Римские матроны: достоинства и пороки

История Рима – это, конечно же, прежде всего история мужчин… Однако и римские женщины играли в ней немаловажную роль. Как мы знаем, история страны началась с похищения сабинянок. Описать все стороны бытия и воспитания женщин невозможно в этом труде. Поэтому бросим мимолетный взор на прелестниц, на «волчиц», помня, что основатели Рима, Ромул и Рем, согласно легенде были вскормлены волчицей. Утверждают, что до конца V в. до н. э. подавляющее большинство римских женщин сохраняло свою невинность до замужества, а после женитьбы оставались столь же целомудренными и скромными. Этому можно верить, если учесть, что римляне были первоначально народом скотоводческим и горным, а у горянок нравы простые и строгие. Жизнь их протекала в непрерывном труде, поэтому дамам были свойственны такие качества, как трудолюбие, дисциплина, ответственность, милосердие, долг, верность обычаям предков (mores maiorum).

Они придерживались древних инстинктов, согласно котоорым земля и семья были частной собственностью. Отсюда, естественно, проистекали общие нравы, требовавшие от обоих членов семейства (жены и мужа) верности и преданности в семейных отношениях. Законы Рима также способствовали упрочению таких порядков. Если муж заставал жену прямо на месте преступления (во время полового акта с кем‑то еще), он мог по закону ее убить. Измена мужу считалась преступлением. Женщина не могла позволить себе никаких вольностей. Ей строго запрещалось прикасаться к вину (разве только символически). За такую дерзость мужчина мог тут же требовать от нее развода. Развод грозил даже за проявление того, что мужу казалось «упрямством или отвратительным поведением», не говоря уже о бесплодии. Подобные строгие порядки существуют вплоть до конца I в. до н. э.

Существовали у римлян свои представления о том, когда лучше брать девушку в жены; не рекомендовалось заключать брак в мае (на этот месяц приходились погребальные обряды). Сами женщины избегали брака в ту пору. Овидий писал:

Девы и вдовы равно избегают

брачных союзов

Этой поры. В мае брак ранней

смертью грозит.

Вот что известной тебе выражает

народ поговоркой:

Только злую жену в мае бери за себя…

Кстати, в те времена существовали три вида брака… Первые два напоминали собой современный официальный брак, а вот третья форма (usus) предполагала, что любовная пара заключала брак только после года совместной жизни. Иначе говоря, обе стороны соглашались на прохождение некоторого испытательного срока. При этом считалось, что если женщина уходила из дома своего будущего мужа больше, чем на три дня и три ночи, испытательный срок следовало в этом случае отсчитывать заново. Видимо, такой способ испытания был удобен и выгоден всем сторонам. В руках отца семейства, имевшего дочь на выданье, сохранялся более длительное время контроль над ее имуществом. Женщина же могла присмотреться к своему будущему мужу и вообще убедиться, подходит ли он ей как мужчина и партнер по жизни. В свою очередь, и муж получал такие же шансы, ибо мог увидеть: какова его избранница как хозяйка, какова в постели, и не ведьма ли. Женщины обладали значительными правами, имея право выбирать мужа, иметь собственность и рабов, дарить или передавать их, строить церкви и т. д. и т. п.

П. Рубенс. Похищение дочерей Левкиппа

Женщине принадлежит заметная роль в мифах и легендах римского народа. Такова история Кориолана, которого мать воспитала в любви и строгости после смерти отца. Он рос отважным и смелым воином. Но так как он презирал плебс, народ провалил его на выборах консула. Он покинул город, перейдя на сторону врагов (вольсков). Под его предводительством те стали одерживать одну победу за другой и подступили к стенам Рима. Напрасно римские послы умоляли его о мире и прощении. Он не слушал ни послов, ни жрецов. Тогда к нему послали его мать… Увидев ее, Кориолан раскаялся и увел вражеское войско от родного города. Враги убили его, но город был спасен. Римляне в честь неожиданного спасения выстроили храм, который посвятили Женской Удаче. Однако с годами и тут влияние женщин стало все более выходить за границы разумной и мудрой гармонии. Мужчины воевали, а без них дома оказались заброшены. Дети росли без призора мужчин (трагедия). «Все народы, – говорил Катон, – господствуют над женщинами, мы же, господствуя над всеми народами, являемся рабами женщин». Труд становился уделом рабов. Женщины все чаще проводили время в любовных играх, пересудах или болтовне. «Речью владеют все, ум же достался немногим» (Катон).

