Золотой век» – Веспасиан, Траян, Адриан, Аврелий
При всех тех ужасах и преступлениях, о которых выше шла речь, империи не был чужд и некий плебейский демократизм… Вот, скажем, фигура императора Веспасиана (9–79 гг. н. э.), о котором Тацит говорил, что он – единственный император, которого власть изменила в лучшую, а не в худшую сторону (кстати, он – первый император из несенаторского сословия). Он обладал массой тех достоинств, которые крайне редко встретишь среди руководителей государства. Жил в бедности, хотя и был консулом. Веспасиан отстроил массу городов после землетрясений и пожаров. Он умел выделять и поддерживать достойных людей, установил добрые отношения как с сенаторами, так и с провинциальными лидерами. Веспасиан навел порядок в армии, укрепил дисциплину, проявив при этом особую заботу о безопасности римских границ. Если союзник был предан, он честно помогал ему. Грузинскому царю Митридату он построил (или помог восстановить) крепость у Мцхеты, древней столицы Иберии (Грузии). Он же покровительствовал Испании, Галлии, Африке, хотя и в ущерб Греции и Иудее.
Римский легионер
Первую он лишил самостоятельности, вторую полностью покорил, подавив вспыхнувшее там восстание (66 г.). Любопытно, как он повел себя в отношении противника. Римские войска рвались в бой – взять Иерусалим. Однако мудрый Веспасиан, зная о вражде в стане врагов, заметил: «Если… вы сейчас нагрянете в город, то этим самым вызовете примирение в среде врагов и обратите против нас их еще не надломленную силу; если же вы еще подождете, то число врагов уменьшится, так как их будет пожирать внутренняя война. Лучший полководец, чем я, это Бог, который без напряжения сил с нашей стороны хочет отдать иудеев в руки римлян и подарить нашему войску победу, не связанную с опасностью. В то время как враги губят себя своими собственными руками и терзаются самым страшным злом – междоусобной войной, – нам лучше всего оставаться спокойными зрителями этих ужасов, а не навязывать битвы с людьми, ищущими смерти, беснующимися так неистово друг против друга. Если же кто скажет, что блеск победы без борьбы чересчур бледен, то пусть знает, что достигнуть цели в тишине полезнее, чем испытать изменчивое счастье оружия. Ибо столько же славы, сколько боевые подвиги, приносят самообладание и обдуманность, когда последними достигаются результаты первых». Сей мудрый совет Веспасиана сохраняет и ныне свою значимость.
Повторяю, это был смелый и опытный воин (лично участвовал в 30 сражениях в Британии, за что и был назначен консулом). Однако он столь же умно шел к власти, ожидая, пока один за другим соперники схватывались друг с другом и уничтожали друг друга. Всё решила армия, вставшая на его сторону. Но вот сохранить власть должен был уже он сам, его ум и энергия. Император остался столь же скромным и простым в обхождении, как и раньше. Его можно было видеть везде (так, приступив к восстановлению Капитолия, он первый своими руками стал расчищать обломки, вынося их на своей спине). Он был прост в обращении, доступен, снисходителен, не стремился к блеску и не стеснялся своего былого низкого состояния. Он говорил простонародным языком и даже гордился тем, что он – правитель‑плебей. В питье был умерен. В личной жизни был скромен, хотя и был человеком крепкого телосложения. Любил пошутить и сострить. Но главное: он принес империи мир, о котором мечтало все общество, истерзанное междоусобицами. Великолепный храм Мира, построенный им, был назван одним из чудес света. В его правление появилась фраза о грандиозном величии римского мира. Он был гарантом стабильности следующего столетия.
Алтарь Мира. В центре – Земля (Италия)
После гражданских войн приходилось восстанавливать государство, как ныне приходится восстанавливать Россию после власти ничтожеств. Веспасиан смог найти деньги для восстановления государства, заявив, что для этой цели нужно 40 миллиардов сестерциев. Он нещадно выжимал деньги из богачей как только мог (продавал должности, давал нажиться, а затем забирал их судом). Однако деньги шли не на личные забавы, как в правление Нерона, а в казну империи. В центре Рима он выстроил огромный форум и храм богини Мира (он гордился более всего тем, что даровал государству мир), а по краям храма – здания библиотек. Ради блага государства он обложил налогами даже уборные. Когда налог принес первую прибыль, Веспасиан, этот «цепкий финансист», сунул в нос сыну монету и спросил, не пахнет ли она. Отсюда пошло выражение «Деньги не пахнут». При нем не только построили Колизей, но и уровень жизни народа в провинции возрос вдвое.
Он прислушивался ко всякому слову правды, всячески поддерживал ученых и деятелей культуры, заслужив славу умного, справедливого человека. Он основал и первую в классической древности систему образования, санкционировав подготовку преподавателей латинской и греческой литературы и риторики за счет государства. Они стали получать пенсию после 20 лет службы. Император выдавал пособия и премии тогдашней интеллигенции, проявив величайшую заботу о талантах и искусствах (первый стал выплачивать риторам жалованье из казны по сто тысяч в год). Общество созрело для понимания необходимости платить педагогу, ученому и деятелю культуры за его нелегкий труд (даже рабовладельцы это понимали два тысячелетия тому назад). В дальнейшем особо прославились поддерж‑кой Афинского университета Адриан (117–128 гг. н. э.) и Антонин (138–180 гг. н. э.). Сам же Афинский университет постепенно превращался в культурный центр Римской империи, каковым и оставался до эпохи Юстиниана, когда и был закрыт (529 г. н. э.). Но к тому времени идея высшей школы утрачивает на время свое значение, что, как нам представляется, для общества – тревожный знак, означающий начало периода заката и упадка. А чтобы добыть деньги, Веспасиан прижал высшие классы и собственников, облагая податями их состояния (дабы «обеспечить государство средствами для общественных работ, а пролетариев заработком»). Когда же некий изобретатель показал ему чертеж подъемной машины, сокращавшей трудовые затраты, он воспользоваться ею отказался, сказав: «Я должен кормить моих бедняков». В лице Веспасиана мы имеем тот тип народного политика, который ныне так остро необходим и новой России.
По словам Светония, «ни разу не оказалось, что казнен невинный – разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли». Будучи болен, принял смерть стоя, сказав друзьям: «Император должен умирать стоя»… Были в Риме и другие сильные руководители. Среди них назовем имена императоров Траяна (из простых легионеров), Александра Севера, Адриана, Марка Аврелия. Первый из них добился того, что при нем страх внушали не доносчики, а законы (сенат наградил его титулом «наилучший император»), второй на свои деньги закупал хлеб для народа и считал, что «на государственные должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается». Марка Аврелия считают последним великим императором. Об иных из римских правителей стоило бы сказать подробнее.
