Внимание 6 страница

В психологии ценности рассматриваются как абстрактные цели, которые нужны человеку для того, чтобы иметь некоторую «точку отсчета» для конкретного оценивания тех или иных событий. Ценности выступают как регуляторы социального поведения личности и группы. Однако они не действуют непосредственно: ценности реализуются в системе ценностных ориентации человека как важнейшего элемента общей структуры диспозиций личности. Ю. М. Жуков определяет ценностные ориентации как «хорошо осознанные ценности» [45]. Поэтому понимание ценностей в психологии тесно связано с проблемой аттитюда, причем иногда ценность понимается как «более широкий» аттитюд, а иногда как элемент аттитюда.

Таким образом, в психологической традиции при анализе ценностей высвечивается их значение для личности, прежде всего в качестве регулятора поведения и деятельности, основы для мотивации. Это, впрочем, не означает сведения всей проблематики ценностей только к ее психологическому аспекту. Социальная природа ценностей очевидна, и поэтому в контексте социального познания ценности справедливо рассматриваются как один из элементов «социальной составляющей» этого процесса.

Некоторая неоднозначность в трактовке ценностей в психологии приводила к попыткам упорядочить эту проблематику. Самую существенную попытку предприняли Я. Рокич и С. Шварц [150]. Ими предложена теория универсального содержания и структуры ценностей, где ценности трактуются как представления людей о Целях, которые служат руководящими принципами в жизни. Такой постановкой вопроса ценности неизбежно связываются с проблемами социального познания: они есть некоторые представления, т.е. категории, при помощи которых человек обозначает те или иные явления мира. Шварцем предложена классификация ценностей (их насчитывается десять типов), в которой типы ценностей практически интерпретированы как способы организации категорий.

Сами по себе ценности разделяются на два класса: терминальные, представляющие собой критерии выбора цели и способов ее достижения, и инструментальные— критерии, стандарты оценки модуса поведения. Таким образом, для Шварца ценности — не свойства, присущие объекту, а именнокритерии, по которым человек действует, оценивает свои действия и строит свое отношение к миру [150]. Ценности включают пять необходимых черт: а) они всегда есть представления или верования; б) знания о состояниях, которых желательно достичь; в) следы специфических ситуаций; г) содержат возможность селекции каких-то событий в жизни человека или в эволюции его поведения; д) имеют некоторую степень важности [там же]. Выделение этих характерных черт ценностей весьма продуктивно для понимания их роли в социальном познании: во-первых, потому что сами ценности трактованы как когнитивные элементы («знания», «представления»...), а во-вторых, потому что обозначен механизм их воздействия на сам процесс познания («возможность селекции каких-то событий»...).

Этой же задаче служит и разработанная Шварцем типология различного содержания ценностей, необходимых для формирования сознательных целей человека, а также описание условий согласования потребностей индивида с интересами общества (удовлетворение биологических потребностей, потребностей в социальных контактах и потребностей выживания, благополучия группы).

Впоследствии проблема ценностей была и более определенно включена в контекст социального познания. А. Тэшфелу принадлежит идея рассмотрения ценностей как одного из детерминант этого процесса [154]. Индивид осознает мир через призму ценностей; социальный мир, естественно, рассматривается через призму социальных ценностей. Они могут быть разного уровня: глобальные — добро, красота, свобода и пр. и приближенные к обыденной жизни — хорошая семья, благополучие, дети и т.п. Для каждого конкретного человека существует проблема соотнесения ценностей общества, культуры с его собственными ценностями.