Дж. Б. Тьеполо. Кориолан перед стенами Рима

Разумеется, все это произошло не сразу. Когда Рим стал мощной империей, он очень изменился. Добытое неправедным путем богатство и роскошь (войны и грабежи) в корне изменило философию народа, и особенно знати! Так же в нынешней России богатство превратило многих нуворишей в мерзких скотов. Когда в Рим потекли деньги и золото, римские мужчины, женщины и даже дети знати естественно, стали тратить эти бешеные деньги. Мужчины тратили их на вино, масло, янтарь, полотно, папирус, скульптуры, книги, оружие, вкусные вещи, специи, но более всего – на женщин (или мужчин). Женщины расточали злато на наряды, обувь, ленты, украшения, драгоценности, духи и на мужчин. Принятие в 215 г. до н. э., в самый критический момент войны с Ганнибалом, Оппианова закона (по этому закону им запрещалось носить яркие одежды, ездить в повозках по улицам Рима и было позволено владеть лишь половиной унции золота) вызвало бурю протеста со стороны женщин. В 195 г. до н. э. сенат сделал было попытку отменить сей закон.

Римлянка

И тогда Рим наводнили толпы женщин (буквально со всей страны). Ревнитель старины Катон «краснел от стыда», пробивая себе дорогу в сенат сквозь толпы древних суфражисток. В гневе он даже сравнивал тех женщин с «тупоголовым и неуправляемым животным», которому ни в коем случае нельзя вручать в руки поводья, ибо оно непременно перевернет колесницу. Видимо, он понимал, что женщина стремится к полной свободе и полноправию. Напрасно Катон взывал к разуму мужчин, угрожая им, что, если те уступят, наступит «век соперничества в одеждах». Ведь тогда дамы захотят покупать вновь и вновь – и этому никогда не будет конца. Хорошо, если на все это у мужа есть деньги. Ну а если их нет?!

Римские бронзовые обереги и амулеты в виде фаллоса

Тогда найдется другой мужчина, у которого найдутся денежки. Ему возражал трибун Валерий. Защищая богатых рим‑ских матрон, он говорил: чужеземки одеваются роскошно, они носят всякие украшения, а почему римлянки не могут себе того же позволить? В конце концов, изящество, украшения и красота – «это достоинства, которыми награждена женщина». И в конечном счете мнение последних возобладало. Против большей свободы нравов и дамских прихотей не возражали прежде всего те мужчины, у которых, видимо, появились значительные источники богатства: из побежденных стран, городов они тащили горы украшений и злата.

Знак римского публичного дома («К сестрам»)

В итоге уже в I в. н. э., по словам Плиния, римская торговля с Азией стала убыточной, так как отток капиталов из Рим‑ской империи примерно в 4–5 раз превысил годовые поступления, что получал Рим от завоеванных им областей Средиземноморья, Галлии, Испании и Западной Азии в период республики. Рим пал, когда женщины и мужчины полностью подчинили страну низким страстям и прихотям. Хотя, разумеется, процесс падения и загнивания Рима длился не одно столетие.

Вообще же римские матроны пользовались гораздо большей свободой, чем гречанки. Рим в любви хотя и делал все то же самое, что и греки или азиаты, но был необузданнее, циничнее, развратнее, откровеннее в своих эротических фантазиях. Об этом недвусмысленно писал Гораций в «Сатирах», приводя типичную сцену:

Когда же ты весь разгорелся и если

Есть под рукою рабыня иль отрок,

на коих тотчас же

Можешь напасть, ужель

предпочтешь ты от похоти лопнуть?

Я не таков: я люблю, что недорого

лишь и доступно…

Достаточно обратиться и к «Сатирикону» («Книге сатир») Петрония, который описал в ней эпоху Нерона и распространившиеся в обществе нравы, чтобы в полной мере понять всю порочность римской цивилизации. Утверждают, что он «описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвующих в них распутников и распутниц». Он отметил новшества, вносимые ими в каждый вид блуда, отправив послание самому Нерону. Но тут даже официальное звание «законодателя вкуса» не помогло Петронию: пришлось вскрыть себе вены (в наказание за смелость).

