ОТМЕНА КРЕПОСТНОГО ПРАВА В БЕЛАРУСИ 30 страница

Политический переворот, свершившийся в стране осенью 1929 года, свел главные рычаги руководства и главную ответственность за происходящее к одному человеку—Сталину. Официальная про­паганда представляла его как мудрого и безошибочно действую­щего вождя, продолжателя дела В.И.Ленина. В 1929 году было проведено шумное празднование 50-летия со дня рождения Сталина.

Все это пагубно сказывалось на жизни страны. К руководству приходили люди, главной способностью которых было умение администрировать, склонность к «фельдфебельству». Это в пер­вую очередь относилось к руководящим структурам партии. Бо­лее 70% секретарей райкомов и горкомов партии в конце 30-х — начале 40-х годов имели только начальное образование, а среди секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных респуб­лик таких было 40%. Большинство из них испытывали большие трудности в работе и имели необходимость в подробных инструк­циях сверху.

К началу 30-х годов репрессии развертывались главным об­разом под флагом борьбы с классово враждебными элементами — кулаками, нэпманами, буржуазными специалистами. Чтобы уп­ростить судопроизводство, в 1929 году их дела стали рассматри­вать так называемые тройки (первый секретарь райкома, предсе­датель райисполкома и начальник местного отделения ГПУ).

С 1934 года репрессии еще шире захлестнули страну. Сигна­лом к ним стало убийство в Ленинграде 1 ноября 1934 года члена Политбюро ЦК, секретаря ЦК и Ленинградского обкома ВКП(б) С.М.Кирова. В этом деле и сегодня многое остается неясным. Все непосредственные свидетели вскоре были уничтожены. В тот же день в Москве было принято Постановление Президиума ЦИК СССР о порядке рассмотрения обвинений в подготовке или вы­полнении террористических актов. На проведение следствия от­водилось 10 дней. Дела рассматривались без прокурора и адвока­та. Обжалование приговоров и помилование не допускались. Приговор к высшей мере наказания выполнялся без задержек. Такой же порядок судопроизводства в 1937 году был распростра­нен на дела о вредительстве, диверсиях и шпионаже. Максималь­ный срок лишения свободы по делам о государственных преступ­лениях был увеличен с 10 до 25 лет. По предложению секретаря ЦК ВКП(б) Л.М.Когановича дела по политическим обвинениям стали рассматриваться без суда, но с применением высшей меры наказания. О количестве этих дел (их было очень много) свиде­тельствует предложение Председателя Совнаркома СССР В.М.Молотова — выносить приговоры по спискам (без разбора дел). На рассмотрение каждого дела отводилось несколько минут.

В 1935 —1938 годах по стране прокатилась волна массовых политических процессов, в ходе которых были уничтожены все политические оппоненты Сталина.

Та общественно-политическая обстановка, которая установи­лась в стране, была характерна и для Белоруссии. Под воздей­ствием зарождающейся командно-административной системы здесь также стали перечеркиваться гуманистические ценности строящегося социалистического общества. Все, что не вкладыва­лось в конструкцию сталинских установок, объявлялось враждеб­ным ленинизму, льющим воду на «мельницу классового врага». Если не хватало фактов для доказательства «оппозиционеров», их придумывали методом прямых фальсификаций и искажений.

В Белоруссии в первую очередь пострадали деятели науки и культуры, представители коренной белорусской нации. Их все чаще и чаще начали обвинять в так называемом «национал-де­мократизме». «Национал-демократизм» определялся вначале как тенденция «ставить национальные интересы выше классовых, создавать национальную культуру во вред ее пролетарскому со­держанию». Это понятие первоначально рассматривалось как правый уклон в культурном строительстве. Но уже в 1930 году оценки «национал-демократизма» резко изменились и стали ха­рактеризоваться в партийных документах и печати как враждеб­ная Советской власти идеология и практика контрреволюцион­ного националистического течения, ставящие своей целью реставрацию капитализма в Белоруссии. В действительности опас­ности такого рода, представляющей реальную угрозу Советской власти, не существовало, хотя отдельные преувеличения роли и значения национального фактора наблюдались. Они имели мес­то в деятельности той части научной и творческой интеллиген­ции, которая не сразу восприняла идеи Октябрьской революции и придерживалась мелкобуржуазных взглядов и убеждений. К ним в первую очередь следует отнести бывших деятелей БНР В.Ю.Ластовского, Я.Ю.Лесика, С.Н.Некрашевича, А. А.Смолича, А.И.Цвикевича и других.

