Политическая и правовая теория К. Маркса и Ф. Энгельса.

В "Манифесте коммунистичес­кой партии" изложена программа пролетарской революции: «Пер­вым шагом в рабочей революции является превращение пролета­риата в господствующий класс, завоевание демократии».

Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централи­зовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролета­риата, организованного как господствующий класс, и возможно бо­лее быстро увеличить сумму производительных сил.

Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи дес­потического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения". Там же перечислены конкретные мероприятия, необходимые для переворота во всем способе произ­водства (отмена права наследования, высокий прогрессивный налог, конфискация имущества эмигрантов и мятежников, монополизация государственного банка, подчинение производства плану, учрежде­ние промышленных армий, в особенности для земледелия, и др.).

В начале 50-х гг. Маркс назвал политическую власть рабочего класса диктатурой пролетариата, ссылаясь на О. Бланки. "Этот со­циализм, — писал Маркс о революционном коммунизме Бланки, — есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура про­летариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще".

Об идее диктатуры пролетариата Маркс и Энгельс потом пи­сали неоднократно. Существенные новшества, внесенные ими в эту идею, состояли в следующем. В работе "Критика Готской програм­мы" (1875 г.) Маркс рассматривал две фазы коммунистического общества, на первой из которых "в обществе, основанном на нача­лах коллективизма", сохранится "узкий горизонт буржуазного пра­ва" в связи с распределением по труду. На второй, высшей, фазе коммунизма, когда осуществится принцип распределения "по потреб­ностям", отпадет надобность в праве и государстве. Упоминание в этой работе и о диктатуре пролетариата, и о "будущей государствен­ности коммунистического общества" впоследствии создало ряд тео­ретических неясностей об исторических рамках диктатуры проле­тариата и даже породило идею "общенародного государства", про­тив которой Маркс энергично возражал в той же самой работе.

Другие дополнения и уточнения идей коммунистической рево­люции и диктатуры пролетариата состояли в суждениях о темпах и формах развития революции. В 70-е гг. Маркс говорил о возмож­ности мирного, ненасильственного развития пролетарской револю­ции в Англии и США (предположительно сказано о Голландии), где не было развитого военно-бюрократического аппарата исполнитель­ной власти. Энгельс в 90-е гг. писал, что можно "представить себе" (чисто теоретически) мирное осуществление требований социалис­тической партии в демократических республиках (Франция, Аме­рика) или в таких монархиях, как Англия.

Мысли о возможности "легальной" пролетарской революции подробно изложены в последней работе Ф. Энгельса — во "Введе­нии" к "Классовой борьбе во Франции с 1848 по 1850 г." К. Маркса, переизданной по инициативе Энгельса в 1895 г. Отнюдь не отвергая возможности в будущем уличных боев пролетариата и протестуя против сокращения рассуждений об "уличных боях" в своем "Вве­дении", опубликованном в газете "Форвертс", Энгельс пишет об успехах германской социал-демократии на выборах и замечает, что буржуазия и правительство стали бояться легальной деятельности рабочей партии больше, чем нелегальной, успехов на выборах го­раздо больше, чем успехов восстания. Ссылаясь на результаты вы­боров в ландтаги, в муниципальные советы, в промысловые суды, Энгельс отмечал, что в государственных учреждениях, в которых буржуазия организует свое господство, есть вообще много такого, чем может воспользоваться рабочий класс для борьбы против этих самых учреждений. Использование рабочим классом представитель­ных учреждений и всеобщего избирательного права для борьбы против буржуазии тем более необходимо, считал Энгельс, что темп развития социальной революции оказался не таким, каким виделся в 1848 г., — история свидетельствовала, что тогдашний уровень экономического развития был недостаточен для устранения капи­талистического способа производства. Мощная армия пролетариа­та еще и теперь (в 1895 г.), писал Энгельс, далека от того, чтобы добиться победы одним великим ударом — она принуждена мед­ленно пробиваться вперед, упорной борьбой отстаивая позицию за позицией. Использование всеобщего избирательного права и эконо­мический переворот откроют широким массам рабочих путь к по­литическому господству.

В ряде работ Маркс и Энгельс одобряли Парижскую коммуну 1871 г. В работе "Гражданская война во Франции" Маркс высоко оценивал мероприятия Парижской коммуны. Отмечая ряд особен­ностей Коммуны Парижа, свойственных ей как традиционному орга­ну городского самоуправления (право отзыва депутатов, их обязан­ность отчитываться перед избирателями, выборность и сменяемость всех должностных лиц, соединение в Совете коммуны законодатель­ных и исполнительных функций и др.), Маркс писал, что "Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпораци­ей... Она была, по сути дела, правительством рабочего класса... Она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда".