О. Бердслей. Мессалина. Иллюстрация к сатире Ювенала

Римские матроны, типа Мессалины, оставили после себя скандальную память. Ювенал выражал бурное негодование тем, что даже императрица торгует телом в публичном доме. Петроний не жалел красок, описывая их сексуальные забавы: «Женщинам то и подавай, что погрязнее: сладострастие в них просыпается только при виде раба или вестового с подобранными полами. Других распаляет вид гладиатора, или покрытого пылью погонщика мулов, или, наконец, актера, выставляющего себя на сцене напоказ». Гораций называл римские лупанарии «дурнопахнущими», что говорит о том, что там, вероятно, не всегда сохраняли чистоту и должную гигиену. Сенека отмечал (видимо, зная из собственного опыта), что посетитель публичных домов уносил их запах на себе. Однако ни запах, ни необходимость нести там немалые расходы, делая дамам подарки, не останавливали мужчин. В «дома радости» толпами устремлялись солдаты, офицеры, торговцы, студенты, гладиаторы, знатные матроны и даже почтенные господа сенаторы. Овидий в знаменитых «Метаморфозах» описывает картину любви дочери Мирры к отцу Киниру. Дочь, словно в безумии, хочет отдаться отцу и уже готова покончить жизнь самоубийством, когда ее кормилица решается удовлетворить ее похоть:

Деву уже подвела и вручает, –

«Бери ее! – молвит, –

Стала твоею, Кинир!» – и позорно

тела сопрягает.

Плоть принимает свою

на постыдной постели родитель,

Гонит девический стыд,

уговорами страх умеряет,

Милую, может быть, он называет

по возрасту «дочка»,

Та же «отец» говорит, –

с именами страшнее злодейство!

Полной выходит она от отца;

безбожное семя –

В горькой утробе ее, преступленье

зародышем носит.

Грех грядущая ночь умножает,

его не покончив.

И лишь когда наконец пожелал,

после стольких соитий,

Милую он распознать, и при свете

внесенном увидел

Сразу и грех свой и дочь, разразился

он возгласом муки

И из висящих ножен исторг

блистающий меч свой.

Мирра спаслась; темнота

беспросветная ночи убийство

Предотвратила. И вот, побродив

по широким равнинам,

Пальмы арабов она и Панхаи

поля покидает.

Девять блуждает потом

завершающих круг полнолуний…

Далее девушка умоляет богов отказать ей в жизни и смерти. Боги откликаются на ее просьбу и превращают ее в драгоценное древо, источающее благовонные капли. Мирра навсегда входит в пантеон героев – «и века про нее не забудут». История могла бы быть воспринята как литературный прием, в мифологическом духе, если бы не примеры из жизни самого Августа. Вспомним, что Калигула, по словам Светония, обвинял свою мать Агриппину (дочь Агриппы) в том, что та появилась на свет в результате инцеста Октавиана Августа с его дочерью Юлией. И пусть последняя история является, вероятно, следствием искаженного пересказа чьей‑то шутки (прах матери Калигулы ясно указывает на то, что она дочка Марка Агриппы и внучка Божественного Августа), ее появление говорит о многом. Развратные нравы прочно вошли в плоть и кровь Римской империи. Прибежищем порока (ирония судьбы) стал даже дом первого лица государства – самого Августа.

Юлия, дочь императора Августа

Веллей Патеркул, близкий друг и доверенное лицо Тиберия, писал… Буря, рассказ о которой ввергает в стыд, а воспоминание внушает ужас, разразилась в собственном доме Августа. Дочь Юлия, презрев волю отца и мужа, окунулась в жуткое распутство и разврат, не упустив ничего из того, что (только) может испробовать женщина. Высоту ее положения она измеряла свободой делать всё, что только ей вздумается, и «полагала, что имеет право удовлетворять любые свои прихоти». Сенека, вспоминая о событиях, имевших место в Риме за 50 лет до него, писал: «Божественный Август отправил в ссылку дочь, бесстыдство которой превзошло всякое порицание, и таким образом обнаружил перед всеми позор императорского дома, обнаружил, как целыми толпами допускались любовники, как во время ночных похождений блуждали по всему городу, как во время ежедневных сборищ при Марсиевой статуе его дочери, после того как она, превратившись из прелюбодейки в публичную женщину, с неизвестными любовниками нарушала законы всякого приличия, нравилось избирать местом для своих позорных действий тот самый форум и ростры, с которой отец ее объявлял законы о прелюбодеяниях». Так дочери и сыновья губят то дело, которому служили их родители. Они первыми и ниспровергают законы. Поэтому дети правителей, наследники империй являются самыми опасными их врагами.