Мак Гвайром предложено понятие «ценностное поле» личности, которым обозначается тот репертуар ценностей, который значим для каждого человека. Своеобразную трактовку практической значимости личностного репертуара ценностей дал в свое время Г. Олпорт, который назвал такой репертуар «ключом», «намеком», при помощи которого человек может, например, лучше понять своего врага. Вплетение ценностей в процесс познания социального мира существует на всем протяжении социализации человека, однако при некоторых условиях роль ценностей в этом процессе

становится особенно значимой. Это проявляется тогда, когда сами ценности претерпевают изменения. Пока они неизменны, новая информация отбирается и интерпретируется так, чтобы «подтвердить» и «поддержать» структуру ценностно-нагруженных категорий: новая информация здесь не используется для того, чтобы что-то «исправить» в старых представлениях. Мы попросту от нее отказываемся, чтобы не допускать противоречий в наших суждениях.

При этом возникают два типа ошибок:«сверхвключение» и «сверхисключение». Их свойство заключается в том, что при «сверхвключении» в категорию включаются объекты, которые на самом деле к ней не относятся. Логика здесь в том, чтобы в негативно-нагруженную категорию обязательно включить всех, кто, на наш взгляд, обладает отрицательными в терминах ценностей качествами. Если для кого-то весьма сомнительна «ценность» легкомысленного поведения девушек, то подозрительность заставляет включить экстравагантно одетую представительницу прекрасного пола в категорию чуть ли не «уличной девки». Точно так же сегодня, в условиях перехода к рынку, для многих, особенно пожилых людей, категория «предприниматель» негативно ценностно-нагружена («все они — жулики»). С этой точки зрения любого бизнесмена торопятся включить в категорию «жулик». Тенденция здесь в том, чтобы как-нибудь не пропустить ни одного «плохого» представителя при категоризации.

Феномен «сверхвключения» был продемонстрирован в известном эксперименте А. Тэшфела. В одном из классов американской школы все ученики были протестированы на выявление у них антисемитской установки. Далее они были разделены на две группы: «антисемиты» и «не-антисемиты». И той и другой группе было предъявлено несколько фотографий людей с более или менее выраженными внешними национальными свойствами. Нужно было определить, кто из сфотографированных относится к евреям, а кто нет. В группе «антисемитов» почти всех продемонстрированных на фотографиях зачислили в «евреи», в другой группе это количество зачисленных было много меньше. Для антисемитов категория «евреи» отрицательно нагружена, и они озабочены, как бы не пропустить кого-либо, похожего на еврея, при категоризации. Т.е. в категорию включены объекты, на самом деле к нейне принадлежащие [см. 154].

Аналогичный эксперимент был проведен в Техасе (1970), где сильны традиции сегрегационизма. Двум группам испытуемых, «сегрегационистам» и «нейтралам», также были предъявлены фотографии лиц с различной степенью выраженности национальных (расовых) признаков. «Нейтралы» включили в категории «белые»

и «черные» нормальное количество фотографий; «сегрегационисты» включили в категорию «черные» многие фотографии, где никак нельзя было усмотреть какие-либо «небелые» признаки, т.е. вновь был продемонстрирован феномен «сверхвключения».

Феномен «сверхисключения» присутствует в тех случаях, когда воспринимающий имеет дело с позитивно-нагруженной категорией. Категория представляется настолько позитивно-нагруженной, что для субъекта восприятия кажется опасным включить в нее кого-нибудь «недостойного». Различные элитные группировки, будь то в политике или в искусстве, часто используют этот прием. Он встречается и в обыденной жизни, например в школьной практике, когда «отличник», да еще претендующий на медаль — настолько позитивная категория, что в нее порой, боясь ошибиться, не включают весьма сильных и перспективных учеников. Смысл механизма в том, чтобы в позитивно-нагруженную категорию не попал никто лишний (так, в аристократической среде оберегают «людей своего круга», в различных молодежных группировках — «своих» и т.п.). Опасность усматривается в данном случае в том, что кто-то из «негативной» категории вдруг будет исключен и незаконно включен в «позитивную» категорию. При этом отчетливо выявляется еще одна важная функция ценностей в процессе социального познания, а именно их связующая роль между познанием, т.е. когнитивной сферой личности, и ее потребностно-мотивационной сферой.