Марк Ульпий Траян (53–117 гг. н. э.) был родом из Испании (город Италика). Он принадлежал к древнему, но малоизвестному роду. Отец его выдвинулся как полководец еще при императорах Веспасиане и Тите. Карьеру Траян начинал простым легионером. Всю жизнь он воевал (Дакия, Германия, Аравия, Парфия, Иудея). С даками он воевал дважды. Прекрасный воин, он обладал огромной силой и был невероятно вынослив. Отмечают его склонность к упражнениям и физическим нагрузкам (ловля диких зверей, походы в горы и лесные дебри, плаванье в неспокойном море, гребля, прекрасное владение оружием и т. д.).
В походах всегда шел впереди войск… Траян первым перешел Дунай, победив грозного царя даков Децебала. Дакия стала провинцией Рима. Затем он захватил Набатейское царство, сделал римской провинцией Армению, нанес ощутимые поражения парфянам, взял столицу Ктесифон и дошел до Персидского залива, завоевал Месопотамию. Там он стал строить флот. Никогда еще Рим не был так могуч, как при принцепсе Траяне. Это был пик имперской славы. Границы Рима расширились необычайно. Простота обхождения привлекала к Траяну всех – от солдат и сенаторов до интеллектуалов. Став императором, он тем не менее ходил по Риму пешком, хотя другие принцепсы восседали в паланкине. В итоге те, «как бы боясь равенства, теряли способность пользоваться своими ногами».
Император Траян
Показателен «Панегерик», который посвятил ему писатель Плиний Младший. В благодарственной речи, произнесенной в сенате (100 г. н. э.) по поводу назначения его консулом на два месяца, Плиний не только выполнил так сказать долг приличия, но и, по сути, показал, за что любили и почитали Траяна многие римляне. Конечно, читая этот документ, нельзя не учитывать, что Плиний был в дружественных отношениях с Нервой и Траяном. Но переделанная затем в текст его речь дает довольно объективную оценку Траяна большей частью римского населения. Следует помнить, что Траян являл собой рядом с предыдущим императором Домицианом поразительный контраст. При том Рим жил в страхе, расплодились сонмы доносчиков, тайных и явных. И вот наступила оттепель.
Сравнивая правление Траяна с деспотической властью императора Домициана, оставившего у современников крайне мрачные воспоминания, Плиний пишет: «Великое посрамление легло на наше время, глубокая была нанесена рана нашему государству». Траян пришел к власти мирным путем, что было редким явлением для Рима. Он повел себя с людьми доброжелательно, «как отец с детьми»: считался с народом, сенаторами, был своим человеком и для воинов. Все его признавали, ибо император совсем не кичился властью, но всех считал «равными и себя таким же равным всем другим». Интересно взглянуть и на то, что выделяет Плиний среди заслуг правителя как его главные достижения… Для великого принцепса, коему суждено бессмертие, «нет другой, более достойной статьи расхода, как расход на подрастающее поколение». Дело в том, что если богатые люди имели массу возможностей для того, чтобы предоставить их детям хорошее образование и воспитание, то бедняки, у которых денег практически не бывает, могли рассчитывать только на поддержку государства и его главы.
Битва с даками. Рельеф с колонны Траяна
«Если он не поддерживает, не охраняет и не снабжает щедрой рукой детей, рожденных в надежде на него, то лишь ускоряет гибель своей власти, гибель государства; напрасно тогда будет он, пренебрегши народом, оберегать знатных, точно голову, оторванную от туловища, обреченную на гибель от неустойчивости своего положения». При Траяне политика поддержки молодежи приняла устойчивый характер. Император, «обеспечив их содержание», создал условия и для воспроизводства населения (что крайне важно, скажем, для нашей России, испытывающей демографический спад). Надо и нашему «Траяну» идти таким путем, чтобы при его управлении было легко и «хотелось бы принимать на себя воспитание детей». Другой немалой заслугой императора стала забота о сельском хозяйстве. Плиний сравнивает его заслуги с заслугами Помпея, что «сблизил при помощи торговых связей отдаленные друг от друга племена». В этом же направлении трудился и Траян. Он способствовал увеличению хлебных запасов государства, не подавлял людей новыми налогами. «Отсюда богатство, дешевизна, позволяющая легко сговориться продавцу с покупателем, отсюда всеобщее довольство и незнакомство с нуждой». Траян старался поддержать регионы: в итоге все провинции доверяли и подчинялись Риму. Чрезвычайно важным успехом стал триумф законности при Траяне. Ранее суды и властные лица творили все, что хотели. Произвол процветал «и в храмах и на форуме». Алчность принцепсов не знала меры. При предшествующих правителях число доносчиков стремительно росло. Любое достояние находилось под угрозой. По словам Плиния, Траян «выкорчевал это внутреннее зло и предусмотрительной строгостью обеспечил, чтобы государство, построенное на законности, не оказалось совращенным с пути законов». Вместе с тем это отнюдь не была позорная политика потакания преступникам, какую видим при иных режимах (полностью или частично коррумпированных). Он отомстил грабителям страны и народа. Всех их арестовали, связали веревкой. Затем их поместили на корабли и отдали на волю волн. Пусть бегут от земли, «опустошенной через их доносы» и воровство. Народ, когда этих преступников вели с веревкой на шее, узнал их и испытал огромное наслаждение и удовлетворение, видя, что отмщен за кровь казненных, за все те тревоги и «тягчайшие муки», что были им пережиты…
Форум Траяна в Риме. Реконструкция
Траян решился сделать то, что до него никто в Риме не делал: создал трибунал и «для правителей». Теперь могли быть посажены, говоря современным языком, и судьи, и прокуроры, и чины милиции, и премьеры, ибо «никому не прощается его вина, за каждую полагается возмездие». Страх стали внушать не доносчики, а законы! Суд смог дотянуться и до высших чиновников. При таком правлении «часто проигравшим оказывается фиск (чиновники, судьи, полиция. – В. М .), а ведь это возможно только при наилучшем принцепсе!» У граждан был выбор – выбирать или отстранять того или другого судью. Судьи отныне уже не были несменяемыми и неподсудными (как у нас в России). Самое последнее, на что обратил внимание Плиний в его панегирике императору Траяну, так это на его отношение к ученым и учителям. Уже тогда у мудрейших представителей Рима выработалось понимание значимости этих ключевых фигур общественного прогресса. Плиний пишет: «С каким достоинством ты говоришь с учителями, с каким авторитетом мудрости обращаешься с учеными! Насколько занятия снова приобрели при тебе и живой дух, и кровь, и отечество! А в прежнее время бесчеловечная жестокость преследовала все это изгнанием, когда принцепс, сознавая в себе все пороки, изгонял искусства, враждебные ему, не столько из ненависти к ним, сколько из уважения (правильнее было бы сказать, из страха перед ними. – В. М. ). Ты же все искусства охраняешь, держишь в своих объятиях, воспринимаешь глазами и ушами. Ты обеспечиваешь всё, чему они учат, и в такой же мере их уважаешь, как и они тебя одобряют. Разве каждый, кто бы ни отдался научным занятиям, не получат вместе со всеми прочими благами как одну из первых наград легкий доступ к тебе самому?» Траян поднял роль наук.
