Часть VI Январь 1349 года – январь 1351 года 1 страница

Уезжая, Годвин прихватил с собой драгоценности из монашеской сокровищницы и все хартии, в том числе и сестринские, которые так и оставались в запертом сундуке. Он забрал даже священные реликвии, включая мощи святого Адольфа в бесценном ковчеге. Керис обнаружила это на следующее утро, в первый день января, в праздник Обрезания Господня. Монахиня вошла с епископом Анри и сестрой Элизабет в сокровищницу из южного рукава трансепта. Мон обращался к ней прохладно-вежливо, что ее несколько беспокоило, но он вообще слыл брюзгой и, возможно, говорил гак со всеми.

Кожа Джилберта Херефорда все еще красовалась на двери, но стала жесткой, пожелтела и издавала слабый дух гнили. Дверь была отперта. Керис не заходила сюда с тех пор, как аббат Годвин украл у сестер деньги. После этого монахини построили собственную сокровищницу.

Что произошло, стаю ясно сразу. Плиты над опустевшими тайниками были приподняты, крышка обитого железом пустого сундука открыта. Целительница поняла, что не зря презирала Годвина. Ученый врач, священник, глава монахов удрал именно тогда, когда больше всего нужен людям. Теперь, конечно, все поймут его истинную натуру. Архидьякон Ллойд пришел в бешенство:

– Он забрал все!

– И этот человек против моей кандидатуры, – бросила Керис Анри.

В ответ епископ буркнул что-то невнятное. Элизабет отчаянно пыталась оправдать Годвина:

– Я уверена, лорд аббат взял ценности из соображений безопасности.

На это епископу все-таки пришлось ответить.

– Вздор, – отрезал он. – Когда слуга вытаскивает у вас деньги из кошелька и, никого не предупредив, исчезает, он не думает о безопасности ваших средств, просто крадет.

Клерк зашла с другого боку:

– Думаю, это была идея Филемона.

– Помощника? – Анри презрительно поморщился. – За все отвечает Годвин, а не Филемон. Вся ответственность на нем.

Элизабет умолкла. «Вероятно, братец пришел в себя после смерти Петрониллы, – думала Керис. – По крайней мере на какое-то время. Но сумел же он убедить всех до единого монахов последовать за ним! Интересно, куда братья направились?» Епископ Анри думал о том же.

– И куда делись эти мерзкие трусы?

Настоятельница вспомнила, как Мерфин уговаривал ее уехать «в Уэльс, Ирландию, в отдаленную деревню, где приезжих не видят годами».

– Наверняка укрылись в каком-нибудь уединенном месте, где никого не бывает.

– Выясните где.

Керис поняла, что всякая неприязнь к ней со стороны Анри испарилась вместе с Годвином. Она торжествовала, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать этого заметить.

– Я разузнаю в городе. Кто-нибудь должен был видеть, как они уезжают.

– Хорошо, – ответил епископ. – Однако не думаю, что монахи скоро вернутся, так что пока руководство вам придется взять на себя и обойтись без мужчин. Продолжайте вести службы. Служить в соборе литургию попросите какого-нибудь приходского священника, если найдете хоть одного в живых. Вы не можете проводить литургию, но можете исповедовать – на этот счет было специальное распоряжение архиепископа, поскольку погибло столько священников.

Керис не хотела, чтобы Мон ушел от прямого ответа на вопрос о ее избрании.

– Вы одобряете мою кандидатуру в качестве настоятельницы?

– Разумеется, – раздраженно ответил тот.

– В таком случае, прежде чем я приму эту честь…

– Вам не приходится выбирать, мать-настоятельница, – возмущенно перебил он ее. – Ваш долг – повиноваться мне.

Целительница очень хотела стать настоятельницей, но сделала вид, будто все обстоит ровно наоборот. Ей нужно кое-чего добиться.