Политико-правовое учение марксизма содержит идею отмира­ния политической власти (государства) в коммунистическом обще­стве, когда не будет классов с противоположными интересами. Эта идея особенно резко защищалась Энгельсом, называвшим государ­ство злом, которое по наследству передается пролетариату, ставив­шим задачу отправить в будущем обществе государство "в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором".

Маркс и Энгельс разрабатывали и распространяли свою тео­рию в бескомпромиссной и жестокой борьбе с другими социалисти­ческими и коммунистическими учениями. Большая часть их произ­ведений носит острополемический характер, посвящена разоблаче­нию буржуазной или мелкобуржуазной сущности иных социалис­тических и коммунистических теорий того времени. Уже в книге "Нищета философии" крайне резко критикуется доктрина Прудона, в "Манифесте коммунистической партии" все вообще социали­стические и коммунистические теории той эпохи отвергаются как реакционные, буржуазные, мелкобуржуазные, феодальные, утопи­ческие и т.п. Активное неприятие и предвзято критический настрой ко всем другим идеям и теориям опирались на незыблемую уверен­ность в научности собственной доктрины. Авторы "Манифеста ком­мунистической партии" открыто притязали на то, что только у них в теоретическом отношении "перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов про­летарского движения".

Однако марксизм, несмотря на все разногласия и расколы его сторонников, избежал судьбы доктринерских и догматических тео­рий первой половины XIX в., ставших достоянием узких кружков единомышленников. Распространению марксизма и становлению его как влиятельного направления политико-правовой идеологии спо­собствовало участие Маркса и Энгельса в деятельности Междуна­родного Товарищества Рабочих (Интернационала). Через эту орга­низацию они получили возможность широкого для того времени идейного влияния на растущее рабочее движение, тем более, что еще с "Манифеста коммунистической партии" марксизм был твердо ори­ентирован не на какую-либо страну или группу стран, а на всемирную пролетарскую революцию. Распространению и росту автори­тета марксизма содействовали находившиеся под его прямым или . опосредованным влиянием рабочие партии Германии, после внуши­тельных успехов на выборах в рейхстаг получившие официальное признание. Марксистские идеи были популярны среди социалистов ряда стран Европы, причем Рабочая партия Франции с самого на­чала была создана на основе программы, составленной Марксом совместно с социалистами Ж. Гедом и П. Лафаргом. Важную роль играло и то обстоятельство, что в политической жизни Западной Европы марксизм выступал в окаймлении социал-демократических идей. Суть дела в том, что партии, поддерживав­шие марксистскую критику капитализма, соединяли ее с идеями со­циальной демократии и боролись за практическое улучшение жиз­ни наемных рабочих не в далеком будущем (после победы комму­нистической революции), а уже в современном им обществе, при ка­питализме.

"Манифест коммунистической партии" не утратил зна­чения программного документа, однако стремление сторонников мар­ксизма опереться на социал-демократическое движение привело к тому, что марксистскую теорию стали называть «научным социализмом».

Как подчёркивает Ф. Энгельс в предисловии к своей работе, "определяющим моментом в истории является, в конечном счёте, производство и воспроизводство непосредственной жизни. Оно двояко - производство средств к жизни и производство самого человека".

Производство, таким образом, определяющий момент. Но невозможно объяснить историю, исходя только из производства. Дело в том, что человека отличает не только "производство необходимых средств к жизни", но и наличие нравственности, т.е. сознание своего отношения к другим людям. Нравственность отдельных индивидов существенно зависит от существующих материальных условий, но не является их прямой функцией: чтобы объяснить эту связь, нужно привлечь определённые нравственные законы.

Таким образом, экономические законы (т.е. законы воспроизводства жизни) с одной стороны, и нравственные законы (законы отношения человека к другим людям и к себе) с другой стороны, взаимодействуя, определяют движение человечества. Это взаимодействие - и есть предмет, рассматриваемый им в данной работе.

Законы товарного обмена приводят к образованию новых общественных форм жизни. Семьи, осознавшие свою самостоятельность, подрывают тем самым родовой строй. Родственные отношения уступают место товарным, могущественные семьи, осознавшие важность власти в распределении богатств, понемногу эту власть узурпируют. Недоставало лишь учреждения, которое увековечило бы не только начинающееся разделение общества на классы, но и право имущего класса на эксплуатацию неимущего и господство первого над последним, частную собственность. И такое учреждение появилось. Было изобретено государство.

Государство

Ф. Энгельс отмечает две особенности государства - деление по территориальному признаку и публичная власть.