Базилика Ульпия Траяна
Возможно, показательным моментом в его отношении к высшему разуму стало приближение к себе Диона Хрисостома (ок. 40–120 гг. н. э.), греческого оратора и философа из Прусы (Вифиния). Извест‑но, что тот происходил из зажиточного дома Вифинии. Будучи при Домициане выслан из Италии, он вынужден был вести жизнь бродячего философа кинико‑стоического толка. Его речи (а до нас дошло 78 его речей), обращенные как к народу, так и к правителям, посвящены вопросам социального и этического характера. После воцарения Антонинов – Нервы и Траяна – к нему вернулось высокое социальное положение. Он занял в окружении Траяна подобающее столь умному человеку место. Надо сказать, что тот всегда уделял особе внимание положению городского населения, вопросам обеспечения его работой, проблемам социальной справедливости и достойной жизни, а также вопросам управления страной. Особый интерес представляют его речи о власти («Речи о царской власти»). В лице государя Диона Хрисостом (Златоуст) видит как бы высшего бога. Идеальным ему представляется такое государство, в котором все главные вопросы решают правители, а дело народа – им повиноваться. В «Басиликах» монархия представлена как справедливая и разумная форма государственного устройства. Опираясь частично на Платона, Дион требует, чтобы все люди поверили в монарха, в богов, загробный суд, в то, что на небесах всех нас ждут воздаяния за дела и грехи наши. В монархическом государстве отношение к высшей власти самое благожелательное, правопорядок крепок и нерушим, а граждане все без исключения благоденствуют. В качестве примера идеальных отношений внутри высшей бюрократии Дион дает диалог между Александром и Диогеном. Его надо воспринимать реалистично и трезво.
В этой дискуссии философ‑киник преподает уроки политической мудрости завоевателю и повелителю мира. Дион называет Диогена «государственным мужем» и «царственным мужем». Несмотря на явную идеализацию образа царя, монарха, властителя рода человеческого (princeps generis humani), нам понятно что Дион стремится к политической и социальной стабильности. Если монарх ведет разумную политику, если он справедлив и честен, если прислушивается к словам и советам умнейших и достойнейших людей, то такой человек, монарх или президент, в самом деле большая находка и удача для великого государства.
Император Нерва
Тут мы встречаем у Диона интересную рекомендацию, которая, к сожалению, редко находит понимание в практике поведения цезарей. Сильные мира сего, вознесясь на самый верх власти, считают для себя кто ниже достоинства, кто не очень удобным, а кто ненужным и даже вредным ходить за советами к мудрецу и ученому. Причин для такого пренебрежительного отношения к достойнейшим людям у власти немало. Говорить об этом не будем. Замечу лишь, что чем выше ум государя, чем разнообразнее его таланты, чем благороднее и значительнее он сам как личность, тем больший интерес вызывают гениальные, яркие, сильные люди. И напротив, чем ничтожнее, подлее, мельче, примитивнее, глупее тот или иной цезарь, тем более гнусную, продажную, мерзкую и тупую публику вокруг себя собирает и доверяет ей управление страной. Нам для сравнения вовсе нет необходимости заглядывать в глубь римской или греческой истории. Оба таких претендента здравствуют, находятся у нас перед глазами – в нынешней России.
Поэтому в этом пункте программы государственного строительства я вполне согласен со Златоустом: «Отрадно видеть, когда верховная власть относится с почтением к представителям умственного начала. Одного желания властвовать и приносить пользу народу мало, нужно знание . Цари и властители всегда хорошо это понимали и старались иметь при себе советников, от которых они получали наставления, что им делать в том или другом случае. У Агамемнона таким советником был Нестор, у персидских царей – маги, у египетских царей – жрецы, у кельтов – друиды». Мысль Диона заключается в том, что при любом правителе‑практике обязательно должен находиться философ‑теоретик. Хотя в его позиции видим немало и иллюзорных надежд: смешно надеяться, что царь станет исполнителем предначертаний философа, историка, ученого; по крайней мере, в реальной истории такое случается крайне редко… Однако талантливые государи умели с максимальной пользой для нужд страны использовать знания.
Милость Траяна
Такой талант был у Траяна. Полагаю, во многом способность слушать великие умы и сделала из него великого императора… Известно, что легенды о «веке Траяна» будут вспоминать с теплотой и воодушевлением не только в Риме, но и в других странах (в том числе в России; даже в «Слове Игоревом»). Конечно же, имели значение физические и душевные достоинства, которыми он блистал в отрочестве. В Риме важно было превосходно владеть оружием, конем и речью. Однако все это, как и врожденное обаяние и тонкая обходительность, – не главное. Гораздо важнее сочетание иных ценных качеств: трезвый глубокий ум, благородство, мужество, простота, сердечность, теплота, доброжелательность. Светоний писал о Тите, что тот однажды за обедом, вспомнив, что за целый день никому не сделал ничего хорошего, воскликнул: «Друзья мои, я потерял день!»
Форум Траяна
Так вот Траян не терял ни одного дня, чтобы или укреплять власть Рима, или украшать и благоустраивать державу. Он очень много строил. Вероятно, это при нем были сооружены два превосходных моста в Испании – акведук в Сеговии и мост в Алькатаре. Самым же величественным памятником эпохи Траяна стал его Форум, сооруженный по проекту выдающегося архитектора, сирийца Аполлодора Дамасского. Форум прославлял военные подвиги императора. Туда попадали через триумфальную арку. В центре двора, выложенного красивыми мозаиками из драгоценных пород мрамора, стояла позолоченная конная статуя императора. В 113 г. была сооружена в его честь колонна, верхушку которой украшал золотой орел, позднее замененный шестиметровой статуей Траяна. Она стала как бы символом, знаковым образом «мировой оси» Римской империи. В ее цоколе стояла золотая урна с его прахом, надгробием и летописью эпохи. По ней вился свиток с рассказом о двух походах в Дакию. Траян фигурирует на ней 90 раз. Колонна изображает и историю в виде задумчивой пишущей женщины.
