по отношению к договору и пакту. Это понятие предельной степени общности. «Название "соглашение" является до такой степени общим, что, как метко замечает Педий (юрист конца I в. н.э.), нет никакого договора (никакого обязательства), который не содержал бы в себе соглашения» (D.2.14.1.3.)

Развитие обязательственной системы в древнем Риме совершается не путем признания в виде общего принципа действительности всякого не противного закону договора. Следуя шаг за шагом за непосредственными запросами, предъявляемыми практической жизнью, римское право развивало свою систему обязательственных отношений путем последовательного признания отдельных договорных типов. Постепенно количество этих санкционированных законом типических отношений стало так велико, что почти все мыслимые житейские потребности ими могли быть удовлетворены. Тем не менее, для юридической силы договора необходимо было не только доказать наличность соглашениямежду сторонами, но и указать тот известный закону тип, под который оно подходит. Вследствие этого одним из наиболее частых вопросов, занимающих юристов при разборе того или другого случая, является вопрос о том, какой иск можно предъявить. На этом основывается главное деление соглашений contractus и pacta: contractus – это признанные правом, типичные договоры; pacta – это соглашения, не подходящие ни под какой тип и потому юридической силы не имеющие: «обязательство не порождается голыми пактами» (fr. 7. 4. D. 2. 14). Юридически незащищенные пакты назывались pacta nuda (голые пакты). Изложенное правило (обязательство не порождается голыми пактами), первоначально проводившееся со строжайшей неукоснительностью, впоследствии подверглось некоторому смягчению. Появляются отдельные пакты, снабженные юридической защитой и названные «одетыми пактами» (pacta vestita) в противоположность голым пактам (pacta nuda), которые такой защитой не пользовались. Несмотря, однако, на известные коррективы, водораздел между пактами и контрактами так и не был устранен полностью, навсегда оставив неизгладимый след в нормах римского права.

Таким образом римские юристы различали a) contractus - договор, пользующийся исковой защитой, и б) pactum - соглашение, по которому, как правило, иск не давался в силу (Сентенции Павла, 2. 14. 1)

Для совершения договора необходимо, чтобы лицо выразило совю волю. Формы выражения воли мыслимы различные: слово, письмо, жест, в известных случаях — молчание. Воля может быть выражена с помощью так называе­мых конклюдентных действий, т.е. таких действий, из которых можно сделать вывод, заключить, что лицо желает совершить известную сделку. Для некоторых сделок закон предписывал совер­шенно определенный способ выражения воли; такие сделки называются формальными (например, манципация и пр.). Другие сделки не были связаны с оп­ределенной формой; стороны могли выражать свою волю тем или иным способом по своему усмотрению (напри­мер, консенсуальные контракты); такие сделки называ­ются неформальными.

Может случиться, что воля выражена лицом так неудачно, что внешнее ее выражение (или волеизъявление) - слово, письмо - оказалось не соответствующим внутреннему решению, тому намерению, которое было у данного лица. Тогда возникают вопросы: чему придать преимущественное значение — воле или ее внешнему выражению, и можно ли признать договор состоявшимся (пример, Causa Curiana. Некто оставил завещание, в котором написал: "Если у меня родится сын и он умрет, не достигнув совершеннолетия, то я желаю, чтобы Курий был моим наследником").

Древнейшее римское право при толковании договоров исходило из того, что выражено вовне; исследование подлинной воли лица не производилось. Но в классиче­ский период стала преобладать та точка зрения, что внешнее выражение воли (слово, письмо) не должно иметь исключительного значения и вытеснять из поля зрения лица, истолковывающего договор, подлинное намерение, подлинную мысль лица, которую оно хотело в данном случае выразить. Эта новая точка зрения привела сначала к такому выводу, что при расхождении воли и ее внешнего выражения никакого юридического результата вообще не получается: то, что стороны выразили (id quod dictum est), не соответствует их подлинным намерениям, а то, что они имели в виду и хотели выразить (id quod actum est), то не выражено.

«Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит» (D. 29. 5. 3).

Одним словом: что он сказал, того он не хочет, а что хочет, того он не сказал; стало быть, договор не состоялся.

Однако затем возобладала та точка зрения, что если из всех обстоятельств дела можно заключить, что сделанное сторонами изъявление воли не соответствует их подлинной воле, причем содержание подлинной воли можно установить, то договор должен толковаться не по букве, а по скрывающейся за буквой мысли.

«В условиях завещаний следует принимать в соображение волю в большей степени, чем слова» (D. 35. 1. 101).

«В соглашениях договаривающихся сторон было признано важным обратить внимание больше на волю, чем на слова» (D. 50. 16. 219).

А в другом месте Дигест прямо противоположное высказвание: «Иногда больше значит написанный текст, чем намерения сторон» (D. 33. 2. 19. Modestinus). Противоречие так и осталось…