ПРИ ШИЗОФРЕНИИ И БРЕДОВЫХ РАССТРОЙСТВАХ 6 страница

Столь быстрое «выздоровление» бредового больного вскоре после отказа признать его психически здоровым может говорить только о сохраняющейся возможности приспособления бреда к конкретной ситуации, но никак не о его исчезновении. Обнаружившийся вскоре после выписки обман врачей, продолжение прежней линии поведения, связанной с бредовыми переживаниями, подтверждают наличие в данном случае не выздоровления, связанного с разлучением с индуктором, а диссимуляции болезни. По существу, отмечавшаяся врачами «формальная критика» выступала как форма приспособления бреда к сложившейся ситуации: «вынужден был обмануть в связи с необходимостью убедить всех, что нас преследовали».

Понятно, что у анализируемого больного диссимуляция облегчается снятием эмоционального напряжения, обусловленного изменением обстановки (госпитализация в больницу и исчезновение взаимовлияния коделирантов). О существенном изменении характера психоти-

Суицидальное поведение при шизофрении и бредовых расстройствах 429

ческих переживаний говорит не только возможность их диссимуля-ции, но и исчезновение бредовой трактовки событий настоящего после выписки из больницы. После возвращения больного домой бред поддерживается только «фактами» прошлого. Бредовая установка теперь распространяется лишь на прбшлое и не касается происходящих в настоящее время событий.

Изменение бреда ни в коей мере не говорит о его дезактуализации и тем более о его исчезновении. Отсутствие «козней» со стороны соседей объясняется больным тем, что они «почти добились своего». И даже в отсутствии жены супруг ведет интенсивную «борьбу за выживание» их семьи путем продолжения прежней линии поведения, связанной с обращением в различные инстанции. Более того, бред больного и вне влияния жены развивается и приобретает «свою» масштабность: целью «борьбы» оказывается обращение в ООН и Международный суд.

О дальнейшем развитии самостоятельно существующих у больного бредовых идей, своеобразном увеличении их масштабности свидетельствует и совершенная больным суицидальная попытка. Покушение на самоубийство, прерванное по не зависящим от больного причинам, очень четко свидетельствует о бредовых умозаключениях, лежащих в основе мотивации данного суицида. Хотелось бы подчеркнуть «самостоятельность» принимаемого больным решения о самоубийстве в отличие от весьма нередких коллективных уходов из жизни кодели-рантов. Развитие бреда и появление связанных с бредовой установкой умозаключений, определяющих решение о суициде вне какого-либо влияния жены, говорит о безусловном наличии самостоятельного психического расстройства, развивающегося в дальнейшем независимо от причин и условий его возникновения по своим внутренним механизмам.

Вместе с тем этот «самостоятельный» суицид, как никакой другой, несет безусловный отпечаток продолжающегося влияния первично заболевшей жены на принимаемое мужем решение о самоубийстве. Здесь не просто общепринятое предсмертное обращение к самому близкому человеку, а попытка «восстановления справедливости» по отношению к «преследуемой» семье, своеобразный выход из «тупика», в котором супруги находились ранее и который муж не может разрешить, даже обманув врачей. Адресованная жене предсмертная записка включает фразу о том, что «теперь обязательно во всем разберутся». Своеобразный призыв к органам следствия — это подробное изложение всех «фактов преследования» и учреждений, куда он обращался за помощью.

430 ГЛАВА 8

«Альтруистический» (по Э. Дюркгейму) характер данного суицида подчеркивается не только необходимостью, по мнению больного, самоубийства для проведения следствия и наказания соседей, но и выбором места и времени для ухода из жизни — общая кухня, ночь. Желание проведения «следствия», в процессе которого вскроются все «факты», в чем-то даже ухудшает условия доведения суицидального замысла до логического конца (что и произошло в действительности). Понятно, что на общей кухне большая вероятность появления посторонних, нежели в запертой собственной комнате. Хотя принципиально здесь нельзя исключить и мотив своеобразной мести «преследователям»-соседям в качестве личностного смысла совершенного больным суицида. При этом психологический смысл суицида-мести может до конца и не осознаваться покушавшимся на самоубийство в силу наличия в качестве определяющего мотива стремления установления «фактов преследования», что позволит «спасти» жену хотя бы ценой собственной жизни.

Отметив альтруистический характер анализируемого суицида, следует указать, что «альтруизм» в данном случае — вовсе не прямая аналогия введенного Э. Дюркгеймом понятия, характеризующего один из видов суицида, связанного с повышенной зависимостью самоубийцы от общества, интеграцией его, когда самоубийство совершается во благо того или иного коллектива. Несмотря на то что «симбиоз» данной супружеской пары, безусловно, привел к их чрезмерной интеграции и зависимости друг от друга, «альтруизм» совершаемого мужем самоубийства носит заведомо болезненный, бредовой характер. В силу этого социологическое понятие Э. Дюркгейма может здесь применяться условно и с определенными оговорками.

Однако не вызывает сомнений то, что анализируемый в данном случае суицид, несмотря на его заведомую обусловленность бредовыми переживаниями, действительно направлен во благо и для спасения жены, составляющей с возникновением болезни у мужа единое целое — «преследуемое "Мы"». Наверное, ббльшую степень интеграции трудно себе представить и в рамках любого рода сообщества психически здоровых. И только действительное выздоровление мужа, его избавление от бреда приводит к дезинтеграции «Мы» и появлению «Я», способного критически относиться к бредовым построениям жены и к ее заболеванию в целом.

Представленный выше суицид, по нашему мнению, является достаточно наглядным примером суицидального поведения, в котором наиболее последовательно прослеживается зависимость от бредовых переживаний. Это, если можно так выразиться, бредовой суицид

Суицидальное поведение при шизофрении и бредовых расстройствах 431

в наиболее чистом виде. В отличие от ранее представленных суицидов больных с бредовыми расстройствами, в которых суицид обусловлен «тупиком», созданным болезненным воображением больного, из которого нет выхода, следствием чего является отказ от жизни. Здесь самоубийство, по замыслу больного, должно быть включено в «борьбу с преследователями».

Привлекая самоубийство в качестве одного из элементов бредовой системы, больной, по существу, распространяет бредовую установку на «жизнь после смерти», поэтому в данном случае сама мотивировка суицида носит заведомо патологический характер. Это обстоятельство не только подчеркивает своеобразие данного суицида, но и показывает возможность существования суицидального поведения, при котором обнаруживается не просто психологически понятный выход из «тупика», а, в первую очередь, неадекватные, «нелогичные» умозаключения в рамках бредовой системы, имеющейся у больного.