Существует и еще достаточно нетривиальный путь воздействия ценностей на процесс социального познания. Он связан с принятием решения группой. В данном случае речь идет уже не о том, что ценности обусловливают процесс категоризации, а о том, что они определенным образом «давят» на выработку группой того или иного решения, связанного с той или иной социальной проблемой.

Не вдаваясь в общую дикуссию о том, какие механизмы управляют процессом принятия группового решения, остановимся лишь на одном из них, обозначаемом как«группомыслие»[7] («group-think»), Это явление было открыто И. Джанисом на материале анализа важнейших политических решений, принятых президентскими Советами США (о вторжении на Кубу, о войне против Северной Кореи, об эскалации войны во Вьетнаме) [131]. Все эти решения при последующем анализе были признаны ошибочными, несмотря на то, что принимались весьма квалифицированными лицами при тщательном групповом обсуждении. Джанис обозначил в качестве важнейшего фактора ошибочного группового решения особый феномен «group-think», который он определил как «стиль мышления людей, которые полностью включены в единую группу, где стремление к единомыслию важнее, чем реалистическая оценка возможных вариантов действий».

Возникновение такого стиля мышления во многом обусловлено воздействием на членов группы единообразной системы оценок, касающихся важнейших социальных проблем. Хотя Джанис называет много различных факторов, от которых зависит возникновение «group-think» (и высокая сплоченность группы, и иллюзия ее неуязвимости, и ее изоляция от объективной информации, и самоцензура, и авторитарный лидер, и наличие «самозванных охранителей группового духа», и пр.), несомненен факт зависимости всех этих обстоятельств от жесткой привязанности членов группы определенной системе ценностей. Сохранение принятых ценностей выступает, таким образом, как причина снижения качества решения.

В исследовании И. Б. Бовиной, посвященном анализу всей совокупности факторов, влияющих на характер группового решения, убедительно показана роль таких переменных, которые непосредственно связаны с ценностями группы [21]. К таковым можно отнести представления членов группы о своей собственной группе, ее общую оценку на основе принимаемых ею ценностей, в частности тех характеристик, которые прямо влияют на характер принимаемого решения. Таким образом, факт воздействия ценностей группы и на процесс принятия решения, и на его характер доказан эмпирически.

Все сказанное позволяет сделать вывод: система социальных категорий, ассоциированных с ценностями, — важный и устойчивый фактор социального познания; эта система сохраняется путем ограждения категорий от таких объектов, которые не соответствуют оценкам, представленным в ценностно-нагруженных категориях. Система категорий, связанных с ценностями, обеспечивает самосохранение двумя путями: или отбором информации, релевантной ценностям, или достижением большей ясности категорий, выражающих какие-либо оценки.

Такой вывод содержит в себе и более общее важное положение, касающееся в целом функций категорий. До сих пор говорилось об их пользе в процессе социального познания. Теперь уместно сделать вывод и о возможных дисфункциях категорий, когда они не помогают действиям индивида в окружающем мире, а, напротив, служат помехой. Явления, только что рассмотренные, можно назвать «мисидентификацией», которая происходит на основе ложного отнесения к категории.

Очень важно использование ценностей в политической жизни, где при их помощи разрабатывается специальная риторика, т.е. особое манипулирование ценностями. Ценности рассматривают иногда как «транспортное средство», которое применяется людьми в дискурсе для такого манипулирования. Основной прием — использование тех же самых ценностей для самых различных целей и зачастую маскировка ложных целей популярными ценностями. История политической жизни полна примерами подобного манипулирования ценностями: сколько самых разнообразных содержаний вкладывалось в такие категории, как «свобода», «равенство», «демократия». Не исключение в этом смысле и наша сегодняшняя действительность: нужен особый талант распознавания за вербально заявленными ценностями реальных целей, преследуемых различными политическими группами при помощи апелляции к ценностям.