Их позитивная, творческая деятельность на ниве культуры, науки и образования пользовалась признанием и поддержкой со стороны многих партийных и советских руководителей, которые смогли подняться выше вульгарно-догматических схем. Они не драматизировали ситуацию в общественно-политической жизни республики, в том числе и в национально-культурном строитель­стве. Но после и эту группу партийных и государственных руко­водителей обвинили в так называемом «национал-уклонизме», поставив им в вину преувеличение национальных моментов в ущерб общегосударственным и общепартийным интересам.

Обвинения в «национал-демократизме» все чаще и чаще зву­чали в адрес таких видных партийных и государственных деяте­лей, как Д.Ф.Жилунович, В.М.Игнатовский, Д.Ф.Прищепов, А.В. Балицкий, П.В.Ильюченок, А.Ф.Ульянов, М.С.Куделько (М.Чарот}, П.Р.Головач, А.Ф.Адамович и других, особенно в отношении тех, кто до вступления в ряды ВКП(б) являлся членом других полити­ческих партий и организаций. Стрелы критики часто направля­лись и против Председателя ЦИК БССР А.Г.Червякова.

Чтобы показать, что «национал-демократизм» имеет широ­кое распространение и организационное оформление, было сфаб­риковано дело о существовании глубоко законспирированной кон­трреволюционной организации «Союз освобождения Белоруссии» (СОБ), ставившей своей целью свержение Советской власти и ус­тановление белорусской буржуазной государственности. В связи с этим в конце 1929 — начале 1930 года в республике прокати­лась серия арестов лиц, которые будто бы являлись членами СОБ. Всего было арестовано 86 человек. Руководство организацией при­писывалось Я.Ю.Лесику, С.Н.Некрашевичу, В.Ю.Ластовскому и другим.

За первой волной арестов «по делу СОБ» во второй половине 1930 года прокатилась следующая, когда уже была арестована группа руководителей наркоматов БССР: Д.Ф.Прищепов (нарком земледелия), А.В .Балицкий (нарком просвещения), А.Ф.Адамович (заместитель наркома земледелия), П.В.Ильюченок (заместитель

председателя Белпайтреста). Они, как и некоторые другие, были обвинены в «национал-уклонизме» и исключены из партии.

Постановлением Коллегии ОГПУ БССР от 18 марта 1931 года Д.Ф.Прищепов, А.В.Балицкий, А.Ф.Адамович, П.В.Илыоченок были приговорены к 10 годам тюремного заключения. 10 апреля 1931 года к разным срокам заключения и высылке были пригово­рены 86 человек по делу СОБ, в том числе Лесик, Некрашевич, Красковский, Цвикевич, Смолич, Ластовский и другие.

Необходимо отметить, что арестованные по данному делу часто давали искаженную оценку не только своей'деятельности, но и тем лицам, с которыми они были связаны по роду своих за­нятий. Это явилось поводом для обвинений В.М.Игнатовского, первого президента АН БССР, который после исключения из партии и вызовов на допросы в ГПУ 4 февраля 1931 года застре­лился.

Обвинения в «национал-демократизме» и «национал-уклониз­ме» были предъявлены также второму секретарю ЦК КП(б)Б А.И.Василевичу, редактору газеты «Чырвонаязмена» П.Р.Головачу, заместителю наркома просвещения Д.Ф.Жилуновичу и дру­гим. Но тогда они еще сумели себя оправдать.

В конце 1930 года угроза расправы нависла и над классика­ми белорусской литературы Я.Купалой и Я.Коласом. В конце но­ября 1930 года Я.Купала, не выдержав организованной против него травли, предпринял попытку самоубийства. Но она оказалась не­удачной. Благодаря усилиям врачей он остался жить. После это­го его на некоторое время оставили в покое. Но в конце 30-х годов над ним и Я.Коласом вновь нависла опасность. Только благодаря смелому поступку первого секретаря ЦК КП(б)Б П.К.Понамаренко им удалось спастись. Но уже черный молот репрессий успел перемолоть в своих жерновах большинство членов Союза писате­лей Белоруссии (были репрессированы около 120 человек). Мно­гие из них погибли в лагерях и тюрьмах: Максим Горецкий, Вла­дислав Голубок, Михась Чарот, Михась Зарецкий, Алесь Дудар, Платон Головач, Тишка Гартный и другие.