– Какие мы переживаем странные времена, не правда ли? Вы предоставляете монахиням право исповедовать, сокращаете срок обучения священников, но все-таки, насколько мне известно, вам не удается заполнять опустошенные чумой приходы так быстро, как хотелось бы.

– Вы намерены эксплуатировать трудности, с которыми столкнулась Церковь?

– Нет, но, чтобы я могла выполнять ваши указания, кое-что вам придется для меня сделать.

Анри вздохнул. Ему, конечно, не понравилась подобная постановка вопроса. Но Керис подозревала, что нужна епископу больше, чем он ей.

– Хорошо, и что же?

– Прошу провести заседание церковного суда.

– Зачем, Господи?

– Чтобы отменить мой смертный приговор по обвинению в колдовстве, зачем же еще. До тех пор мне трудно будет принять бразды правления. Всякому, кто со мной не согласен, слишком легко ослабить мои позиции, напомнив об этом.

Педантичному архидьякону Ллойду приглянулась эта мысль.

– Хорошо бы раз и навсегда решить этот вопрос, лорд епископ.

– Ну что ж, ладно.

– Спасибо. – Керис испытала радостное облегчение и склонила голову, опасаясь выдать свое торжество. – Я сделаю все возможное, чтобы оправдать почетное звание настоятельницы Кингсбриджа.

– Не теряйте времени, выясняйте поскорее про Годвина. Прежде чем уехать из города, я должен хоть что-то знать.

– Олдермен приходской гильдии – его близкий друг. Если кому-нибудь известно, куда направились братья, так это ему.

– Пожалуйста, скорее.

Настоятельница ушла. Епископ Анри не очень располагает к себе, но, кажется, толковый церковник. Судя по всему, с ним можно работать. Вот бы он оказался из тех, кто принимает решения, исходя из существа дела, а не оглядываясь на союзников. Это будет приятной переменой.

Проходя мимо «Колокола», монахиня захотела поделиться хорошими новостями с Мерфином, но сначала решила все-таки навестить Элфрика. На улице перед «Остролистом» на земле лежал Дункан Красильщик. Его жена Винни сидела тут же на скамейке и плакала. Керис решила, что его избили, но Винни сказала:

– Да он пьяный.

Целительница изумилась:

– Но еще даже не обед!

– Его дядька Питер Красильщик подцепил чуму и испустил дух. Жена и дети Питера тоже умерли. Дункан получил все наследство, а тратит его только на выпивку. Я не знаю, что делать.

– Отведи его домой, – посоветовала Керис. – Я помогу.

Подняв Дункана, женщины почти волоком дотащили того до дома, положили на пол и укрыли одеялом. Винни посетовала:

– Он каждый день надирается. Говорит, что смысла нет работать, так как мы все помрем от чумы. Что мне делать?

Целительница немного подумала.

– Зарой деньги в саду, сейчас же, пока он спит. Когда проснется, скажи, что он все проиграл коробейнику, который уже смылся из города.

– Пожалуй.

Перейдя улицу, монахиня зашла в дом олдермена. Алиса на кухне штопала носки. После ее замужества отношения между сестрами испортились, а то немногое, что их еще связывало, растоптал Элфрик, свидетельствовав против свояченицы на суде. Вынужденная выбирать между сестрой и мужем, Алиса осталась с Элфриком. Керис понимала это, но сестра стала ей чужой. Увидев гостью, та отложила штопку и встала.

– Зачем пришла?

– Монахи пропали. Скорее всего удрали ночью.

– Так вот что это было!

– Ты их видела?

– Нет, только слышала. Будто целая толпа людей и лошадей. Они ехали тихо, да, тихо, теперь я это понимаю. Старались ехать тихо, но лошади не могут двигаться совсем бесшумно, да и люди производят какой-то звук, даже если просто идут по улице. Я от этого проснулась, но не стала вставать – было очень холодно. Ты поэтому пришла в мой дом впервые за десять лет?

– Тебе не было известно, что они собираются бежать?