Колонна Траяна
Публий Элий Адриан (76–138 гг. н. э.) родился в Риме. Отец Публия был из рода Элиев (двоюродный брат Траяна). Известен верностью республиканским традициям. Отец занимал важный пост члена муниципалитета Италики, города в Испании. Состояние семьи считалось весьма скромным. Хотя отец одно время являлся римским наместником в Африке, а наместники всегда держали в руках политику и экономику. Как видите, не все высшие чиновники Рима – мздоимцы. Иные (меньшая часть) были честными и неподкупными. К их числу, видимо, и принадлежал отец Адриана. Мальчику было 9 лет, когда умер его отец. Юноша, поступив в школу, завершил обучение ранее обычных сроков – в 16 лет. Затем уехал в Афины, где занимался под руководством известного софиста Изея. Он был человеком безусловно талантливым, отличался любознательностью и имел исключительную память. Запоминал имена, если слышал их хотя бы раз. Учился он с огромным удовольствием. Говорят, он цитировал на память редкие книги, когда‑то бегло прочитанные и большинству абсолютно неизвестные.
Портрет Адриана
«Всю государственную отчетность он знал так, как ни один отец семейства, как бы старателен он ни был, не знает своих домашних расходов» (Элий Спартиан). Он был умен, образован, смел, прост, красив не только внешне, но и внутренне. Поистине в нем сочетались все качества, которые греки вкладывали в понятие «калокагатии», то есть всестороннего и гармоничного развития. В школе все называли его «маленьким греком»… «Адриан в совершенстве усвоил научные занятия, образ жизни, язык и все образование афинян, – отмечал его биограф. – Он был певец и музыкант, врач, математик, живописец, скульптор по металлу и мрамору, почти второй Поликтеп и Эвфранор. Он обладал способностями ко всем видам искусств. Столь изящную и блестящую натуру нелегко найти между людьми. Его память была невероятно обширна». При необходимости он мог прочесть любой стих, на шутку отреагировать шуткой или быстро парировать остроту. Ведь еще в молодости он познакомился с крупнейшими писателями того времени (Тацит, Плутарх, Квинтилиан, Ювенал). Аврелий Виктор писал о нем: «Он отлично знал греческую литературу, и многие называли его Греком. Он воспринял от афинян их наклонности и нравы и не только овладел их языком, но и приобщился к их излюбленным занятиям: пению, танцам, медицине, был музыкантом, геометром, художником, ваятелем из меди и мрамора наравне с Поликлетом и Евфранором. К тому же он был и остроумен, так что редко можно было видеть среди людей столь образованного и изящного человека». Влюбленный в Афины, он одно время, в молодые годы, отдает дань тогдашним увлечениям «золотой молодежи» (кутежи, долги, дебош, женщины). Вскоре он поменял судейское кресло на службу в армии. Здоровая и требующая немалой выносливости атмосфера военного лагеря пошла ему на пользу. К тому же в Риме во все времена путь наверх обычно пролегал через армейский стан. Адриан помнил имена ветеранов спустя много лет и после ухода их в отставку.
Веласкес. Марс. Бог войны. Прадо
Рельефная стела
В битвах с воинственными даками Адриан проявил чудеса храбрости. К тому же его отличало прекрасное знание стратегии и тактики. Его заметил император Траян и поручил ему командование прославленным легионом Минервы. После победоносного штурма столицы даков Траян тут же в бастионе взятой крепости надел ему на палец бриллиантовый перстень Нервы. Дороже этого бриллианта стала слава доблестного и удачливого полководца. В него поверили воины. В конце концов они‑то и сделали его императором. Красивый, высокий и сильный полководец нравился не только воинам, но и женщинам. В Риме две эти силы решали многое. Вернувшись на поприще государственной службы в должность куратора и хранителя законодательных актов сената, он сумел и там преуспеть. Сената он не завоевал, а вот внимание умной и образованной жены императора Траяна, Плотины, привлек, причем привлек именно своей образованностью и культурой, чего порой не хватало вояке‑императору Траяну. Жена советует ему сделать Адриана своим референтом и советником. Он пишет речи императора и зачитывает их в сенате при отсутствии в городе «хозяина». Прекрасная школа на пути к управлению государством. Вскоре Адриан, женившись на внучатой племяннице императора, становится членом его семьи. В это время он увидел, сколь ядовиты семена зависти и недоброжелательства, сопровождающие всякое возвышение. Поэтому он с радостью оставляет Рим, когда Траян назначает его наместником Паннонии и поручает изгнать сарматов из Дакии. В битвах против орд сарматов умный полководец увидел грозные очертания будущих вторжений варваров в пределы Римской империи. Он видел ненависть даков, которые во всем поддерживали варваров (и чем могли, вредили Риму). В ответ пришлось применять тактику выжженной земли, конфискации и тотального уничтожения. Вероятно, тогда в мозгу возникла мысль об ошибочности стратегии покорения Римом все новых и новых народов. Но в окружении Траяна было две партии – войны и мира. Сам император был сторонником первой линии, его поддерживал генеральный штаб и военные советники. Партия мира (или точнее перемирия) была представлена Адрианом и Сурой. Выиграла партия войны против Парфии. Адриана в 113 г. сослали наместником в Сирию, являвшуюся тогда тылом. В то время Сирия представляла собой цветущий край, торговый перекресток мира.
Римский вал в Британии времен Адриана
Став императором, Адриан окружил себя умными учеными и литераторами – историк Светоний стал его секретарем, философ Эпиктет – его другом. В Риме он учредил институт Атенеум, где устраивали состязания поэты, выступали и читали лекции риторы и философы. Заведение было грандиозным. И сенат Рима даже иногда назначал там свои заседания. Римские сенаторы хотели стать умнее и понимали, сколь важен дух наук. Если бы наши российские парламентарии и сенаторы чаще прислушивались бы к ученым, то наверняка бы и их посещали мудрость и музы. Адриан даже заставил чиновников учиться, что было делом неслыханным… Дошедшие до нас в отрывках сочинения Адриана (греческая и латинская поэзия) свидетельствуют об изящном стиле и большом остроумии. Когда поэт Флор попытался уязвить его стихами: «Я не хочу быть цезарем, бродить по Британиям и страдать от скифских морозов», император парировал его слова таким стихом: «Я не хочу быть Флором, не хочу бродить по кабакам, укрываться в плохих трактирах и страдать от мух». В другое время и в другой стране поэта, так ответившего цезарю, «укрыли» бы так, что он навсегда забыл бы о кабаках и трактирах… Никто так не покровительствовал искусству, как он. Реставрация памятников культуры выходит в деятельности Адриана на первый план. В окрестностях Рима, в Тибуре (современный Тиволи) он выстроил себе величественную виллу, где воспроизвел все стили, воссоздал уголки разных стран (своего рода древний «Диснейленд»), и даже выстроил там «подземное царство». Он был храбр, разумен, щедр. Говорят, что он убивал льва на охоте. В Галлии на него бросился раб, он уклонился от удара. Преступника схватили, но он сказал, что тот, видимо, болен, и распорядился отдать его не палачам, а врачу.