Репрессиям подверглись также рабочие и крестьяне. Первые репрессии против рабочих были связаны с ликвидацией троцкистско-зиновьевской оппозиции, с открытыми судебными процес­сами по делу «вредителей» — специалистов из города Шахты, а в БССР — по делу «вредителей» на Витебском и Оршанском желез­нодорожных узлах, в деревообрабатывающей промьппленности. Репрессии против крестьянства начались в 1928 — 1929 годах. Уже тогда органы госбезопасности привлекли к уголовной ответ­ственности многих крестьян за укрытие хлебных излишков. В 1930 году в связи с массовой коллективизацией и «ликвидацией кула­чества как класса» экспроприации и выселению подлежало 34 тысячи крестьянских хозяйств (кулаков), или 4,2% от общего ко­личества крестьянских хозяйств. К маю того же года было раску­лачено 15629 хозяйств, что составляло 1,9% от общего количе­ства крестьянских подворий. Кстати, на XIII съезде КП(б)Б отмечалось, что 2393 хозяйства, или каждое седьмое, были раску­лачены необоснованно.

Практика массового раскулачивания продолжалась и позже. В результате проверки 8750 колхозов, проведенной ЦКК-РКИ БССР в 1932 году, из коллективных хозяйств исключили 2755 руководя­щих работников как «кулацких и антисоветских элементов». Пос­ле свою лепту в это внесли политотделы МТС, созданные в 1933 году. За год своей деятельности они «выявили» и исключили из колхозов 2700 «кулаков-вредителей», сняли с работы за враждеб­ную деятельность 1544 работника. С ноября 1932 года начали широко применяться репрессии с целью проведения хлебозаго­товок. Многие колхозы, партийные организации объявлялись ку­лацкими, а их руководители — саботажниками и перерожденца­ми. Всех их арестовывали.

Пострадали и ни в чем не повинные учителя и врачи. Так, только в 1937 году по Заславскому району были репрессированы 78 педагогов, по Лиозненскому — 34, Стародорожскому — 28.

Работники НКВД уничтожили также лучших представителей командно-политического состава Белорусского военного округа. Только с мая 1937 года по сентябрь 1938 года было репрессирова­но около половины командиров полков, почти все командиры бри­гад, дивизий и корпусов, около третьей части комиссаров полков. Накануне войны 75% командиров и политработников находились на должностях не более одного года. В июне 1937 года был расст­релян командующий округом, герой гражданской войны Е.П. Уборевич, покончил жизнь самоубийством Гамарник, бывший секре­тарь ЦК КП(б)Б, который проходил по этому делу.

Выискивание вредительских элементов осуществлялось и по партийной линии. В результате чистки КП(б)Б в 1933 году партий­ных билетов лишились 9,7 тысяч членов и кандидатов в члены партии, что составило более 20,6% от их общего количества. В ходе обмена и проверки партдокументов в 1935 — 1936 годах из рядов республиканской парторганизации было исключено около половины ее состава (из 42 тысяч до 20 тысяч). В 1937 году появи­лась фальшивая версия о том, что в Белоруссии действует широкоразветвленное антисоветское подполье — национал-фашистс­кая организация во главе с Н.Ф.Гикало (первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии), Н.Н.Голодедом (председателем СНК БССР) и А.Г.Червяковым (председателем ЦИК БССР). Всем им это стоило жизни. За два года (1937 — 1939 годы) после «разоблачения» этой организации парторганизация республики потеряла еще 40% своего наличного состава. Погибли многие партийные и го­сударственные деятели. Так со ста одного секретаря райкома пар­тии остались в живых и на партийной работе только двое.

В репрессиях против коммунистов Белоруссии повинны за­ведующие отделами ЦК ВКП(б) Г.М.Маленков и Я.А.Яковлев, ко­торые посетили Белоруссию в 1936 году. На Пленуме ЦК КП(б)Б, который проходил в июле 1936 года, они «разоблачили» более 30 «активных врагов» — среди них секретаря Слуцкого окружкома

Желудева, председателя Полоцкого окружного исполкома Свири­дова, секретаря Полоцкого окружкома КП(б)Б Лихачева, секрета­ря ЦК ЛКСМБ Августайтиса и других.

