НЕ ДАВИТ ГОРЛО АМБУШЮР

Что ж, вот и последние мои шаги по Университетской набережной прозвучали… Дипломная работа. Она у меня не как у всех, особенная, без литературоведческой трепологии. « Интонация вводных слов и предложений» - так звучит ее название. Текста всего несколько страниц, всё остальное – широкие ленты миллиметровки, залитые прозрачным лаком, сквозь который отчетливо проглядывают участки острых ломаных линий, очень похожих на кардиограммы. Только вот фон черный - перышко самописца чертило свои зубцы по саже, нарезанные куски рулонов миллиметровки мне приходилось коптить самому, прежде чем надевать на горло чуткий амбушюр и включать самописец.

Два последних года я занимался в семинаре экспериментальной фонетики у профессора Льва Рафаиловича Зиндера, крупнейшего ученого в этой области, автора учебников и монографий. Кроме меня, в семинаре работали несколько аспирантов и преподавателей, я был единственным студентом. И – поверите ли, но это чистая правда – самым успешным учеником профессора, решавшим сложные фонетические задачки всех быстрее и экспериментировавшим в области теории интонации плодотворней, чем мои старшие, более ученые товарищи. А всё дело в том, что я опять увлекся. Пропахший лаком, перемазанный сажей, но страшно довольный возвращался я к себе в общежитие, удивляя друзей-приятелей странной темойдиплома.

Защитил я его, как мне сказали, блестяще. Зиндер говорил о том, что работа моя могла бы в дальнейшем плавно трансформироваться в кандидатскую диссертацию. И потому и он, и завкафедрой русского языка профессор Э.Коротаева челом били перед деканатом и ученым советом, чтоб оставить меня в аспирантуре. Но им жестко сказали «нет!», пояснив, что с обликом советского ученого никак не вяжется политически подозрительная физия ославившего факультет неофутуриста.

Через четыре года, когда я работал в Омске, в молодежной газете, Лев Рафаилович, каким-то образом разыскав меня, написал мне письмо, в коем горячо убеждал приехать в Ленинград, к нему в аспирантуру. Но я был уже молодым папашей, и перо своё уже ни за что не променял бы на его амбушюр.

НЕУЖТО ЦЕЛИНА ЕЁ ЗВАЛА?!

В июне 1956 года я получил диплом. Не «красный» - среди редких «хорошо» и бесчисленных «отлично», собранных за учебную пятилетку, был у меня один-единственный прокол - «уд» по историческому материализму. Я уже писал, как я ночь готовился к этому экзамену, а сдавать пришлось В.Я.Проппу не его, а совсем другое. Поскольку со стипендией круглого отличника уже не получалось, к сдаче истмата я даже не стал готовиться. Второй раз читать всю эту муть не хотелось. Ай, сдам, подумаешь!.. Преподаватель почувствовал моё пренебрежение к одной из важнейших из Наук и садистски влепил мне «удовлетворительно». Я не заплакал – по-ду-ма-ешь!.. Цвет моего диплома, увы, на судьбу всё равно не повлияет.

Распределили меня в Омск. «Филолог. Учитель средней школы» – написано в моем дипломе…К чему, к чему, а уж к вступлению на эту стезю я был тогда не готов абсолютно…

А Инна Шиманская в июле успешно сдала экзамены в аспирантуру пединститута им.Герцена. И её тотчас отправили на два месяца собирать урожай в Северный Казахстан. Готовились поступать в аспирантуру ЛГУ по кафедре советской литературы и её ближайшие подруги – Нина Захаренко и Наташа Банк. Уж кому-кому, а им-то, казалось бы, туда были двери распахнуты. Серь-ёз-ные девушки, как они учились – всем пример! У них экзамены намечались двумя месяцами позже, где-то в начале сентября. И вот… Человек предполагает, бог располагает: за этот проклятущий отрезок времени в Москве успело выйти постановление, каковое директивно указывало, что для поступления в аспирантуру надобно иметь за плечами два года трудовой деятельности.

И потому у наших отличниц с аспирантурой сорвалось. Остальные выпускники устраивались на работу, кто как – университет предлагал «свободное распределение». (Только сейчас я сообразил, что оно было не для всех – меня-то принудительно сослали в Сибирь!). Кто-то из наших с этим и не торопился особенно, дал себе отдохнуть, «открыл Европу», съездив по путёвке в Чехословакию. А потом уж и отправился в свободный поиск.

То ли дело – Шиманская!.. О её доблестном труде на току совхоза имени Пушкина так образно, так красочно пишет газета «Иртышский колхозник». Всего две желтых странички, а сколько информации! О том, как в 6 утра объявляется подъём, и «С шутками и смехом из палатки выбегают юноши и девушки. (м-да, спали, выходит, под общимодеялом? – Э.К.) После утренней физзарядки и туалета, бодрые и жизнерадостные они рассаживаются за столы и с аппетитом принимаются за завтрак…» А затем «…Весь день на току кипит напряжённая работа. Легко и радостно трудиться в дружном коллективе . Лёгкий ветерок чуть колышет красный вымпел».

И лирическая концовка очерка «Им есть чем гордиться»: «…Багряное солнце давно уже спряталось за горизонтом. По-прежнему кипит работа на току. И только в 12 часов ночи на стане наступает безмолвная тишина. Перед отбоем все выстраиваются на линейку. Юрий Андреевич Красин сообщает результаты работы.» А дальше – несколько фамилий студенток–передовичек. И такая обидная оплошность печатного органа Иртышского РК КПСС и райсовета! Представьте, в списке лучших дев, ударно токовавших в тот день, по халатности райгазетчиков упущена фамилия Шиманской (!) Возможно, в следующем номере были и поправка и извинения, не знаю. Но так хочется, друзья, в это верить!

О предводителе группы ленинградских студентов Юрии Красине Инна мне в другом письме рассказала. С ним, командиром отряда, они вместе учились, выпускали стенгазету, хлебали трудности. «Через много лет, - пишет Инна, - став моим ректором в Институте общественных наук, он… перестал меня узнавать! Прятал глаза. Наверное, опасался, что я у него что-нибудь попрошу. Вот ведь!»