Легионер эпохи поздней республики
Мраморный портрет императора Адриана
Адриан проявлял щедрость и благородство в политике, в том числе и в отношении простого люда. Он как мог заботился о плебсе, сжег на форуме долговые расписки, запретил забирать в личную казну имущество осужденных, отменил долги граждан императорской казне в 900 миллионов сестерциев. Для Афин его время станет «золотым веком». Он выстроил в Афинах гигантский храм Зевса Олимпийского, запретил вывозить из Греции культурные богатства. Возможно, поступки великого римлянина проистекали из его личных качеств: он ценил и уважал человека, терпеть не мог пышности и блестящих свит, был справедлив и прост. Неутомимый путешественник, он ходил на львов в Ливии, поднимался на Этну, совершил путешествие по Нилу, чтобы услышать звуки гигантских колоссов Мемнона, вел частые беседы с учеными и философами. Он без устали строил везде и всюду, за что и получил среди римлян самое почетное прозвище – «строитель мира».
Император Адриан
Адриан был мудрым политиком и потому, что предпочел покончить с войной, смирившись с тем, что Парфия и Армения вновь обрели независимость. Война против Парфии не принесла славы Риму. Войска несли там большие потери, истощались резервы, доставка продовольствия становилась все затруднительнее и обременительнее. Адриан все чаще погружался в невеселые думы. На кой черт нужен Риму далекий и совершенно непонятный Восток? Стоит помнить, что именно там сломал себе шею Александр Македон‑ский. Или кому нужны эти евреи, упорно цепляющиеся за их веру и святыни? Пусть себе спокойно живут в своей Иудее. Может, Риму лучше уйти из Дакии, Армении, из Малой Азии и Ближнего Востока?! Ведь их народы не приемлют оккупантов. Может быть, лучше отгородиться от воинственных бриттов и шотландцев валом? Пусть основой новой внешней политики страны станет вооруженный мир, как его и понимал «божественный Август». Ведь увел же он войска из Германии, смог договориться с парфянами. Надо расширить число граждан самой Италии. Их число уменьшается (это очень тревожно). Необходимо сделать привлекательной мысль о том, что иные люди могут стать гражданами Рима. Но брать лучших, самых трудолюбивых, умных, толковых, порядочных, квалифицированных. Они жалуются, что мы их грабим. Что ж, порой это так. Ну так пусть поживут сами – на их гроши! Мощным стимулом единения могут стать дороги, торговля, язык. Эти мысли будущий император стал воплощать в жизнь в той или иной мере после смерти Траяна. Военную партию отодвинул, поставил перед ней задачу создать в Азии мощный заслон («военных баз и крепостей») против агрессоров. Не кажется ли вам, что и российское государство могло бы перенять его опыт?
Открытие мавзолея Адриана
Адриан бесспорно был одним из величайших императоров. Более того, его можно назвать мудрецом во власти. Французский историк античной культуры Пьер Адо писал: «Мудрость рассматривается во всей античности как способ бытия, как состояние человека, существующего совершенно иначе, нежели остальные люди, и являющего собой своего рода сверхчеловека». Однако в любые времена (и тем более в сфере политики) таких людей мало. К их числу можно отнести и императора Адриана… Говорить мудрые и верные вещи – это одно, а претворить идеи в жизнь в большой стране – совсем иное. Адриан мудр потому, что основу успехов своей политики видел и искал не за рубежом (что делали и делают российские цезари последних двух десятилетий), а у себя дома, в своей стране, в разумной внутренней социальной политике… В частности, он «запретил хозяевам убивать раба; их могли приговорить к смерти, если они ее заслуживали, только судьи». Он же запретил продавать своднику или ланисте раба или служанку, и уничтожил эргастулы. Адриан даже отправил на пять лет в изгнание одну римскую матрону за жестокое обращение с ее рабами. Раб при нем мог обратиться к префекту города, если хозяин был безжалостен, проявлял жестокость, морил раба голодом или понуждал к развратным действиям. С него начинает меняться в несколько лучшую сторону жизнь рабов в империи. Хотя говорить о какой‑то кардинальной перемене в положении рабов не приходится. Но все же по рескрипту императора Антонина Пия власти могли заставить жестокого хозяина продать рабов. Все больше образованных рабовладельцев стали прислушиваться и присматриваться к гневным строкам Ювенала, словам Сенеки о высокой душе, что может быть и у раба, к опыту Плиния Младшего.
Кое‑что изменилось при нем и в общественных нравах. Ранее Рим все время жил в обстановке страха. Императоры считали, что без него нельзя управлять порочным чиновно‑олигархическим государством. Ничего другого чиновник не понимает и понимать не хочет. Однако у страха есть и своя гибельная логика. Возможно, он сдерживает преступников (это так), но он же сдерживает творцов, сковывая созидательные и активные силы общества. Всего труднее завоевать на свою сторону разные слои общества. Адриану это почти удалось. Не упуская из виду ничего, что могло доставить ему расположение (народа), – писал историк Спартиан, живший в III в. н. э. и оставивший нам его краткое жизнеописание, – он простил частным должникам императорского казначейства как в Риме, так и в Италии неисчислимые суммы, которые за ними числились, а в провинциях также огромные суммы оставшихся недоимок, а чтобы еще больше укрепить общее спокойствие, он велел сжечь на форуме божественного Траяна все долговые расписки. Имущество осужденных он запретил забирать в свою частную казну, зачисляя все суммы в государственное казначейство. Мальчикам и девочкам, которым еще Траян назначил питание, он сделал щедрые надбавки. Состояние сенаторов, которые разорились не по своей вине, он пополнил до размеров, полагающихся сенаторам, в соответствии с количеством их детей, причем очень многим он без задержки выдавал средства с таким расчетом, чтобы их хватило до конца их жизни. Не только его друзьям, но и большому количеству людей из числа тех, кто проявил себя на ниве служения Римской империи, его щедрость открывала путь к исполнению почетных должностей. Поддерживал он и некоторых бедных женщин, лишившихся кормильцев, выдавая им деньги на прожитие. Он устроил гладиаторские бои, продолжавшиеся непрерывно в течение шести дней, и в день своего рождения выпустил тысячу диких зверей. На каменной плите из форума Траяна имеется надпись в честь деяний Адриана, где сказано: сенат и римский народ выражают признательность Адриану. О нем у римлян сохранилась добрая память.