Материальные посылки возникновения государства:

всё развивающееся обособление от рода отдельных семей

развитие обмена (которое привело к большей мобильности людей

появившаяся частная собственность на землю (которая привела к тому, что племена не владели цельной территорией, а территория эта всё больше дробилась

развившееся рабство, требующее регулярного насилия.

Таким образом, на довольно большой территории перемещалось множество племён; вследствие такой перемешанности средства управления, принятые в родовом обществе, оказались неэффективными, да к тому же они преследовали совсем другую цель: цель рода была - выжить всем вместе, цель семьи стала - нажиться самой.

В такой ситуации наиболее богатые и сильные семьи, осознав важность власти как средство распределения и удержания материальных благ стремились её удержать. Должности вождей стали постепенно закрепляться за выходцами из богатых семей. Очевидно, это связывается с процессом признания богатства как меры человека: с одной стороны сами богатые семьи укреплялись в мысли, что лишь они достойны властвовать (и эта мысль укреплялась: тем более, по мере укрепления традиции). С другой стороны, более слабые семьи, сознавая свою растущую зависимость от богатых семей и не умели ничего этой зависимости противопоставить, признавали за ними это право.

Круг замкнулся: наиболее влиятельные семьи, удерживая власть, ещё более увеличивают свои богатства, что опять-таки ведёт к усилению их власти; слабые же семьи, раз попав в затруднительное положение (а помощь им уже не оказывается безвозмездно) - попадают в зависимость от сильных и, теряя из-за этой зависимости власть, а значит, и богатства, стремительно разоряются.

"Такова была светлая заря цивилизации", иронизирует Ф. Энгельс: "Как только производители перестали сами непосредственно потреблять свой продукт, а начали отчуждать его путём обмена, они утратили свою власть над ним. Они уже больше не знали, что с ним станет. Возникла возможность использовать продукт против производителя, для его эксплуатации и угнетения". И, поскольку, люди созрели морально для того, чтобы эту возможность использовать, они её использовали.

Начавшийся процесс интеграции привёл к тому, что вожди племён образовали совет. В связи с тем, что территория, подчиняющаяся совету, была достаточно большой, народное собрание не всегда могло решать вопросы управления. Таким образом, власть уже отделялась от народа и вожди могли использовать её в своих интересах, а поскольку их интересы были - богатство, то они использовали её именно для наживы. Чтобы закрепить и узаконить это своё положение, они внесли в первые законы право на власть только для лиц, имеющих определённый доход. Общественное мнение уже пришло к тому, что так и должно быть, несогласные же были слишком слабы, чтобы что-либо изменить.

Поскольку написаны были законы, или правила, которым должны были следовать граждане зарождающегося государства, должны были появиться и люди, наблюдавшие за соблюдением этих законов, люди, пресекавшие нарушения этих законов, люди, совершенствующие эти законы, наконец, люди, знающие эти законы достаточно, чтобы консультировать незнающих. Появился государственный аппарат. Всем этим людям некогда уже было заниматься производительным трудом; чтобы их прокормить, понадобилось собирать налоги; а значит, нужны были люди, определяющие размер этих налогов, люди, собирающие их - и их нужно было кормить. Не все люди, работавшие в государственном аппарате, были собственниками. Но большинство из них было заражено жаждой собственности, жаждой наживы. И им недостаточно было того, что они жили за чужой счёт. Они нашли способ добывать сверхприбыль из самой власти. Различного рода поборы, взятки, вымогательства ввергали массы во всё более глубокую нищету.

Как отмечает Ф. Энгельс: "Римское государство превратилось в гигантскую сложную машину исключительно для высасывания соков из подданных".

С появлением собственности происходит раздвоение человека, как от содержания его отделяется форма, как форма эта приобретает самостоятельную жизнь и подчиняет себе человека. В государственном аппарате это раздвоение достигло высшей точки: если человек, занятый в производстве, осознаёт свою необходимость и необходимость в других, то чиновник живёт в мире, порождённым человеческим сознанием, в мире, управляемом законами, людьми же и придумываемыми, т.е. это человек, в котором осталась одна форма; не зря чиновники всех времён на редкость бездушны. Как пишет Л. Н. Толстой, "в жизни этих людей форма господствует над содержанием. Пользуясь благами, добытыми чужим трудом, они не испытывают острой во взаимной поддержке и помощи, а потому руководятся в отношениях друг к другу не внутренними побуждениями, но внешними правилами. Это приводит их к фальши и лжи."

В сущности, об этом же и говорит и Ф. Энгельс: "Обладая публичной властью, и правом взыскания налогов, чиновники, становятся, как органы общества, над обществом. [...] Носители отчуждающейся от общества власти, они должны добывать уважение к себе путём исключительно законов, в силу которых они приобретают особую святость и неприкосновенность".