Всего, по данным В.Адамушко, автора книги «Политические репрессии 20 — 50-х годов в Белоруссии», с ноября 1917 года и по апрель-1953 года судебными и несудебными органами республи­ки было рассмотрено более 170 тысяч дел в отношении к 250 ты­сячам человек, которые привлекались к ответственности по по­литическим мотивам. Из этого количества 10 тысяч человек были репрессированы в 1917 — 1929 годах, 46 тысяч — в 1929 — 1934 годах, 55 тысяч — в 1941 — 1945 годах, 50 тысяч — в 1946 — 1953 годах. Пик репрессий пришелся на 1935 —1940 годы. За это вре­мя были репрессированы более 85 тысяч человек. Данные В.Ада­мушко, основанные на архивных источниках (самых достоверных) свидетельствуют, что за 20 — 50-е годы за «контрреволюционные преступления» к смертной казни были приговорены (за 37 лет — с ноября 1917 по апрель 1953 года) 35 тысяч человек. Расстреля­ны более 28 тысяч человек. Пик расстрелов наблюдался в 1935 — 1940 годах. Правда, эти цифры не затрагивают тех, кто был реп­рессирован в административном порядке. Всего, по данным В.Ада­мушко, общее число жертв политических репрессий в 20 — 50-е годы составляет около 600 тысяч человек.

Большой вклад в раскручивание политических репрессий в Белоруссии внесли бывшие наркомы НКВД БССР Г.А.Молчанов, Б.Д.Берман, А.А.Наседкин, Л.Ф.Цанава. Б.Д.Берман, являясь сы­ном крупного спичечного фабриканта и лесопромышленника, отличался особенной беспринципностью и угодничеством. Копи­руя сценарии московских процессов, он организовал в Белорус­сии шумные судилища в Гомеле, Лепеле, Жлобине, Минске. Не успевал завершиться один процесс, как начинался уже второй. На свет, как грибы после дождя, появлялись то «шпионские», то «вредительские» организации. Фабриковались одно другого сенсационнейшие обвинения. Именно при Бермане наиболее пост­радали партийная организация республики и интеллигенция Бе­лоруссии. Это он отправил на эшафот В.Ф.Шаранговича, Н.Н.Голодеда, вынудил к самоубийству А.Г.Червякова и других. Его кровавые дела активно продолжал А. А.Наседкин. Пришедший ему на смену Л.Ф.Цанава только за первый год своей деятельнос­ти арестовал более 27 тысяч человек.

Но жизнь наказала и палачей. И Молчанов, и Берман, и На­седкин еще в 30-е годы были арестованы и приговорены к выс­шей мере наказания. Их расстреляли в тех же сталинских застен­ках, в которых они расстреливали других людей. Получил свое, хотя и позднее, также Л.Ф.Цанава.

Таким образом, к концу 30-х годов в Белоруссии, как и в стра­не в целом, была реализована сталинская модель государствен­ного социализма. Утвердилась партийно-государственная систе­ма. В стране, как было объявлено, победила социалистическая собственность, существующая в двух формах — общенародной и

колхозно-кооперативной. Но на деле утвердилась одна — госу­дарственная собственность, что означало только шаг к действи­тельно социалистической, при которой работники производства являются не только совладельцами ее, но и полными распоряди­телями. Но это было обезличено. К минимуму были сведены и товарно-денежные отношения.

Вместе с тем, в результате осуществления индустриализации значительно выросли производительные силы и возникли новые элементы производственных отношений. Планирование народно­хозяйственной деятельности на всех уровнях — от общества в целом до отдельного предприятия, распределение по труду и с общественных фондов потребления, общедоступность социально-культурных благ, коллективная организация труда. Это дало воз­можность внушить народу, что победил социалистический строй, и массы трудящихся, видя реальные перемены, верили этому, принимали деформированный социализм за действительный.

Они единодушно поддержали Конституцию СССР 1936 года и созданную по ее образцу Конституцию БССР 1937 года. Воспри­нимая их как соответствующие социализму, несмотря на то, что провозглашенные в них нормы не всегда соответствовали действи­тельности, они верили, что если чего и нет в действительности, то оно обязательно должно быть и вскоре будет. Такой была общественно-политическая обстановка в Белорус­сии и в стране в целом в конце 20 — 30-е годы.

ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ В БССР

В результате осуществления НЭПа промышленность и сельское хозяйство в СССР были восстановлены. К1928 году они уже по основным показателям значительно превосходили уровень 1913 года. Но и через 10 лет после Октябрьской революции в стра­не сохранялось значительное преобладание сельского хозяйства и легкой промышленности, и страна оставалась преимуществен­но аграрной, крестьянской. Неразвитость индустрии порождала острейший товарный дефицит, который сопровождался сильной инфляцией. Перед руководством ВКП(б) и Советским правитель­ством стоял вопрос, каким путем идти дальше, как развивать эко­номику страны. Выход из создавшегося положения был один — как можно быстрее создать мощную экономику с высокоразви­той тяжелой промышленностью и высокомеханизированным сель­ским хозяйством. Это нужно было осуществить не только в инте­ресах экономики, но и в интересах обороноспособности страны, оказавшейся во враждебном окружении. Но решить эту задачу было непросто. Положение в стране оставалось сложным. В Бело­руссии оно было еще сложнее. Это можно объяснить рядом при­чин и, прежде всего особенностями экономического развития рес­публики.

На территории Белоруссии промышленность была развита слабо. Ее удельный вес в народном хозяйстве в 1925 — 1926 хо­зяйственному году составлял только 22,3 %. Техническая оснащен­ность была тоже очень слабой. Преобладали предприятия сельс­кохозяйственного сырья и легкой промышленности, и все они были построены до 1900 года. Тяжелой промышленности не было вообще.

В Белоруссии не проводились научные исследования по изу­чению наличия полезных ископаемых, что крайне затрудняло обеспечение промышленных предприятий необходимым сырьем и планирование развития отдельных отраслей промышленности.

В республике практически отсутствовали кадры инженерно-технических работников, низкой была квалификация рабочих. В БССР в 1927 году было только 82 инженера с высшим образова­нием и 111 техников (это 2% к общему количеству рабочих). Низ­ким был и общий культурный уровень населения.

Все это препятствовало развитию народного хозяйства рес­публики. Эту тенденцию четко сформулировал IX съезд КП(б) Белоруссии: «Темп развития государственной промышленности в настоящее время замедляется, так как она подходит по произ­водительной способности к своему пределу».

Сама жизнь ставила вопросы: что делать дальше, как покон­чить с технико-экономической отсталостью республики? Ответ нужно было искать на путях индустриализации. Но для ее осуще­ствления нужны были средства. На какие-либо иностранные кре­диты или помощь рассчитывать не приходилось, вся надежда была только на внутренние источники.

Важнейшим из источников накопления должна была стать сама промышленность. Этого можно было добиться за счет по­стоянного сокращения накладных расходов, снижения себестои­мости продукции, ускорения оборачиваемости средств, всемер­ной рационализации промышленности, применения новейших достижений науки и техники, повышения производительности труда и укрепления трудовой дисциплины.

Дополнительные средства народному хозяйству предстояло получить в борьбе за режим экономии, рентабельность производ­ства, бережное отношение к оборудованию. 25 апреля 1926 года в «Правде» было опубликовано обращение ЦК и ЦИК ВКП(б) «О борьбе за режим экономии», в котором ставилась задача макси­мально сократить расходы на все то, что не абсолютно необходи­мо и без чего можно обойтись при наличие скудных резервов, беречь каждую копейку и систематически накапливать средства для нужд индустрии.

Следующими из наиболее важных источников накопления средств являлись сбережения трудящихся, которые привлекались в государственный бюджет путем внутренних займов и улучше­ния работы сберегательных касс.

Всего по республике в результате реализации трех займов индустриализации, займов «Пятилетку в четыре года», «Третий, решающий год пятилетки», «Четвертый заключительный год пя­тилетки» трудящиеся дали взаймы государству для нужд индуст­риализации 139 миллионов рублей, из них крестьяне — 22,8 мил­лиона рублей. Примерно в три раза больше средств поступило за годы второй пятилетки. Но их было недостаточно. Каменев, Зино­вьев и Троцкий предлагали взять средства у крестьян, причем не экономическими методами, а путем государственного принужде­ния.