Похищение женщины богом Зевсом

О похождениях и связях скандального толка дочерей и жен императоров все говорили вслух. Распутничая самым безобразнейшим образом, те являли собой весьма дурной пример, хотя и, увы, заразительный. Тщетно ученые, писатели и поэты пытались наставить такого рода женщин на путь добродетели. Плутарх, не очень надеясь на успех, обращался к его аудитории с отчаянным призывом: «Заводить собственных друзей жена не должна; хватит с нее и друзей мужа».

Увы, то был глас вопиющего в пустыне. Похотливые похождения становились предметом похвал со стороны псевдоэпикурейцев. Красавцы и красавицы часто прогуливались по Аппиевой дороге, этому «Бродвею античного мира» (точнее, они возлежали в носилках или проезжали в своих обитых шелком экипажах). Самые красивые экипажи были запряжены четверкой. Куртизанка или матрона усаживалась в носилках в позах наиболее привлекательных, опираясь рукой на подушку, показывая те из своих прелестей, что, по ее мнению, стоило показать достойной публике. Рядом шли две рабыни, одна с зонтиком, другая с веером из павлиньих перьев. Впереди спешили скороходы индийского или африканского происхождения. Всю процессию замыкали рабы. Эти прогулки были не только приятным зрелищем или способом завлечь «жертву» в сети любви, но и важным социальным действом. Только бывая в обществе, можно было напомнить ему о вашем существовании и нуждах. Любители приключений находили дорогу к местам дурной славы, каков был квартал Суммений, изобиловавший публичными домами. Тут было полно «волчиц», «ночных бабочек», которые «работали» даже на кладбищах. Тут ежедневно разыгрывались сцены подобные Камасутре. Но даже такой моралист, как Катон Старший, «хранитель веры отцов», патриархальных нравов, узрев юношу в публичном доме, заметил:

Славно, славно, – крикнул Катон,

изрекая великое слово, –

Если гнусная похоть бушует в жилах,

то лучше

Юношам спускаться сюда,

не вводя в искушенье жен чужих.

Сказанное объясняет то, почему Рим воспринимался пророками как блудница. Град сей является Иоанну Богослову в виде «матери всех блудниц и мерзостям земным». Ангел говорит Иоанну: «…подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле. И повел меня в духе в пустыню; и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена была облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых» (Иоанн. Откр. 17: 1–6). Рим в глазах иных народов казался всемирной блудницей, гнездом всяческих пороков.

Камасутра. Любовные сцены на Востоке

Сравните это с тем, что у древних алеманнов надо было заплатить штраф за то, если женщина обнажала не только ножку, но и голову. А у других «варваров» свободнорожденная женщина, отдавшаяся женатому человеку, тут же предоставлялась в полное распоряжение его супруги. Законы вестготов обязывали рабов связать и привести к мужу женщину, застигнутую ими во время прелюбодеяния. Более того, даже детям разрешалось обвинять свою мать, если та изменила их отцу.

Рибера. Битвы женщин

Нет возможности говорить о всех бесчисленных интригах, кознях и заговорах, в которых римлянки участвовали самым деятельным образом. Не случайно они даже имели организации, вполне независимые от мужских (коллегия весталок была самой влиятельной). Слишком часто руками своих отцов, мужей, братьев, любовников они вершили то, что называют реальной политикой. Но при этом всячески препятствовали тому, чтобы их облагали налогами. Когда для начала военных действий триумвирам нужно было 800 миллионов сестерциев, от дам потребовали вернуть собственность, чтобы обложить ее налогом. И 1400 самых богатых женщин Рима получили уведомления на сей счет. Но тут вспыхнул бунт, схожий с бунтом Лисистраты, описанный в комедии Аристофана. Правда, римлянки не стали говорить глупостей, что, мол, мы не ляжем с вами в постель, не будем «давать» даже под пыткой и т. д. Поднимать шум из‑за такой мелочи было бы нелепо. Они просто решили не давать денег и собственности. Вот как описал этот бунт римлянок Дж. Бейкер: «Они отказываются платить, потому что не получают, как мужчины, привилегий и должностей и не участвуют в общественной жизни. Причина, по которой их облагают налогами, – ведение войны – также не может быть принята всерьез, поскольку войны велись всегда, но с женщин никогда не брали налогов. Если в прошлом женщины вносили свой вклад в войну, они это делали добровольно, из своей личной собственности, но не со своих поместий и приданого, которые необходимы им для достойного существования. Никакая опасность не грозит сейчас их государству. Если галлы или парфяне придут, женщины последуют примеру своих матерей, но они не желают добровольно оплачивать гражданскую войну. Ни Марий, ни Сулла, ни Цинна, ни Помпей и ни Цезарь никогда не облагали женщин налогом, это сделал лишь нынешний комитет, обещавший реорганизовать государство». Такой ответ дали женщины сенату.

