Лекция 1. 6 страница

Наряду с операцией предельного перехода, в на­уке существует другой способ конструирования иде­альных, чисто мысленных объектов — введение их по определению. Этот способ конструирования идеальных объектов получил распространение в основном в мате­матике, частично — в теоретической (математической) физике, да и то на довольно поздних этапах их разви­тия (введение иррациональных и комплексных чисел при решении алгебраических уравнений, разного рода объектов в топологии, функциональном анализе, мате­матической логике, теоретической лингвистике, физи­ке элементарных частиц и т. д.). Особенно интенсивно данный способ введения идеальных объектов и, соот­ветственно, развития теоретического знания стал при­меняться после принятия научным сообществом неев­клидовых геометрий в качестве полноценных матема­тических теорий. Освобожденная от необходимости обоснования эмпирического происхождения своих объектов математика совершила колоссальный рывок в своем развитии за последние сто пятьдесят лет. Ког­да современную математику определяют как науку «об абстрактных структурах» (Н. Бурбаки) или «о возмож­ных мирах», то имеют в виду именно то, что ее пред­метом являются идеализированные объекты, вводимые математическим мышлением по определению.

Говоря о методах теоретического научного позна­ния, необходимо, наряду с идеализацией, иметь в виду также мысленный эксперимент, математическую ги­потезу, теоретическое моделирование, аксиоматичес­кий и генетическо-конструктивный метод логической организации теоретического знания и построения на­учных теорий, метод формализации и др.

Для любого теоретического конструкта, начиная от отдельной идеализации («чистой сущности») и кончая конкретной теорией (логически организованной сис­темы «чистых сущностей»), имеется два способа обо­снования их объективного характера. А. Эйнштейн на­звал их «внешним» и «внутренним» оправданием на­учной теории. Внешнее оправдание продуктов разума состоит в требовании их практической полезности, в частности, возможности их эмпирического примене­ния. Это, так сказать, прагматическая оценка их цен­ности и одновременно вместе с тем своеобразное огра­ничение абсолютной свободы разума. Данное требова­ние особо акцентировано и разработано в философских концепциях эмпиризма и прагматизма. Другим спосо­бом оправдания идеальных объектов является их спо­собность быть средством внутреннего совершенствова­ния, логической гармонизации и роста теоретического мира, эффективного решения имеющихся теорети­ческих проблем и постановки новых. Так, введение Л. Больцманом представления об идеальном газе как о хаотически движущейся совокупности независимых атомов, представляющих собой абсолютно упругие ша­рики, позволило не только достаточно легко объяснить с единых позиций все основные законы феноменоло­гической термодинамики, но и предложить статисти­ческую трактовку ее второго начала — закона непре­рывного роста энтропии в замкнутых термодинамичес­ких системах. Введение создателем теории множеств Г. Кантором понятия «актуально бесконечных мно­жеств» позволило построить весьма общую математи­ческую теорию, с позиций которой удалось проинтер­претировать основные понятия всех главных разделов математики (арифметики, алгебры, анализа и др.).

Зачем вводятся в науку идеальные объекты? На­сколько они необходимы для ее успешного функцио­нирования и развития? Нельзя ли обойтись в науке только эмпирическим знанием, которое более всего и используется непосредственно на практике? В свое времени в весьма четкой форме эти вопросы поста­вил известный австрийский историк науки и фило­соф Э. Мах. Он считал, что главной целью научных теорий является их способность экономно репрезен­тировать всю имеющуюся эмпирическую информа­цию об определенной предметной области. Способом реализации данной цели, согласно Маху, построение таких логических моделей эмпирии, когда из относи­тельно небольшого числа допущений выводилось бы максимально большое число эмпирически проверяе­мых следствий. Введение идеальных объектов и явля­ется той платой, которую мышлению приходится зап­латить за эффективное выполнение указанной выше цели. Как справедливо полагал Мах, это вызвано тем, что в самой объективной действительности никаких формально-логических взаимосвязей между ее зако­нами, свойствами и отношениями не существует.