Пантеон. Разрез
Рим. Пантеон. Внешний и внутренний вид
Хотя вряд ли сенаторы так уж нуждались в этих дополнительных средствах, как и римляне – в гладиаторских боях. Но то, что он облегчил благодеяниями и щедротами положение городов в Кампании, то, что был внимателен к людям, посещал не только пиры и приглашал на увеселения, но и лично наведывался в больницы, в этом видится глубокая человечность, гуманность и порядочность. Особо надо отметить его политику в отношении рабов (просто невиданную для Рима). «Адриан запретил господам убивать рабов и предписал, чтобы судьи (а не господа) выносили обвинительные приговоры, если рабы того заслужили. Он запретил продавать без объяснения причин раба или рабыню своднику или содержателю гладиаторской школы. Он упразднил рабочие тюрьмы для рабов и свободных людей. Согласно его предписанию, если господин был убит у себя в доме, следствие производилось не обо всех рабах (как ранее), а только о тех, что, находясь поблизости, могли что‑либо услышать». Проявлял щедрость он и в отношении деятелей искусств и культуры. При нем Афины пережили золотой век. Так как Грецию Адриан любил больше иных мест и поклонялся ее гениям, он отстроил новую часть Афин. В Афинах построил храм Зевса Олимпийского, начатый в давние времена (так и не законченный), воздвиг триумфальную арку.
При нем город Рим строился как никогда. На месте сгоревшего при пожаре в 125 г. Пантеона по сути построили новое здание. Новое здание представляло собой ротонду, увенчанную грандиозным куполом. Собранием шедевров стала и знаменитая вилла Адриана. В вилле в Тибуре (Тиволи) по его указанию воспроизвели различные архитектурные стили и воссоздали уголки различных стран. Им были построены: по образцу Афин – Академия, Пританейон (дом, где хранились государственная печать и ключ от казны), Пестрый Портик; город Каноп в Египте был представлен длинным каналом с храмом Сераписа, так же была представлена Фессалия – искусственной долиной Темпы. Говорят, чтобы ничего не пропустить, он приказал сделать на вилле подземное царство (Inferi). Им были созданы две библиотеки, два театра, украшенные множеством статуй и другими произведениями искусства. В последние годы жизни он стал возводить грандиозный мавзолей, представлявший собой окруженный колоннадой цилиндр, увенчанный статуей Адриана на квадриге. Император спроектировал и построил храм Венеры и Ромы (121–135). В храме нашли отражение греческие и римские вкусы. Омрачает эту постройку один эпизод. По словам Диона Кассия, император послал план храма Аполлодору Дамасскому на отзыв. Тот совершил непростительную глупость, заметил, что статуи слишком велики по отношению к нишам: «Если богиня захочет встать, то не сможет этого сделать». Нет ничего опаснее, чем делать замечание властителю империи и тирану, который мнит себя великим художником или писателем. За смелое суждение беднягу казнили.
При всем при том Рим он не любил, бывал там редко, проводя в провинциях больше времени. Адриан посетил острова Эгейского моря, Британию, Галлию, Германию, Испанию, Африку, Малую Азию, добрался даже до берегов Евфрата. Всюду его сопровождали художники, инженеры, землемеры и архитекторы (он и сам порой выступал в качестве архитектора). К заслугам Адриана можно отнести и то, что благодаря его увлечению греками до наших времен дошло немалое число копий с греческих оригиналов. И хотя те во многом и уступали греческим подлинникам, но все же хотя бы дают представление о творениях великих мастеров. В противном случае они вообще могли исчезнуть. Правление Адриана, писал Зелин‑ский, стало новой эрой расцвета культуры и искусства. Разрушаемая варварами вилла в новое время стала подлинной сокровищницей музейных произведений. Там было обнаружено в земле около трехсот статуй, а внушительные руины виллы до сих пор привлекают сюда путешественников… Добавим, что при нем были достигнуты немалые успехи в области кодификации гражданского права (благодаря усилиям известного юриста Сальвия Юлиана). В правление Адриана расцвет императорского Рима «достиг своей вершины».
Вилла Адриана. Канопа
Завершал «золотой век» Римской империи великий римский стоик – Марк Аврелий (121–180 гг. н. э.). Его семья – испанского происхождения. Император делал все от него зависящее для восстановления морального, культурного, правового оздоровления империи. Если некто захотел бы выбрать пример для подражания, вероятно, им скорее всего мог бы стать Марк Аврелий. Императором он стал в 161 г. То было время, когда Римская империя достигла наибольших размеров, но сопротивление германцев, парфян усиливалось. Пришлось послать войска на Восток для обуздания Армении (166 г.), затем направить в Придунайские земли, где начиналось великое переселение народов. В это время германцы перешли в наступление, к ним присоединились и многочисленные славянские племена.
Перед этим человеческим потоком, казалось, будет бессильна римская армия. «Для меня, как Антонина, град и отечество – Рим, как человека – мир. И только полезное этим двум градам есть благо для меня». Он и прожил, служа двум этим градам. Поэтому едва ли не вся жизнь Марка Аврелия прошла в боях и походах, хотя он не любил ни того, ни другого. Он писал: «Паук гордится, когда поймает муху, а тот – зайца, тот – сардинку, тот – кабанов, а тот – сарматов. С точки зрения принципа, все – разбойники». Аврелий сумел очистить эти земли от варваров, применяя тактику противопоставления одних варваров другим, сохранив границы империи в крепости и нерушимости. Более всего на свете он любил находиться в обществе ученых и философов, а вечера коротал наедине с любимой книгой «Беседы Эпиктета». Император‑философ был последователем Эпиктета (50–140 гг. н. э.), следуя завету поздней Стои: «Нельзя заботиться зараз и о душе своей, и о мир‑ских благах. Хочешь мирских благ – откажись от души; хочешь уберечь душу – отрекись от мирских благ. Иначе ты будешь постоянно раздваиваться и не получишь ни того ни другого». Эпиктет, будучи фригийским рабом, сознавал, сколь сурова жизнь. Его девиз: «Терпи и воздерживайся». Жил он скромно. Единственным имуществом, оставшимся от него после смерти, была дешевая глиняная лампа. Но свет от его философии был ярок и доходил до многих. Эпиктет любил повторять: «Я могу, умирая, стать духом своим выше смерти, показать и себе и людям, что смерть не имеет надо мною никакой власти. Я могу, если придется, умереть за правду и этим содействовать тому, чтобы она укрепилась в людях». Во многом этой философии и следовал Марк Аврелий. Вероятно, в годы военных походов начал император вести интимный дневник, который затем воплотился в известнейший труд – «Наедине с собой».