Овидий. Гравюра XVII в. ГМИИ

Овидий без всяких стеснений пишет о вожделении, что испытывают мужчины и женщины Рима. Он так натуралистично описывает состояние тех, кто пылает любовной истомой и жаждет удовлетворить страсть, или «сорвать розу», что иные готовы видеть в этом «мастерство адвоката‑профессионала». Хотя он выступает скорее как опытный донжуан и советчик в любви, учащий искусству соблазна:

Скорее птицы перестанут петь весной,

сверчки

Умолкнут летом и собаки станут

бояться зайцев,

Чем женщины будут избегать

учтивых поклонников.

Хотя они кажутся неприступными,

все‑таки они…

Тогда иди, наберись мужества,

ты покоришь всех женщин,

Вряд ли даже одна из десяти тысяч

откажет тебе.

Отказывает она или нет, ты ей

нравишься уже за предложение…

Похищение Елены. Иллюстрация к «Метаморфозам» Овидия

Овидий блестяще показал женские уловки и хитрости… Елена у него вначале отказывает Парису, говоря, что ей – нельзя, она замужем, «теперь другой – хозяин моей судьбы». Но уж очень хочется полюбить и быть любимой таким красавцем. Он не ее муж? Ну и что?! В этом своя привлекательность и прелесть. Запретный плод почему‑то особенно сладок. Поэтому дама советует Парису: «Не подавай виду, лицемерь», «…я разрешаю тебе любить, если ты сможешь это скрывать». «Люби тайно: отсутствие моего повелителя предоставляет свободу». «Покидая меня, он просил всех заботиться обо мне, включая и тебя. Вот и позаботься…» И далее прекрасная Елена дает Парису совет, который могли бы принять и другие:

Ты ищешь моего расположения

с помощью слов, в то время

как тебе нужно применить силу.

Принуждение необходимо для

стыдливого удовольствия.

Если думать о том, какое наказание

нас ждет,

Наши отношения могут пострадать

от нашей нерешительности.

Что же я говорю! Для нас обоих

было бы лучше,

Если каждый из нас гасил бы

пламя возбуждения.

Обещания, данные странниками,

слишком легко нарушаются,

А их изменчивые страсти блуждают

так же, как и они сами.

Но такие страхи не должны

тревожить мои мысли;

Я – обычная жена, как и многие

женщины.

Но время и ты можете возбудить

во мне более дерзкие мысли,

И я, возможно, смогу уступить

твоей страсти.

Последний раз о тайной встрече

ты просил,

По крайней мере, таковы твои слова.

Но я догадываюсь, что ты имел в виду.

Твои смутные надежды должны

увенчаться успехом.

Доверься мне, и время может стать

твоим другом…

Антонио Канова. Елена Прекрасная

Женщины в принципе (в теории) согласны со словами Плутарха, писавшего, что «украшает женщину то, что делает ее более красивой, но делает ее таковою не золото, изумруды и пурпур, а скромность, благопристойность и стыдливость». Однако такова голая теория, которая далека от жизни, хотя она справедлива для эпох строгих и простых. Когда же речь идет о избранных кругах, у них иные правила. Овидий прекрасно понимал женскую психологию. Женщины живут любовью, всем, что так или иначе связано с ней. Послушайте любую молодую девушку разных веков и у всех народов – если вы когда‑нибудь сопоставите их первые и самые сокровенные пожелания, вас, вероятно, удивит, насколько в них много общего. Кажется, что все они написаны под одну копирку – хочу встретить любимого человека, быть с ним вместе, иметь от него детей. Все это вполне естественно. Так запрограммировала нас матушка‑природа. А коль это так, они хотят мужчину, стараясь это не демонстрировать. Скромность, тайный кодекс поведения мешают ей прямо откликнуться на мужской зов. И правы те, кто шутят: «Если женщина говорит – «Нет!», это означает: «Да, но позже, если будете настойчивы и убедительны!»» Не всегда для убеждения женщины нужно красноречие. Не только в нашу эпоху, когда без денег к красивой даме не стоит и подходить, но и ранее деньги выступали в качестве «аргумента убеждения».