Логические отношения могут иметь место только в сфере сознания, мышления между понятиями и суж­дениями. Логические модели действительности с не­обходимостью требуют определенного ее упрощения, схематизации, идеализации, введения целого ряда понятий, которые имеют не объектно-содержатель­ный, а чисто инструментальный характер. Их основ­ное предназначение — способствовать созданию це­лостных, логических организованных теоретических систем. Главным же достоинством последних по Маху является то, что представленная в них в снятом виде эмпирическая информация защищена от потерь, удоб­но хранится, транслируется в культуре, является до­статочно обозримой и хорошо усваивается в процес­се обучения.

Сформулированному Махом инструментами стско-му взгляду на природу идеальных объектов и научных теорий противостоит в философии науки эссенциали-стская интерпретация. Согласно последней, идеальные объекты и научные теории также описывают мир, но сущностный, тогда как эмпирическое знание имеет дело с миром явлений. Как эссенциалистекая, так и ин-струменталистическая интерпретации теоретического знания имеют достаточное число сторонников и в фи­лософии науки, и среди крупных ученых. Поднятая в них проблема онтологического статуса теоретического знания столь же значима, сколь и далека от своего консенсуального решения.

1 Соотношение эмпирии и теории________________

Любое удовлетворительное решение данной про­блемы должно заключаться в непротиворечивом со­вмещении двух утверждений: 1) признании качествен­ного различия между эмпирическим и теоретическим знанием в науке и 2) признании взаимосвязи между ними, включая объяснение механизма этой взаимосвя­зи. Прежде чем перейти к решению данной пробле­мы, еще раз зафиксируем содержание понятий «эм­пирическое» и «теоретическое». Эмпирическое зна­ние суть множество высказываний (не обязательно логически связанных между собой) об эмпирических объектах. Теоретическое знание суть множество высказываний (как правило организованных в логи­чески взаимосвязанную систему) об идеальных объек­тах. Если источником содержания эмпирического знания является информация об объективной реаль­ности, получаемая через наблюдения и эксперимен­тирование с ней, то основой содержания теоретичес­кого знания является информация об идеальных объек­тах, являющихся продуктами конструктивной деятельности мышления.

Необходимо подчеркнуть, что после своего созда­ния теоретический мир в целом (как и любой его эле­мент) приобретает объективный статус: он становится для сотворившего его сознания предметной данностью, с которой необходимо считаться и сверять свои после­дующие шаги; он имеет внутренний потенциал своего развития, свои более простые, более естественные и более сложные, более искусственные траектории дви­жения и эволюции. Основными факторами сознания, контролирующими изменение содержания эмпири­ческого знания, являются наблюдение и эксперимент. Основными же факторами сознания, контролирующие ми изменение содержания теоретического знания, яв­ляются интеллектуальная интуиция и логика. Конт­роль сознания за содержанием и определенностью те­оретического знания является значительно более сильным, чем за содержанием и определенностью эм­пирического знания. И это связано с тем, что содер­жание теоретического знания является имманентным продуктом самого сознания, тогда как содержание эм­пирического знания лишь частично зависит от созна­ния, а частично — от независимой от него (и являю­щейся всегда тайной для него) материальной реаль­ности.

Таким образом, теоретическое и эмпирическое знание имеют совершенно различные онтологии: мир мысленных, идеальных конструктов («чистых сущно­стей») в первом случае и мир эмпирических предме­тов, принципиально наблюдаемых, во втором. Суще­ствовать в теоретическом мире — значит быть опре­деленной, непротиворечивой, предметной единицей мира рационального мышления. Существовать в эм­пирическом мире — значит иметь такое предметное содержание, которое принципиально наблюдаемо и многократно воспроизводимо. Из перечисленных выше качественных различий между содержанием эм­пирического и теоретического знания следует, что между ними не существует логического моста, что одно непосредственно не выводимо из другого. Мето­дологически неверным является утверждение, что научные теории выводятся из эмпирического опыта, являются логическими (индуктивными) обобщениями последнего. Научные теории не выводятся логически из эмпирического знания, а конструируются и над­страиваются над ним для выполнения определенных функций (понимание, объяснение, предсказание). Создаются же они благодаря творческой деятельнос­ти разума. Методологически неверным является так­же бытующее представление, что из научных теорий можно непосредственно вывести эмпирически про­веряемые следствия. Из научных теорий могут быть логически выведены только теоретические же (как правило, частные и единичные) следствия, которые, правда, уже внелогическим путем могут быть иденти­фицированы с определенными эмпирическими выс­казываниями.