– Так братья сбежали? Из-за чумы?

– Думаю, да.

– Что ты такое говоришь? Как же врачи могут бежать от болезни? – Алису обеспокоило поведение покровителя супруга. – Не понимаю.

– Мне интересно, знал ли Элфрик.

– Если и знал, мне не говорил.

– Где его найти?

– У Святого Петра. Рик Ювелир оставил деньги церкви, и священник решил выложить пол.

– Пойду спрошу. – Керис вдруг решила сменить гнев на милость. У Алисы не было своих детей, но имелась падчерица. – Как Гризельда?

– Очень хорошо, счастлива, – с некоторым вызовом ответила Алиса, как будто думала, что Керис хочется услышать другой ответ.

– А внук? – Младшая сестра не могла заставить себя произнести его имя – Мерфин.

– Чудесно. Ждем еще одного.

– Рада за нее.

– Да. Как хорошо, что она не вышла за Мерфина, все так удачно сложилось.

Настоятельница не хотела заводить этот разговор.

– Пойду поищу Элфрика.

Церковь Святого Петра располагалась в западной части города. На ветреной улице Керис наткнулась на двух драчунов. Они ругались и лупили друг друга почем зря. Женщины, вероятно жены, осыпали их проклятиями. За дракой наблюдали несколько соседей. Дверь одного дома была взломана. На земле неподалеку стояла клетка из ветвей и тростника с тремя живыми цыплятами. Монахиня подошла к мужчинам и встала между ними:

– Приказываю вам именем Божьим.

Их не пришлось долго уговаривать. Оба, вероятно, израсходовали всю свою ярость с первыми же ударами и обрадовались возможности прекратить свару. Отступив друг от друга, драчуны опустили руки.

– В чем дело? – требовательно спросила аббатиса.

Все четверо заговорили одновременно.

– По очереди! – прикрикнула настоятельница, ткнув пальцем в более крупного темноволосого мужчину, лицо которого обезобразили синяки. – Ты Джо Кузнец, так? Рассказывай.

– Я поймал Тоби Питерсона на краже цыплят Джека Мэрроу. Он взломал дверь.

Мелкий бойкий Тоби имел повадки бойцового петуха. Губы его сочились кровью.

– Джек Мэрроу был должен мне пять шиллингов – это мои цыплята.

Кузнец возразил:

– Джек и его семья две недели назад умерли от чумы. С тех пор я кормил цыплят. Если бы не я, они бы уже подохли. Если кто и имеет на них право, так это я.

– Ну что ж, вы оба имеете на них право, – решила Керис. – Тоби задолжали, а Джо ухаживал за ними, так?

Драчуны несколько растерялись при мысли о том, что оба правы. Целительница продолжала:

– Джозеф, возьми одного цыпленка из клетки.

Питерсон поднял руки:

– Погодите…

– Послушай, Тоби, – оборвала его монахиня, – ты ведь знаешь, что я решу по справедливости.

– Спорить не буду…

Джо открыл дверцу и схватил за ноги тощего коричневого цыпленка. Тот завертел головой во все стороны, как будто ему было странно видеть мир не сквозь прутья клетки. Настоятельница продолжила:

– Теперь дай его жене Тоби.

– Что?!

– Неужели я обману тебя, Джозеф?

Кузнец неохотно вручил цыпленка хорошенькой, но угрюмой жене Тоби:

– Ну держи, Джейн.

Питерсон вопросительно посмотрела на Керис, и та подсказала:

– Поблагодари Джо.

Супруга драчуна хмыкнула, но подчинилась:

– Благодарю тебя, Джозеф Кузнец.

Монахиня продолжила:

– Теперь, Тоби, дай цыпленка Элли Кузнечихе.

Забияка с робкой улыбкой повиновался. Жена Джо Элли, которой предстояли скорые роды, улыбнулась:

– Благодарю тебя, Тоби Питерсон.