О. Бердслей. В излюбленной позе. К сатире Ювенала

Однако женщина не была бы женщиной, если бы не использовала все орудия искушения и соблазна, которые были выдуманы для того, чтобы завлекать в ее сети мужчин и держать их в ее власти столько, сколько возможно. Если одежда мужчин (тоги, плащи, туники) временами и была роскошной, то мужчины всё ж ценились не украшениями или ароматом духов, но своей статью, силой и умом. Что же касается женщин, они больше прибегали к услугам материи, духов, кож или драгоценностей. Духи делались из ароматических веществ и привозились из Египта, Аравии, Индии. В ход шли и растения из Италии (лилия, ирис, нарцисс, майоран, розы и т. д.). Духами опрыскивали всё, что только можно, – постели, комнаты, ванны, прихожие, разве что не конюшни… Духи добавляли в ценные вина и лампады, в воду для омовения, даже в погребальные костры, на которых сжигали покойников. Так как женщины боялись седины больше смерти (это у мужчин седина означала благородство, смешон был тот, кто в старости стал бы краситься, как увядшая дама), у них на вооружении были средства, с помощью которых они отдаляли старость.

Женские украшения римлянок

Волосы чернили дикой лебедой, чечевицей, миртовым вином, кипарисовыми листьями, лесным шалфеем, отваренной кожицей порея, а чтобы те не седели, мазали смесью масла и пепла земляного червяка. Для роста волос использовали медвежий жир и пепел кожи гиппопотама, а чтобы сделать волосы белокурыми, использовали уксусные дрожжи, масло из мастикового дерева или же сок айвы, смешанный с соком бирючины. Брови чернили муравьиными яйцами или более простым способом – иголкой, закопченной в дыму. Если мужчину лысина даже украшает, то лысая женщина, говорили римляне, подобна голому заду. Поэтому в ходу у римлянок были парики и фальшивые волосы. Когда одна из молодых женщин, имевшая ранее прекрасные каштановые волосы, испортила их в ходе эксперимента с красками, Овидий попытался утешить ее: «Германия пришлет тебе волосы рабынь, подвластное племя позаботится о твоей прическе». Страх перед старостью и увяданием толкает женщин на безумства вот уже тысячи лет. Сколько глупых гусынь, которым бог не дал ума и воли смолоду следить за собой, тратят и поныне силы, здоровье, время, деньги на разного рода пластические операции, подтягивания и т. п.

А. Дюрер. Четыре ведьмы

Поэт Марциал частенько упоминает о фальшивых и крашеных волосах в своих эпиграммах. Существовало множество снадобий и для сохранения цвета лица и нежности кожи. Наиболее ценным из таких средств считалось ослиное молоко. Поэтому злые мужские языки часто ехидничали в их адрес, говоря: «Женщинам нужно ослиное молоко, чтобы их внешний вид соответствовал их внутреннему содержанию». Поэты также не упускали случая уязвить дам за столь безумное стремление любым способом сохранить и удержать ускользающую молодость и красу. Сами женщины давали материал для таких шуток, ибо готовили румяна и белила не только из меда или злаков, но и, просим прощенья, из разного рода экскрементов (бычий навоз, экскременты крокодила и т. д. и т. п.). Петроний, описывая одну такую римскую «красавицу», заметил: «По ее челу, покрытому потом, текут ручьи румян и белил, а в морщинах ее щек так много мелу, что их можно принять за старую полуразвалившуюся стену, изборожденную дождем». Эти женщины, похожие на грубо размалеванные куклы с накладными волосами, порой напоминали собой искусственных болванчиков. И не зря Марциал сказал, обращаясь к одной из светских львиц: «В то время, когда ты сидишь дома, твои волосы отсутствуют – их завивают в лавочке в субурском квартале; ночью ты снимаешь свои зубы так же легко, как и свое шелковое платье; твое лицо, составные части которого помещаются в сотне баночек с помадой, не спит с тобой». Ложась в постель с такой дамой, боишься, что во время поцелуя ее челюсть вдруг вывалится, или же в любовном экстазе ты невольно сорвешь ее накладные волосы (вместе с пустым скальпом), восхищавшая тебя грудь может на деле оказаться накладной и дутой. И вообще она может оказаться даже не женщиной.

Мать с младенцем («Матер Матута»). V в. до н.э.