Особое значение этот факт имеет в быстро изменяющемся мире. Как заметил А. Тэшфел, в этих условиях следует быстрая интерпретация, категориальные решения принимаются на основе недостаточно сложившегося и продуманного опыта. Легко видеть, к каким далеко идущим последствиям это может привести не только индивидов, но и целые социальные группы. Противоречие заключается в том, что в некоторых обстоятельствах на определенном этапе нужны действительно «быстрые решения», когда важнее установить «краткие» различия (или сходства) между объектами или явлениями, чем выяснять исключение из правил. Иногда даже необходимо сохранить категорию, несмотря на наличие исключений. Но все дело в том, чтобы эта сугубо первичная, «грубая настройка», во-первых, не осталась единственной, а главное, чтобы она, — если речь идет о социальных явлениях, — не повредила каждому отдельному человеку.

На чисто теоретическом уровне здесь уместно вспомнить идею Дж. Брунера о том, что, возможно, следует «обучать» категориям: с одной стороны, совершенствовать используемые — добиваться их отчетливости, ясности, большего внутреннего единства, а с другой — рефлексировать лучше свой собственный опыт в его успешном, а также в неуспешном применении.

В целом же очевидно, что ценности играют огромную роль как непосредственно в процессе категоризации, так и вообще в социальном познании. Ценности способствуют сохранению категорий, но в случае краха ценностной категории может последовать крах и самой ценности. Именно поэтому ценностно-нагруженные категории «сопротивляются» противоречивой информации и преобразуют ее в непротиворечивую. Крах отдельной категории может и не привести к краху ценности как таковой, но ценности в обществе находятся в системе. И если окажется разрушенной вся система ценностей, то это может означать настоящую дезорганизацию массового сознания.

Ситуация может быть проиллюстрирована на примере тех обществ, где происходят быстрые и радикальные социальные преобразования, как это имеет место в нашей стране. Ниже мы специально рассмотрим вопрос о том, к каким социальным и психологическим последствиям приводит полная смена акцентов в системе социальных ценностей.

Сейчас, заключая данную главу, остается добавить, что перечень социальных детерминант социального познания должен быть, конечно, продолжен. Главная идея заключается в том, что индивид не просто познает социальный мир, но познает его, действуя в нем, взаимодействуя с другими индивидами и группами, и, следовательно, вся система его связей и отношений с социальным миром так или иначе вторгается в процесс его познания. Уместно вспомнить при этом афоризм Гилфорда: «Не спрашивай, что внутри твоей головы, а спрашивай, внутри чего твоя голова». Еще больше оттенить эту сторону вопроса поможет рассмотрение «продуктов» познания социального мира, т.е. анализ не только того,как складывается представление о каждом отдельном элементе целостной картины мира, но ичто получается в итоге.

Глава VII

ЭЛЕМЕНТЫ СОЦИАЛЬНОГО МИРА

Анализ механизмов когнитивной работы человека с социальной информацией и того, что остается «за пределами когниций», дает представление о том, как индивид строит свой социальный мир, как конструирует его образ. При этом имеется в виду тот факт, что этот образ мира есть не только конечный результат работы с поступающей информацией, но и ее исходный пункт: основа конструкции заложена в практическом освоении человеком всей совокупности реальных связей и отношений. Тем не менее каждый новый виток информации обогащает воспринимаемый мир, делает его еще более полным и сложным. «Разложение» его на составляющие включает в себя риск утратить его целостный образ. Однако для более детального анализа того, как же происходит реконструкция полученной социальной информации и возведение лесов для построения образа мира в целом, необходимо более внимательно рассмотреть, каковы же элементы этой конструкции и как они возникают. Иными словами, нужно исследовать, какие элементы единой картины мира воссоздает в своей познавательной деятельности человек. Как уже отмечалось, историческим предшественником теорий социального познания был анализ атрибутивных процессов, в которых преимущественно выявлялись механизмы построения образа другого человека. Вся традиция социальной психологии в изучении межличностного восприятия апеллировала к этому же элементу социального мира — к другому человеку. Переход исследований от изучения социального восприятия к социальному познанию означает, кроме всего прочего, расширение спектра социальных объектов как элементов социального мира. Теперь в него включаются: образ-Я, образ Другого, образ Группы, образ Времени, образ Среды, образы других, не столь поддающихся классификации социальных явлений и, наконец, образ Мира в целом. Часть из этих проблем уже была рассмотрена в предшествующих разделах,частьнеобходимо выделить в специальном анализе.

1. СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: ОБРАЗ-Я

Сама по себе проблема имеет солидную традицию изучения в социальной психологии. Корни такого изучения лежат глубоко в истории психологии. Родоначальником можно считать У. Джемса с его концепцией осмысления личностью своей самотождественности, своих границ и места в мире. Джемс показал, что человек думает о себе в двух плоскостях, откуда и два аспекта идентичности: в личном аспекте, что и создает личностную самотождественность, и в социальном аспекте, где формируется многообразие социальных Я индивида [37а]. К идее о двух аспектах осмысления личностью своих границ в мире обращались и Ч. Кули (теория зеркального Я), и Г. Мид (становление личности во взаимодействии с другими), и Э. Эриксон, и другие. По сравнению с терминологией Джемса («два аспекта Я») в современной литературе проблема формулируется как проблема двух видов идентичности — личностной и социальной. Если личностная идентичность — это самоопределение в терминах физических, интеллектуальных и нравственных черт индивида, то социальная идентичность — самоопределение в терминах отнесения себя к определенной социальной группе (по Эриксону — «ощущение внутренней согласованности», «поиск своего места в жизни»).

Если для выявления личностной идентичности необходимо описание так называемой «Я-концепции», то для выявления социальной идентичности необходимо исследование связей личности со своей группой. Р. .Берне дает такое определение «Я-концепции»: «Это совокупность всех представлений индивида о себе, сопряженная с их оценкой». Описательную составляющую «Я-концепции» он называет «образом-Я» или «картиной-Я», что включает в себя отношение к себе, самооценку, принятие себя [19, с. 30]. Вместе с тем социальная идентичность — это в гораздо большей степени соотнесение Я с группой, не что иное, как способ организации для данного индивида его представлений о себе и о группе, к которой он принадлежит. Справедлива также и мысль о том, что социальная идентичность — это скорее то, что индивид делает с его позиции в социальной структуре, которая определяет его идентичность, чем то, что он думает о месте в этой структуре. Последнее замечание особенно важно в нашем контексте.

В рамках психологии социального познания прежде всего, конечно, рассматривается социальная идентичность, или образ социального Я, называемый «образ-Я в группе». Такой фокус идентичности выбран не случайно: давно установлен факт, что большинство людей, когда они говорят и о себе, говорят о других

в их жизни, о группах, к которым они принадлежат, о явлениях, которые особенно важны для их взглядов и понимания динамики социального окружения в целом. Примером этого может служить известный тест «20 ответов», предложенный М. Куном и Т. Макпартлендом (рис. 17).

Испытуемым задают вопрос: «Кто Я?» — и на него нужно дать двадцать ответов. В методике все ответы разделяются на четыре группы: А — физическое Я (как объект во времени и пространстве:

«Я — блондин», «Я живу в Москве»), Б — социальное Я (место в группе, социальная роль: «Я — студент», «Я — сын»), В — рефлексивное Я (индивидуальный стиль поведения, особенности характера: «Я — веселый», «Я люблю рок-музыку»), Г— трансцендентальное Я (абстрактная рефлексия вне зависимости от конкретной социальной ситуации: «Я — живое существо», «Я — часть вселенной»). Обычно ответы группы А и Г составляют меньшинство, поэтому анализируются, как правило, ответы групп Б и В. Измеряется количество таких ответов, где человек, отвечая, относит себя к определенной группе («Я — отец», «Я — бухгалтер», «Я -— охотник» и т.п.), и таких, где он преимущественно фиксирует свои личностные черты или характеристики («Я — вспыльчивый», «Я — педант», «Я — не усидчив» и т.п.). В многочисленных исследованиях установлено, что количество «ролевых» ответов всегда значительно превышает число личностных ответов [см. 48; 112].