Конная статуя Марка Аврелия
Об этой книге Э. Ренан напишет… Божественной, душевной чистотой дышит каждая страница. Никто не писал проще для самого себя, с единственной целью излить душу, без какого‑либо свидетеля, кроме Бога. Ни тени системы. В сущности, Марк Аврелий не держится никакой философии, хотя почти всему обязан стоицизму, переработанному римским разумом. Он не принадлежит ни к какой школе. Книга Марка Аврелия не имеет никакой догматической основы и потому вечно будет свежа. В ней могут найти поучение все, начиная от атеиста или воображающего себя таковым до человека всего более преданного особым верованиям культа. И заключает: «Это самая чисто человеческая книга из всех существующих… Итак, Марк Аврелий не есть свободно мыслящий; едва ли он даже философ в специальном смысле слова». Его философия – это воззрения воина и мудреца, главы могучей империи, вступавшей в закат «золотого века».
Марк Аврелий
Высшим благом для себя он считал жизнь согласно природе. Как и Эпиктет, был уверен, что истинная сущность людей заключена в духовности. Благодаря ей мы подобны Божеству. Марк Аврелий – один из наиболее просвещенных и умных людей своего времени. По его словам, сердечностью и незлобивостью он был обязан деду Веру, родителям – скромностью и мужественностью, матери – благочестием, мудростью, воздержанием и простым образом жизни, далеким от роскошества. Он не посещал публичных школ, имея счастливую возможность пользоваться услугами прекрасных учителей на дому; знал Гомера, Гесиода, Софокла, Еврипида, Аристофана. У знаменитых ораторов учился риторике. В жизни привык, как видим, довольствоваться малым. От брата своего он усвоил любовь к домашним, к истине и справедливости. Рим представлялся ему как государство с равным для всех законом, которое управляется согласно законам равенства и равноправия. Марк Аврелий почитал философию, был постоянен в проявлениях щедрости, верил в любовь друзей и исполнен был самых благих надежд и намерений. Зная, что время человеческой жизни – миг, а сущность ее – вечное течение, он понимал и то, что дух нужно взращивать, чтобы победить в жизненной борьбе. Но ради чего? Ради власти? Нет, – во имя истины. Поэтому призывал сохранять ум, простоту, добропорядочность, серьезность, скромность, приверженность к справедливости, честность, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела. «Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя желала сделать философия», – писал он.
Капитолийская площадь с копией статуи Марка Аврелия
У Марка Аврелия было сердце республиканца под тогой цезаря. Видимо, так надо понимать предостережение: «Не иди по стопам Цезарей». Империя обрела в его лице не только философа на троне, но что важнее, нужнее для государства, – правителя научно‑прагматического склада, обладающего к тому же высоким интеллектуальным уровнем. Это не какой‑то случайный проходимец, занявший место цезаря на волне переворота или поднявшийся на гребне удачи. Он ценил настоящий ум. Среди консулов и проконсулов мы видим многих его учителей и просто умных людей. Вместе с тем, понимая, что достойная философия должна стать законом повседневной жизни, он отдавал себе отчет и в том, сколь труден путь достижения гармонии и сколь непросто достичь баланса между высшими моральными и интеллектуальными истинами и тем, что люди обычно называют «прозой жизни». Это был прагматик самой высшей пробы, причем с Богом в душе. Он считал, что человек является хозяином своей судьбы. Многое можно изменить, если собрать в один кулак всю волю, напрячь ум, заковать себя в узду железной дисциплины. И тогда, говорил он, ничто и никто не в силах помешать тебе. Ты будешь подобен гранитному мысу, о который разбиваются все, даже самые свирепые волны. Вместе с тем он считал всех людей членами единого сообщества, братьями и сестрами, которые должны понимать и любить друг друга. «Люди существуют друг для друга, – утверждал он, – чтобы друг друга улучшать и возвышать!» Не случайно иные, рисуя портрет (особенно раннего периода), сравнивали его с изображением «святого в церкви». И хотя святым он, конечно, не был, но его правление (как и правление Луция Вера, соуправителя) отмечено многими достижениями в области внешней и внутренней политики.
Удивительнее всего то, что цезарь, который был по складу души философом, а не воином, проявил себя и как прекрасный полководец. Он не увлекался боями гладиаторов, не любил войн, невысоко ценил военную славу, считая, что война – это всегда разбой, как ни смотри. Однако именно Аврелий мобилизовал силы Империи для отпора самому мощному напору германских племен и союзников. Те проникли в Северную Италию, разрушили город Опитергий, осадили Аквилу и угрожали Вероне. Такого страха римляне уже не испытывали со времен войн с Ганнибалом. Не случайно Маркоманнские войны сравнивали с Пуническими. Под его руководством были проведены мощные и победоносные наступления за Дунаем (172–175 гг.). Но это была одна из последних победных страниц римского воинства.
Луций Вер
Он расширил созданные еще при Траяне специальные фонды по воспитанию бедных детей. С этой целью он ужесточил систему фиска, реквизируя средства у богачей. Он вообще не терпел богачей и финансистов (возможно, потому и не любил евреев, среди которых уже тогда встречалась масса ростовщиков). Рассказывают, пишет Марцеллин, что когда Марк Аврелий на пути в Египет проезжал через Палестину, то, «испытывая отвращение к вонючим и нередко производившим смуты иудеям, скорбно воскликнул: «О маркоманны, о квады, о сарматы! Наконец я нашел людей хуже вас»». Редко кто из римлян позволял себе говорить столь прямо.
Рейнская граница Римской империи
Римская знать обижалась на него, когда он отослал гладиаторов на войну, не разрешив им погибать на потеху пресыщенной публике. Элита ворчала: «Он хочет отнять у нас развлеченья и заставить нас философствовать». Однако он понимал границы возможностей ума обывателя, который одинаков всюду: что в Риме, что в России… Поэтому он напутствовал политиков: «Как жалки все эти преисполненные самомнения люди, мнящие, что они по‑философски ведут дела государства!.. Чего ты хочешь, человек? Делай то, чего от тебя требует в настоящее время природа. Не надейся осуществить республику Платона и будь доволен движением вперед хотя бы на один шаг – и не считай этот успех маловажным. Кто может изменить образ мысли людей? а без такого изменения что может быть, кроме рабства, стонов и лицемерного повиновения?» Он не болтал «о светлом будущем», не обещал народу «реформ» или «райских кущ» (в результате чего жизнь становилась бы все хуже и хуже), но действовал, стараясь всеми силами сохранить остатки республиканского строя, да и вообще устроить жизнь хотя бы с каким‑то подобием справедливости. Уже при Нерве и Траяне созданы были основы общественной благотворительности. Возникли фонды, которые предназначались на покрытие издержек по воспитанию бедных детей.