Схематически взаимосвязь между теоретическим (Т) и эмпирическим знанием (Э) может быть изобра­жена следующим образом:

Ао |— Тео |— ао = ео, J

где Ао — аксиомы, принципы, наиболее общие теоретичес-
кие законы; |---------- знак логического следования; Тео —

частные теоретические законы; ао — единичные тео­ретические следствия; ео — эмпирические утверждения; = — обозначение внелогической процедуры идентифи­кации (J) ао и ео.

О чем эта схема говорит? Прежде всего о том, что теоретическое знание является сложной структурой,

Глава 1. Уровни научного знании

состоящей из утверждений разной степени общности. Наиболее общий уровень — аксиомы, теоретические законы. Например, для классической механики это три закона Ньютона (инерции; взаимосвязи силы, массы и ускорения; равенства сил действия и противодействия). Механика Ньютона — это теоретическое знание, опи­сывающее законы движения такого идеального объек­та, как материальная точка, осуществляющегося при полном отсутствии трения, в математическом простран­стве с евклидовой метрикой. Вторым, менее общим уровнем научной теории являются частные теоретичес­кие законы, описывающие структуру, свойства и пове­дение идеальных объектов, сконструированных из ис­ходных идеальных объектов. Для классической меха­ники это, например, законы движения идеального маятника. Как показал в своих работах B.C. Степин, частные теоретические законы, строго говоря, не вы­водятся чисто логически (автоматически) из общих. Они получаются в ходе осмысления результатов мыс­ленного эксперимента над идеальными объектами, сконструированными из элементов исходной, «общей теоретической схемы». Третий, наименее общий уро­вень развитой научной теории состоит из частных, единичных теоретических высказываний, утверждаю­щих нечто о конкретных во времени и пространстве состояниях, свойствах, отношениях некоторых идеаль­ных объектов. Например, таким утверждением в кине­матике Ньютона может быть следующее: «Если к ма­териальной точке К1 применить силу F1, то через вре­мя Т1 она будет находиться на расстоянии L1 от места приложения к ней указанной силы». Единичные тео­ретические утверждения логически дедуктивно выво­дятся из частных и общих теоретических законов пу­тем подстановки на место переменных, фигурирующих в законах, некоторых конкретных величин из области значений переменной.

Важно подчеркнуть, что с эмпирическим знанием могут сравниваться не общие и частные теоретичес­кие законы, а только их единичные следствия после их эмпирической интерпретации и идентификации (отож­дествления) с соответствующими эмпирическим выс­называниями. Последние же, как отмечалось выше, идентифицируются в свою очередь с определенным набором чувственных данных.

Только таким, весьма сложным путем (через массу «посредников») опыт и теория вообще могут быть срав­нены на предмет соответствия друг другу. Идентифи­кация (=) же теоретических и эмпирических терминов и соответствующих им идеальных и эмпирических объектов осуществляется с помощью идентификацион­ных предложений, в которых утверждается определен­ное тождество значений конкретных терминов эмпи­рического и теоретического языка. Такие предложения называются также «интерпретационными», «правила­ми соответствия» или «редукционными предложени­ями» (Р. Карнап). Некоторые примеры интерпрета­ционных предложений: «материальные точки суть планеты Солнечной системы» (небесная механика), «евклидова прямая суть луч света» (оптика), «разбе-гание галактик суть эффект Доплера» (астрономия) и т. д. и т. п.