Все это дает основания сделать вывод, что социальная идентичность как отождествление индивидом себя с той или иной социальной группой — одна из важнейших составляющих образа-Я, отвечающая на вопрос о том, что есть и где есть человек в социальном смысле. Не случайно проблематика социальной идентичности — одна из наиболее разрабатываемых в социальной психологии. Несмотря на ее самостоятельный статус в структуре социально-психологического знания, она — в своих определенных сечениях — ключевой момент и психологии социального познания. Именно в таком ракурсе она особенно широко представлена в европейской социальной психологии. Теоретическое осмысление дано в трудах А. Тэшфела, который разработал «теорию социальной идентичности» (Social Identity Theory — SIT), и Дж. Тернера, предложившего «теорию самокатегоризации» (Self-Categorization Theory - SCT) [154a].

Основанием для этих теорий стала критика десоциализированного взгляда на индивида, который, по мнению Тэшфела, характерен для американской социально-психологической традиции. В связи с этим Тэшфел выдвигает задачу «рассмотреть социальное измерение человеческого поведения» [см. 5]. Поэтому теория социальной идентичности Тэшфела по своему значению выходит за рамки изучения одного из элементов картины социального мира. Она выступает как своеобразный вызов тем традициям исследования социального познания, которые сложились в американской социальной психологии. Наряду с теорией социальных представлений С. Московиси, которая будет рассмотрена ниже, концепция Тэшфела справедливо считается выражением принципиальной позиции европейской социальной психологии, настаивающей на большей «социальности» социального познания, включения когнитивных механизмов в социальный контекст [117].

Эта задача тесно связана с психологией социального познания. Само определение социальной идентичности предполагает такую связь: социальная идентичность, по Тэшфелу,— это та часть «Я-концепции» индивида, которая возникает из осознания своего членства в социальной группе (или группах) вместе с ценностным и эмоциональным значением, придаваемым этому членству. В этом определении важно подчеркнуть два момента: социальная идентичность — это«знание индивида о том, что он принадлежит к

определенной группе, и эмоциональнаязначимость для него группового членства». Как же формируется такое знание? Ответ на этот вопрос дается в традиции когнитивистского подхода, а именно:

описываются три шага на пути познания человеком собственной идентичности:

— первый шаг:социальная категоризация — упорядочивание социального окружения в терминах группировки личностей способом, который имеет смысл для индивида;

— второй шаг:социальная идентификация — процесс, посредством которого индивид помещает себя в ту или иную категорию;

— третий шаг:социальная идентичность — получение некоторого итога — полного социального отождествления индивида.

В этом рассуждении Тэшфел четко разводит понятия «идентификация» — как процесс и «идентичность» — как продукт этого процесса. Это полезно иметь в виду, пользуясь терминологией. Кроме того, именно при анализе трех представленных «шагов» очевидна привязка всей концепции к проблеме социального познания. Еще более определенно это проступает в теории последователя Тэшфела Дж. Тернера. Для него сама социальная группа есть «совокупность индивидов, которые воспринимают себя как членов одной и той же социальной категории, разделяют эмоциональные последствия этого самоопределения и достигают некоторой степени согласованности в оценке группы и их членства в ней» [96, с. 40]. Иными словами, индивид формирует психологически группу посредством категоризации себя с другими. Отсюда можно сделать вывод о том, что в рамках рассматриваемой теории процесс установления социальной идентичности — это механизм социального познания, а именно познания себя в этом мире. Для Тернера личностная и социальная идентичность — не столько различные формыидентичности, сколько различные формысамокатегоризации: личность категоризирует себя в пределах определенного континуума «ближе» то к одному, то к другому полюсу. Это зависит всякий раз от того, в какой конкретно группе возникает ситуация идентификации [см. 117, р. 127].