Кружок философов. Сцена с египетского саркофага
Марк Аврелий расширил полномочия заведующих фондами прокураторов, сделав их одной из высших должностей в империи. Он сознательно пошел и на крупные фискальные мероприятия во имя бедных, сирот и детей. Расширены были им и права женщин. Немало было сделано и для облегчения участи рабов (неприкосновенность личного имущества, запрет посягательства на их жизнь и семью, ограничение продажи рабов в роли жертв зверей – на потеху праздной публики, улучшение положения вольноотпущенников и т. д.). При Аврелии в праве возникло понятие, что рабство нарушает естественное право человека, чего не помышляли даже Платон с Аристотелем. Он добился, чтобы во время зрелищ было меньше крови и увечий (приказал притупить оружие бойцов и стелить матрасы под канатами акробатов). Марк Аврелий – почти единственный цезарь, вознесший на первое место ученых и мыслителей перед воинами и солдатами: Диогена, Гераклита, Сократа – перед Александром и Помпеем. Он всей душой ненавидел слепую и бессмысленную жестокость, и даже в отношении врагов избегал вероломства.
Птолемей – теоретик гармонии
Если в эпоху античности у Греции и Рима на вершине власти (среди цезарей) и был человек философского склада, то таковым безусловно был Марк Аврелий. Его жизнь представляет яркий пример того, как следует относиться к людям, будь то друзья или враги, как воспринимать жизнь и превратности своей судьбы, как относиться к долгу и своим обязанностям, как оценивать свои поступки и т. д. и т. п. Следует помнить, что жил он во времена жесточайших битв и чудовищных преступлений. Но при этом он советовал не отвечать злом на зло: «Лучший способ оборониться – это не уподобляться обидчику», ибо «даже ненавидящие тебя по природе твои друзья». «Не живи так, точно тебе предстоит еще десять тысяч лет жизни. Уж близок час. Пока живешь, пока есть возможность, старайся стать хорошим». Выполняй долг и будь что будет. «И каждое дело исполняй так, словно оно последнее в жизни». Но именно неординарность этой фигуры сделало оценку ее столь сложной в истории. Одни называли его праведником и святым, равным которому не было, «образцовым и полным мудрости императором», самым «лучшим из отцов». Все последующие императоры утверждали, что будут брать пример с него. Его считали даже христианином: «Перед нами человек, полный глубочайшей любви к людям, кротости и смирения. Подчас, если бы мы не знали имени автора, мы готовы были бы поклясться, что строки эти писал христианин, притом христианин истинный, не на словах только, а на деле. Какой подлинно христианской кротостью проникнуты его слова». (Т. Бобровникова) Но, как заметил А. Лосев, его философия возникла «из чувства полной беспомощности, слабости, ничтожества и покинутости человека, доходящей до совершенного отчаяния и тоски». Это и понятно: редко кому из смертных доставался столь тяжкий груз жизни (разгульная жена, строившая за спиной козни и заговоры, распутный бездельник‑брат, неумный и жестокий сын‑наследник, предательство друзей, коих он облагодетельствовал, собственные физические тяготы и многое‑многое другое). Можно согласиться с тем, что у этого человека был не только щедрое и доброе сердце, но и «железный дух». Правда, остается фактом и то, что Марк Аврелий не только никогда не был другом христиан, но и преследовал их. Он предписал освободить ренегатов и предать смерти упорствующих христиан. При нем Малая Азия обагрилась кровью христианских мучеников, а епископ Самосский Поликарп «кончил жизнь на костре». В его глазах христиане были людьми суеверными, далекими от знаний. В культе этих упорствующих иудеев Марк Аврелий видел моральную опасность и вред. Он вообще, по словам Марцеллина, относился к ним с брезгливой враждебностью. Религии он предпочитал философию, окружив себя философами, сделав старых наставников государственными людьми, консулами и проконсулами (Ирода Аттика, Юлия Рустика, Фронтона, Клавдия Севера, Прокула). Трудно представить себе, чтобы сегодня где‑либо нашелся такой президент, который вдруг решился бы окружить себя столь яркими и талантливыми людьми.
Во время путешествий он также убедился, сколь велико значение Римской империи для мира и процветания подчиненных ей народов и для развития наук. Посетив египетскую Александрию, тогдашнюю лабораторию идей и верований, центр передовых научных исследований и технологий, он смог, вероятно, познакомиться с великим трудом Клавдия Птолемея, составившего на основе тригонометрических расчетов карту неба и земли, а также вычислившего земной меридиан. В год его визита минуло всего 10 лет со дня смерти ученого. В зале Мусейона он мог увидеть и удивительные аппараты изобретателя Герона, современника Марка Аврелия. О его визите в Египет Капитолин запишет: «Марк Аврелий у египтян в их собраниях, храмах и повсюду вел себя как гражданин и философ». Иные считают, что он посетил и Долину Царей. Что его подвигло к посещению долины мертвых? Возможно, к этому его подталкивали мысли о приближающейся кончине и необходимости передать власть наследнику, «цыпленочку», порфирородному отроку Коммоду. Однако несмотря на то, что был добросовестным правителем, он не мог себе представить, что конец Империи не так уж далек, говоря: «Не иди по стопам цезарей».
Это он первым допустил германцев в римские легионы. Несмотря на то что в отдельных случаях имели место преследования христиан, христиане называли его не иначе как «великий и добрый». Даже завистливые и жадные до почестей патриции и сенаторы поняли, сколь велик и благороден был цезарь. Полагаю, что не случайно сенат, римский народ его единственного наградят после смерти титулом «Бог благосклонный» (Deus propitius). Культ его был столь высок, что народ осуждал всех тех, у кого дома не видели изображения императора. Марк Аврелий пытался оздоровить империю. Вряд ли это было возможно. Нам же он оставил книгу «Наедине с собой». Там есть некоторые советы, которым не грех следовать и ныне: 1) лишь дух принадлежит нам; 2) готовь себя к тому, чтобы свершить кажущееся невыполнимым; 3) в жизни ставь перед собой великие цели, даже если те кажутся тебе недостижимыми. Такой человек бесспорно прожил жизнь не зря.
Важнейшим следствием «золотого века» Римской империи (II век н. э.) стало и то, что бывшие провинции были уравнены в правах с метрополией (Италией). Многие знатные провинциалы вошли в римский сенат, остальные жители стали римскими гражданами. Такое решение оказалось притягательным для граждан провинций, бывших почти что независимыми, но тяготевших к Риму по многим причинам экономического и культурного характера. Греческий писатель Элий Аристид сказал, обращаясь к римлянам: «При вас все для всех открыто. Всякий, кто достоин государственной должности, перестает считаться чужеземцем. Имя римлянина стало достоянием всего культурного человечества. Вы установили такое управление миром, как будто он является одной семьей». Так ведь и у нас была одна семья и одна судьба . Ничтожества и твари нарушили естественный ход событий. Задача грядущих поколений – вернуть утраченное единство наций. За внешними призраками успеха и процветания великой Римской империи уже явственно виделись первые следы декаданса, которые в дальнейшем усилились.
Дата добавления: 2015-03-14; просмотров: 1536;