По этому вопросу категорично высказался XV съезд партии (декабрь 1927 года): «Неправильно исходить из требования мак­симальной перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии, ибо это требование означает не только поли­тический разрыв с крестьянством, но и подрыв сырьевой базы самой индустриализации, подрыв его внутреннего рынка, подрыв экспорта и нарушение равновесия всей народнохозяйственной системы».

Хотя эти взгляды и получили должный отпор в партии, но с установлением единоличной власти Сталина именно они стали претворяться в жизнь. Сталинская идея состояла в том, чтобы отобрать у крестьян зерно и вырученные средства вложить в тех­нологический скачок, осуществляя индустриализацию без всяких дополнительных затрат.

Являлось ли это исторической неизбежностью?

Ответить сложно. Прежде всего потому, что эта тема до пос­леднего времени фактически не исследовалась. Кроме того, в распоряжении исследователей очень мало правдивых статисти­ческих данных о том периоде истории. Необходимо отметить, что трудности конца 20-х годов по своей остроте и глубине напоми­нали напряженность в экономике в первые годы Советской влас­ти. Казалось, что именно жесткая централизация, командование сверху могут наиболее просто обеспечить ускорение развития при нехватке средств. Тем более, что подобные методы уже применя­лись в годы гражданской войны.

Переход к методам «революционного насилия» облегчался еще и тем, что кадры, воспитанные в недрах главков, а затем тре­стов и синдикатов, без особого труда перестраивались на подоб­ный лад. Торжество новой системы управления было в какой-то мере и реакцией на нерешенные проблемы НЭПа.

Кроме того, этому способствовал и очень низкий образова­тельный уровень коммунистов. Например, по материалам партий­ной переписки 1927 года, в республиканской парторганизации более 90% коммунистов являлись малограмотными или имели только начальное образование, а высшее — лишь 0,6%. В таких условиях на руководящих постах оказывались люди недостаточ­но компетентные. Революционное нетерпение, общая культурная отсталость, отсутствие демократических традиций — все это спо­собствовало тому, что индустриализация стала проводиться в ос­новном на использовании «чрезвычайных», внеэкономических,

административно-принудительных методов.

Говоря о процессе индустриализации, необходимо, таким об­разом, отметить присущую ему глубокую противоречивость меж­ду целью и средствами ее достижения. Эта противоречивость была характерна как для страны в целом, так и для отдельных ее реги­онов, в том числе и Белоруссии.

Экономика Советской Белоруссии была неотъемлемой, орга­нической частью экономики Советского Союза, и индустриализа­ция республики являлась составной частью единого процессаин­дустриализации всей страны. X съезд Компартии Белоруссии, состоявшийся в январе 1927 года, подчеркивал, что «успешное развитие хозяйства БССР по пути к социализму возможно только при условии дальнейшего теснейшего экономического сотрудни­чества и увязывания с планом строительства и индустриализа­ции всего СССР».

Вместе с тем, в Белоруссии имелись и свои особенности, и свои трудности. Иными были уроки и темпы, отраслевые пропор­ции и структурные сдвиги. Отметим, что, начиная с 1926 года и до конца первой пятилетки, в республике основное внимание уде­лялось развитию легкой и пищевой промьппленности, что было обусловлено обилием местного сырья, сложивпгамися кадрами, существующими традициями.

За три года, начиная с 1925 года, в промышленность Бело­руссии удалось вложить 40 миллионов рублей. Как же были из­расходованы эти деньги? Почти 60 % выделено на реконструкцию и ремонтные работы. Основные капиталовложения направлялись в топливную, деревообрабатывающую, бумажную, кожевенную, пищевую отрасли. Сооружение предприятий этих отраслей тре­бовало значительно меньших затрат и выполнялось в более ко­роткие сроки.

На первом этапе часть средств выделялась и на развитие про­мышленности стройматериалов, лесообрабатывающей, энергети­ческой, машиностроительной. В 1928 году выпуском 200 сверлиль­ных и 15 токарных станков заводом «Энергия» было положено начало станкостроению в Белоруссии. В этом же году на базе не­больших заводов в Минске был создан металлообрабатывающий завод «Коммунар» (ныне станкостроительный завод имени Кирова).

Согласно постановлению Совета Труда и Обороны СССР от 20 июня 1927 года началось сооружение крупнейшей в республи­ке районной электростанции БелГРЭС, которая должна была обес­печить электроэнергией такие промышленные центры республи­ки, как Витебск, Орша, Могилев, Шклов. В дальнейшем развитии индустриализации в БССР большую роль сыграл переход плани­рования развития экономики на пятилетку.