Они опомнились и начинали понимать, как глупо повели себя. Джейн спросила:

– А третий?

– Сейчас. – Аббатиса осмотрела зевак и кивнула робкой девочке лет одиннадцати-двенадцати: – Как тебя зовут?

– Я Иска, мать-настоятельница, дочь Джона Констебля.

– Отнеси цыпленка в церковь Святого Петра, отдай его отцу Майклу и скажи, что Тоби и Джо придут просить прощения за грех жадности.

– Хорошо.

Дочь Констебля взяла третьего цыпленка и ушла. Элли спросила:

– Может быть, вы помните, мать Керис, как помогли маленькой сестре моего мужа Минни, когда она обожгла руку в кузнице?

– Да, конечно. – У целительницы перед глазами стоял тот ужасный ожог. – Ей сейчас должно быть десять.

– Верно.

– У нее все хорошо?

– Все прекрасно, благодаря вам и Божьей милости.

– Рада слышать.

– Вы не зайдете на кружку эля, мать-настоятельница?

– С удовольствием, но я очень тороплюсь. – Монахиня повернулась к мужчинам: – Благослови вас Бог, и больше не деритесь.

– Спасибо, – кивнул Джо.

Керис пошла дальше. Тоби крикнул ей вслед:

– Спасибо, мать-настоятельница.

Не оборачиваясь, махнула рукой. По дороге целительница обратила внимание еще на несколько домов, взломанных, вероятно, с целью поживиться за счет умерших хозяев. С этим что-то нужно делать, подумала она. Но пока олдермен Элфрик, а Годвин исчез, работать некому.

В церкви Святого Петра аббатиса нашла мужа сестры в окружении каменщиков и подмастерьев. Вокруг штабелями лежали каменные плиты, рабочие готовили пол, рассыпая песок и разравнивая его палками. Элфрик при помощи сложного механизма – деревянной рамы со свисающей веревкой, на конце которой был привязан кусочек свинца, – проверял, ровным ли получался пол. Это приспособление, похожее на крошечную виселицу, напомнило Керис, как зять десять лет назад пытался повесить ее за колдовство. Сама удивилась, не почувствовав к нему ненависти. Строитель для этого слишком низок и мелок. Глядя на него, аббатиса не испытывала ничего, кроме презрения. Подождала, пока он закончит, и резко спросила:

– Ты знал, что Годвин с монахами собирается удрать?

Намеревалась застать его врасплох и по удивленному взгляду поняла, что Элфрик ничего не знал.

– Почему?.. Когда?.. А-а, сегодня ночью?

– Ты их не видел?

– Что-то такое слышал.

– Я видел, – заговорил один из каменщиков, оперевшись на лопату. – Как раз возвращался из «Остролиста». Было темно, но они шли с факелами. Аббат верхом, остальные пешком, но с грузом: винные бочонки, круги сыра и что-то еще, не знаю.

Керис уже сообщили, что Годвин опустошил кладовые братьев. Он, правда, не притронулся к сестринским припасам, хранившимся отдельно.

– Когда это было?

– Не очень поздно, в девять-десять.

– Ты говорил с ними?

– Просто пожелал спокойной ночи.

– Как думаешь, куда они направлялись?

Каменщик пожал плечами.

– Братья перешли мост, но я не видел, куда они свернули на перекрестке Висельников.

Керис повернулась к Элфрику:

– Подумай, за последние несколько дней не говорил тебе Годвин чего-нибудь, что, как теперь ясно, могло бы относиться к бегству? Может, упоминал какие-то города – Монмаут, Йорк, Антверпен, Бремен?

– Нет, ничего такого.

Олдермен помрачнел от того, что его не предупредили, и монахиня пришла к выводу, что он говорит правду. Если уж и Элфрик в растерянности, вряд ли настоятель посвятил кого-нибудь в свои намерения. Аббат бежал от чумы и, очевидно, не хотел, чтобы за ним отправился кто-то со смертельной болезнью за плечами. «Уезжай как можно раньше, как можно дальше и надолго», – говорил Мерфин. Беглец может находиться где угодно.