Какова природа интерпретационных предложе­ний? Как показал Р. Карнап, несмотря на то, что об­щий вид этих высказываний имеет логическую форму «А есть В», они отнюдь не являются суждениями, а суть определения. А любые определения — это условные соглашения о значении терминов и к ним не примени­ма характеристика истинности и ложности. Они могут быть лишь эффективными или неэффективными, удоб­ными или неудобными, полезными или бесполезными. Одним словом, интерпретативные предложения име­ют инструментальный характер, их задача — быть связующим звеном («мостом») между теорией и эмпи­рией. Хотя интерпретативные предложения конвенци­ональны, они отнюдь не произвольны, поскольку все­гда являются элементами некоторой конкретной язы­ковой системы, термины которой взаимосвязаны и ограничивают возможные значения друг друга.

Очевидно, что любая эмпирическая интерпретация некоторой теории всегда неполна по отношению к собственному содержанию последней, так как всегда имеется возможность предложить новую интерпрета­цию любой теории, расширив тем самым сферу ее при­менимости. Вся история математики, теоретического естествознания и социальных теорий дает многочис­ленные тому подтверждения. Любое, сколь угодно большое число интерпретаций теории не способно полностью исчерпать ее содержание. Это говорит о принципиальной несводимости теории к эмпирии, о самодостаточности теоретического мира и его отно­сительной независимости от эмпирического мира.

Важно подчеркнуть особый статус интерпретатив-ных предложений, которые не являются ни чисто теоре­тическими, ни чисто эмпирическими высказываниями, а чем-то промежуточным между ними. Они включают в свой состав как эмпирические, так и теоретические термины. Интерпретативное знание являет собой при­мер когнитивного образования кентаврового типа, выступая относительно самостоятельным звеном в пространстве научного знания. Не имея собственной онтологии, интерпретативное знание является лишь ин­струментальным посредником между теорией и эмпи­рией. Его самостоятельность и особая роль в структу­ре научного знания была по-настоящему осознана лишь в XX веке. Этому способствовал, с одной стороны, рост абстрактности теоретического знания, сопровождав­шийся неизбежной потерей его наглядности. С дру­гой — расширение и пролиферация сферы эмпиричес­кой применимости научных теорий.

Учет самостоятельной роли интепретативного зна­ния в структуре научного знания приводит к необхо­димости более тонкого понимания процедур подтвер­ждения и опровержения научных теорий опытом. В общем виде схема взаимосвязи теории и опыта мо­жет быть символически записана следующим образом: Т1 + И |— Е1, где Т1 — проверяемая на опыте теория,

II — ее эмпирическая интерпретация, |----------------------- операция

логического следования, Е1 — эмпирические следствия из системы «Т1 4- II». Рассмотрим возможные вариан­ты действия по этой схеме. Первый. Допустим, что в ре­зультате сопоставления Е1 с данными наблюдения и эксперимента установлена истинность высказывания Е1. Что отсюда следует? Только то, что система «Т1 4- II» в целом, возможно, истинна, ибо из истинности след­ствий логически не следует истинность посылок, из которых они были выведены (это элементарный закон дедуктивной логики). Более того, согласно определению материальной импликации, являющейся формальной моделью отношения выводимости, следует, что истин­ные высказывания могут быть получены и из ложных посылок. Примером может служить элементарный правильный силлогизм: «Все тигры — травоядные. Все травоядные — хищники. Следовательно, все тигры — хищники». Таким образом, строго логически истинность эмпирических следствий теории не только не служит доказательством истинности теорий, но даже — под­тверждением ее истинности. Конечно, если заранее допустить (предположить) истинность теории, тогда независимое установление (например, с помощью эмпирического опыта) истинности выведенных из них следствий подтверждает (хотя и не доказывает) сделан­ное допущение об истинности теории. Важно также подчеркнуть, что установление истинности Е1 подтвер­ждает не истинность Т1 самой себе, а только истин­ность всей системы «Т1 + II» в целом. Таким образом, не только доказательство, но даже подтверждение опы­том истинности теории самой по себе (т. е. взятой от­дельно от присоединенной к ней интерпретации) — не­возможно. Рассмотрим второй вариант. Установлена ложность Е1. Что отсюда следует с логической необхо­димостью? Только ложность всей системы «Т1 + II» в целом, но отнюдь не ложность именно Т1. Ложной (неудачной, некорректной) может быть объявлена как раз ее конкретная эмпирическая интерпретация (II) и тем самым ограничена сфера предполагавшейся эм­пирической применимости теории. Таким образом, опыт не доказывает однозначно и ложность теории. Общий вывод: теория проверяется на опыте всегда не сама по себе, а только вместе с присоединенной к ней эмпирической интерпретацией, а потому ни согласие этой системы с данными опыта, ни противоречие с ними не способно однозначно ни подтвердить, ни оп­ровергнуть теорию саму по себе. Следствие: проблема истинности теории не может быть решена только пу-