Несмотря на различный акцент, который сделан в теориях Тэшфела и Тернера, отчетливо видно, как когнитивистский подход дополнен и в этом случае анализом того, что остается «за пределами когниций».

Более полно идентификация с группой рассматривается в трех плоскостях: когнитивной — знание о моей принадлежности к группе, ценностной— наличие позитивных или негативных коннотаций принадлежности к данной группе, эмоциональной — принятие либо «своей», либо «чужой» группы на основании двух первых показателей. Понимаемая таким образом социальная идентичность весьма сходна с социальной установкой - аттитюдом, где тоже три компонента, хотя то, что называется в теории идентичности «ценностным», в теории установки получило название «поведенческий». На этом основании социальную идентичность можно рассматривать как установочную структуру. Но наличие такого сходства содержания двух ключевых понятий социальной психологии не умаляет их значения, а, возможно, напротив, увеличивает его. Более того, это сходство, а также включение проблемы идентичности в системумежгрупповых отношений лишний раз нацеливает исследователя на необходимость постоянно совмещать анализ когнитивных механизмов и социальных условий их проявления.

В теории Тэшфела обсуждается и такой сложный вопрос, как принадлежность индивида одновременно ко многим группам. Как человек решает вопрос о своей идентичности в этом случае? Каков при этом результат познания им своего места в социальном мире? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Сам Тэшфел полагает, что индивид в данном случае выбирает наиболее «выпуклую» группу, которая особенно значима для выработки взгляда на мир, т.е. совершается типичный прием работы с социальной информацией, рассмотренный ранее. При этом возникает задача сортировки групп для обнаружения индивидом для себя такой организации социального мира, в которой он усматривает свой путь восприятия себя и других, а значит, свой путь поведения и действия. Другие авторы, стремясь дать более четкое понимание проблемы, добавляют, что выбор осуществляется часто под влиянием ситуации. В ней, в частности, обнаруживаются и латентные идентичности, т.е. такие, которые иногда и не осознаются в обычных обстоятельствах. Все это не снижает угрозы конфликта принадлежностей; когда затруднительно решить вопрос о том, какая же группа более значима, выбор становится особенно сложным.

Самым спорным моментом является различение сознательного и бессознательного членства в группе. В самом деле, к целому ряду групп человек принадлежит по рождению — в зависимости от его пола, расы, географического места рождения и т.п. Другие группы он сознательно выбирает в процессе социализации, в ходе активного участия в жизни. Это может быть профессиональная группа, политическая партия, спортивный клуб. Очевидно, что и те и другие группы значимы для познания человеком как своего места в мире, так и самого социального мира: от них зависит его видение тех или иных социальных событий и линии своего поведения в них. Пока не удалось точно измерить, каково соотносительное значение в этих процессах того или другого вида групп. В житейских ситуациях можно наблюдать различные варианты их соотношения: когда-то для человека значимее его расовая принадлежность, когда-то политические симпатии. На экспериментальном уровне выяснение этого вопроса не производилось. Правда, С. Московиси высказал предположение о возможном взаимном влиянии двух видов идентичности для познания социального мира. Так, он полагает, что определенная классовая принадлежность («бессознательное членство») предполагает предпочтение и определенных политических выборов (например, человек из рабочей среды скорее будет демонстрировать предпочтение социалистическим, чем иным движениям). Но отдельные наблюдения встречают и сколь угодно много опровержений, поэтому в целом вряд ли можно считать, что в научном плане найден четкий ответ на вопрос, как множественная идентичность сказывается на процессе познания человеком своего места в социальном мире.