– Если ты что-нибудь о нем услышишь, да о любом монахе, пожалуйста, сообщи мне, – попросила Керис.

Элфрик ничего не ответил. Настоятельница заговорила громче, чтобы ее слышали рабочие:

– Годвин украл всю утварь. – Раздался возмущенный ропот. Люди считали владельцами драгоценной соборной утвари себя. Богатые ремесленники и в самом деле способствовали ее приобретению. – Епископ хочет вернуть ценности. Всякий помогающий вору, даже скрывающий его местонахождение, окажется повинен в святотатстве.

Элфрик совсем растерялся. Он был близок к монаху, и вот его покровитель бежал. Олдермен растерянно пробормотал:

– Может, есть какое-то объяснение…

– Тогда почему аббат ничего никому не сказал? И даже не оставил письма?

Элфрик не находил правдоподобного ответа. Керис поняла, что нужно поговорить с купцами, и чем скорее, тем лучше.

– Созови собрание гильдии, – попросила она зятя, и тут ей пришло в голову, как лучше его убедить. – Епископ требует, чтобы заседание прошло сегодня же, после обеда. Пожалуйста, оповести людей.

– Хорошо.

Знала, что, сгорая от любопытства, придут все. Монахиня вышла из церкви Святого Петра и направилась обратно к аббатству, но у таверны «Белая лошадь» невольно остановилась. Молодая девушка, почти девочка, говорила со взрослым мужчиной, причем так, что настоятельница пришла в бешенство. Она всегда остро ощущала девичью беззащитность – может, потому, что помнила себя подростком, а может, из-за дочери, которой у нее никогда не было. Целительница остановилась понаблюдать из-за крыльца.

Бедно одетый мужчина нахлобучил дорогую шапку. Керис его не знала, но догадалась, что это работник, получивший шапку в наследство. Умерло множество людей, оставивших огромное количество роскошной одежды, и странные картины вроде этой были не редкостью. У красивой девочки лет четырнадцати уже сформировалась фигура. Монахиня с грустью заметила, что она кокетничает, хотя и не очень умело. Мужчина достал из кошелька деньги, они заспорили. Когда незнакомец положил девочке руку на грудь, аббатиса не выдержала и подошла к ним. Мужчина бросил взгляд на ее подрясник и быстро ушел. Девочке как будто стало стыдно, одновременно она разозлилась.

– Ты продаешь свое тело?

– Нет, матушка.

– Отвечай правду! Зачем позволила ему дотронуться до груди?

– Я не знаю, что делать. Мне нечего есть, а вы его прогнали. – Она разрыдалась.

Целительница поверила, что девочка голодна – бледная, тощая.

– Пойдем со мной. Я тебя накормлю. – Она взяла девочку за руку и повела к аббатству. – Как тебя зовут?

– Исми.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

Дошли до монастыря, и Керис отвела Исми на кухню, где начинали готовить обед для сестер под наблюдением послушницы по имени Уна. Кухарка Жозефина умерла от чумы.

– Дай девочке хлеба и масла, – распорядилась Керис и стала смотреть, как бродяжка ест.

Та, судя по всему, не видела еды уже несколько дней. Она замедлила темп, только съев большую часть полуфунтового хлеба. Целительница налила ей кружку сидра.

– Почему ты голодна?

– Все мои родные умерли от чумы.

– Кем был твой отец?

– Портным. Я тоже хорошо умею шить, но никто не покупает одежду – все, что нужно, берут в домах умерших.

– Вот почему ты решила торговать собой.

Девочка опустила глаза.

– Простите, мать-настоятельница. Я так хотела есть.

– Это впервые?

Отведя взгляд, Исми покачала головой. Слезы бешенства показались на глазах Керис. Кем же нужно быть, чтобы воспользоваться беспомощностью голодной тринадцатилетней девочки? Как можно допустить, чтобы подросток дошел до такого отчаяния?