В эпоху Возрождения в моду вошли пышные формы. Считалось, что женщина должна быть одновременно Юноной и Венерой. Больше всего ценилась пышная грудь и крупный зад. Преклонялись перед величественными дамами с большой грудью, широкими бедрами, крепкими ягодицами, полными руками и ногами, «способными задушить гиганта». Стоит вам взглянуть на рубенсовских граций, чтобы воочию представить себе его женский идеал. Понятно, что Возрождение любило крупные формы. Брантом так объяснял это предпочтение: «Вот почему полные женщины заслуживают предпочтения хотя бы ради только их красоты и величия, ибо за эти последние, как и за другие их совершенства, их ценят. Так, гораздо приятнее управлять высоким и красивым боевым конем, и последний доставляет всаднику гораздо большее удовольствие, чем маленькая кляча». И все ж это дело вкуса. Что же до римлян, те с большим удовольствием отдавали сердце и руку грациозным и хрупким дамам, нежели этаким женщинам‑преторианцам. Хотя логически понятна тяга мужчин и к женщинам‑тяжеловозам (они могут тянуть любой груз).

Прекрасная женщина с ребенком

Любили женщин всяких, но преимущественно более стройных и гибких. Если позволить себе сравнения, то в дамах они желали видеть уж конечно не боевого коня или же «клячу», но гибкую «кошку» и «пантеру». Поэты вроде Катулла и Овидия создали целую науку о любви, чем вообще‑то не могли похвастаться и богоподобные греки. Катулл даже имел прозвище «Катулл‑влюбленный». Это не мешало ему быть весьма просвещенным человеком (его называли «ученый веронец»). Несмотря на то что позже влюбленный Микеланджело восклицал в своем сонете: «Бегите прочь, юнцы, от искушенья! Огонь опасен и смертельно жжет», древние римляне не боялись этого огня и не стеснялись своей любви. Напротив, стремились к ней.

Жить, любя, моя Лесбия, да будем,

все досужие стариков сварливых

ни во грош не оценивая сплетни!

Восходить и закатываться солнцам, –

нам, закатится только день короткий,

ночь – одна непрерывная дремота.

Тыщу дай лобзаний мне и сотню,

следом тыщу других, вторую сотню,

и до тыщи ещё, и после сотню.

А как тыщ принакопится порядком,

их смешаем, чтоб сами мы не знали

и чтоб кто‑нибудь злой не мог бы

сглазить,

разузнав, сколько было лобзаний.

Барельеф «Здесь живет счастье». Помпеи

Конечно, наряду с развратницами среди римлянок были приличные женщины. Даже среди высших слоев римского женского общества имелось изрядное число верных жен. О том, что несмотря на всеобщее падение общественных нравов таковые в Риме были, говорят посвященные им могильные эпитафии. Фридлендер в «Истории римской морали» приводит ряд трогательных надписей. Одна из таких надписей периода республики гласит: «Коротки мои слова, путник: остановись и прочти их. Под этим бедным камнем лежит прекрасная женщина… Она неизменно любила своего мужа и родила (ему) двоих сыновей. Одного она оставила на земле, другого погребла на груди земли. Ее слова были добрыми, а походка гордой. Она заботилась о своем доме и своей пряже. Я закончил; можешь идти». Или вот другая надпись, относящаяся уже к имперскому времени: «…Она была духом‑хранителем моего дома, моей надеждой и моей единственной любовью. Чего я желал, желала и она, чего я избегал, избегала и она. Ни одна из самых сокровенных ее мыслей не была тайной для меня. Она не знала небрежения в прядении, была экономна, но и благородна в своей любви к мужу. Без меня она не пробовала ни еды, ни питья. Разумным был ее совет, живым ее ум, благородной ее репутация». И таких памятников в Риме можно увидеть немало.

Сцена римской свадьбы

Ведь даже цезарям попадались хорошие жены. Плиний Младший в «Панегирике» Траяну пишет о Плотине, жене императора, умной и достойной женщине, которая в народе пользовалась всеобщим уважением: «Многим славным людям служило к позору то, что они или слишком опрометчиво выбрали себе супругу, или слишком снисходительно терпели ее в своем доме. Таким образом, людей, прославившихся вне дома, позорили неурядицы личной семейной жизни, и не позволяло им стать действительно великими гражданами то, что они были слишком слабыми супругами. Твоя же, цезарь, жена хорошо подходит к твоей славе и служит тебе украшением. Можно ли быть чище и целомудреннее ее? Или более достойно вечности? Если бы великий понтифик должен был выбрать себе супругу, разве не на ней остановился бы его взор или на какой‑нибудь другой, но во всем ей подобной, если бы только можно было найти такую? Ведь твоя жена из всей твоей судьбы и славы берет на свою долю только личное счастье! Она с удивительным постоянством любит и уважает тебя самого…»В конце концов каждый мужчина своего рода цезарь, и от него самого в первую очередь зависит то, что будет украшать его голову – корона или же нечто иное.