Глава 1. Уровни нарргр знания

тем ее сопоставления с опытом. Ее решение требует дополнительных средств и, в частности, привлечения более общих — метатеоретических предпосылок и ос­нований научного познания.

| Метатворетический уровень научного знания

Кроме эмпирического и теоретического уровней в структуре научного знания необходимо артикулиро­вать наличие третьего, более общего по сравнению с ними — метатеоретического уровня науки. Он состоит из двух основных подуровней: 1) общенаучного знания и 2) философских оснований науки. Какова природа каждого из этих подуровней метатеоретического науч­ного знания и их функции? Как они связаны с рас­смотренными выше теоретическим и эмпирическим уровнями научного знания?

Общенаучное знание состоит из следующих эле­ментов: 1) частнонаучная и общенаучная картины мира, 2) частнонаучные и общенаучные гносеологические, методологические, логические и аксиологические прин­ципы. Особо важное значение метатеоретический уро­вень знания играет в таком классе наук, как логико-математические. Показателем этой важности является то, что он оформился в этих науках даже в виде само­стоятельных дисциплин: метаматематика и металоги-ка. Предметом последних является исследование ма­тематических и логических теорий для решения про­блем их непротиворечивости, полноты, независимости аксиом, доказательности, конструктивности. В есте­ственно-научных и в социально-гуманитарных дисцип­линах метатеоретический уровень существует в виде соответствующих частнонаучных и общенаучных прин­ципов. Необходимо подчеркнуть, что в современной науке не существует какого-то единого по содержанию, одинакового для всех научных дисциплин метатеоре­тического знания. Последнее всегда конкретизирова­но и в существенной степени «привязано» к особенно­стям научных теорий. Частнонаучная картина мира — это совокупность господствующих в какой-либо науке представлений о мире. Как правило, ее основу состав­ляют онтологические принципы парадигмальной для данной науки теории. Например, основу физической картины мира классического естествознания образу­ют следующие онтологические принципы:

1) объективная реальность имеет дискретный харак­тер; она состоит из отдельных тел, между которы­ми имеет место взаимодействие с помощью неко­торых сил (притяжение, отталкивание и т. д.);

2) все изменения в реальности управляются закона­ми, имеющими строго однозначный характер;

3) все процессы протекают в абсолютном простран­стве и времени, свойства которых никак не зави­сят ни от содержания этих процессов, ни от выбо­ра системы отсчета для их описания;

4) все воздействия одного-тела на другое передаются мгновенно;

5) необходимость первична, случайность вторична; случайность — лишь проявление необходимости в определенных взаимодействиях (точка пересече­ния независимых причинных рядов), во всех ос­тальных ситуациях «случайность» понимается как мера незнания «истинного положения дел». Большинство из этих принципов непосредственно

входит в структуру механики Ньютона. Основу биоло­гической картины мира классического естествознания составляла дарвиновская теория эволюции видов на основе механизма естественного отбора, включавшего в себя в качестве существенного свойства случайность.