– Хочешь жить здесь, с монахинями, работать на кухне? У тебя всегда будет еда.

Исми подняла полные надежды глаза.

– О да, матушка, хочу.

– Ну, оставайся. Можешь помочь готовить обед. Уна, это твоя новая помощница.

– Спасибо, мать Керис, мне впору любая помощь.

Монахиня вышла с кухни и задумчиво пошла в собор на службу шестого часа. Она начинала понимать, что чума не простая болезнь. Исми не заразилась, но душа ее оказалась в опасности. Службу вел епископ Анри, и Керис погрузилась в раздумья. Решила, что на собрании гильдии нужно говорить не только о бегстве монахов. Пора начинать борьбу с последствиями чумы. Но как?

Думала об этом и за обедом. Куда ни посмотри, нора принимать серьезные меры. При поддержке епископа, возможно, ей удастся сделать то, что в любых других обстоятельствах вызвало бы сопротивление. А заодно получить от Мона необходимое. Перспективная мысль… И после обеда аббатиса отправилась к епископу, который остановился в доме Годвина. Он сидел за столом с архидьяконом Ллойдом. Накормили их сестринским обедом. Мужчины пили вино, а служка убирал со стола.

– Надеюсь, вам понравился обед, лорд епископ.

– Прекрасно, спасибо, мать Керис, очень вкусная щука. Есть ли новости о сбежавшем аббате? – Мон даже не так ворчал.

– Судя по всему, он сделал все, чтобы никто не догадался, куда направились братья.

– Жаль.

– Пытаясь узнать что-то в городе, я стала свидетельницей настороживших меня сцен: тринадцатилетняя девочка торговала собой; два нормальных законопослушных гражданина дрались из-за собственности умершего; один мужчина напился посреди дня.

– Последствия чумы. Такое творится везде.

– Думаю, нам нужно что-то делать.

Анри поднял брови. Судя по всему, он ни о чем таком и не думал.

– И что именно?

– Лордом Кингсбриджа является аббат, который должен выступить с инициативой.

– Но аббат исчез.

– Вы епископ, то есть наш аббат. Мне кажется, вам следует остаться в Кинге – бридже и взять на себя руководство городом.

На самом деле этого она хотела меньше всего. По счастью, было очень мало шансов, что епископ согласится, – у него такое множество дел. Просто пыталась загнать его в угол. Мон медлил, и на секунду Керис испугалась, что не рассчитала и Анри примет предложение. Наконец епископ ответил:

– Это невозможно. Во всех городах епархии одна и та же проблема. В Ширинге, например, еще хуже. Я должен стараться сохранить каркас христианства – ведь у меня священники умирают. Мне некогда ломать голову над тем, что делать с проститутками и пьяницами.

– Но кто-то должен исполнять обязанности аббата. Городу нужен авторитетный глава.

– Лорд епископ, немаловажно также, кто будет получать доходы аббатства, содержать собор, другие постройки, следить за землями, вилланами… – вставил архидьякон Ллойд.

Анри подвел итог:

– Ну вот вы и займитесь этим, мать Керис.

Целительница сделала вид, будто изумлена подобной постановкой вопроса.

– Допустим, я могу взять на себя менее важные задачи – управление братским хозяйством, землями, но я не могу отправлять таинства.

– Это мы уже обсудили, – нетерпеливо перебил церковник Анри. – Я рукополагаю новых священников как могу. А все остальное ваша задача.

– Вы словно просите меня исполнять обязанности аббата Кингсбриджа.

– Именно.

Настоятельница постаралась не выказать радость. Слишком большая удача, чтобы быть правдой. Она становилась аббатисой во всем, кроме того, что ей было менее важно. Может, незамеченной осталась какая-то ловушка? Архидьякон Ллойд обратился к епископу:

– Осмелюсь предложить вам поручить мне написать письмо на имя новой настоятельницы, в случае если ей потребуется помощь.