Супружеская чета. Надгробная стела

При этом «первая леди» Рима, да еще обладавшая такими качествами, конечно, оказывала немалое влияние на политическую жизнь страны (что характерно для такого рода империй – Рима или России). Первая дама великой державы должна стоить короны! Такова и была жена Траяна – Плотина… Аврелий Плотин писал: «Кажется совершенно невероятным, насколько Помпея Плотина содействовала славе Траяна. Когда его прокураторы (финансовые чиновники) стали допускать притеснения в провинциях и клевету, так что, как говорили, имея дело с зажиточными людьми, один начинал с вопроса: «На каком основании это у тебя?» Другой – с вопроса: «Откуда ты это взял?» Третий со слов: «Выкладывай, что у тебя есть!» – она упрекала за это мужа, ругая его, что он не заботится о своем добром имени, и так на него воздействовала, что он впоследствии не допускал незаконных изъятий и стал называть фиск (императорскую казну) лианой, от процветания которой хиреют остальные растения». Но подобное вмешательство в политику жены первого человека в государстве, конечно же, заслуживало бы куда большей признательности, если бы та с большим рвением защищала не тех, у кого все уже есть (богачей), но свой заметно обнищавший народ.

Крышка саркофага из Вульчи

Немалое число женщин становилось и на стезю христианского учения. Дамы эти вели очень благопристойный, даже строгий образ жизни. Некоторые из них внимали словам Тертуллиана, который учил их быть более скромными и простыми: «Женская внешность включает в себя два понятия: убранство и украшательство. Убранством я называю то, что зовут женской опрятностью, а украшательством – то, что следовало бы назвать женским позором. Первое заключается в уходе за волосами, кожей и открытыми частями тела; второе – в золоте, серебре, драгоценных камнях и нарядах. Первое осуждаю, как тщеславие, а второе – как настоящее распутство. Представляю рассудить христианским женам, служительницам Божьим, могут ли они найти тут что‑либо похожее на смирение и целомудрие, которое обязались блюсти нерушимо» («О женском убранстве»). Хотя некоторые его советы, конечно, не вызвали у них восторгов. Так, он предлагал женщинам, потерявшим мужей, не вступать во второй брак и в качестве утешения обещал им, что после смерти они «видом и святостью уподобятся ангелам». Слабое утешение! Любовные чувства, страсть мужчин и женщин подавалась им как «постыдное удовольствие» и «суетное блаженство».

Л. дю Нуи. Икбал (Счастливая)

Церковь вновь обращается к древнему моральному принципу «стыдливости», который должен стать ключевым при определении поведения дамы. Приличная женщина всегда должна выглядеть скромной и сдержанной. Во главу морального кодекса поведения женщин ставят скромность, покорность, воздержание, трепет, молчание. Идеал женщины – двигаться тихо, незаметно, с глазами опущенными долу (так обычно вели себя женщины Востока). «Слишком любопытный взгляд всегда непристоен, избегайте его, и вы спасетесь от порока». Девушкам следует, по словам Мефодия Олимпийского, «закрыть на замок» уши и нос, подкрасить свои губы молчанием, и если изредка и улыбаться, то лишь «тенью улыбки». Походка должна быть медленной, размеренной и исполненной достоинства. Никакой игривой поступи, никаких покачиваний бедрами, что, конечно, сразу же указывает на женщину легкого поведения. Лучше сидеть дома и не выходить оттуда без лишней надобности. Гордость женщине не возбраняется, но гордость ее состоит в том, чтобы «краснеть от похвал мужчин» (Г. Назианзин). Только таким образом удастся ей уберечь себя от тлетворного влияния внешнего мира. Она может иметь свой круг интересов, хотя это, как заявит церковь, не приветствуется.

Таков был Рим… Пожалуй, можно сказать, не боясь совершить ошибки: таков был и остается и поныне мир. Эта полная энергии, фантазии, изобретательности, иронии, сатиры, страсти любовь к женщине кажется нам одним из главных достоинств римлян и греков. Хотя даже горячая любовь к дамам не спасет Рим от гибели.