Какова роль частнонаучной картины мира в струк­туре научного знания? Она задает и санкционирует как истинный определенный категориальной тип видения конкретной наукой ее эмпирических и теоретических (идеализированных) объектов, гармонизируя их между собой. Какова ее природа? Безусловно, она не появля­ется как результат обобщения теоретического и/или эмпирического познания. Частнонаучная картина мира является всегда конкретизацией определенной (более общей) философской онтологии. Последняя же суть продукт рефлексивно-конструктивной деятельности разума в сфере всеобщих различений и оппозиций.

Общенаучная картина мира это, как правило, одна из частнонаучных картин мира, которая является гос­подствующей в науке той или иной эпохи. Она являет­ся дополнительным элементом метатеоретического уровня тех конкретных наук, которые не имеют ее в качестве собственной частнонаучной картины мира. Например, для всего классического естествознания физическая картина мира, основанная на онтологии механики Ньютона, рассматривалась как общенаучная. «Механицизм» по существу и означал признание и утверждение ее в качестве таковой для всех других наук (химии, биологии, геологии, астрономии, физио­логии и даже социологии и политологии). В некласси­ческом естествознании на статус общенаучной карти­ны мира по-прежнему претендовала физическая кар­тина мира, а именно— та, которая лежала в основе теории относительности и квантовой механики.

Однако наличие конкурирующих фундаменталь­ных парадигм в самой физике (классическая физика и неклассическая физика), основанных на принятии су­щественно различных онтологии, существенно подо­рвало доверие представителей других наук к физичес­кой картине мира как общенаучной. В результате все больше утверждалась мысль о принципиальной моза-ичности общенаучной картины мира, которая должна включать в себя принципы картин мира всех фунда­ментальных наук. Для неклассического естествознания общенаучная картина мира — это комплементарный симбиоз физической, биологической и теоретико-сис­темной картин мира. Постнеклассическое естествозна­ние пытается дополнить этот симбиоз идеями целе­сообразности и разумности всего существующего в объективном мире. В результате современная общена­учная картина мира все больше претендует на само­стоятельный статус в структуре метатеоретического знания в каждой из наук наряду с частнонаучными картинами мира. С другой стороны, по степени своей общности современная общенаучная картина мира все ближе приближается к философской онтологии.

Те же тенденции плюрализации и универсализации имеют место в отношении не только онтологических элементов метатеоретического знания современной науки, но и других ее составляющих, таких как гносе­ологические и аксиологические принципы. Хорошо известными примерами таких принципов в структуре физического познания являются, в частности, принцип соответствия, принцип дополнительности, принцип принципиальной наблюдаемости, принцип приоритет­ности количественного (математического) описания перед качественным, принцип зависимости результатов наблюдения от условий познания и др. Сегодня боль­шинство этих принципов претендует уже на статус общенаучных. На такой же статус претендуют и гносе­ологические принципы, родившиеся в лоне математи­ческого метатеоретического познания. Например, прин­цип невозможности полной формализации научных теорий, принцип конструктивности доказательства и др.

В слое метатеоретического научного знания важ­ное место занимают также разнообразные методоло­гические и логические императивы и правила. При этом они существенно различны не только для разных наук, но и для одной и той же науки на разных стадиях ее развития. Совершенно очевидно различие методо­логического инструментария математики и физики, физики и истории, истории и лингвистики. Однако не менее разительно методологическое несходство арис­тотелевской физики (качественно-умозрительной) и классической физики (экспериментально-математической) и т. д. и т. п. Чем вызвано это несходство в методологи­ческих требованиях и правилах в разных науках? Несомненно, с одной стороны, различием предметов исследования. Но с другой, различием в понимании целей и ценностей научного познания. Древнеегипет­ская и древнегреческая геометрия имели один и тот же предмет — пространственные свойства и отноше­ния. Но для древних египтян методом получения зна­ния об этих свойствах и отношениях являются много­кратные измерения этих свойств, а для древнегреческих геометров — аксиоматический метод выведения всего геометрического знания из простых и самоочевидных геометрических аксиом. И это различие в методах гео­метрического познания было обусловлено разным по­ниманием целей научного познания. Для древних егип­тян такой целью было получение практически полез­ного знания (оно могло быть и приблизительным), для древних греков —■ получение именно истинного и до­казательного знания.