Керис поддержала его:

– Если вы желаете успеха, нужно внушить горожанам, что это ваше решение. Скоро начнется собрание приходской гильдии. Если вам угодно, лорд епископ, я просила бы вас присутствовать на нем и сделать соответствующие заявления.

– Хорошо, пойдемте.

Они вышли из дворца Годвина и двинулись по главной улице к зданию гильдии. Послушать, что случилось с монахами, собрались почти все. Монахиня рассказала что знала. Некоторые видели или слышали исход, хотя никто не догадался, даже не заподозрил, что пропали все монахи до единого. Настоятельница попросила людей быть начеку – может, кто-то из приезжих встречал на дороге большую группу монахов с поклажей.

– Но исходить нам следует из того, что братья вернутся не скоро. И в связи с этим лорд епископ имеет кое-что заявить.

Керис хотела, чтобы все самое главное сказал епископ, не она. Анри прокашлялся:

– Одобряю избрание матери Керис настоятельницей и поручаю ей исполнять обязанности аббата. Прошу считать ее моей представительницей и вашим лордом во всем, кроме отправления таинств.

Монахиня всматривалась в лица. Элфрик был в бешенстве. Мерфин слабо улыбался, догадываясь, что она сама выцарапала эти полномочия, ради себя и ради города. Печальная складка у губ говорила о том, что мастер понимает: она уходит от него. Все остальные вроде бы обрадовались. Керис хорошо знали, доверяли ей, особенно после бегства Годвина. Нужно выжать из этой ситуации максимум возможного.

– Получив полномочия, я хотела бы срочно обсудить три вопроса. Во-первых, пьянство. Сегодня утром, например, Дункан Красильщик пьяным валялся на улице. Убеждена, это развратит город, что во время страшной эпидемии никому не нужно.

Послышались одобрительные возгласы. Гильдию возглавляли пожилые купцы старой школы. Если они и пили по утрам, то дома, где их никто не видел. Аббатиса продолжила:

– Я хочу приставить к Джону Констеблю еще одного помощника, поручить ему арестовывать всех, кто будет замечен пьяным днем, и отводить в тюрьму, пока не протрезвеют.

На это закивал даже Элфрик.

– Второй вопрос касается имущества покойных, не оставивших наследников. Сегодня утром я встретила Джозефа Кузнеца и Тоби Питерсона. Они дрались из-за трех цыплят, принадлежавших Джеку Мэрроу.

На то, что взрослые люди устроили драку из-за такой ерунды, все рассмеялись. Керис продумала и это.

– Вообще-то подобная собственность переходит лорду манора – в Кингсбридже это аббатство. Однако я не хочу копить в монастыре горы старой одежды, поэтому в тех случаях, когда наследство оценивается менее чем в два фунта, предлагаю временно отказаться от этого правила и поручить двоим ближайшим соседям запереть дом и удостовериться, что все на месте. Затем наследство должен описать приходской священник, он же будет принимать претензии кредиторов. Если священника не окажется, приходите ко мне. По уплате всех долгов имущество покойного – одежда, мебель, съестные припасы – будет поделено между соседями, а наличные деньги переданы приходской церкви.

Это предложение тоже вызвало одобрение.

– И наконец, возле «Белой лошади» я увидела тринадцатилетнюю девочку, пытавшуюся торговать собой. Исми нечего было есть. – Монахиня с упреком посмотрела на собравшихся. – Кто-нибудь может мне сказать, как такое могло случиться в христианском городе? Все ее родные умерли, но разве у них не было друзей, соседей? Как можно позволить ребенку умирать с голоду?

– Исми Портняжка не отличается примерным поведением, – тихо проворчал Эдвард Мясник.

Настоятельница взорвалась:

– Ей тринадцать лет!

– Я просто хочу сказать – может, ей предлагали помощь, а она отказалась.