Первый пятилетний план развития народного хозяйства и культуры БССР был утвержден IX съездом Советов республики в мае 1929 года. Характерной его особенностью являлись сбалансированность и четкое обоснование целей и задач пятилетки. Основная задача первого пятилетнего плана республики форму­лировалась следующим образом: «форсированный темп индуст­риализации Белорусской ССР, повышение удельного веса промыш­ленности в народном хозяйстве».

Первый пятилетний план республики включал как производ­ственную, строительную, так и финансовую программы. После­дней предусматривались плановые изменения индексов всех ви­дов цен. Предполагались торговля средствами производства, долгосрочное кредитование.

Первые два года пятилетки дали весьма ощутимые результа­ты. Промышленность республики уверенно развивалась. Об этом говорят объемы производимой продукции. Если в первом году пятилетки (1928 —1929 гг.) промышленной продукции было про­изведено почти на 69 миллионов рублей больше, чем в предыду­щем, то в 1929 —1930 годах этот показатель был выше уже на 187 миллионов рублей.

Эти данные говорят о том, что промышленность действитель­но сделала огромный шаг вперед. Однако чрезмерно форсиро­ванная коллективизация обернулась падением сельскохозяйствен­ного производства, обострила трудности продовольственного снабжения населения (были введены карточки). К концу пятилет­ки урожай основных сельскохозяйственных культур в Белоруссии снизился от 6 до 23%, количество крупного рогатого скота сокра­тилось за 5 лет с 2198,2 тысяч голов до 1417 тысяч, поголовье сви­ней — с 2293,3 до 1422,3 тысяч голов, овец — с 3449,8 до 1696,6 тысяч голов. Уменьшилась и численность лошадей. При росте чис­ленности населения в сравнении с 1926 годом на 7,3% в 1932 году валовая продукция сельского хозяйства республики за эти годы сократилась на 27%.

Если в процессе формирования первого пятилетнего плана упор делался на экономические стимулы и хозрасчетные методы (что и составляло НЭП), то в процессе его реализации ведущими стали методы командной экономики. Этому способствовала про­веденная на рубеже 20 — 30-х годов комплексная перестройка системы управления. В 1932 году XVII партконференция БКП(б) окончательно похоронила те элементы новой экономической по­литики, которые еще сохранились к этому времени, подчеркнув в своей резолюции «полную несовместимость с политикой партии и интересами рабочего класса буржуазно-нэпманских извраще­ний принципа хозрасчета, выражающихся в разбазаривании общенародных государственных ресурсов и, следовательно, в срыве установленных хозяйственных планов». На смену хозрасчетному механизму в экономике пришла командно-приказная система.

На основании решения ЦИК СССР от 5 января 1932 года о реорганизации совнархозов Белорусский совнархоз был преоб­разован в Наркомат легкой промышленности БССР, а находив­шиеся в его ведении предприятия тяжелой и лесной промышлен­ности подчинены соответствующим союзным наркоматам.

Фактически восстанавливалась жестко централизованная систе­ма управления промышленностью периода «военного коммуниз­ма». Еще в 1929 году тресты были преобразованы из мощных хоз­расчетных предприятий в посредническое звено в управлении промышленностью, а в начале 30-х годов практически прекрати­ли свое существование. Синдикатская торговля стала заменяться распределением ресурсов сверху по фондам и нарядам. Обеспе­чение индустриализации денежными средствами возлагалось на Наркомат финансов, а на Госплан и отраслевые наркоматы — ма­териально-вещественная и техническая обеспеченность предпри­ятий. Оторванность финансовых доходов от промышленности стала одной из причин того, что непосредственными источника­ми финансирования крупномасштабного капитального строитель­ства стало не производство, а сфера распределения и обраще­ния — налог с оборота и займы, размещаемые среди населения.

Индустриализация стала осуществляться в полном соответ­ствии с идеями разгромленной идеологически и организационно на XV съезде ВКП(б) «новой оппозиции» и троцкистов. Офици­ально это отрицалось, но на практике было именно так.

Грандиозные сдвиги рождали иллюзию небывалых возмож­ностей командного стиля управления. В действительности же он очень скоро обнаружил свою ограниченность и порочность.