Вопрос о целях и ценностях научного познания — это уже проблема аксиологических предпосылок на­уки. Среди аксиологических принципов науки важно различать внутренние и внешние аксиологические основания. Внутренние аксиологические основания науки суть имманентные именно для нее, в отличие от других видов познавательной и практической деятель­ности, ценности и цели. К их числу относятся объек­тивная истина, определенность, точность, доказатель­ность, методологичность, системность и др. В отече­ственной философии науки они получили название «идеалы и нормы научного исследования». Внутренние аксиологические ценности направлены вовнутрь науки и выступают непосредственными стандартами, регу­ляторами правильности и законности научной деятель­ности, критериями оценки приемлемости и качества ее продуктов (наблюдений, экспериментов, фактов, зако­нов, выводов, теорий ит. д.). Внешние аксиологические ценности науки суть цели, нормы и идеалы науки, которые направлены вовне науки и регулируют ее отношения с обществом, культурой и их различными структурами. Среди этих ценностей важнейшими вы­ступают практическая полезность, эффективность, повышение интеллектуального и образовательного потенциала общества, содействие научно-техническо­му, экономическому и социальному прогрессу, рост адаптивных возможностей человечества во взаимодей­ствии с окружающей средой и др.

Как хорошо показано в историко-научной и совре­менной методологической литературе, набор и содер­жание внутренних и внешних ценностей науки суще­ственно различен не только для разных наук в одно и то же время, но и для одной и той же науки в разные исторические периоды ее существования. Так, напри­мер, ценность логической доказательности научного знания, его аксиоматического построения имеет при­оритетное значение в математике и логике, но не в истории и литературоведении или даже в физике. В истории как науке на первый план выходят хроноло­гическая точность и полнота описания уникальных ис­торических событий, адекватное понимание и оценка источников. В физике же на первый план выходят эмпирическая воспроизводимость явлений, их точное количественное описание, экспериментальная прове­ряемость, практическая (техническая и технологическая) применимость. В технических науках последняя цен­ность является заведомо ведущей по сравнению со всеми другими. Однако содержание и состав внутрен­них и внешних ценностей не является чем-то постоян­ным, неизменным и для одной и той же науки в разное время и для развития науки в целом. Так, понимание того, что считать «доказательством», существенно раз­лично в классической и конструктивной математике, в физике Аристотеля и физике Ньютона, в интроспек­тивной психологии XIX века и современной когнитив­ной психологии и т. д.

Таким образом, аксиологическим и основаниями метатеоретического знания в науке ни в коем случае нельзя пренебрегать. Наука и ценности не разделены каким-то барьером. Ценности оказывают существен­ное влияние на понимание самого смысла и задач на­учного исследования, задавая его перспективу и оце­нивая степень приемлемости предлагаемых научных продуктов. Многие ожесточенные споры и дискуссии как в сфере науки, так и между «наукой» и «не-нау-кой», имеют основание именно в сфере аксиологии науки, хотя участники таких дискуссий обычно пола­гают, что расходятся в вопросах онтологии и гносеоло­гии. В качестве ярких примеров таких дискуссий мож­но указать наспор между птолемеевцами и коперни-канцами в астрономии, Махом и Больцманом по поводу законности молекулярно-кинетической теории газов, формалистами и интуиционистами по вопросам надеж­ности математических доказательств и т. д. и т. п. В су­щественном различии ценностных оснований науки можно легко убедиться, сравнив, например, аксиологию классической, неклассической и постнеклассической науки. Аксиология классической науки: универсальный метод, бескорыстное служение истине, научный про­гресс. Аксиология неклассической науки: субъект-объектность знания, общезначимость, консенсуаль-ность, дополнительность, вероятная истинность. Акси­ология постнеклассической науки: конструктивность научного знания, плюрализм методов и концепций, толерантность, экологическая и гуманитарная направ­ленность науки, когнитивная ответственность.