– С каких это пор мы дозволяем детям самим принимать подобные решения? Если ребенок остался сиротой, долг каждого из нас позаботиться о нем. Что же тогда наша религия?

Всем стало неловко.

– В будущем я прошу ближайших соседей приводить ко мне сирот. Тех, кого не смогут приютить друзья или соседи, примет аббатство. Девочки будут жить с сестрами, а спальню для мальчиков мы оборудуем из братского дормитория. Утром они будут учиться, а после обеда помогать по хозяйству.

Это тоже все одобрили.

– Вы закончили, мать Керис? – спросил Элфрик.

– Да, если никто не хочет обсудить подробности.

Все молча заерзали на скамейках, как будто собрание закончилось. Элфрик сказал:

– Может быть, кто-то из членов гильдии помнит, что я являюсь ее олдерменом. – Он был очень обижен. Все нетерпеливо задергались. – Только что на наших глазах без всякого суда аббата Кингсбриджа обвинили в краже. – Прошел неодобрительный ропот. Все осуждали Годвина, но Элфрик закусил удила. – А мы, как рабы, позволяем женщине диктовать городу законы. Чьей властью пьяных будут сажать за решетку? Ее. Кто теперь окончательный судья в вопросах наследства? Она. Кто будет решать участь сирот? Она. До чего вы дошли? Или вы не мужчины?

– Нет! – крикнула Бетти Бакстер.

Все засмеялись. Керис решила не вмешиваться. Это не обязательно. Целительница с любопытством подумала, одернет ли Элфрика епископ. Тот молчал, очевидно, тоже понимая, что Строитель ведет заведомо проигрышное сражение. Олдермен заговорил громче:

– А я утверждаю, что нельзя соглашаться на назначение аббатисы, даже временное. Еще не хватало, чтобы она являлась на собрания гильдии и раздавала направо-налево приказы!

Люди заворчали. Трое встали и в знак протеста двинулись к выходу. Раздался голос:

– Перестань, Элфрик.

Но тот уперся:

– Кроме всего прочего, речь идет о женщине, обвиненной в колдовстве и приговоренной к смерти!

Теперь встали все. Кто-то подошел к двери.

– Вернитесь! – крикнул олдермен. – Я еще не закрыл собрание!

Никто не обратил на него внимания. Керис тоже двинулась к выходу. Пропустив вперед епископа и архидьякона, она, последней выходя из зала, обернулась на Элфрика. Тот сидел на председательском месте, возле него никого не осталось. Монахиня переступила порог.

Прошло двенадцать лет с тех пор, как Годвин и Филемон ездили в обитель Святого Иоанна-в-Лесу. Аббат помнил, какое впечатление на него произвели ухоженные поля, исправные заборы, чистые сточные канавы и аккуратные яблоневые аллеи. И сегодня здесь ничего не изменилось. Не изменился, очевидно, и Савл Белая Голова.

Братия пересекла замерзшие поля, возделываемые в шахматном порядке. Когда монахи приблизились к монастырским строениям, настоятель все-таки отметил изменения. Двенадцать лет назад маленькую каменную церковь с крытой аркадой и дормиторием окружали небольшие деревянные строения: кухня, конюшня, коровник, пекарня. Теперь эти непрочные постройки исчезли и к церкви добавился гармонирующий с ней каменный ансамбль.

– Здесь надежнее, чем было раньше, – заметил Годвин.

– Это, наверно, из-за грабежей, которые учиняют солдаты, возвращающиеся с французской войны, – предположил Филемон.

Аббат нахмурился:

– Я не помню, чтобы они просили моего разрешения на перестройку.

– Не просили.

– Хм-м.

Но увы, он не в том положении, чтобы устраивать выволочки. Савл, конечно, не поставил монастырское руководство в известность о запланированной перестройке, но Годвин сам пренебрег своим долгом. Кроме того, его устраивало, что обитель надежно защищена.